Звонко.

Звук небрежного росчерка ручки, слабо давившей на бумагу, почти полностью забитую однотипным напечатанным шрифтом. Требовалось только пару строчек отсебятины, после чего заполненный бланк сменялся новым, другим, но таким монотонным и похожим. Честер молча перекидывал звонкий бубенчик из одной руки в другую, занятый, вцелом, ничем. Только разве что мысленно проходясь по списку того, чем можно скрасить уж слишком спокойный вечер. Точнее выражаясь, не скрасить, а опрокинуть целую банку краски, оставляя въевшуюся кляксу. Кляксу, спустя много-много стирок так остававшуюся вырвиглазным пятном, которое затеряется впоследствии еще кучи таких же «совершенно случайных оплошностей». —Ты, может, делом наконец займешься? —Мэнди на мгновение оторвалась от бумажек, кинув короткий взгляд на шута, —Раз уж остался «помогать», будь добр этим и заниматься. —Боюсь, при всем своем желании- —Забудь. Полноценно начать свою максимально драматичную речь ему не позволили: сразу же заткнули. «Принцесса» уже давно изучила его натуру целиком и полностью, хотя следующая выходка каждый раз оставалась чем то максимально неожиданным. Но все-таки что то оставалось неизменным всегда: излишний драматизм и красноречивость там, где это не требуется, привычки, улыбка, которая всегда не предвещала ничего мирного и спокойного. И улыбку она тоже запомнила, знала когда она неосознанная и искренняя, а когда лишь часть образа, лисья и, казалось, вечно издевающаяся, чем каждый раз и раздражала Аманду. Уйдя в собственные мысли, девушка не успела сразу заметить тот факт, что приглушенный тишиной звон переместился ей за спину. И все-таки оборачиваться она не горела желанием, вернулась к изначальному делу: документы. Нудные и однотипные. Мэнди потянулась к ручке, оставленной на длинном столе, перед которым в рабочее время дети протягивали немного помятые родительские купюры, мечтая поскорее схватить коробку или кулек сладостей и помчать вприпрыжку домой. Чужие пальцы в одно мгновение нагло прибрали инструмент себе, пряча перо куда то за спину Мэнди. —Отдай, —Строгий тон казался еще тверже на фоне прежнего безмолвия, но это ни капельки не напрягало оппонента. Наоборот только раззадоривало больше. —Да ладно, тебе же точно не помешает немножко отвлечься, м? —Четкий, словно звон, голос шута звучал не менее контрастно, отчего по одной фразе можно было заметить все даже не оборачиваясь: на лице ухмылка, уже будто пришитая, а сам Честер слегка попятился и уже был готов в любую секунду рвануть прочь. Ну что же. Аманда поднялась со своего места, неторопливо повернувшись к нарушителю спокойствия. Глаза сузились, будто сверкнув, зато губы расплылись в гордой улыбке. Взгляды пересеклись, между ними проскочило немое «—вызов принят!», будто по сигналу двое чуть ли не синхронно сорвались с места. Бубенчик неуклюже вывалился из руки, прокатившись от силы полметра с коротким звоном. Отражал тусклый свет настольной лампы, отдавая золотой отблеск, лежал неподвижно, но казался таким живым. Будто бы в один лишь образ этой гримасы была вложена целая душа. Душа, идентичная владельцу. За ним вернутся. Не сейчас, когда единственное что занимает голову, так это дурацкие и бессмысленные догонялки. По-детски изворотливые приемы, колкие фразы в перерывы от смеха и наматывание кругов вокруг одного и того же предмета. Но обязательно вернутся, как часто бы он не оказывался одиноко лежащим на холодном полу и как сильно бы его звон не мешался. Вернутся.