Звон в ушах

«Если долго всматриваться в бездну, то в ответ бездна начнет всматриваться в тебя.» Что же делать, если бездна – ты сам? Бездна смазанных воспоминаний, непрожитой боли, забытых чувств и образов. Гравитационная дезинтеграция всего сущего, неведомым образом сконцентрированная в одном крохотном ядре; всё и ничто, безопасность и угроза, чудом сжатая до размеров слабого человеческого тела не первой свежести (и не рождённого женщиной, если уж быть честным, а воссозданного тобой самим из космической пыли осколков воспоминаний). Что делать если ты утонул в этой бездне? Если жизнь твоя не константа, а лишь удачное стечение обстоятельств, если Смерть, перерезавшую парочку чужих нитей вместо твоей, можно так называть? Если нынешний дом твой бороздит просторы необъятного космоса, совершая не только прыжки на сотни астрономических единиц, но и чуть ли не меж вселенных перемещающийся? Если семья – то, что ты ею теперь называешь – люди момента, оставившие свой багаж под кроватью в купе Экспресса, люди совсем другие, но такие чертовски похожие на что-то из твоего прошлого? И при этом ты сам относительно молодое тело с постаревшим почти с рождения сознанием? Ты – тело, на котором не осталось и следа прошлого, просто потому что того тела, с которым всё и случилось, нет уже и в помине. Ты – отданный на заклание ребёнок в теле взрослого, чьи интересы не были важны никому. Пускай и делалось всё во имя твоего спасения от Апокалипсиса, с которым ты в итоге всё равно повстречался лицом к лицу. – Узри, как перед тобой осыпаются звёзды…, выживи или сгинь – иного выбора нет. Что делать, если ты, несмотря на сотни поражений и насмешек, на потерянную в бездне возможность вернуться в свой истинный дом, продолжаешь бросаться навстречу опасности во имя защиты того, что стало дорого? Во имя защиты мира, чьё имя ты унаследовал. Головная боль нарастает, хочет намекнуть: моли о пощаде, ищи спасения. Тело человека не всесильно. Живя столько лет, Вельт не знает ответов ни на один из вопросов. Потому что он всё ещё Вельт Янг. И уже никогда Иоахим Нокианвертанен. Иоахим погиб ещё тогда, вместе с Вельтом Джойсом. Потому что графический планшет лежит почти без дела, храня старые зарисовки «Арахато» и портреты уже почти неизвестно кого. Лица имеют свойство забываться. Но только не то, что смотрит из зеркала, стоит ему на пару дней забыть о бритье. И не то молодое на страницах с обратной стороны блокнота, зарисовки в котором уже привычка. Чёрная дыра с фиолетовым отливом разверзается над головами врагов. Вельт не боится вглядеться в неё, он повелевает ею, чувствуя, как она преломляется в частицах его собственного тела, разрывает его на атомы. Вельт знает, чем для него это может кончиться в этот раз, когда слышит испуганное «господин Янг!» где-то за спиной голосом Март. Вельт унаследовал имя мира не зря. Если над миром нависнет угроза, он без колебаний ринется его спасать, он выдержит всё, с чем столкнётся, и никогда не отступит. И неважно, что сейчас весь мир – те самые четыре души, члены экипажа Астрального Экспресса. Неважно, что тяжелый металлический коготь вонзается куда-то под ребра, пригвождая рассыпающееся тело к разбитой мостовой и окрашивая её кровью. В ушах звенит, и что-то тёплое стекает по мочкам, когда отливающая золотом пустота сжимается до маленькой точки, забирая вместе с собой и угрозу. Мир теряет четкость своих линий, остроту ощущений притупляют волны усталости и бессилия. Двоятся-троятся рассыпанные по иссиня-чёрному небосводу звёзды. Вельт улыбается, хотя на языке металлический привкус. – Господин Янг! – он даже не слышит. Он совсем ничего не слышит за граничащим с ультразвуком писком. Просто по губам читает, когда нависает над ним пепельноволосая фигура в бесформенной белой майке. Может, это и не плохо. Когда-нибудь же пришёл бы и его час, разве нет? –Теперь всё… В ваших руках, – и Бог с тем, что здесь никого не осталось. Боль разливается по телу откуда-то из груди волнами лавы кипящей. Трость мерцает где-то на периферии, почти потерявшись из поля зрения. Вельт выдержит всё. И только маленький Иоахим, чьё сердце ещё бьётся в этой груди, протестует и слёзно молит спасти(сь). Слёзы всё же стекают по щекам. Перед глазами всё медленно покрывает тьма, и наконец даже звон отступает. – Папа! Папуля! Сердце разбивается на осколки. Какая ужасная предсмертная галлюцинация. –Папуль, проснись! Тебе приснился плохой сон? Вельт всё же пересиливает себя и открывает глаза. Тяжело. Песок под веками. Но только удивление безобразно давит на него. Маленький синеволосый мальчик тянет к нему ладони, обеспокоенно изучая его лицо и ища в нём признаки того, что папа его слышит и понимает. Джоффри. У Янга что-то замирает в груди лишь на секунду и тут же приходит в движение, отбивая бешеный ритм где-то в горле. – Нет-нет, малыш. Иди сюда, обнимешь папу? – язык еле ворочается. Всё ещё не верится, но маленькие теплые ручки действительно касаются его лица, гладят по острым скулам, стирают дорожки от слёз. Джоффри Джойс Янг. Жмётся к нему, крепко обнимая за шею, как только оказывает на руках у отца, утыкается носиком куда-то в щёку и тихо встревоженно интересуется: «папуль, ты чего?». – Папа в порядке, малыш. Янг думает: «теперь моя очередь защищать тебя». – Хорошо. Не плачь, папуль, пожалуйста… Что делать, если бездна – ты сам? Бездна, чьё имя Защитник мира. Надо полагать, защищать то, что тебе дорого. Какая отвратительно прекрасная предсмертная? галлюцинация.