Выживает...?

Энн сидела прислонившись к заляпанному дорожной грязью стеклу. За ним пролетали не только осенние пейзажи и индустриальные остатки покидаемого города, но и военная техника. Бронированные авто, танки, УАЗы, военные ходили тут и там с автоматами, между затянутыми зеленым брезентом фургонами. Некоторые из зданий дымились после попаданий, другие были почти полностью разрушены. Ноги приходилось подгибать, поджимать далеко назад, за край сиденья, потому что между тем и другим, что было спереди, сидел Басс. Небольшой гладкошёрстный пес, холкой где-то по колено, бурого окраса. Она подобрала его где-то среди улиц. Война тогда уже двигалась по стране, но еще не достигла города вражескими войсками. Видимо, хозяева бросили его, переезжая куда-то. Вероятно, в другую страну. Все же, вести с собой животное очень обременительно. Худая рука с потрескавшейся ранками кожей, сжимала недлинный кожаный ошейник. Икры уже затекли, он Энн не обращала на это внимания, мысленно, едва не шевеля губами, она все еще, благодарила жизнь и двух мужчин, которые ее досматривали за то, что позволили взять пса с собой. Серый, потрепанный рюкзак, лежащий у нее на коленках, зашевелился. В нем был еще один ищущий счастья и своего места в жизни пассажир. - Откройте рюкзак! – один из безымянных военных, досматривающих ее, выглядел сурово. Девушка, уже скорее женщина, ведь ей шел тридцать второй год, да и времена старят, замешкалась, но лишь на секунду. Есть вещи, которых не избежать и промедление в которых приведет только к худшим последствиям. - Только самое необходимое, - сказала она, слегка приоткрывая отделение, из которого на военного взглянула пара испуганных серо-голубых глаз. Котенок, месяцев шести отроду. Муж Энн приобрел его, выиграл в карты, на одном из вечерних кутежей в казино со сборищем людей, с которыми братался. В действительности те бы не сошли даже за друзей. Рыжий окрас и кисточки на ушах – котенок был не из дешевых. Оказавшись в квартире, он бегал, пытаясь пробраться в любую щель и играл с разбросанными сигаретными окурками, те, “хозяин” квартиры, не считал нужным доносить хотя бы до пепельницы.  Мужчина задержал взгляд лишь на долю секунды, что-то мелькнуло в нем: - Проходите, и занимайте ваше место. Отправление через две минуты. Энн кивнула и застегнула рюкзак, имея возможность поблагодарить лишь глазами. Муж ее был человеком слабой воли, поняв, что наступление на столицу неизбежно, он решил «…прожить свои последние дни как о том давно мечтал». Растаскал загородный дом жены, до последней нитки, потом продал за бесценок, а на полученные деньги ходил в казино, напивался до беспамятства и трахал шлюх. Часто под утро  приходил в пьяном угаре, в засосах и чужой помаде к Энн, приносил какое-то дорогое украшение, убеждал как любит и пытался совокупиться еще и с ней. За отказы, с лица, рук и живота женщины еще неделями сходили синяки. Мать считала виноватой во всем Энн и когда видела ее высказывала раз за разом от и до, все, что о ней думала. Вышла замуж не за того, не уследила и позволила продать семейный дом, а потом и вовсе разругалась с мужем, вместо того чтобы умерить свою гордость и выиграть им билет к спасению. Арсен, так его звали, по воле судьбы, справедливость в которой ищут разве только дети, один раз выиграл в рулетку, и не просто выиграл – особо крупную сумму. Остатки разума его не покинули. В то утро он не пришел к Энн как обычно, даже домой не заходил. Он сгреб все деньги в сумку и пока его “братья” не перешли от попыток разодрать глотки, поздравляя и выпить за него к поножовщине, уехал первым такси в международный аэропорт. Несколько квартир в центре города теперь не стоили одного билета, но его денег хватило бы, чтобы увезти всю семью. Впрочем, о выигрыше те узнали только когда “братья” вломились в квартиру, требуя своей доли. Ничего, кроме пары украшений, с драгоценными камнями они не нашли. Вернувшись с очередных пяти суток при госпитале – мать ее была врачом, а все врачи были военными врачами в то время – уже престарелая женщина сорвалась на дочь. Она орала до тех пор, пока голос не осип. Слезы текли по ее щекам, руки тряслись. Поджигала сигареты одну за другой, вдыхала, а потом швыряла; те никак не помогали ей успокоиться. - Зачем я тебя родила? Ты хоть представляешь, что такое благодарность? Не могла пару раз лечь под него? И мы были бы там… там! Там, где нет всех этих разорванных тел, запаха прижжённой плоти и проломанных черепов. Где завтра, в благодарность за заслуги перед армией мы не станем игрушками для роты вражеских солдат, которые будут резать и насиловать нас до тех пор, пока мы не умрем! – последовала звонкая пощечина огрубелой ладонью, с запахом чужой крови. – Разве я, разве твоя бабушка не заслужили спокойную старость? Военному врачу нельзя покидать войска, только если бежать, дезертировать и стать преступником. Войска были уже на подходе к городу. Отступать было уже некуда. С юга, запада и востока – они. Оставался путь лишь на север, туда, где лютые холода, заброшенные города и дикие леса, раскинувшиеся на миллионы квадратных километров. Это была теперь единственная эвакуация, которую могло предложить государство, чтобы защитить свое мирное население. Туда Энн и ехала. В неизвестность. Из рюкзака раздалось тоненькое «мяу». Женщина встревожено оглянулась, но, кажется, шум дороги заглушил его. Она расстегнула рюкзак и сунула в него руку, нащупывая мягкую спинку: - Тише, тише, маленький. Что будет, если нелегального пассажира заметят, она не знала, а ведь когда-то котенку захочется в туалет. Чтож, в любом случае, у нее было решение: к тому времени они отъедут уже на пару сотен километров и, если потребуется, она покинет автобус и пойдет на север пешком. Возможно, не пройдя и шестидесяти километров станет жертвой насилия или стрельбы ради забавы из окна одного из проезжающих автомобилей. Бабушка, которая самостоятельно уже не вставала с кровати, была единственной кто не осуждал ее. - Беги, внученька, - сказала она – беги и захвати с собой эти две невинные жизни. Забери с собой знание о том, что значит «добро» в мире.