Рамдал, или Разговоры о надежде

Эльфы из замка на горе прибыли в людское селение, прятавшееся среди первых холмов гряды Андрам, по осени, к концу сбора урожая. Может, и не подгадывали специально — приезжали они, когда было что привезти, вот как теперь — после того, как удалось в эти неспокойные времена снова встретиться с гномами с Гор и южными эльфами из Леса, да, наверное, и с предгорными тоже. От гномов перепадало им сделанное из металла, от тех и этих эльфов — плоды, что не росли в здешних полустепных краях, да еще рыба, и людям из этого тоже кое-что могло пригодиться. А раз уже собран урожай — тем легче решить, что из него можно уделить эльфам, а заодно — кто из тех, кто уже не занят в поле или на огороде захочет на какое-то время присоединиться к воинам в замке. Многое иное ко времени года было никак не привязано, но с ними у отряда из двух десятков всадников и пары повозок тоже было о чем поговорить. Приехала как всегда их целительница — поделиться своими снадобьям и советами с теми, кто в них нуждался. Ее уже неплохо запомнили здесь за эти несколько лет, хотя многие еще вспоминали другую, что появлялась здесь раньше: и от этой, мол, вреда нет, но та, хоть из эльфов, пожалуй, поболе в людях понимала... Ну да что тут поделаешь! Тогда, лет пять назад, они долго не видали никого из замка, а когда те наконец прибыли, не увидели многих из тех, кто уже привык приезжать в людское селение. «Сходили к Морю себе на горе», - сказала потом старая Гилдис, да так и пошло присловье. Пришли сюда чуть позже и люди из тех, что жили раньше там, у Моря, чтобы теперь поселиться здесь — по правде сказать, немного. Говорят, эльфов в замок пришло больше — что ж, восполнили убыль, значит! - да еще некоторые из людей, вроде бы немногие, тоже остались там: видно привыкли на прежнем месте, к жизни, непохожей на здешнюю... Те же, кто пришел, о прежней жизни говорили с новыми соседями не слишком охотно, а те и не настаивали: принять пришедших откуда угодно и в душу к ним не лезть было уже привычно, здешние старики сами пришли сюда кто раньше, кто позже уцелевшими беженцами. Разобрались и стали жить дальше. Всадники спешились и один из них отдавал приказания остальным:  — Вы, — кивнул он воинам, — поговорите сразу со здешними стражами, а потом и к кузнецу насчет оружия зайдите... Вы начинаете с домов вон в том распадке... Ласме, тебе не приказываю, ты про свои травы знаешь лучше меня. Галвинг, ты помнишь, что мы обговорили — бери все, что нужно! Тинтелло, ты тоже с нами, давайте! — Да, старший, — ответили почти разом два юноши, а на любопытный взгляд от домов — так почти дети. Кто-то из людских мальчишек наверняка уже мысленно примерил на себя их легкие кожаные доспехи и короткие мечи — такие же, как у остального отряда: хотя именно сейчас никакой прямой опасности не было и путь от замка был недолгий, но спокойных времен теперь не бывает, только менее беспокойные... Впрочем, как ни сравнивай с собой, даже здешние дети знали: бывает, что на вид эльф таков, что думаешь, не позвать ли его в догонялки играть, а он, оказывается, твоего прадеда помнит! Тот, что распоряжался, был из их лордов, о них люди тоже кое-что знали, как и об их  немалой убыли за последние годы — как ни странно, на памяти одной человеческой жизни. Этот вот был из оставшихся... он приезжал сюда часто, как и раньше, но почти никогда не приходил в дома тех, кто пришел с ними от Моря, поручая это своим товарищам. Те же, если их спросить, отвечали что-то вроде: «Да уж не удивительно...» или «И нам без него не худо», - впрочем, тех, кто жил здесь куда дольше, хватало и на его часть, и многим его товарищам... К старой Гилдис они зашли, уже раздав почти все, что привезли. Она считалась одной из старших этого селения — и была едва ли не первой, кто родился уже здесь, у тех, кто в те годы совсем недавно бежал, выжил и решился продолжить род. Люди не эльфы, не могут с детьми подождать до тех пор, пока Моргот уснет... Что ж, пока что селение стоит, хотя за эти годы бывало всякое и со временем не становится лучше. Жила она одна — с тех пор как ушли в замужество дочери, погибли в стычках оба сына, а затем и умер несколько лет назад муж. И не желала переселяться к кому-нибудь из родни, хотя разговоры об этом с ней заводили и люди, и эльфы. Впрочем, она все еще была крепка телом, держала в порядке и дом, и немалый огород, а в остальном от помощи родни не отказывалась. Эльфов тоже привечала, а этот, из лордов, приходил к ней нередко — его-то она когда-то, посмотрев пристально, и спросила: — Рассказывай, что у вас там было у Моря. Честно рассказывай. Лишнего мне знать не надо — а правду знать хочу. Нынешний разговор (под лепешки и ягодный настой) был куда обыденнее — говорили о том, что из домашней утвари и огородных орудий может пригодиться ей, если глянуть в добытое у гномов — Гилдис еще удивлялась, что этим подгорным жителями ведомо, что такое «ухват» и «тяпка»: неужели и сами такими пользуются? А лорд объяснял в ответ, что торгуют они и с теми людьми, что по другую сторону гор, так что очень даже неплохо знакомы с людскими нуждами... — С родичами нашими, значит, — заключила Гилдис. — У них там, может быть, и чуть попроще хозяйство, а может, такое же и есть, мы тут тоже живем попроще, чем деды... Значит, не перешли бы горы, так и жили бы, как сейчас? — Может быть, - задумчиво кивнул он (юноши слушая их разговор, почти не вступая в него). — Вот и задумаешься, стоило ли через горы идти... Наши деды, прадеды, да праотцы вплоть до Мараха уж точно сказали бы, что стоило — столько увидели, узнали, на лучшую жизнь надеться стали... А теперь нам на что надеяться? На то, что и в следующий раз от волков да орков отобьемся? Скажи мне, как ты сам для себя да своих думаешь? Она снова смотрела на эльфа пронзительно и взгляд этот, кажется, добавлял несказанное в этот раз: «честно скажи». Он помолчал немного, опустил взгляд на несколько мгновений — и заговорил: — Ты меня, думаю, хорошо поймешь: я теперь, как и вы, не загадываю надолго. В самом деле, пока мы держимся. Еще держимся. И пока это так — у нас есть надежда, что время еще не истекло. Покуда мы держимся — есть. И вас мы без помощи не оставим. Он вздохнул, тряхнул готовой — и продолжил об ином: — Ты помнишь, я тебе говорил, что буду еще спрашивать, вот и спрашиваю: тебе в самом деле по нраву жить одной? И по силам ли? Я ведь знаю, что никто не будет против... — А я тебе говорила, что пока буду в силах, мой ответ — справлюсь, никому не буду обузой. Вон, смотри, какой у меня лук уродился, — кивнула он на стоявший на углу стола горшок с луковицами. Что себе оставлю, а чем и другими поделюсь! Или скажешь, у меня в доме паутина или в огороде бурьян?  — Не скажу... Видите, - кивнул он юношам, — не зря ее в честь супруги самого Хадора назвали... ее ведь теперь наверняка считают среди Первых Жен Эдайн? — Считают, — кивнула Гилдис. — Когда я девчонкой была, еще не считали, а теперь уж и ее, и Глоредель Злосчастную... — Они клянутся именем этих Первых Жен, на свадьбах их вспоминают... — пояснил он спутникам и задумался о чем-то. — Что ж, пора вам, наверное, в обратный путь, правда ведь? — сказала, поднимаясь из-за стола Гилдис. — Твоя правда. Галвинг, Тинтелло, идем! — Да, старший! Юноши вскочили и направились к выходу почти бегом, так что пока он попрощался с Гилдис и вышел, один из них уже успел добежать до повозки, и взяв оттуда небольшой мешочек, крикнул другому: — Брат, смотри, что мы забыли! Он бросил ему найденное, тот легко поймал и повернулся, вопросительно взглянув на лорда. — Отдай, конечно, Галвинг. Только не задерживайся — лучше бы возвращаться засветло. Он вошел в дом, и уже вернувшаяся к каким-то хозяйственным делам Гилдис легко развернулась к нему: — Забыл что-то? Тот вдруг смутился, и улыбнувшись, показал ей тканевый мешочек: — Забыл, вот... Только не тут, а там. Это от южных эльфов — старший говорил, он рассказывал о таких плодах, он растут где-то южнее в Южном лесу. Винная ягода. Вино из нее в самом деле можно сделать — а еще в пирог можно, в настой, да и так съесть... Мне вот понравилось. Попробуешь? — он положил принесенное перед ней на стол. — Ну-ка? — Гилдис развязала мешочек, достала один из плодов, посмотрела и принюхалась. — Попробую, а ты иди, не стой, а то от своих нагоняй получишь. — Да я сейчас... —  юноша, пригладив волосы, развернулся, чтобы уйти, но вдруг задел, опуская руку, стоявший на углу стола горшок с луковицами — и  тот полетел на пол. Впрочем, не успела Гилдис опечалиться, что тут-то он если не расколется, так треснет не ровен час, как парень, стремительно нагнувшись, поймал горшок у самого пола — вот только все луковицы из него успели выпасть, раскатившись под столом и вокруг. — Ой, я... я сейчас их все соберу! — не разгибаясь, он присел и в самом деле начал собирать луковицы. — Подожди, я тебе помогу, вон даже до меня докатились! — Гилдис тоже опустилась и полезла под стол. — Надо же, все вы эльфы обычно такие ловкие, а ты вроде и здоровый, и не усталый... — Эльфы ловкие, да... — проговорил он, не поднимая взгляд и продолжая собирать. — Подожди, а ты-то? Ты разве  не эльф? Разве ты человек? Он все еще молчал, несколько луковиц стукнулись о стенки горшка — а потом остановился, ухватил ее за руку (еще с одной луковицей) и подняв в полутьме глаза, проговорил негромко: — Я бабушка, я... Ты же всякие истории знаешь... Знаешь, кто я? Она только напряженно смотрела в ответ. — Я Берену правнук. Родной.. И... Лютиен. И.. брат мой тоже. Меня Элросом зовут... звали... зовут, да. Он снова замолчал в смущении, а Гилдис, опустившись на пол, только смотрела на него и произнесла с удивлением: — Это как же вышло, что я человека-то не признала? — Да я... Доспех у нас как у всех, ну и чары лорд Маглор все-таки немного наложил, сказал, так проще будет... — Чары? То есть ты на вид не такой, как сейчас? — Да почти такой, это просто для незаметности — ну, как невидимость, только чуть-чуть: вроде видят, но никто особого внимания не обратит. — Он быстро обернулся и выпалил почти шепотом, — Ты... с эльфами об это не болтай, понимаешь? Только теперь Гилдис различила шаги (которые он, верно, услышал немного раньше), и от двери послышался женский голос: — Галвинг, ты там к полу что ли прилип? Но ответила ей, стараясь подняться поскорее, Гилдис: — Здравствуй, госпожа Ласме, прости, что так встречаю. Он мне тут котелок повалил, весь лук рассыпал. Я бы собрала, но видишь, помочь захотел, почти все собрали... — Устал? — с неожиданным беспокойством спросила эльфийка юношу. — Давай, вылезай, — и поедете с теми, кто отправится сейчас, а не завтра, слышишь? Давай, — а тебе, Гилдис, теперь я помогу! — Давай, немного осталось, доброго тебе дня — небось, никто из наших с тобой под столом беседы не вел? — Ну, не вел, да меня не удивишь: я как-то троих, на дереве сидя, перевязывала, да еще переговоры вела, как нам живыми слезть, так что... Так, — обернулась она, — я же сказала тебе, хватит, — как это у вас говорят, Гилдис, — «уши сушить». Иди, иди! Вот... а ты мне расскажи, как твое здоровье?.. «С эльфами не болтай», надо же, — повторяла сама себе Гилдис перед сном. — Да зачем же мне с эльфами болтать, для того у людей люди есть... Дело было важное, но уж точно ждущее, покуда пройдет темнота. А на следующий день она сидела в семействе младшей дочери. Туда собрались еще несколько женщин селения — в том числе из тех, кто пришел к ним от Моря. Гилдис рассказывала о том, что слышала, потом она и другие говорили о том, что вслед за этим стоит подумать. —Так вот в чем она может быть, эта надежда. А никто уж почти не верил... — говорила, словно и не обращаясь ни к кому, дочерина золовка. Она была из тех, что шептались о какой-то Надежде, идущей из древности, но долженствующей воплотиться когда-то в будущем, то ли дальнем, то ли близком... Но последнее время то, что их теперь окружало, казалось, все меньше подтверждало эти разговоры. — А в чем же тут надежда? — спорсили ее. — Ну, есть два брата, пусть их эльфы себе взяли, имена на свои поменяли... — Не знаю пока. Но такое зря не может быть. Может, еще увидим. - А вы-то почему о них молчали? — спросила Гилдис одну из пришедших от Моря. — Да и имена эти... — Мы договорились тогда — может, так будет легче, v ответила женщина, глядя на свои стиснутые руки. Усмехнулась невесело, — Больше надежды, может быть. Чем меньше будут о них говорить и даже знать... — Это те же имена, — сказала другая, не отрываясь от пряжи. — У эльфов ведь по три разных слова для чего угодно: «эл» — это звезда, и «тинве» тоже, и «гил», хоть и в другом наречии, вот как у тебя в имени... — Правда твоя, так. Что ж, — кивнула Гилдис, — может, что и поможет. Пока поможет. А там — может, что и увидим... Увидеть им довелось примерно через год, когда на рассвете от горизонта поднялась яркая неведомая звезда и сияла, пока ее не заглушил солнечный свет, а вечером явилась снова, и не пропала и в последующие дни. Тех, с древней надеждой, тогда выспрашивали — это, то, о чем вы говорили? Это вообще к добру? Что теперь будет? Они, как и все прочие, не знали, но вновь говорили о том, что случайностью такое быть никак не может. И снова жались друг к другу и напряженно перешептывались те, кто пришел от Моря, и едва ли не громче других говорили затем остальным: это не может быть злом, что-то изменится, это надежда для всех нас, что бы ни было потом... Словно у них там, в Гаванях, была какая-то своя давняя надежда. Впрочем, тем, кто спрашивал их об этом, они отвечали утвердительно. О том же, почему раньше молчали, добавляли, что им просто раньше никто не поверил бы — да они и сами не верили... Говорили — и объясняли — почему это новое и то, о чем говорили в прошлом году, о двух детях, связано неразрывно, - впрочем, такие мысли при взгляде на новое светило приходили и тем, кто не вникал до того в историю гаваней у Моря... Они же сказали остальном жителям бурлившего пересудами, как кипящий котел, селения, что если они хотят спросить о чем-нибудь у эльфов, остается только добраться к ним самим: «Им сейчас не до нас, если мы все верно узнали то, что там, наверху — тогда и ни до чего почти, наверное, и может быть, надолго...»  Впрочем, всякие недобрые твари при новом свете тоже притихли, и тем более стоило воспользоваться временем, пока они не осмелели снова.   Когда небольшой отряд эдайн — из воинов и тех из старших селения, кто решился на дорогу, прибыл на Амон Эреб (Гилдис остатась дома, но основательно наставляла, о чем следует спросить), им не пришлось долго объяснять, что привело их сюда. Уже вскоре они стояли перед двумя лордами эльфийского замка. А те — расспросив, что именно их обеспокоило и что они хотят знать, — не сердясь, не удивляясь не только рассказу о звезде, но и о детях Эарендиля и Эльвинг, и не пытаясь как-то запутать свой ответ (хотя те, кто пришел от Моря, говорили, что такое вполне может произойти), попросили пришедших недолгое время обождать в соседнем зале, а затем на все свои вопросы они смогут получить ответ. Эдайн вышли, а посланный Маэдросом эльф вскоре вернулся с двумя юношами, одетыми совершенно не торжественно: он прервал их упражнения — теперь ежедневные — с оружием. — Вы выйдете к ним, — говорил им Маэдрос после краткого пояснения, кто находился сейчас в соседнем зале. —  Вы будете говорить с ними, и прежде всего ты... Элероссэ. На вопросительный взгляд юноши он добавил, смерив взглядом обоих: — Назовите им свои имена. Но пока вы здесь, данные здесь обещания остаются в силе. — Хорошо, старший. Но почему только он? — Не только, но прежде всего, Элерондо. Эти разговоры начал он... — Да, я заварил кашу, как у них говорят, мне и расхлебывать... — Неправда! — запальчиво перебил его брат. — Старший, мы сговорились заранее, это не было случайностью! — Этого следовало ожидать... — с улыбкой сказал Маглор. — … И это ничего не меняет, — добавил его брат. Эти слова услышали от тебя, Элероссэ, и я говорю не о вине. Ты позвал их, они — твои верные, и пойдут теперь за тобой. Это ответственность — иное, чем вина, хотя в иные времена кажется, что они совпали... — Благодарю тебя, но смогу ли я... — Ответить на их вопросы теперь? Не строй планы на тысячу лет, действуй сейчас. Никто не знает ничего, ни мы, ни они, ни старый, ни малый, точнее, все знают или предполагает немногое — а значит, вы можете говорить о том, что волнует вас всех, и пусть они знают, что те, за кем они идут, помнят о них... — Хорошо, — снова вмешался Элронд, - но среди них есть те, чьи предки, как вы говорили нам, жили у Химринга в годы Долгого мира, а значит, выбрали лордом тебя. Не будет ли им легче знать, что и ты помнишь о них? Не говоря о тех... Он замялся, и Маэдрос решительно прервал его: — Нет. Их пращуры приносили присягу не тому, кто может выйти к ним. Они присягали лорду Химринга и арану Восточного Белерианда. Этих владений нет, и тот, кто правил ими, мертв. Я не зову теперь никого кроме тех, кто все еще идет за мной. Маглор сделал шаг вперед, словно прикрывая брата от опасности. — Ты хотел сказать о тех, кто пришел с вами? Я думаю, возможность остаться там же, где вы, наверняка была для них в момент решения важнее любых наших титулов, притязаний... и может быть, даже обещанной безопасности. Да и до сих пор... Им не с чего питать к нам что-то отличное от ненависти или презрения, — он остановил жестом возражение Элроса. — Я пойду с вами и смогу добавить все, что будет необходимо. Но начинать и говорить — прежде всего вам. Однажды вам их вести. «Однажды» наступило раньше, чем представлялось -  всего через несколько лет. Отрядом, старающимся уйти от павшей крепости и снова добраться до Моря, командовали наиболее опытные из оказавшихся в нем воинов, но во главе уходящих Смертных были они — два подростка. Во главе другого отряда, отступавшего не к западу, а к югу, два эльфа, одиннадцать лет назад разрушившие их прежнюю жизнь, уходили в южный лес, надеясь еще какое-то время сохранить возможность вредить Морготу и его присным; людей среди них не было, те (и немногие из эльфов) уходили ближе к горам, в землю, где все еще жил кто-то из лаиквенди... а может быть,  надеясь перебраться через горы обратно на восток... словно и не было прожитых с лишним двух столетий. Были и такие, кто просто не захотел никуда уходить из селения, где прошла вся их жизнь — и Гилдис среди них. Она только просила на прощание передать пожелания удачи братьям. Отговаривать ее почти не пытались — зная, что это бесполезно. «Дом Мараха», - переглянулись позже на одном из привалов братья, узнав о ее судьбе. И никто из расстающихся даже не пытался представить, может ли хоть у кого-то из них случай увидеться вновь. Теперь и люди, и эльфы не строили не только «планы на тысячу лет», но иногда — даже на день завтрашний, а уж тем более — удастся ли дойти что до Леса, что до Моря, что до гор... Давайте сначала доживем до ближайшего утра! Но они дошли. И те кто вновь оказался у Моря, рассказывали в скромном чертоге на небольшом острове о том, что пришлось пережить им и тем, кто пришел с ними. Их слушали многие из живших здесь — люди и эльфы, и кто-то из расставшихся одиннадцать лет назад в Гаванях Сириона уже узнавал друг друга. Впереди же здешних жителей стояли трое — один эльф казался равным по годам этому миру, другой же выглядел едва ли не сверстником пришедших братьев (и роднила их и юность, и след пережитых горестей), третья — женщина, похожая чертами лица на второго, но, движениями, жестами и чем-то еще неуловимым она казалась подобной то ли лесу, то ли речному потоку — и так же, как они, хранила молчание... Этой ей — и ее сыну — уже позже, не при всех, братья рассказывали, пытаясь выговориться, кажется, всю свою жизнь — казалось бы, и не столь долгую по годам, но сказать оказалось необходимо очень многое. — И я не думал тогда, что в моей жизни теперь будет что-то кроме горя и ненависти... — И я не думал, что будет нам тяжело уходить оттуда еще через десять...нет, одиннадцать лет: получается, в нашей жизни есть две части, совершенно разные, но ни от одной уже нельзя отказаться... — И я не понимаю, что может быть теперь, когда начинается новая часть... — ..и надолго ли. Так говорили они, перебивая друг друга, потому что жизнь вновь учила их не загадывать на долгие сроки. И были правы. Прошло еще семь лет и в свои двадцать с небольшим они стояли перед главной всего войска Валинора, одним из младших Стихий мира, и говорили о своей жизни уже ему, - а он говорил с ними о том, что к Стихиям в силу наследия причастны и они,  и звал присоединиться к воинству, пришедшему из-за моря, их и тех, кто пожелает идти за ними. И никто из них, не исключая и майа Эонве, не знал тогда, чего именно ожидать в ближайшее время и какими будут сроки того, что случится. Можно было только помнить знаки своей надежды и стараться двигаться вперед — потому что, хотя яснее всего было то, что привычный мир катится к концу, за ним не всегда ощутимо, но совершенно неизбежно начиналось нечто совершенно новое.