Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится.
20 октября 2024 г. в 12:46
Маятник времен замри
Тишина цари над миром
— Здоровье Воланда! — воскликнула Маргарита, поднимая свой стакан. Молния мигнула за крошечным окном подвала, и тотчас предгрозовой свет начал гаснуть в глазах у мастера, дыхание которого спешно перехватило, предчувствуя скорый конец. Смертельно-прекрасно побледневшая Маргарита, беспомощно простирала к нему руки, перед тем как безвольно уронила голову на стол, сползая на пол. — Отравитель, — успел еще крикнуть мастер, пред тем как его рука беспомощно соскользнула со скатерти, и все окружавшее пространство окрасилось в черный цвет, а потом и вовсе пропало. Горе-писатель упал навзничь и, падая, рассек себе кожу на виске об угол доски бюро. Словно только сейчас, Маргарита перед его глазами лежала, уткнувшись лицом в коврик, а потом с легкой блаженной улыбкой уходила по берегу к вечному покою, под руку со своим мастером. Воланд дернулся, выныривая из сна. Контраст безжизненных и в то же время опыленных счастьем глаз Маргариты Николаевны задержался в его сознании, оседая дымкой тяжелого дурмана в груди. О ноги терлись демоницы, излюбленно разгуливающие в кошачьих обличьях. — Мессир, — тянули они в разнобой, как тянули каждую весну на протяжении уже как сотни лет, — когда же будет бал, мессир? Дернув ногами, отчего суккубихи разбежались в разные стороны, с визгами растворяясь в темноте спальни, Воланд резко поднялся с ложа. У колена сразу же оказалась Гелла, накладывая мазь, длинными пальцами в пробегаясь вдоль стянувшегося болью сустава. — Они правы, мессир, уже девяносто пятый год как Вы не давали бал, — Фагот, что отказался от прощения. зашел в комнату совсем бесшумно. — Не твое то дело, думы Мессира, — с права от кровати так же оказался Азазелло, крутя в руках лезвие ножа, — Давно не видно твоего пособника Бегемота, Мессир, не кажется ли Вам, что снова они что-то замышляют? — И правда, не видно Бегемота, — Гелла прошептала, выдыхая последний воздух из легких. Длинные черные ногти вампирши зачерпнули из баночки еще варева, накладывая его на ногу. — Мессир! — Коровьев вновь вскинулся, наливая вина из графина, материализовавшегося на столе по взмаху руки. Он поднес Воланду кубок, в три погибели сгибаясь, бегающими глазами пытаясь поймать то один, то другой глаз господина. — Подданные беснуются, бала не было уже давно и весенние грозы скоро возьмут свой отсчет на убыль… Демоны рвутся на землю, Мессир, с такой силой, что сдерживать их становится все сложнее и сложнее, а новые души, что прибывают, с каждым годом все яростней и яростней. Воланд устало откинулся на скомканные грязные покрывала. Гелла испуганно оторвала руки от его колена. С того бала вольностей она себе больше не позволяла. Оставалась таким же украшением, музой его свиты, верной слугой, теперь уже почти пустой и покорной. Вампирша не выходила на землю долгие годы и довольствовалась лишь тем, что приносил ей, теперь вечно влюбленный и заискивающий Веренуха, имени которого Воланд уже не помнил. Головная боль мучила его самого, приходила ночами и при бодрствовании, отзывалась вспышками на всполохи глобуса, что был задвинут в самый дальний угол покоев и на погоду, что с каждым часом делало пекло еще жарче. — Готовьте бал, зовите гостей, — хрип позвучал угрожающе с наступлением новой вспышки мигрени, — а так же, — Мессир запнулся, и связки выдали неразличимый сип, — ищите королеву… Последний слог был заглушен грохотом дверей, которые страшно обвалились, впу ская в комнаты ледяной шквал ветра и крохотную, в сравнении с ними, тушу кота. Бегемот, обычно громадный, как боров, сейчас был не больше размером, чем полевка-мышь, а черная, как сажа шерсть в отдельных местах поседела, так, словно он вынес на себе что-то из того божественно прекрасного, обычно обещаемого светом. Даже его отчаянные кавалерийские усы безвольно повисли с обеих сторон морды. — Мессир, — обессиленный полу-рык полу-хрип, изданный на последнем издыхании, заставил Коровьева тут же подхватить ближайшего пособника на руки, осматривая его со всех сторон, с ужасом выдирая белесые волоски за ушами и задними лапами, — Королева… Я нашел! — речь была прервана воем, и Фагот получил острыми когтями по лицу, от чего Бегемот был тут же спущен с рук. Ударившись об ледяной пол, он бесшумно завозился, переворачиваясь на пузо, — я ее нашел, Мессир.Тысячи дорог
Бросит за порог
Мне вьюга,
Путая пути,
Что там впереди?
Весенний Петербург был малоприятным местом. День через день на разные части города обрушивались ливни, само небо, не желая пропускать даже крупицы тепла на улицы, стабильно сохраняло разные оттенки серого и накрапывало. За большим, отреставрированным недавно библиотечным окном университета громыхнуло, заставляя юношу, чьи глаза уже желали выпасть из глазниц от обилия ятей на окончаниях букв, оторваться от учебника и проследить разрезавшую небо молнию. — Гош? Ответом ему стало шуршание ручки по блокноту и невнятное мычание. Он обернулся. Собеседница не собиралась отрываться от книги, придерживая ее смешно перекрещенными пальцами так, чтобы в любой момент иметь возможность перелистнуть хрестоматию на комментарии авторов и обратно. — Гоша, может хватит на сегодня? — он толкнул ее локтем, от чего неостанавливающиеся пальцы, что со скрипом сжимали ручку, оставили в конспекте уродливый росчерк. — Перед смертью все равно не надышишься. — Что значит «хватит», Валя? — серо-голубые глаза обвинительно уперлись в него и молодой человек почувствовал, как дуемся грудь от победы. Если он отвлек ее, значит, к работе она уже не вернется. И он был прав. Недовольно дописывая предложения, с разочарованием отмечая испарившуюся из головы мысль, она встала, захлопывая блокнот. — Я скажу тебе завтра «хватит», когда Ивпатов отправит нас в веселое летнее путешествие под названием «пересдача»! — юноша начал тихо заваливаться на бок от хохота, — Чего ты смеешься? — зашипела она, ударяя его блокнотом, — Он отправляет на пересдачу восемьдесят процентов курса, требует от нас знания зарубежного средневековья так, словно мы жить в нем должны ежесекундно! Дополнительную литературу, — она недовольно захлопнула и постучала ручкой по монографии — мы обошли с тобой три библиотеки, чтобы ее найти, и то на руки ее не выдают, потому что издание дореволюционное! Экзамен завтра, а он смеет говорить мне «хватит»! Закинув сумку на плечо, Маргарита подхватила книги и направилась к стойке, передавая экземпляры и читательский билет библиотекарше. Та тут же ревниво спрятала хрестоматии под стойку и пикнула устройством штрихкод на билете с противным «сдано». От очередного раската грома свет в огромном пустом помещении библиотеки мигнул разнобоем лампочек, заставляя девушку прикипеть глазами к творящемуся на улице. Молнии сверкали где-то в далеке, а раскаты создавали неповторимую мелодику грохота, который проникал в любые шумоподавители наушников с необычайной легкостью. Если на деревьях где-то и успела появится листва, то после сегодняшней грозы она снова облетит, оставляя своих обладателей девственно обнаженными. На негромкое покашливание Маргарита опомнилась, оборачиваясь к сокурснику и позволяя тому помочь ей с пальто. Из корзины на полу она ловко вытащила ярко-бордовый зонт и, оказавшись на улице, поняла, что смысла в нем нет — только если она хочет каждые пять минут вправлять его в положенное состояние. — Сегодня на метро? — Валентин, выныривая из-за ее спины, запахнул ворот покрепче. Маргарита недовольно кивнула, морщась от ветра и махнула рукой на быстрое прощание — Вале до дома было идти меньше десяти минут, а от самого университета — чуть больше пятнадцати. В такие моменты, она, переехавшая чуть больше двух лет назад из небольшого городишки, о котором даже вспоминать не хотела, искренне завидовала другу. Самой ей тоже было чем вызывать у других зависть — совсем недавно ей удалось выкупить небольшую квартирку не так далеко от центра города — дворы в ее районе все еще закрывались на большой амбарный замок по ночам — она все это время снимала ее у одной пожилой дамы, не захотевшей отписывать обиталище неблагодарному внуку и отдавшей его в руки правильной и «точно сохранящей ее историческое наследие и вид» студентке филологического факультета. Гоше и правда нравился ее маленький островок спокойствия в Петербурге: чуть больше сорока квадратных метров с кухней и раздельным санузлом, сохранившиеся с дореволюционных времен мебель и оконные рамы, просторный двор и приличные соседи, большинство из которых были пенсионеры, к которым изредка на выходные привозили внуков, и то, чаще всего дом пустовал — в хорошую погоду все отбывали в свои дачные резиденции. — Ой! — вскрикнула девушка, ощутив, что нога поехала куда-то в направлении большой черной лужи, ведя за собой тело, а руки, неловко придерживающие зонт и сумку с конспектами, не могли помочь ей в обретении равновесия. — Что же вы так, Маргарита Александровна! — чья-то сильная ладонь схватила ее под локоть и вытянула из грязи на асфальт, — так не поздно и убиться насовсем! — Прошу прощения? Благодарю Вас… — Гоша еле обрела равновесие и стряхивая с пальто капельки грязи, подняла голову на спасителя. Тот был ярко рыж и невысок. В тон строгого серого костюма носил смешную шляпу-котелком и вырвиглазный галстук красного цвета в белую полоску — несмотря на сумрак улицы тот почти светился. Гоша выпрямилась. Противным набатом имя-отчество скрежетало у нее в голове, а шестеренки памяти крутились, пытаясь понять, откуда она могла знать этого человека. — Чем я могу Вас… — успела протянуть Маргарита, но визг автомобильных шин справа от нее заставил испуганно обернуться и проводить взглядом серый седан, который занесло на повороте. Когда Маргарита обернулась, своего спасителя она не нашла. Девушка непонимающе покачала головой, стряхивая нахлынувшее внезапно чувство тревоги и нырнула в арку, открывая калитку своим ключом, тут же ее захлопывая. Большой клен, растущий по середине двора, выглядел угрожающим черным пятном на фоне темно-серого неба. Взбежав по лестнице парадной, Гоша устало уронила себя на пуф в коридоре. В квартире, после прошедших двухнедельных войн с котом, было непривычно и подозрительно тихо. Щелкнула чайником на кухне, разложила на столе книги и сверилась с часами и оставшимся объёмов конспектов, которые оставалось впихнуть в свою голову — в идеальном балансе они не сходились. Одного было слишком мало, другого — достаточно много. По результатам внутреннего перетягивания каната между здравомыслием и реальностью, победила последняя и встреча со сном, как с оставшимся на стороне проигравших, была перенесена на послеобеденное завтра. Погрузившись в тексты конспектов — рутина перед сессией всегда была обыденна, и стачивая, вместе с постоянно сменяющим пакетики чаем, шоколадку, Гоша не замечала, как летит время. Когда число выученных билетов перевалило за золотую середину, в дверь ее квартиры настойчиво постучали. Маргарита подпрыгнула на стуле, сосредотачивая взгляд на часах — половина десятого. Смутные представления о визитере не давали вариантов, кроме одного. — Что случилось, Екатерина Валерьевна? — уже открывая дверь, громко и устало вопросила девушка, но на половине фразы запнулась, — Вы? Тот самый рыжий мужчина с, теперь как она разглядеть, немолодым, перекошенным вправо лицом, стоял на ее лестничной клетке и клыкасто улыбался. — Добрый вечер, Маргарита Александровна, — он почтительно склонил перед ней котелок, отчего девушке стало чуть неловко. — Прошу вас не смущаться, это ведь вы так хотели узнать, чем можете отблагодарить меня за помощь. — Верно, — так и не пуская подозрительного гостя на порог, Гоша, вновь услышав резанувшее по ушам имя-отчество, оперлась плечом в дверной косяк, — и чем же, я могу помочь Вам, позвольте узнать? — спрашивать незнакомца о том, откуда он узнал ее адрес, и, совсем мелочь по сравнению с этим, ее имя и отчество, казалось боязным. — О, право-слово, прошу вас не пугайте-с, — протянул незнакомец, сверкая разными глазами, один из которых, в свете постоянно перегорающей лампочки парадной казался ей белым, лишенным всякого намека на зрачок, — всего лишь был прислан сегодня для приглашения в гости. — Гости? — она неожиданно самой для себя фыркнула. Образ Ивпатова, расписывающим своими кривыми пальцами у нее в зачетке емкое «незачет» мелькнул у нее перед глазами, и девушка повела плечами. — Была бы рада согласится, но не сегодня — увы. — глаза рыжего недовольно сощурились, а котелок вернулся на прежнее место. Чуть ковыляя, он подошел к ней ближе, отчего серо-голубые глаза на мгновенье расширились. — Драгоценная Маргарита Александровна, — хриплый голос раздавался в голове, как ей казалось, минуя уши, — уверяю Вас, после сегодняшней ночи вас больше не будут беспокоить подобные мелочи. И, — голос запнулся, — о чем вы думаете таком. Позвольте же узнать! Какой век! Сплошные предрассудки! ТО, что успело пронестись у Гоши в голове во время его слов, касалось последних новостей из мира «современной молодежи», о бескультурии которой она имела возможность слушать каждый раз, когда задерживалась в университете и оказывалась дома в «золотой час» — когда все бабушки их двора собирались перед вечерним выпуском новостей, чтобы обсудить обеденный. — В таком случае, прошу Вас в мою голову совершенно не лезть! — она сама уже успела потеряться в пространстве вместе с нитью разговора. Странный собеседник начинал вызывать в ней злость и раздражение, что начинало клубиться в душе грозовыми тучками. Только те крохи благодарности, оставшиеся после спасения ее пальто от встречи с лужей, заставляли ее сдерживаться. — И, будьте так добры, представьтесь же наконец! Собеседник цыкнул недовольно в собственный котелок, пробормотав что-то неразборчивое о женском любопытстве: — Зовут меня Азазелло, но ведь все равно вам это ничего не говорит. — он смотрел на нее чуть насмешливо, от чего Маргарита выпятила грудь колесом и сложила под ней руки. — Хорошо, — она снова дернула плечами, и в голове демона нехотя мелькнуло недовольство о чрезвычайной разговорчивости королевы, — Азазелло, и кто же прислал Вас ко мне? — ее уважительность заставляла чувствовать себя Бегемотом, он хотел недовольно зашипеть, внутренне чувствуя бег ценно утекающего времени. — Почему именно я? — Вам все объяснят позже! Черт бы побрал Фагота, снова отправившего за вами меня! Трудный народ эти женщины! — он засунул руки в карманы, вынимая разбитый циферблат — Пусть бы ездил Бегемот, он обаятельный, да и тот без чувств… Поедите же вы или нет? — гаркнул он на нее под конец своей речи. Королева задумалась, бездумно уперев глаза в разбитую плитку парадной, одна из ее рук, скрещенных на груди поднялась к губам и провела по ним пальцами. Слишком юна. Сей факт в Азазелло ничего кроме неудовольствия не вызывал. Хуже юной могла попасться только еще одна влюбленная. Попытавшись пролезть в ее голову, демон удивлённо наткнулся на пустую стену, а потом и на серые с голубым паводком глаза. — Вы обещаете, что со мной не случится ничего из того, чем я Вас столь сильно возмутила? Азазелло зарычал: — Р-ручаюсь! Вы вернетесь домой в целости и сохранности! Ей! — хотел было сказать запретное слово, что за последние часы на земле обетованной он слышал как паразит более двух сотен раз, но сам же запнулся, вновь сокрушаясь, сквозь болезненную гримасу, — Надавать администратору по морде, выставить дядю из дому, или подстрелить кого-нибудь, отравить и далее, это моя прямая специальность, но разговаривать с женщинами? Слуга покорный. Ведь я вас полчаса уже уламываю. Так едете? — последнее он снова гаркнул, и краем слуха Маргарита уловила открывающуюся снизу дверь тети Кати. — Риточка, деточка, — голос женщины табуном мурашек пронесся по плечам Маргариты и отразившись от стен парадной, полетел вверх, — у тебя все в порядке? — Да, Екатерина Валерьевна! — поднимая руку, спешно прикладывая ее к губам хотевшего явно выкинуть какую-то оскорбительную глупость Азазелло, крикнула Маргарита и добавила шепотом. — Или заходите скорее или же идите восвояси! — Вы согласны или же нет? — продолжал шипеть с подергивающимся глазом Азазелло, не двинувшись с места. Маргарита заметалась в своей же голове и выпалила: — Согласна! Поеду я в гости! Говорите адрес! — Наконец-то — прошипел демон, — Держите! — в руки девушки был всунут бутылек крема, — Через полчаса! — он еще раз сверился с циферблатом и горячо затараторил, — Намажетесь этим на нагое тело и будете ждать моего звонка на стационарный телефон! Маргарита, гипнотизируя тяжелую золотую вещь в руках мыслями витала по квартире, вспоминая, что стационарный телефон вместе с швейной и печатной машинками стоял в кабинете, но в его подключении к сети она не была уверена. Желая сказать об этом, она было открыла рот. — И слушать не желаю! — оголтело помотал головой рыжий разбойник, — Вас заберут и доставят в целости и сохранности! И с тихими матами сбежал вниз по лестничной клетке. Маргарита захлопнула дверь и, бездумно сжимая в руках бутылек, прошла мимо кухни с разложенными конспектами — будь у нее сейчас все желание мира, она не смогла бы сосредоточится на них. Стерев с телефона — как она и думала, абсолютно ни к чему не подключенного, пыль, она положила перед зеркалом косметичку и бутылек и направилась в душ. За десять минут, коря себя всеми правдами и неправдами, обзывая себя дурой и глупейшей идиоткой, которая вместо подготовки к экзамену собирается сейчас заниматься черт знает — а именно он то и знает, чем! — Гоша сбрила и стерла с тела все, что только можно было. Открутив крышку у баночки крема, она почувствовала, как в легкие проникает легкий аромат болотной тины. Маргариты растерла желтоватую субстанцию меж пальцев и нанесла на тыльную сторону ладоней. Замечая, как мозоли, накусанные заусенцы и шероховатости, а также сухость от магнезии пропадает с кожи. На предплечьях и коленях при нанесении исчезали мелкие шрамы из далекого детства. С лица исчезли пигментные пятна, которые каждое утро напоминали, что загорать ей противопоказано. Темных кругов под глазами после крема тоже как не бывало — словно не вот уже как две недели кряду она не спит по три-четыре часа в сутки, чтобы все успевать. Безжалостно выпрямленные химией и кератином волосы — чтоб наверняка, вновь начали виться непослушными кудрями покрывая угловатые плечи и грудь. С легким хмыком, Гоша встала, чувствуя, как тело медленно взмывает к потолку и заливистый гогот накрывает изнутри, убивая всякую нервозность и мигрень, мучавшую ее. Безумие переполняло ее вместе с хохотом, пробираясь под кожу газированными пузырьками. Теперь плевать она хотела на завтрашний экзамен, на еще двадцать с хвостиком билетов по раннему ренессансу на Ивпатова, который расчеркнет ей неудом всю за два года наработанную репутацию и на соседей, что выскажут ей все, что додумают о ее «ночном безобразии!» Стационарный советский телефон, что она выставила в середину стола памятником своему неверию, разразился трелью. Она подлетела к нему, чуть ли не сбивая макушкой люстру: — Да? — собственный тембр напоминал ей лихого пьяницу. — Говорит Азазелло. — голос нового знакомого казался более чем удовлетворенным, — Вылетайте, сейчас же! Когда будете пролетать над собственным двором, крикните: «Невидима!» Времени разлетываться над городом нет, да и погода не подходящая, — за окном громыхнуло и капли остервенело забарабанили по стеклу — Летите сразу же к Медному Всаднику. Вас уже ждут! — Поняла! — трубка затихла и так и осталась лежать на столе. Отмыкая шпингалеты на рамах, Гоша услышала, как что-то рвется из коридорного шкафа, сметая все на своем пути — сдвигая к стене большое бюро, к ней подлетела старая метла, которой она изредка подметала лестничную клетку. Ухватив древко, Маргарита вскочила на подоконник — пятый этаж ее ни капельки не смущал — и выпорхнула в окно. — Невидима! — перекричала она громовой раскат, чувствуя, как по коже расползаются ледяные капли. В такую погоду ночной Петербург был безлюден — ни кошку, ни собаку хозяева из дома выгнать не смели, а те, кто волей судьбы оказался на улицах в такую погоду были либо нескончаемыми романтиками, либо безумцами — и те и другие были ослеплены и оглушены грозой. Маргарита же хотела ее перекричать: она кружила в небе, гоняясь за молниями. Вот, Петровский стадион и Тучков мост остались позади, уцепившись за шпиль Петропавловской крепости, она с гоготом отводила путавшиеся пряди от лица, любуясь на пенившуюся Неву — та тоже была свободна в своем ночном стихийном безумстве. На миг, веселье спало, словно напоминая о времени, и Маргарита перевела взгляд на небо, откуда, она была уверена, за ней наблюдала огромная красавица-луна. Петр Первый был на своем излюбленном месте. Замерев прямо пред его каменными глазами, она сощурилась, показывая язык и смешно качая пальцем, журя: — Ужо тебе! Сенатская пристань горела в молниях и была как никогда полна. Приземлившись на леденящий ступни гранит, Маргарита тут же была уведена в хоровод. — Как же неудобно в этом году, королева! — прощебетала ей нагая девушка, обвешанная тиной, изловчаясь и прикладываясь поцелуем к ее руке, — В городе так неудобно! Уж лучше б в Лисьем Носу! — Понимаю вас, дорогая! — ни разу не пившая Гоша, чувствовала себя так будто после стакана абсента ей всунули в руки фужер шампанского. — Еще и погода ни к черту! — Согласна! Согласна с вами королева! — другая русалка перекрутила Маргариту вокруг своей оси и толкнула в другую часть хоровода, — Черти то и делают, что молнии гоняют! Нет бы внимания… — она кокетливо моргнула глазками огромному борову с ветвистыми рогами, что вынырнул из темноты ночи. — Светлая королева Марго! — пробасил черт, подходя ближе с намереньем приложиться к ее руке, но Маргарита с хохотом оттолкнулась от его груди, кружась в середине хоровода как новогодняя ёлка. Черту, это, по всей видимости польстило. Он расплылся в блаженной ухмылке, но тут же оправился. — Милостивая королева, экипаж подан. Полночь близится. Последняя фраза раздалась над Невой тысячами голосов, и на площадь с визгом шин вылетел черный лимузин. Мгновенно вынырнувшие к нему из темноты чертята распахнули перед Маргаритой двери, а русалки, мягко подводя под руки, усадили на заднее сиденье. Правил баранкой длинноклювый ворон, что, предложив свое крыло, провел, клюнув странным поцелуем Маргарите по руке. — Как давно, светлейшая донна, — прокаркал он, вдарив по педалям. Ровное гудение машины, сухость и тепло которой окутали Гошу, с ног до головы продрогшую под ливнем, — все это убаюкивало ее, а лунный свет, показавшийся, как только лимузин взмыл над облаками, приятно согревал. Закрыв глаза, она представляла, как снова будет ходить по знакомым улицам, каждый день выходя из университета будет видеть купола Исаакиевского собора, представляя под ними Медного всадника, и боле не увидит там хороводов. После всех волшебств и чудес сегодняшней ночи она уже догадывалась, к кому именно в гости ее везут. Несмотря на эту догадку, Гоша считала себя безумной сумасшедшей и готовилась проснуться в психбольнице. Стоило машине сесть, как дверь нетерпеливо открылась: — Наконец-то, Маргарита Алексанна! — костлявая рука Азазелло, за которую она тотчас же ухватилась, вылезая из теплоты и сухости автомобиля, заботливо прихватила ее метлу под подмышку. Маргарита не могла даже предположить. Где она оказалась — вокруг царила абсолютная темнота. Ни звуков, ни запахов, ни шорохов — ничего она в ней не слышала. Словно существовала только необыкновенная невидимая, но хорошо ощущаемая Маргаритой бесконечная лестница. Но тут, неожиданно, подъем кончился, а впереди мелькнул мелкий луч света. Гоша поняла, что стоит на площадке в полном одиночестве. Огонек приблизился почти вплотную, и девушка увидела освещенное лицо мужчины, длинного — намного выше чем она сама, и черного, держащего в руке эту самую лампадку. Белела только грудь, выделяясь из черного фрака безупречного классического костюма. Мигающее пламя отражалось в треснувшем монокле, лицо было венчано напомаженными подвитыми усами, которые, как казалось Маргарите, она уже где-то видела. Незнакомец смотрел на нее с безумным восхищением в глазах. — Ах! Алмазная моя королева! — раскланялся он в ту же секунду, как встретился с ней глазами, — Разрешите мне представиться вам, — заскрипел он, склоняясь над ней, ведя под руку вперед, — Коровьев. Наслышан о вас! Так и знайте, весьма наслышан! И не верьте тому, кто будет говорить иное! Прошу вас, скорее прошу вас! Как бы не хотелось мне говорить с вами вечность, но к делу, к делу, Маргарита Александровна! Вы женщина весьма умная и, конечно, уже догадались о том, кто наш хозяин. — Имею определенную догадку. — вкрадчиво произнесла Гоша, оглядываясь вокруг в попытках уловить масштабы помещения, в котором находится. — Вот и хорошо, моя алмазная донна, вот и хорошо… — на мгновенье полймав чувство дежавю затянул Коровьев, но тут же осекся, — мы враги всяких недомолвок и таинственностей! Ежегодно мессир да-вал, — запнулся он, возведя глаза к темноте, — один бал. Он называется весенним балом полнолуния, или балом ста королей. Народу! — тут же он ухватился за щеку, как будто у него заболел зуб, — Впрочем, я надеюсь, вы сами в этом убедитесь. Так вот-с: наш мессир холост, как вы, конечно, сами понимаете. Поэтому нам нужна хозяйка, — Коровьев развел руками, — согласитесь сами, без хозяйки… Гоша слушала слова Коровьева и с сердца спадал незаметный камень — все было не так ужасно, как она успела себе понапридумывать, и теперь ей было абсолютно до смешного понятно яростное возмущение Азазелло и его торопливость. До полночи оставалось не так много. Внезапно, она поняла, что Коровьев вот уже несколько секунд сверлит ее вопрошающем взглядом. Она ответила таким же, видя его неудовольствие. Слишком задумчивая донна. — Установилась традиция, — пряча глаза, продолжил Коровьев, — хозяйка бала должна непременно носить имя Маргарита, во-первых, а во-вторых, она должна быть местной уроженкой. А Вас, как изволите видеть, мы обнаружили в Петербурге. Какая удача! С недавних пор же, королева, — тут Коровьев с отчаянием хлопнул себя по ляжке, вновь осекшись — должна быть королевской крови… — Королевской крови? — фыркнула Маргарита, насмешливо расцветая снисходительной улыбкой. Коровьев выразительно ухмыльнулся, наклоняя стан, заставляя сердце Гоши похолодеть. — О, королева, поверьте, вопросы крови есть самые запутанные вопросы в мире! — вскричал Коровьев, обижаясь на ее неверие, — Но будем совсем кратки, время бежит, королева! Вы не откажетесь принять на себя эту обязанность? — Не откажусь, — со смехом пожала она плечами. Собственная небрежность ее пугала, мигая красной лампочкой на задворках разума. — Тогда идемте же, королева! И не бойтесь, — сладко успокоил ее повеселевший Коровьев, подхватывая Гошу за руку — И вообще я позволю себе смелость посоветовать вам, Маргарита Александровна, никогда и ничего не бояться. Это неразумно. Бал будет пышный, не стану скрывать от вас этого. Мы увидим лиц, объем власти которых в свое время был чрезвычайно велик. Но, право, как подумаешь о том, насколько микроскопически малы их возможности по сравнению с возможностями того, в чьей свите я имею честь состоять, становится смешно и, даже я бы сказал, грустно. Маргарита сильнее придалась к руке Коровьева, внезапно думая о своей наготе, впрочем, тут же откидывая эти мысли. Она мотнула головой, скрывая грудь обсохшими вьющимися волосами, под легкий смешок Коровьева. — Мы пришли, о светлая донна. Маргарита внезапно заметила лежащую на полу перед нею полоску света под темной, словно ночь, дверью. И в эту дверь Коровьев тихо простучал замысловатый ритм. Тут ее внезапно охватило легкое волнение. Она услышала сердце в собственных ушах. Дверь раскрылась. Комната, в которую Коровьев подтолкнул ее, оказалась совсем небольшой. Маргарита увидела широкую дубовую кровать, идеально заправленную. Перед кроватью стоял дубовый, на резных ножках, стол, на котором помещался канделябр с гнездами в виде когтистых птичьих лап. В этих семи золотых лапах горели толстые восковые свечи. Кроме этого, на столике была раскинута большая шахматная доска с фигурками, необыкновенно искусно сделанными. Таких она еще не видела. На маленьком вытертом коврике стояла низенькая скамеечка. Был еще один стол с какой-то золотой чашей и другим канделябром, ветви которого были сделаны в виде змей. В комнате пахло серой и смолой, тени от светильников перекрещивались на полу. В середину, занимая почти все пространство был выдвинут глобус. Оглянув присутствующих Маргарита сразу же, вместе со вздохом облегчения, что вырвался из груди, узнала Азазелло, теперь уже одетого в чернейший фрак и стоящего у спинки кровати. Принарядившийся, он уже мало походил на того разбойника, в виде которого являлся в парадной, и поклонился он ей чрезвычайно галантно, вызвав смешок. На ковре, сидя на коленях, другая обнаженная до гола женщина невиданной красоты, склонилась над небольшим котелком, из которого валил серый едкий пар. Ее кудрявые рыжие волосы, стекая до плеч казались тусклыми. Она, подняв на вошедшую глаза, как-то грустно сжалась, но привстав, поклонилась, впрочем, тут же возвращаясь к котлу. Маргариту внезапно одолело желание подойти ближе и сложить голову ей на плечо в знаке невидимой поддержки. Небольшая банкетка по другую сторону кровати была пуста, хотя предполагала еще одного участника партии. Когда же в свете двух канделябров Маргарита перевела взгляд на кровать, ее сердце замерло. На белом полотне раскинулся на подушках Мефистофель Марло. Два глаза уперлись ей в лицо. Правый с золотою искрой на дне, сверлящий любого до дна души, и левый — пустой и черный, походил на узкое игольное ухо, затягивая в себя как выход в бездонный колодец всякой душевной тьмы. Лицо властителя теней было очерчено острыми скулами, словно одетое в белесую маску правый угол рта оттянут к низу усмешкой, высокий, кажущийся бесконечным лоб еще сильнее удлиняла прическа — седые длинные волосы были собраны в низкую косу. Кожу на лице его как будто бы навеки сжег загар. Еще разглядела Гоша на раскрытой бархатным алым халатом безволосой груди дьявола искусно вырезанного из темного камня жука на золотой цепочке. Она пересеклась с ним глазами, утопая в темноте, изучая его так же, как и он изучал ее. Без слов и лишних жестов. В момент, когда внезапно ее душу начала заполнять тоска, влекущая за собой неописуемое одиночество, контакт прервался. Из Маргариты будто душу вынули и вернули обратно. — Располагайтесь, королева. — произнес он хриплым голосом, указав пальцами, увенчанными перстнями на край дубовой кровати и тут же прикрикнул, ударив шпагой, прислоненной к столу, по полу. — Сейчас же вылезай из-под кровати, окаянный! И поприветствуй королеву как полагается! Мало того, что стащил с доски обоих королей! Маргарита усмехнулась, и вместо того, чтобы принять приглашение, решила расположиться по-своему. Она прошла к большому глобусу, что с одной стороны был ярко освещен светом, а с другого — обращен во тьму. Воланд взирал, нахмурившись, как Маргарита замерла пред земным шаром. Мысли текли ленивым потоком в ее голове, так, словно совсем не беспокоило ее то, что она видела. Комната замерла, напряженно наблюдая за неповиновением мессиру, в то время как он сам блуждал в голове гостьи, не сводя с нее глаз. Вот — она наблюдала умывающийся весенней и яростной, шумной, будто тысяча оркестров заиграли в разнобой в один момент, грозой Петербург, вот — смотрела на вечно засушливую Москву, впрочем, не задержавшись на ней лишней секунды. Вот ее глазам предстали жаркие точки гор, где люди стреляли друг другу в спины и царствовал, разрывающийся в последние годы между юго-западом и югом, Абадонна. Королева грустно усмехнулась и украдкой утерла готовую сорваться с ресниц левого глаза слезу. Конечно же, все всё заметили. Наконец, из-под кровати вылез, как и тогда, напяливший нелепую бабочку и напудривший золотом усы Бегемот. Маргарита обмерла, широко раскрывая глаза. Кот же старался моргать настолько, насколько это только можно было — невинно. Стоило ей сделать в сторону его шаг, как Бегемот, с воплем «Сдаюсь и каюсь, о мой мессир, только не отдавайте!» вновь скрылся под позолоченными кисточками покрывала. — А я все гадала, почему об кота сломалась швабра… — протянула Маргарита Александровна, поднося в задумчивости ладонь ко рту, тут же отдергивая, сдерживая привычку кусать фаланги пальцев. Азазелло смешно крякнул, осознавая причину седины Бегемота и прокомментировал, сверкая клыком: — Об этого негодника может обломится целый шифоньер, моя королева! Его вскрик был заглушен тихим злобным шепотом: — Итак, моя королева, — разные глаза были готовы ее поглотить, — рекомендую Вам мою свиту: с Бегемотом, Коровьевым и Азазелло Вы уже знакомы. Служанку мою, — Маргарита перевела взгляд на женщину, что переставила чашу с мазью на маленькую скамеечку, — Геллу, — та вздрогнула чуть заметно, поднимая на Гошу свои залитые тусклой зеленью глаза, — тоже рекомендую. Расторопна, понятлива, и нет такой услуги, которую она не сумела бы оказать. — Приятно познакомится, благодарю за рекомендацию, мессир. — Гоша склонила голову, впервые обратившись к хозяину комнат за этот вечер. Их взгляды вновь слились в одно, и она ощутила легкую заинтересованность в себе. Ее будто ощупывали с ног до головы изнутри. — Прошу прошения великодушно, что прерываю, мессир, — Коровьев позади нее материализовался совсем уж тихо, прерывая затуманивший сознание поток эмоций. — Но полночь приближается, королеве пора готовится к балу. — Итак, прошу Вас! — Воланд поднялся с места, делая шаг к глобусу, — Заранее благодарю Вас. Не теряйтесь и ничего не бойтесь. И, — фраза прозвучала снисходительно, — ничего не пейте, кроме воды, а то вы разомлеете и принимать гостей Вам будет трудно. Пора! Полночь приближалась, и свите пришлось поторопится. Гоша смутно различала в темноте хоть что-нибудь. Запомнились ей свечи и самоцветная купальня, переливающаяся всеми оттенками радуги. Стоило ей только стать в нее, как Гелла и помогающий ей Коровьев окатили Маргариту какой-то горячей, густой и красной жидкостью. Смутное предположение о том, что омывали ее кровью, она решила оставить только предположением в своей голове, ничего ни у кого не спрашивая. В стойкости своей психики она, почему-то перестала быть уверена. Кровавая купальня сменилась другою — столь же густой, прозрачной и отвратно пахнущей маслом. В ней Гелла практически утопила Маргариту. Очнулась она только на хрустальном ложе, где ее до блеска стали растирать какими-то большими зелеными листьями. Неожиданно у ее ног оказался кот, что имел наглость жить с ней под одной крыжей боле чем почти две недели, и стал помогать. Он уселся на корточки у ног Маргариты и стал натирать ей ступни с таким видом, как будто чистил сапоги на улице. — Надо, надо терпеть, моя королева, — мурлыкал кот, после вталкивая белые ступни в железную обувь, безжалостно затягивая на голеностопах металлические пряжки, — Они делались по ноге одной китайской принцессы. — Нечисть поганая! — вскрикнула она, как только почувствовала, как суставная боль волной поглощает пальцы ног. — Надо было сломать об тебя табурет! Какая-то сила вздернула Маргариту и поставила перед зеркалом, и в волосах у нее, разрезая кожу головы мелькнул терновый венец, тут же впившийся в кожу лба. — Хотите отказаться, королева? — Гелла, возгрузившая его на голову Маргарите, лукаво улыбнулась. На что получила шепелявое и ядовитое «нет». Откуда-то явился Коровьев и повесил ей меж грудей, заботливо поправляя рыжеватые пряди, тяжелое в овальной раме изображение черного пуделя на тяжелой цепи. Та тут же стала натирать шею и тянуть осанку вниз. Зато, Гоша заметила внезапную почтительность, с которой обратились к ней Коровьев и Гелла. С лица служанки тут же спала всякая спесь, она согнулась в почтительном поклоне, прислонив руки к груди. — Разрешите, королева, — поправив давящую цепь, Коровьев смотрел на нее с глупым благоговеньем, — Вам дать последний совет. Среди гостей будут различные, ох, очень различные, но никому, королева Марго, никакого преимущества! Если кто-нибудь и не понравится… Я понимаю…. Надеюсь, что Вы, конечно, не выразите этого на своем лице… Нет, нет, нельзя подумать об этом! Заметит, заметит в то же мгновение. Нужно полюбить его, полюбить, королева. Сторицей будет вознаграждена за это хозяйка бала! И еще: не пропустить никого. Хоть улыбочку, если не будет времени бросить слово, хоть малюсенький поворот головы. Все, что угодно, но только не невнимание. Они ждали Вас слишком долго. От невнимания, без любви, они захиреют… Легко кивнув, насколько это только было возможно. Она схватилась за руку Коровьева и шагнула в темноту.Безумствует ад!
До торжества осталось так немного!
Мне всё известно наперёд,
Чья в этот раз возьмёт…
— Бал! — раздалось громогласное Бегемота, который с восторгом крутился под ее ногами. От этого ей стало чуточку легче. Духота в груди тотчас сменилась прохладою бального зала с колоннами из какого-то желтоватого искрящегося камня. Тут Коровьев выпустил руку Маргариты и шепнул: — Прямо на тюльпаны! Невысокая стена белых тюльпанов выросла перед Маргаритой, а за нею она увидела бесчисленные огни в колпачках и перед ними белые груди и черные плечи фрачников. Тогда она поняла, откуда шел бальный звук. Вместо огромных, привычных ей в театрах стереосистем, на девушку обрушился рев труб, а вырвавшийся из-под него взмыв скрипок окатил ее тело табуном мурашек. Оркестр, человек сотни, играл полонез. Дирижер обернулся к ней, страшно склоняя голову, и Гоша поняла, что портреты не врали: — Приветствую короля вальсов! — ее голос колокольным набатом заглушил музыку, и оркестр, повинуясь безумным глазам Иоганна Штрауса, трахнул с новой силой. Она с остервенелым любопытством оглядывала и улыбалась каждому в составе оркестра, отчего он звучал, грозя разорвать барабанные перепонки. Позади нее гордо выпятил грудь Бегемот, насмешливо глядя на удивленных Азазелло и Фагота. Это я нашел королеву. Полонез дул королеве в спину, когда она вместе со свитой приземлилась на площадку, неожиданно залитую светом. Маргариту установили на место, и под левой рукой у нее оказалась низкая аметистовая колонка. — Руку можно будет положить на нее, если станет очень трудно, — шептал Коровьев. Бегемот кинул ей под ноги белоснежную подушку, выставляя на ней ее ногу, создавая сгиб в колене, и сам улегся на нее, подпирая морду лапой. Под ногами распростерлась длиннющая лестница, покрытая алым ковром. Гоша оглянулась. Коровьев и Азазелло стояли возле нее в парадных позах, задирая вверх носы. Рядом с Азазелло встали тихими тенями еще трое молодых людей, чем породили в ее душе смутную догадку — но чтобы уверится в ней их должно было быть четверо. — До полуночи не более десяти секунд, — нервно поправив галстук, сглотнул Коровьев, теребя монокль, — сейчас начнется. — Как ловко мы успели! Как бы они ее не разорвали, Фагот, — обратился к нему Азазелло, косясь на громадный камин в самом низу. — Королева, моя алмазная королева, — коготки Бегемота прошлись под ее коленом, — молю Вас! Внимания всем! Эти десять секунд показались Маргарите чрезвычайно длинными. Сердце сделало три удара. На четвертый камин страшно громыхнул, перекрывая оркестр. Из него с жутким скрипом выскочила виселица с болтающимся на ней полурассыпавшимся прахом. Он сорвался с веревки, ударился об пол, и из него выскочил черноволосый красавец во фраке и в лакированных туфлях. Из камина выбежал полуистлевший небольшой гроб, крышка его отскочила, и из него вывалился другой прах. Красавец галантно подскочил к нему и подал руку нагой вертлявую женщине в черных туфельках и черными перьями на голове, и тогда оба, и мужчина и женщина, заспешили вверх по лестнице. — О каждом говорите мне хоть слово! — приказала Маргарита, с придыханием смотря на прибывающих гостей. — Как всегда первые! — тут же горячо зашептал ей на ухо Коровьев, — Господин Жак с супругой. Рекомендую Вам его, королева, прославился тем, что отравил королевскую любовницу, за то и был казнен! Не каждому такое дается! Пара почти бегом неслась к ней по лестнице, пока камин горел неистовыми всполохами. Уши Бегемота, при виде их частоты и обилия прижались к голове, а хвост нервно обвил икру королевы. — Лучше бы вы сломали об меня небоскреб, моя королева, чем принимать обезумевших от тоски гостей. Супруга господина Жака уже становилась перед ней на одно колено и, бледная от волнения, целовала колено Маргариты. — Королева, — бормотала супруга господина Жака. — Королева в восхищении, — кричал Коровьев, но та не двигалась с места. — Королева… — тихо сказал красавец, господин Жак, прислоняясь к ее руке. — Мы в восхищении, — завывал кот. Пара не двигалась, глядя на королеву благоговейно и чуть подрагивая мертвыми телесами. — Веселитесь, господа! — с силой махнув рукой, Маргарита удостоилась восхищенных стонов. Коровьев и Азазелло со страхом переглянулись. Молодые люди, спутники Азазелло, улыбаясь безжизненными, но приветливыми улыбками, уже теснили господина Жака с супругою в сторону, к чашам с шампанским, которые разлетались мухами по залу. По лестнице поднималась вверх бегом вереница гостей. Гоша расправила плечи, побеждая тяжесть медальона. Со лба на бровь скатилась капелька крови, которую тут же спрятал в белоснежном платке Фагот. Прикрыв глаза, она мантрой постаралась убедить себя, что венец — ее повседневная головная мигрень, вызванная ранними подъемами и сбитым, некогда не существовавшим режимом, изображение пуделя — ее извечная сумка с тоннами учебников и словарей, которые в электронном формате ею не воспринимались, а туфли? А что туфли? Обычные скальники! Не боле! Каждому из гостей она приветливо улыбалась, слушая краем уха то шепот Бегемота, то Коровьева — подсказывающего, кто был кто. Маргарита заливалась смехом, скалясь от восторга, когда кто-то из гостей в порыве эмоций, адски задерживая очередь, начинал рассказывать ей анекдот, аналогичный такому же, который она слышала пятнадцать гостей назад. Коровьев начинал шепотом стонать о заторе, всадники апокалипсиса любезно подталкивали их к зале, и Маргарита помогала им, изредка кладя на фрак самым настойчивым руку, горячо шепча о том, что эта шутка была лучшей, что она услышала этой ночью. Опьяненные таким открытым вниманием, гости растекались по ковровой дорожке, с восхищёнными придыханиями утекая к фонтанам с ликерами. Пальцев на ногах Маргарита уже не чувствовала, ровно, как и поясницу, которая доселе оставалась единственной подпоркой ее бренного тела. — Королева в восхищении, — басил за ее плечом даже Азазелло. — Я восхищен, — вскрикивал изредка кот. — Маркиза, — неустанно бормотал Коровьев, — отравила отца, двух братьев и двух сестер из-за наследства! Королева в восхищении! Госпожа Минкина, ах, как хороша! Немного нервозна. Зачем же было жечь горничной лицо щипцами для завивки! Конечно, при таких условиях зарежут! Королева в восхищении! Королева, секунду внимания: император Рудольф, чародей и алхимик. Еще алхимик — повешен. Ах, вот и она! Ах, какой чудесный публичный дом был у нее в Страсбурге! Мы в восхищении! Московская портниха, мы все ее любим за неистощимую фантазию, держала ателье и придумала страшно смешную штуку: провертела две круглые дырочки в стене… — А дамы и не знали? — спросила Маргарита. — Все до единой знали, королева! — засмеялся кот, покатившись по подушке, отчего в пальцах Маргарита вновь ощутила боль, от которой захотела взвыть. — Я в величайшем восхищении! — вместо улыбки серо-голубые глаза, что успели превратиться за церемонию приветствия в льдинки айсбергов, выдали приветственный оскал. Голова шла кругом, но каждый раз из собственного упрямства и любопытства она ждала знакомого имени, и упивалась восторгом гостей, которые слышали о себе из ее уст даже очевиднейший, крошечно-незначащий факт. — Луций Сергий Катилина, моя королева! Королева в… — Неужели тебя не встревожили ни ночные караулы на Палатине, ни стража, обходящая город, ни страх, охвативший народ, ни присутствие всех честных людей, ни выбор этого столь надежно защищенного места для заседания сената, ни лица и взоры всех присутствующих? — толстого вида мужчина поднял голову от ее руки, глядя мертвыми глазами прямо в ее, находясь почти в предобморочном состоянии, — Я в восхищении! — Переборщите так, королева, — гнусавил Азазелло, — так они совсем размякнут! Веренице не было конца, но ни одному из ее звеньев Гоша не выказала равнодушия, не показала усмешки и издевки. Она желала рухнуть, и помогала ей этого не сделать рука Азазелло, который изредка, когда королева начинала горбить спину, касался ее разгоряченного тела ледяными костяшками пальцев. Спина тут же натягивалась под гнетом тяжелого медальона, словно струна скрипки под смычком. Где-то в середине вечера она перестала чувствовать правое колено, то, которое целовали, и боялась опустить на него глаза. Коровьев, достаточно потрепанный, смотрел на нее с нескрываемым восхищением. Сама же Маргарита уже перестала обращать на происходящее вокруг всякое внимание. Ее глаза страшно расширялись при виде каждого гостя, она, напрягая уже мышцы не только предплечья, но и страшно дрожащего плеча, подавала руку для поцелуев. Она украдкой думала о том, что после подобного приема, защитить через пару лет курсовую, а после и дипломную работу для нее станет плевым делом. Неожиданно для нее самой поток гостей иссяк. Вот, только что Коровьев представлял ей вампирскую шайку Брокенских гуляк, и... все? Подтвердив ее мысли, свита тот час же перенесла ее обратно в купальни, где она самовольно нырнула в кровавую массу, откуда через секунду вылавливала, волоком таща на ложе Гелла, чьи руки уже более милосердно растирали ее тело и воздвигали на голову венец. Когда кот во второй раз впихивал ее ноги в железное орудие пыток, Маргарита, не сдерживаясь, и периодически крича Гелле, поправляющей венок «Это не тебе!», орала на него благим матом. Второй выход взбодрил ее чуть больше — она облетала залы, вновь зацепляясь языками с каждым их гостей, выслушивая тосты за свое здоровье. В конце концов, Коровьев подтолкнул ее в середину зала. По залу пробила полночь, которая, как казалось Маргарите, била еще три часа назад. Зал затих. В его тишине слышался звон каблуков и на возвышение центра, к ней, вышел хозяин. В точеном, темном, громыхающем доспехе он двигался чуть механически, подволакивая больную ногу. С пояса свисала до пола шпага. Дальнейшее из сознания Маргариты стремительно ускользнуло — Гелла поднесла мессиру черный как смоль кубок, Азазелло приволок откуда-то из темноты кого-то, чье лицо ей было смутно знакомо, но вспомнить откуда — она не могла. Из интернета, может? На лица она обладала хорошей памятью. С громким хлопком из груди смертника брызнула кровь, и Коровьев протянул наполненный кубок Воланду, который переняв его из рук, стремительно прочеканил: — Я пью ваше здоровье, господа! — хозяин бала коснулся губами чаши и в мгновение оказался пред Маргаритой. Приказ, последовавший, прозвучал пренебрежительно, — Пей! Упрямый взгляд исподлобья заставил Воланда на мгновение осечься. Он захотел, вопреки приличию стереть очередную кровавую дорожку с ее лба, облегчить муку. Но он знал, что и так та скоро закончится. Непокорная Маргарита вырвала кубок из его рук, наступая на хвост надоедливому Бегемоту, что-то бормочущему на уровне пола, и поднимая бокал над головой выкрикнула: — Здоровье Воланда! Как только она сделала глоток — колючий венец распался, слетая с ее головы, ужасный медальон перестал чувствоваться на плечах и разжались стальные оковы, преобразовываясь в легкий каблучок. Из женской груди вырвался пьяный выдох, губы налились розовым цветом. Воланд не сводил с ее, отдавшей Геле кубок, глаз. По залу раскатились первые аккорды танго, и королева, скинув изящные туфельки, упорхнула от него, игриво ухмыльнувшись. Она утащила в танец Азазелло, что огромным от страха глазами неловко кружил ее то в одну сторону, то в другую, потом — она, белоснежной тогой покрывшей ее тело по мановению его руки, кружила меж гостей, оказывая внимание то дамам, то кавалерам. Воланд дивился ей. Знала ли новорожденная королева, что выходкой своей исполнила желание Геллы, что с сотню лет назад молила его танцевать с ней? Знала ли, что никому кроме него королевы ранее не оказывали внимания в танцах? Нет. Смотря на то, как она хохочет в объятьях преступников и разбойников, сыщиков и предателей, он убеждался, что нет. Взмахом руки, незаметным изменением хода танца, она оказалась в его руках. — Маргар-рита, — хрипло прорычал он ей в шею, склонившись, стоило ее спине прислонится к его груди. Миниатюрная королева. Девушка вздрогнула, и он не отказал себе в удовольствие залезть к ней в голову. Какой же он высокий. Скользнула быстрая мысль перед тем, как он столкнулся с льдистыми глазами. Маргарита тут же покорно прикрыла их, откидываясь к нему на грудь, ведя своим телом по его, спускаясь в танце вниз. Воланд тут же развернул ее лицом к себе, не дожидаясь положенного окончания тактов. Глаза распахнулись. Вглядываешься в меня, Мефистофель. Ищешь кого-то, но не находишь. Очередной злой разворот и снова она придалась к нему спиной, впрочем, тут же вырываясь, чтобы кинуться на него с разбега. Их глаза оказались на одном уровне, пока он кружил ее. Носы их почти соприкасались, и Маргарита думала, что все это — безумие, и она не хочет, чтобы оно заканчивалось. Глаза, дьявольски прекрасные, поглощали ее, топили в своих разноцветных омутах. Чувство, граничащее с безумием в рамках ее сознания, укололо женское сердце, и королева испуганно упорхнула из его рук, давая отмашку на полонез. Втянула в партнерши Геллу, что, напившись крови из фонтанов, выглядела как никогда сильной и молодой. С ее лёгкой подачки женщины закружились под потолком, вырисовывая телами друг друга в поворотах безумные фигуры, вызывая восторженные рыки и возгласы живых мертвецов этой ночи.Браво, Маргарита!
Закручивая в пируэте очередную демоницу, Воланд чувствовал течение времени. В воздухе начинали кружить частички приближающих рассвет солнечных крупиц. От разочарования хозяина бала рычали громче тигры в залах, но звонкий хохот королевы, которому вторили аккорды музыки, с лихвой это компенсировал. Повинуясь его мысленному приказу, Гелла спустила Маргариту на пол, и, вновь пройдя через руки мертвецов, бьющееся в бешеном ритме сердце впорхнуло к нему в руки. Он подхватил ее, поднимая вверх над залом. Одними подушечками пальцев она пробежалась по его доспеху, добираясь до сеточек крошечных морщинок в уголках его глаз. Миг замер. Прокричал три раза петух. Темное наваждение истаяло, льдинки глаз перед ним мгновенно сморгнули холод, оттаивая, являя дьяволу во всей красе весеннюю слякотность Петербурга в наполненных дождем тучами. Гости, рассыпаясь пеплом, разносились смерчами по своим упокоениям, а он все держал ее в руках. Голова отыгравшей свою роль королевы была пуста. Воланд находил в ней только собственное отражение: серые омуты пробегались по его лицу, не смея продолжить путь глаз пальцами, так и замершими у его висков. Грудь женщины стремительно наполнялась меланжем чувств — легкое смятение затесняло собой непонятно откуда взявшийся стыд, и тут же перебивался едким чувством любопытства, рвавшегося из нее вместе с неясно сохранившимися силами. Покашливание Бегемота прервало смешение взглядов: — Мессир, — проурчал он, обтершись о ноги хозяина, — стол накр-рыт. Беспричинно для самого себя, Воланд с неудовольствием спустил Маргариту с рук. Та оправила тогу и приняла его руку, следуя через темноту в спальню, куда ее несколько часов назад привел Коровьев. — Что будете пить, Маргарита Александровна? — суетился вокруг стола Фагот, наперебой с Бегемотом расставлявший сосуды по столу. Азазелло сидел на одном из табуретов, ватко развалившись на невидимой спинке. Стол был абсолютно кругл, и дьявол сидел за ним на равных со свитой. Маргариту он усадил за стол рядом с собою. По правую руку от рыжего разбойника приземлилась Гелла, и Гоша мысленно отметила, усмехаясь, что сядь она меж вампиршей и Коровьевым, у них бы получилась плавная, перетекающая из тона в тон палитра осенних красок. Воланд же с Бегемотом представляли яркий контраст. Представив его, Маргарита не смогла сдержать рвущиеся вверх уголки, она спешно ответила: — Налейте воды. Изящный графин дрогнул в руках кота, что склонил того горлышком над поставленной рядом с ней рюмкой, но прежде, чем успел он что-то мяукнуть, Гоша дернула его за усы, растирая оставшуюся на них кое-где позолоту пальцами: — А ты лучше всех должен знать, что пытаться подлить мне спирту — авантюра опасная. — Воистину-воистину, королева! — тут же спешно закивал мордочкой Бегемот, хватая со стола стеклянную бутылку газировки, — Пожалуйте, алмазная моя! Маргарита благодарно склонила голову. — Вижу я, — качнул головой Воланд, — бал Вас совсем не измучил? — Отнюдь, мессир, — голубые глаза светились изнутри неподдельным весельем, — мне кажется, что мое тело развалится сейчас на мелкие кусочки, но главное, что Ваши гости остались довольны. Маргарита подняла бокал вверх и с мягкой улыбкой из-под полузакрытых глаз Воланд чокнулся с ней. Тут же принялся щебетать Коровьев. — Мессир, все были раздавлены! Остались в полном восторге! Королева окончательно растопила и растоптала их своим обаянием! Своим шармом! Своим тактом! Маргарита коротко рассмеялась. Кот тут же принялся травить байки, получая на них из раза в раз ответом «Вранье!», Азазелло изредка целился в его пушистый хвост ножичком, отчего Бегемот ревниво прижимал «документ», как выразилась Маргарита Александровна, к не менее пушистой груди. — А почему же «документ», королева? — поинтересовался Коровьев, подкладывая ей в тарелку корзиночки, наполненные чем-то очень изысканным. — Потому-что из документов у Бегемота только положенные ему усы, лапы и хвост, а наш дорогой Азазелло так и хочет лишить бедолагу последнего. Кот тут же был готов с ней яро не согласится, отчего вытащил из-под шерсти на груди розовое водительское удостоверение и гордо заявил: — На все категории, моя алмазная королева! Тут Маргарита сдержаться не смогла — захохотала в голос, заваливаясь на бок, почти рыдая. От плеча Воланда ее дрожащий лоб отделяли сантиметры. За разговорами и шутками, за словесными перепалками, протекал их ужин у камельки. С восторженным гоготом Маргарита с треском проиграла в соревновании по стрельбе Азазелло и с разбила в пух и прах в нем же Бегемота, что уронил, на этот раз!, как с визгом заметила Гелла, хрустальную люстру. Гоше никуда не хотелось уходить, хотя и было, по ее скупым мозговым расчетам — она была свято уверена, что филологам способности считать вперед было не дано, только назад — отсчитывая оставшееся до будильника время, — было уже достаточно поздно. Судя по всему, время подходило к шести утра, и сердце царапнуло воспоминанием о грядущем. Воспользовавшись паузой, она обратилась к Воланду и тихо, чуть стыдясь и робея, прошептала: — Благодарю Вас, мессир, — Маргарита накрыла своей ладонью локоть Воланда, — но боюсь, мне уже пора. Звуки в комнате мгновенно затихли. Даже глобус перестал издавать тихий треск, поворачиваясь. — Куда же Вы так спешите, Маргарита Александровна? — взгляд глаз напротив побудил мурашки на ее спине пробежать вдоль позвоночника и залечь на копчике. Гоша только улыбнулась. — Меня ждет утро, мессир. Внутри Воланда разрождалась буря, выливаясь на глобус. Недоуменные облака сгущались, носясь из стороны в сторону: откуда? Откуда в лужах серого Петербурга, отражающего ясное небо всего девятнадцать лет бралась мудрость? Опять кровь? — черный глаз метнулся к Фаготу и тот отвел глаза к пустоте над головой, осматривая крюк хрустальной люстры, надломанный свинцовой пулей. — Чего Вы хотите, королева Марго, за то, что сегодня Вы были у меня хозяйкой? — голос дьявола звучал глухо и хрипло, сливаясь в вакууме окружающего пространства. К уступкам в этот раз он не был расположен. Воздух склубился, как перед ливнем. Вмиг пересохшей кожей Маргарита ощутила капли. Ее голова была так же пуста. Ни единого не мелькнуло в ней, при намеке об исполнении желания. — Мне ничего не нужно, мессир, — ласково проведя по закованной в латы руке до кисти, венчанной тяжелым золотым браслетом, она отстранилась, — разве что, — Гоша хитро ухмыльнувшись, крутанулась на пятках в сторону затихшего стола, — Вы больше не станете отправлять Азазелло на переговоры с королевами для Ваших балов, слишком паршиво у него выходит парламентерство! Вышеупомянутый громко поперхнулся, Бегемот тут же принялся стучать ему по спине, а Коровьев — нервно протирать собственный же треснувший вновь монокль. Гелла страшно впялила в нее два зеленых глаза, убеждая тут же смолкнуть, но Маргарита безмятежно улыбалась, мысленно с тоской прощаясь с этим ночным безумием. — Ваше замечание, — Воланд поднялся вслед за ней из-за стола, — с легкостью выполнит Коровьев. — низким басом расползалось по комнате раздражение, — Чего вы хотите для себя? — последнее прогрохотало. Над глобусом мелькнул разряд. — Подумайте хорошо, королева, — в ее предплечье острыми когтями вцепилась, мгновенно оказавшаяся за спиной Гелла, но Маргарита не собиралась менять ответа. Она легким жестом высвободила плечо и повторила: — Мне ничего не нужно, мессир. — спокойная улыбка не сходила с ее губ, — Я провела настолько чудесную ночь, каких ничтожно мало случается в моей жизни. Бросив на комнату последний взгляд из-под ресниц, она сделала шаг в темноту. — Прощайте.Никогда и ничего не просите!
Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас.
Бал закончен, и теперь
Роковая дверь — закрыта
И отрезан путь назад
Выбор мой как яд
— К чёрту! Маргарита! — грубый окрик откуда-то снизу вывел ее из транса, сливаясь с особо громким аккордом. — Сейчас же спускайся вниз! Только сейчас она заметила, что давно зависла под потолком в неестественной, растянутой сверх меры позе — найдет силы протянуть руку и дотронется до страховочных крюков. Перецепившись, чувствуя, как рвется, заставляя струйку крови стекать по пальцу, заусенец на мизинце, Гоша вытянулась на руках и оглянулась вниз. — Вон все разошлись! — во внезапно затихшей музыке ее голос прозвучал на удивление громко и хрипло. Сурикаты-первокурсники тут же сползли с матов, освобождая место, смотря на нее вверх с нелепым благоговением. С силой оттолкнувшись от стены, она полетела вниз, раскинув руки. Сгруппировалась только перед самыми матами — во внезапном желании покрасоваться, Маргарита выполнила кувырок назад, но, не рассчитав высоту, больно шарахнулась о противоположную стену, попадая темечком по мелкой закрепке. Все еще сидя на коленях, она поморщилась. — Выпендрилась? — Павел материализовался перед ней секунды через две. Сквозь звон в ушах его голос отдавался особенно противно, — Гош, ну как это называется? Зову ее, зову, а она все лезет и лезет, лезет и лезет! Третий час! Математика возникала в ее жизни неожиданно, вот и сейчас, внезапное число прервало неспешный поток филологическо-философского потока мысли, разрывая круг забвения. Ошеломленно моргнув, она уточнила: — Дня? Пал Юрич эмоционально рявкнул: — Ночи! — но свет из окон с ним готов был не согласится, поэтому на изогнутую насмешливо в ответ бровь тренер смягчился, — Да, скоро дойдет до половины. Нехитро вычтя из пятнадцати десять, она остановилась — точечно напрягать еще и левое полушарие было ее последним желанием. Маргарита встала, сдерживая рвущийся из горла стон и приняла решение при Павле скальники не снимать. Увидит, что взяла на два размера меньше, еще сильнее разорется. Поэтому растерев руками отдающее болью место на голове, она вытерла руки о штанины и кинула, взмахивая на прощание рукой: — Я всё. Как минимум до завтрашнего полудня. — добавила мысленно. Уже на лестнице, переобуваясь, она, шипя не хуже кошки, засыпала стрептоцидом и замотала марлей стертые в кровь стопы. Каждый шаг до дома отдавался болью, получившие свободу костяшки не переставали напоминать о пережитых мучениях. Проезжая одну станцию на метро, Маргарита не переставала расчесывать вновь приобретенные мозоли и проводить по возникшим шероховатостям подушечками пальцев — вчера мягкость ее рук могла соперничать с младенческой. Мигрень в голову уже не просто постучалась, а полноценно заехала туда со всеми своими вещами, стремительно выселяя коренное население — как минимум, способность мыслить, — и теперь при каждом попадающем в диапазон восприятия Маргариты резком звуке, вспышке света и неловком движении била набатом, вызывая горькую тошноту. Грохочущее небо в облегчении состояния ей не помогало. На пятый этаж Гоша заползла, наскоро на защелку запирая квартиру, сбросив с ног кроссовки и стянув насквозь промокшие носки, на которых начали проявляться кровавые разводы, преодолевшие марлю. Маска равнодушия и спокойствия спала с лица, мгновенно преобразившееся болью, оно неестественно побледнело. С губ сорвался болезненный стон, и придерживаясь за стены, Маргарита с тихими чертыханиями доковыляла до кровати. Вот теперь ты танцевала всю ночь на адском балу, Маргарита Александровна. Она усмехнулась, мысленно пародируя интонации Азазелло. Склонилась, потирая ноги и решая окончательно, что до ванны сегодня не дойдет — иначе это станет последним, что она сделает в своей жизни. А умирать такМама, мне приснился сон, мне хотелось в нем остаться.
Можно ли не просыпаться?
Мама, мне приснился сон.
