***
Розалина хочет лечь, как всегда, на свою сторону постели, но мужчина молча тянет её на свою сторону у стены, перекладывая дальше от края и обнимая за плечи. Она могла бы вновь встретиться взглядом с абсолютной чернотой ночной спальни, но от этого тревожного и вгоняющего в оцепенение зрелища Розалину закрывает широкий размах мужских плеч и горячие молчаливые уста на лбу.душой и телом связаны – тебя беречь обязан я
11 часов и 16 минут назад
Примечания:
Челиксы живут в России, за бренды и магазины мне никто не платил...
Рука мужчины покоится в золотом атласе волос напротив, даже сквозь сон перебирая их, ведомая мышечной памятью.
Глубокой ночью слышны лишь редко проезжающие по шоссе машины – и те не могут потревожить безмятежный покой супругов, мирно набирающихся сил перед работой.
Женщина коротко мечется по своей части постели, уголок её губы то и дело дёргается, брови тревожно сдвигаются вместе.
Она на пустой, абсолютно тёмной местности... Это вроде сквер, куда выходят окна их спальни?...
Она не может успокоить дыхание и разум. Где он прячется? Поджидает за деревом?
Атлас волос неспециально вырывается из пальцев мужчины – он вытягивает руку, желая вновь нащупать их...
Она видит его! Из-за угла! Бросается назад, несётся очертя голову! Оглядывается – из тени прыгает нечто зубастое, впивается в правую руку, и!..
Розалина с натужным всхлипом распахивает глаз, чувствуя, как дрожит – и болит! – укушенная во сне рука...
Сбоку поскрипывает постель – с неудовольстаием разлепив глаза, мужчина поднимается на локтях и с сонным беспокойством взирает на жену.
— Кошмар приснился. — шепчет она сипло и слабо, ногтями желая счесать болящий слой кожи с правой руки.
Нахмурившись, Берит аккуратно сжимает запястья женщины, к исчёсанной в панике ладони припадает губами. Приложив её к своей тёплой щеке, тихо предлагает:
— Расскажешь?
В памяти ещё свежи до ужаса те сюреаллистичные и злободневные события сна.
— Я стою, набираю кофе в нашей "Пятёрочке". Сбоку, ну, в очереди, какой-то дёрганый и суетливый мужик. В один момент он берёт набирающийся стаканчик и выливает его. Выходит короткая перепалка – я посылаю его, ухожу. На входе на улице стоит второй мужик... — Розалина мыкает, резко что-то вспомнив. — У того в магазине ещё правый глаз заплыл, и гематома на нём была! Так у второго так же – я и подумала, что приятели.
Берит улавливает даже в отсутствии света, что её пробирает дрожь, и за плечо тянет к себе, растирая горячей ладонью холодную руку. Дрожь в теле сходит на нет, но перебирается в голос:
— Я уже отхожу, собираюсь повернуть во двор – так чёрт меня дёрнул обернуться на вход! – там этот выходит! Он был в синей кофте. Я в панике, несусь к круглосуточному – закрыт. Темнота – хоть смотри, хоть нет. Я петляю по двору – ноги как в песке застряли, движусь медленно. — интонации становятся жарче, и Розалина тараторит: — Оказываюсь на какой-то полянке с холмиком. Под ноги гляжу – собака бело-коричневая. Ну, я с приподнятым духом движусь зачем-то вперёд – так там этот в синей кофте из-за угла несётся!
Розалина вцепляется руками, мигом начавшими дрожать, в кофту мужа.
— Я бегу назад, и из ниоткуда появляется ещё и чёрная собака! Оборачиваюсь – и из кустов или тени прыгает кто-то, и как впивается в руку!
Женщина замолкает, отнимая правую руку от любимой смуглой щеки и показывая – длань потряхивает всё ещё.
— Где он укусил – у меня болит. Будто наяву происходило... — шепчет Розалина.
Бериту бы в другой ситуации показалось бы нелепым то, что такой длинный сон был изложен в столь дотошных подробностях вроде окраса собак и цвета кофты, но он лишь с сожалением сжимает женскую руку в своей, согревая и вынимая ту из лап сна, возвратив к реальности.
Ему хотелось бы отмахнуться, мол, ничего не значащий сон – ложись спать, но ни моральные устои, ни логические доводы не позволяют ему это сделать.
Не зная, чем помочь ещё, кроме как находиться рядом, Берит тихонько вопрошает:
— Воды хочешь?
Ответом ему служит грустный кивок и сжатие рукавов кофты на плечах.
Чего Розалина не ожидала, так это того, что мужчина подхватит её под бёдра и с ней же на руках слезет с кровати. Но возражать ни сил, ни желания не имелось, и она крепче сжимает его руками, положа подбородок на макушку.
Темнота коридора и квартиры в целом отзывается страхом от недавнего сна, и женщина только крепче прижимается к Бериту.
Мужчина с сожалением мельком смотрит на Розалину, чьё тело непроизвольно реагирует на кромешность черноты и неизвестность. Понимает, ибо в детстве, которое не засиживалось в памяти очень явно, не было той недели, когда он ещё мальчиком в холодном поту не просыпался от очередного кошмара. Но с ним никого не было, никто не мог или не хотел обнять и успокоить – пришлось приспособиться дрожать от страха в одиночестве и темноте.
Может, именно тогда Берит так возбоялся её? Может, именно поэтому он по-прежнему ненавидит темноту? Приносящая с собой самые ужасные воспоминания, она сквозь года напоминала о тех ужасах и тревогах, которые несло сердце маленького мальчика...
Усадив женщину на стул, торопливо включил свет, озаривший светлый интерьер и приятно слепящий глаза, и закрыл дверь, не позволяя драгоценному им обоим освещению утечь в неизвестность темноты коридора.
Набрав полстакана воды, ставит на стол перед женой и приникает тёплыми губами к её лбу. Держит, держит, чтобы потом оставить звонкий поцелуй и приоткрыть окно, где вовсю беснуется метель.
— Замёрзнешь же. — бубнит женщина в стакан, приметив мгновенно продрогнувшего мужа.
Тот лишь отмахивается. Пока Розалина пьёт воду и нервозно барабанит ногтем по столу, Берит не находит лучшего занятия, кроме как протереть столешницу. Никаких загрязнений на ней, разумеется, нет – просто нужно оставаться рядом. Мельком кидает взгляд на часы на микроволновке – три часа сорок семь минут.
— Допила?