Форт Росс. Загадка на Тихоокеанском побережье

      2014 год. Форт Росс       Я смотрю сквозь очки-авиаторы на улыбающиеся лица людей, проходящих мимо. Для них это просто фольклорный праздник в бывшем русском поселении. А для меня… А что этот Форт действительно значит для меня? Я иду к дому бывшего коменданта крепости Ротчева — единственному строению, сохранившемуся с XIX века. Все, что я знаю о Форте — это вычитки статьи из Википедии и старинного дневника в кожаном переплете. В дневнике прошедшем через десятилетия еще можно прочитать почти выцветшие строчки. Строчки, которые были написаны моими предками поселенцами Форта Росс — русской крепости на севере Калифорнии, расположенной на побережье Тихого Океана недалеко от Сан-Франциско.              1838 год. Форт Росс       Я собираю и складываю в большую корзину яблоки с деревьев. А если быть точнее, то я бросаю в корзину еще зеленые плоды, а спелые, краснобокие сгрызаю так, что даже не остается косточек. Вообще, когда собираешь плоды в саду, то ни есть их, ни забирать с собой нельзя. Но кто слушается?       Меня пихает в бок Луисана. Она наполовину индианка, а на половину русская. То, что Луисана наполовину русская, выдают только большие голубые глаза. А так она типичная индианка: смуглая кожа, черные волосы. В Форте были не редкостью смешанные браки с представителями племени Кашая Помо, которые помогали в обратке земли и с другими хозяйственными работами. Луисана старше меня на год — ей уже тринадцать. Но, несмотря на это, мы всегда вместе воруем фрукты из сада, убегаем с работы и делаем то, за что легко надрать нам уши.       — Убежим на пастбище? — шепчет Луисана.       — А если старуха заметит? Она сегодня злая.       — Так мы быстро!       Луисана умеет убеждать. По правде говоря, мне уже надело срывать плоды, а живот болел от целого десятка съеденных яблок. Я киваю, и мы ныряем в заросли. Через несколько минут мы, полусогнутые, чтобы нас не заметили, пролезаем через потайной лаз и, что есть духу, припускаем к пастбищу.       С утра до вечера на пастбище пасутся овцы, лошади, мулы. Сейчас там только овцы. Чуть вдалеке, прислонившись к дереву, сидит пастух, вдалеке на лошади гарцует его сын. Сейчас начнется самое интересное. Луисана подбирает с земли кусочек твердой сухой земли и со всей силы кидает в овец. Вот же пассивные животные — даже ухом не повели! С лошадьми все-таки легче. Эх, сейчас бы рогатку. В Форте у мальчишек есть рогатки, но только лишь у моего младшего брата правильная. И тут, будто прочитав мои мысли, на землю рядом с нами падает Мишка. А в руке у него заветная рогатка и камешек.       — Дай мне! — Луисана тянет через меня руку к рогатке.       — Ага, много хочешь! — огрызается братишка и, прицеливаясь, запускает камешек.       Баран-вожак, в которого попал Миша, тут же срывается с места, за ним — остальные овцы. Братишка хихикает, Луисана тоже. Вслед за уносящимся стадом скачет сын пастуха, а сам он, зычно ругаясь, ковыляет с посохом за сыном.       Теперь уже и я смеюсь во весь голос.       — А я только что в доме у Ротчева был! — гордо произносит Миша.       — Ты что там делал?! — выпучив глаза, удивляюсь я. К коменданту так просто не попадешь.       — Хлеб относил из пекарни.       Да, мой братишка трудится в пекарне вместе с отцом, но он никогда не носил хлеб в дом самого Ротчева.       — Даш, представляешь, у Ротчева в доме огромная библиотека и настоящая фортепьяна!       — Настоящий фортепиано, — занудным тоном поправляю Мишку.       Луисана встревает:       — А что такое фортепьяно?       — Ну, это такой музыкальный инструмент, вроде барабанов, — отвечает Миша.       Луисана продолжает задавать вопросы о доме Ротчева. А я вспоминаю наш дом в России. Он был двухэтажный, с камином в гостиной, библиотекой, прекрасным цветочным садом. Когда я рассказывала Луисане о нем, она спросила, что такое камин. Когда я ей объяснила, она неподдельно изумилась — зачем он нужен? Я рассмеялась и ответила, что в России несколько месяцев в году холодно, а зимой выпадает снег, поэтому нужен камин — чтобы согреваться. Здесь в Форте Росс камин не нужен. Круглый год тепло. Мы сюда переехали четыре года назад, родители говорили, что мы едем в лучшую жизнь. Мишке тогда было пять лет, и он нашел общий язык со всеми в Форте. Удивительно, но он всегда всем нравится. Знали бы они, какой он «примерный» мальчик!       — Что, фрукты все собрали?! — над нами гремит голос старухи из сада.       Братишка быстро вскакивает и убегает, а нас старуха хватает за уши и тянет за собой. Луисана брыкается и машет кулаками, я же иду спокойно. Заслужили. Нет, заслужили не за то, что убежали, а за то, что попались.       До вечера мы с Луисаной пробыли в саду. Старуха только за нами одними и следила, чтобы мы еще раз не сбежали или не съели что-нибудь. Но я все-таки умудрилась закинуть несколько ягод вишни в рот, а Луисана съела целый персик!       Я захожу в дом у реки Славянки. Родители и Миша уже дома. Брат хватает меня за руку и тащит на улицу.       — Смотри, Даш! — Ваня вытаскивает из-за пазухи книжку и что-то еще.       Я недовольно хмурюсь:       — Ты где это взял?!       Одно дело воровать яблоки и айву в саду, а другое дело чьи-то вещи.       — Это я в доме Ротчева взял. Это тебе, — братишка сует книжку в кожаном переплете мне в руки, — а это подарим маме.       Мишка показывает мне золотой медальон на цепочке. Медальон овальный, а на крышечке гравировка розы. Мама обожает розы, в России у нас в саду было много кустов с этими нежными цветами.       Цокаю и упрекаю брата:       — Миша, воровать нехорошо. Верни медальон и книгу обратно.       Насупившись, он бурчит:       — Ладно, медальон верну, а книгу оставь — в ней все равно ничего не написано. Я тебе завтра чернил у Ротчева стащу и перо достану — будешь писать.       Мишка хитро улыбается и бежит в дом. Открываю книгу — в ней действительно нет ни буквы. Буду вести дневник.       На следующий день Миша приносит мне полную чернильницу и несколько перьев. Пробую писать — получаются кляксы. Брат задумчиво уносит перья, чернильницу и дневник.       Проходит несколько дней, я полностью уверена, что Миша забрал все принадлежности себе. Вечером он, радостный, вручает мне весь комплект. Сияя, он гордо объясняет, что нужно было сделать ножичком расщелину на кончике пера. Спрашиваю, сам ли он догадался. Сконфузившись, брат признается, что ему помог один алеут.              1841 год. Форт Росс       За три года ничего не изменилось. Мы с Луисаной работаем в саду, Миша с отцом в пекарне, а мама в винограднике.       Собираю с высоких кустов крупную вишню уже неделю, даже есть ее не хочется больше! Кусты начинают шевелиться, и показывается лицо молодой индианки. Она пролезла через лаз, наверное. Индианка протягивает мне сумку и на хромом русском просит набрать фруктов из корзин. Я отрицательно мотаю головой. Если старуха узнает — мало не покажется. Индианка поджимает губы и протягивает мне бусы. Они такие красивые, что глаз не оторвать. Вздыхаю, беру и прячу бусы. Иду с сумкой к корзинам. Из каждой корзины беру всего по паре-тройке плодов, чтобы никто не заметил пропажи. Когда сумка становится полной, бегу обратно, озираясь. Никто не заметил. Протягиваю сумку индианке и замечаю, что в моей корзине с вишней значительно меньше ягод. Понимаю, кто их взял. Индианка скрывается тихо и незаметно также, как и появилась.       Интересно, зачем ей фрукты? Самой съесть или обменять на что-то?       На следующее утро я узнаю — молодая пара из племени Кашая Помо сбежала из Форта. Странно, но их даже не отправились искать. Тем же утром Мишка мне шепчет, что Форт собираются продать. Я ему не верю. Все произошедшее старательно записываю украденными чернилами в дневник. В нем осталось всего несколько страниц.       Через несколько дней отец говорит, что мы уезжаем в Новоархангельск, потому что Форт Росс продали какому-то Джону Саттеру.       В Форте начинаются волнения — кто-то уезжает, кто-то остается. Луисана с родителями и сестрами остается. Я бы тоже хотела, но меня никто не слушает.       Рано утром мы уезжаем, я крепко обнимаю сумку — в ней почти исписанный дневник, баночка с чернилами и бусы сбежавшей индианки.       Братишка толкает меня в бок:       — Книга, чернила, перо с собой?       — Да. Только пера нет.       — Растяпа, — комментирует он. Я обиженно поджимаю губы. Брат верещит на всю телегу: — Давайте остановимся, мне перо надо! — Я быстро у птички выдерну, и мы поедем.       Мама останавливает его жестом:       — Сиди спокойно, вернемся в Россию — будет тебе перо.       — Я потом забуду, — пыхтит Мишка.       — Я напомню, что ты хотел перо.       — Да я не то забуду!       Через час Миша снова пихает меня в бок, просит дать дневник и чернильницу. Я, понимая, что он не успокоится, вытаскиваю все нужное из сумки.       Братишка макает мизинец в чернила и на последних страничках что-то пишет, усердно сопя. Я заглядываю ему через плечо — пишет он непонятно что. Отлично, последние чернила и страницы перевел на свои каракули!       Кидаю взгляд на окрестности. Больше я их никогда не увижу.              2014 год. Форт Росс       Я держу в руках распечатку из института лингвистики. На нем перевод последних страниц дневника, исписанных неровными словами на языке индейцев. Ради разгадки тайны, скрытой в этих письменах, я и приехала на Тихоокеанское побережье. Сверяюсь в миллионных раз с записями и подхожу к третьему окну дома Ротчева с правой стороны. Стучу по доскам, окну. Одна дощечка с рамы окна отходит. Просовываю руку в отверстие и достаю грязный сверток. Дощечку с рамы вставляю обратно и ухожу в сторону, потому что пришла группа студентов из Японии или Китая. Разворачиваю сверток, на землю что-то падает камнем. Поднимаю. На моей ладони великолепный овальный медальон на цепочке. На лицевой стороне медальона гравировка — роза. Скорее всего, он золотой, хотя изрядно потемневший. Пытаюсь открыть, но ничего не получается. Ладно, с этим потом разберусь.       Оглядываю Форт Росс — некогда уголок царской России в солнечной Калифорнии — новым взглядом. Взглядом, который выражает уважение и гордость за русское поселение, бывшее реальностью…