Сокрушительная аномалия

Одним из главных и уникальнейших свойств Майлза было, пожалуй, его умение менять людей и обстоятельства вокруг себя. В Обществе пауков было немало людей, на жизни которых невероятным образом сказалось появление Майлза. В воспоминаниях каждого из них он оставил свой отпечаток — глубокий и большой, словно они были знакомы не меньше года, хотя на самом деле только несколько дней. Столько людей, которым он умудрился запомниться: как аномалия, сильная личность… Близкий друг. Питер, Хоби, Павитр… Так много близких друзей, которых успел завести Майлз с тех пор, как стал человеком-пауком — за это сравнительно небольшое время — это даже поражало. Каждый из них очень дорожил Моралесом. Но почему особенно сильно это ощущалось именно сейчас? Сейчас, когда все пытались его остановить? Сейчас, когда кричали одуматься? Когда мчались к нему, наблюдая, как костюм всё сильнее рвался, а на обнажённых частях тела виднелось всё больше и больше ран. Как голова обливалась кровью, а его прижало к земле какой-то балкой так, что даже никакой человек-паук… не поднимется. Балку удалось снять с помощью паутины подоспевших коллег, но стоило им увидеть Майлза поближе, как всех, словно током, прошибло осознанием. Из такого состояния уже не выбираются в живых. Столпившись вокруг, люди-пауки смотрели на эту картину с недоумением, ужасом, сочувствием и подступавшей паникой. Питер обрадовался тому, что в этот раз решил не брать с собой малышку Мэй — слишком сложная была миссия. Исход же этой миссии его совсем не радовал. Наоборот, в этот момент мужчине казалось, будто он потерял своего собственного сына. Хоби встал в ступор, рассеянно сверля глазами землю. Он просто держался за голову, будто не хотел выпустить весь хаос, который воцарился там в считанные секунды. Слишком многое проносилось в его мыслях в этот момент, но было не время это выплёскивать. Снаружи всё окутывала тишина. Павитр обессиленно упал на колени. Ноги не держали его — и из-за недавней продолжительной физической нагрузки, и из-за душевного состояния, пошатнувшегося после того, что он лицезрел сейчас. Кажется, под маской он даже успел пустить слезу — пустил бы море, если бы до конца осознавал происходящее. ... Продолжая говорить о тех, кто стал Майлзу близким другом — был ещё один такой человек. Гвен Стейси, женщина-паук, чью жизнь парень тоже умудрился перевернуть с ног на голову. Она подбежала к нему первой, упав на землю и принявшись за попытки оказать первую помощь. Тщетно. Майлз был в таком плачевном состоянии, что удивительно, как до сих пор мог что-то произносить. Гвен практически захлёбывалась в слезах, склонившись над парнем. Среди всеобщего молчания её всхлипы ощущались особенно душераздирающе. — Майлз, — девушка судорожно зацепилась руками за его костюм и слегка оттянула, словно хотела таким образом буквально вытащить с того света. Паника захватила здравомыслие в её голове, вынуждая совершать иррациональные действия. — Как же ты умудрился… Мы же… Я же предупреждала… Майлз… Гвен аккуратно вложила ладонь парня в свою, прислонив к своей щеке. Кровь на его руке смешалась со слезами, а слёзы на щеке — с чужой кровью. — Всё будет хорошо, Майлз, всё будет хорошо, — Гвен убеждала себя, что успокаивает его, но на самом деле это были попытки унять собственный плач. Она не хотела передать Моралесу своё ощущение безысходности, однако было поздно: он уже давно всё понял сам. — Я знаю… знаю, — он выдавливал слова через силу, но не подавал об этом виду. — Всё будет хорошо. Гвен… Майлз провёл большим пальцем по щеке девушки, впитывая наслаждение от соприкосновения с её кожей. Он давно хотел сделать нечто подобное. И давно хотел кое-что сказать. — Гвен, я тебя… Девушка не дала договорить, положив пальцы на его губы, и приблизилась заплаканным лицом к его лицу. — Я тебя тоже… тоже, — тут же выпалила Гвен, и послышался очередной отчаянный всхлип. Она не хотела терять ещё одного друга. Только не снова. Сейчас это был больше, чем друг. Гораздо больше — даже не просто возлюбленный — он был всем. Слизнув с губ слёзы, Гвен аккуратно накрыла ими губы Майлза, продолжая держаться ладонями за его лицо. Он всё равно почувствовал солоноватый привкус, но это было отнюдь не важно. Этот интимный жест они оба давно хотели воплотить в жизнь, пусть не в таких обстоятельствах (и вообще, Майлз думал произвести всё куда романтичнее), но сейчас даже чужие взгляды вокруг им не мешали. Это был нежный, чувственный, долгожданный поцелуй. Горестный и отчаянный. Приятный. В основном инициативу проявляла Гвен, хотя, будь у Майлза больше сил, он бы наверняка попробовал взять это на себя. Его губы были мягкими, окутывающими, разбитыми, её — солёными и захватывающими. Они дополняли друг друга, становясь одним целым, словно хотели сохранить в себе частичку каждого… перед тем, как случится необратимое. Когда Гвен отстранилась, у них внутри остались одновременно чувства законченности и незавершённости. Да, они исполнили давнее желание — поцеловались. Но они уже не смогут узнать, что было бы дальше. — Я посвятил тебе граффити, — признался парень, успев немного переварить произошедшее. Его рука дрожала, и Гвен это чувствовала, но на лице он из последних сил держал улыбку. — Прогуляемся завтра? Хочу тебе показать. — Да… Да, конечно, Майлз. Да, — девушка крепче сжала его ладонь. — Спасибо. — А ещё… Скажешь всем, что… — Скажу! Скажу, Майлз. — Спасибо. Гвен… Майлз не видел вокруг себя никого, кроме Гвен, а потому в последние мгновения цеплялся взглядом только за неё, словно за спасательный круг. Молчание длилось всего несколько секунд, но им казалось, будто медленно протекала вечность. Он решился закончить фразу. — Я самый счастливый человек на свете… Уголки губ Майлза, приполнятые в улыбке, опустились. Его ладонь ослабла, но Гвен продолжала её держать, позволив себе теперь заплакать н авзрыд. Аномалия была устранена, но именно в этот момент её мир рухнул.