Despite the pain caused to you once you just have to keep going.
And you do.
(Невзирая на боль, причинённую тебе когда-то, ты должен просто идти дальше.
И ты поступаешь именно так.)
Баки и Стив пользуются обычно отдельным лифтом Башни — тем, в который есть доступ только для членов команды Мстителей; он поднимает их из подземного гаража на жилые этажи или, если надо, на посадочную площадку для джетов и вертолётов. Но Башня это не только обиталище и штаб команды; это ещё прежнее основное здание «Старк Индастриз», и здесь продолжает трудиться множество людей — инженеров, конструкторов, айтишников, администраторов, да плюс ещё персонал всевозможных кафешек, баров, комнат отдыха, которыми пользуются служащие корпорации. Роджерс и Барнс — Капитан и его «номер второй» — бывают в этом людском муравейнике не то чтобы часто, но и не чураются его совсем. Иногда, несмотря на свою, никуда не девшуюся, нелюбовь к публичности, Кэп, по особому уговору, пересекается с какой-нибудь группой школьников или студентов, явившихся на экскурсию, позволяет сделать фотографии и даёт пару автографов; а иногда они с Баки просто срезают путь, добираясь к себе через центральную часть здания. Бывает, — порой это приятно, — они встречают одних и тех же людей, обмениваются кивками и даже рукопожатиями с мужчинами и отвечают улыбками на улыбки стреляющих глазками молодых девушек. (Женщины постарше стараются сохранить более строгое, деловое выражение лица, но кого оно обманывает? Стив и Баки знают, что, когда дамы выйдут из лифта на своём этаже, они непременно с удовольствием похвалятся перед сотрудницами несколькими минутками «вознесения» в компании супергероев.) Эта девушка ездит с ними несколько раз — длинные, рассыпанные по плечам тёмные волосы, высокие скулы, светлая, почти что бумажно-белая кожа, светлая блузка, тёмный галстучек, ныряющий под мужского покроя жилет. Когда это случается впервые, её карие глаза расширяются, а щёки краснеют до того мило! При второй встрече она приветствует их добросердечной улыбкой. А в третий... в третий к её груди прижат растрёпанный столбик каких-то старых бумаг, она пытается проглядывать их прямо при движении лифта, верхние страницы рассыпаются, и она, ойкнув, торопливо кидается собирать их с пола. В кабине всего несколько человек: она, Стив, Баки, какая-то очень немолодая женщина-администратор и техник Старка, у которого руки заняты некой непонятной блестящей штуковиной. Капитан — воспитание Ма Роджерс не стирается с годами — в мгновение ока приседает на колено и принимается помогать со сбором бумаг. Баки готов проделать то же самое, но места в кабине маловато, и он остаётся стоять где стоял; только, выбросив руку вперёд, ловит пролетевший мимо него листок, а затем протягивает его девушке. Она поднимает голову, смотрит на него снизу вверх и замирает. Кэп, подобрав все странички-беглянки, выкладывает их на верх стопки, улыбается и помогает девушке выпрямиться. Та, по-прежнему заторможенная, замороженная какая-то, выходит на первом же из этажей, где лифт делает остановку. При следующей мимолётной встрече она отвечает на кивок, но не на улыбку, не на шутку, от неё исходит какая-то отрицающая, отталкивающая волна. Потом проходит много времени — миссии, мотания по всему миру, налёт очередной инопланетной погани... мёдом тварям Нью-Йорк намазан, что ли, что их то и дело притягивает сюда!.. Команда Мстителей прикрывает собой город, прежде чем на помощь подтягивается армия; видео с подробностями их боя, с тем, как они, рискуя собой, получая жестокие раны, выводят из-под удара мирных жителей, крутят по всем телевизионным каналам. Баки ненавидит оказываться в центре внимания, но тут он ничего сделать не может, — его физиономия, измазанная копотью, как боевым гримом Солдата, взята крупным планом и мелькает на экранах рядом с золотой маской Железного Человека, лицами Стива, Наташи, Клинта, зелёной ипостаси Брюса. И, через пару недель после отражённого нападения, он ощущает напряжённость, скованность и одновременно — решительность той темноволосой девушки, когда она опять по случаю оказывается с Роджерсом и Барнсом в одном лифте. Другие люди выходят на пару этажей раньше, и они оказываются в пространстве кабины только втроём. Девушка поправляет на кармане бэджик со своим именем, — они видят, там написано «Кайли Эндрюс», — всем телом поворачивается к обоим суперсолдатам. Но смотрит только на Барнса. Стив — уже не маленький, но всё ещё засранец! — незаметно подталкивает Баки костяшками пальцев: «Никак она сейчас объяснится тебе в любви!» Баки сердито отмахивается локтем... — Это ведь вас раньше называли Зимним Солдатом? — в лоб спрашивает она. Роджерс разом весь собирается, напружинивается, как будто готовый выставить перед собой и Баки отсутствующий сейчас щит. Баки тоже словно дёргает током. Но он слишком опытен во всём, что касается насилия: девочка абсолютно беззащитна, у неё нет ровно ничего похожего на оружие, она в своей жизни вряд ли что-то серьёзнее столового ножика в руках держала, и сейчас — ему ли обманываться! — скорее дрожит сама, нежели планирует нападение. Так что он просто задерживает дыхание на один-другой удар сердца — и остаётся неподвижен, оставляя себя полностью открытым... впрочем, ни словом, ни жестом не давая ответа. Но Кайли Эндрюс не нужно ни его «да», ни его «нет». Она вскидывает подбородок и снова бесстрашно и пронизывающе смотрит ему в лицо. — Я видела вас однажды, давно, когда была маленькой. Вы были в нашем доме и убили моего отца. И — всё. Только неощутимый гул мотора лифта, исправно и бесстрастно отсчитывающего этажи. Кайли заново касается пальцами бэджика. — Мой отец был связан с мафией и был очень плохим человеком. Видимо, те дела, которыми он занимался, были чем-то конкурентны с делами «ГИДРЫ». Я узнала всё это сильно после, когда стала взрослой. Ещё я воспользовалась тем, что работаю здесь, я раскопала кое-что о вас, о том, что вы не можете отвечать за то, что вас когда-то заставляли делать. И я видела все те репортажи, как вы вместе с Капитаном и Мстителями спасаете Нью-Йорк. Так что... Я не могу ни в чём обвинять вас, мистер Солдат. Она неосознанно сжимает пальцы в кулачки. — Я уже подала заявление о переводе в другой филиал «СИ», мне остаётся доработать несколько дней. Думала просто тихо уехать, но увидела вас снова, и... Наверное, теперь, после всех этих признаний, меня не переведут, а уволят или даже отдадут под суд. Но я ничего не могу с собой поделать... Я понимаю, что мой отец, скорее всего, на самом деле заслужил смерть за свои дела. Я понимаю, что не по вашему желанию всё случилось вот так, вам просто не повезло выполнять то, что задумал и от чего получил выгоду кто-то другой. Я даже понимаю, что вы пощадили меня тогда, хотя я была свидетелем. И всё равно... Это вы убийца моего отца, и ничто никогда этого не изменит. Стержень, поддерживающий её волю, вибрирует, до слома остаются считанные секунды, нечаянное движение, любое сказанное слово. И они все трое молчат, пока кабина продолжает свой полёт кверху... удивительно, что напряжение и безмолвие, наполнившие лифт, не обрывают его канаты, потому что весят несколько десятков тонн. — Вас не уволят, мисс Эндрюс, — говорит Роджерс, когда она уже переступает порожек остановившегося наконец лифта. — И судить не будут. Уезжайте, работайте спокойно. Д.Ж.А.Р.В.И.С. сотрёт весь этот разговор. Спина девушки вздрагивает, будто в неё попадает пуля. Но Кайли шагает дальше по коридору, не поворачивая головы. Двери закрываются. Стив Роджерс и Джеймс Бьюкенен Барнс не говорят ни слова, пока на табло не появляются, не начинают сменять друг друга номера жилых этажей Башни: сорок первый, сорок второй, сорок четвёртый... — Баки? — тихо спрашивает Стив. Хочет поднять руку и коснуться локтя друга, но не смеет: Барнса не следует вообще трогать сейчас. — Ты как? Баки делает глубокий вдох, поднимает взгляд на Стива и кивает с кривой улыбкой. — Я знал, что придётся услышать такое, и не один раз. Я был готов. Чёрта с два он был готов, думает про себя Роджерс. — Бак... Барнс нетерпеливо встряхивает головой. «Подобные вещи не могут не случаться, и мы оба это знаем,» говорит его движение. — Пойду к себе. — Ладно, — молвит Стив. Ничего другого он ответить не может. Что бы ни чувствовал сейчас Баки, решать, что делать с этим и с собой, только ему одному. Баки опять глядит на друга, слабо усмехается. — Я буду в порядке, обещаю. ...Понятно, Роджерс не был бы Роджерсом, если б оставил всё как есть. Немного времени спустя он делает кое-что, потом осведомляется у Д.Ж.А.Р.В.И.С.а, где находится Баки, и идёт по указанному ему направлению. Он подходит ко входу в тренажёрный зал Башни... и ещё за несколько шагов до них всем телом ощущает, что и плотно прикрытые двери, и воздух за ними, всё пространство вибрирует и дрожит. Когда он отодвигает створку, напор звука едва не опрокидывает его навзничь... и нет ничего более чуждого, более контрастного и этому месту, и этому моменту. Из мощнейших колонок, расположенных по всем углам зала, льётся божественно прекрасная, не имеющая себе равных Casta Diva. А Баки — да, Баки там, в тренажёрном зале Башни, и он занят тем, чем после пробуждения в чужом времени изнурял себя Стив. Только здешние, сегодняшние снаряды укреплены так, что не рвутся, не слетают с подвесов даже под атаками суперсолдата. Баки, в серой майке с узкими лямками и мягких тренировочных штанах, с бионическим кулаком, прикрытым тактической перчаткой, и живым, перемотанным эластичным бинтом, вколачивает в свисающий с потолка мешок один хук за другим. Поверхность снаряда вминается, цепи-крепления скрипят и стонут. Майка на спине у Баки потемнела от пота, участки свободной от одежды кожи блестят, прядки волос, выбившиеся из узла над затылком, промокли сплошь и сосульками липнут к шее и вискам. Удар! Удар! Удар! ...Голова у Барнса низко наклонена, плечи выведены вперёд — но это не /только/ защитное положение тела кулачного бойца. Это поза человека, которому на хребет давит неподъёмный груз. Левая, сложенная из металлических пластин рука с чудовищной силой бьёт в тугой кожаный мешок. Прыжок, удар голенью одной ноги, коленом другой, выброс правой руки, потом левой, и снова взмах левой, и снова левой, и опять... Стив прокусывает внутреннюю сторону губы до крови, видя... понимая, что делает Барнс. Баки СМИРЯЕТСЯ. Удары бионической конечностью нужны для того, чтобы, который уже раз, утвердить его в осознании, что она часть его тела — его инструмент, его оружие. И что отвергать свою сильную сторону, отказываться от неё так же бессмысленно, как отказываться от самого себя. Баки смиряется с тем, что оно — вот так. Виновен он или нет, прошлое никогда не уйдёт. Как бы он ни называл себя готовым, в его душе всегда найдётся точка, при ударе в которую он ощутит боль. Но он — такой, какой есть. С сывороткой в жилах, с полученной от «ГИДРЫ» металлической рукой. Он не просил ни о чём из этого, однако это есть у него. Он такой, каким его сделали. Такой, каким стал. И он может, должен и будет с этим дальше жить. Низкое, мощное контральто допевает последние слова арии: «Укроти, о Богиня, порыв пламенных сердец, посей на земле тот же мир, что установлен тобою на небе». Проигрыватель отключается. Стив делает выдох и переступает с ноги на ногу, преднамеренно шумно. Переступает ещё раз и потом, уже напрямую, окликает: — Бак. Баки опускает руки, выходя из боевой стойки, и оглядывается наконец. Выпрямляется, наверченными на запястье бинтами промокает капли испарины со скул и лба. — А, заноза, ты... Стив против воли дёргает губами в улыбке от давнего прозвища. — Я, кому ж ещё быть. — Чего? — Баки не спрашивает, мол, не уступить ли место у мешка Стиву: понятно же по одежде и всему виду Роджерса, что тот не тренироваться сюда пришёл. Стив качает плечом вместо ответа, пересекает зал, подходит к Баки вплотную — и без лишнего слова суёт ему в ладони громадную кружку, которую принёс с собой. И запах горячего, как огонь, шоколада, коньяка, сливок и ванили, поднимающийся из кружки, обволакивает Баки и всё, что находится вокруг.