Жизнь моя сокрыта лишь в тебе

      Ничего не видя перед собой, не обращая внимания ни на сыплящиеся вдогонку вопросы старшей жрицы, ни на испуганный взгляд Сианы, Лада выбежала из дома волхва, как ошпаренная. Злость, отвращение и обида ещё не охватили сознание в полной мере, болезненное смятение не достигло сердца, лишь плескалось страшной лютью на дне изумрудных глаз. Убийственный, яростный взгляд метал молнии. Руки сжались в кулаки так сильно, что ногти впились в кожу до кровавых полумесяцев – так она старалась сдержать накатывающую дрожь. Грудь вздымалась от частых вдохов – ей не хватало воздуха. Тело бросало в лихорадочный жар, а к горлу неотвратимо подкатывал ком горечи и разочарования. Такого омерзительного негодования ещё не доводилось испытывать сколько Лада себя помнила.       Значит вот какова она – взрослая жизнь… Нещадная и жестокая, полна страданий и подбрасывающая ежедневные испытания, справляться с которыми не доставало сил.       На улице вечерело. Деревня, укутанная подкрадывающимся со всех сторон туманом, застыла в холодной тишине. Молчаливая, безлюдная, забытая богами.       Лада не разбирала дороги, но инстинктивно ускоряла шаг, едва не переходя на бег. Подступающие слёзы застилали взор, а ноги сами вели её к тому месту, где совсем недавно она нашла Верею. Проклятому месту, в котором злой рок навечно оборвал беззаботную жизнь её сестры.       Лада упала на колени, обессилев в один миг. Склонилась и припала лицом к земле, заходясь в удушливых рыданиях, совершенно не заботясь о том, как выглядит со стороны и не подозревая, что кто-то может наблюдать за ней украдкой.       – Прости… Прости меня, сестрёнка… – шептала беззвучно, зная, что в словах нет надобности.       После смерти Верея осталась рядом: мрачной тенью следует по пятам, дышит холодом в спину, спит в их комнате каждую ночь, наутро оставляя после себя смятую постель.       Ладе выдалась возможность, и она отчаянно хотела стать жрицей, чтобы открыть доступ к неведанным тайнам, и наконец найти проклятого убийцу её драгоценной сестрицы. Но воздать заявленную плату оказалась не готова даже ради этого. Озар выставил непомерный счёт, переходя все границы дозволеного, выходя за установленные рамки пристойности.       – Ты проведёшь со мной ночь…       Тихий, хриплый, обволакивающий голос, прозвучавший так близко, что дыхание его теплом легло на кожу. Липкий, вожделённый взгляд, бесстыдно цепляющийся за каждый изгиб девичьего тела, руки, похабно желающие коснуться, якобы для исследования возможных меток, оставленных богами...       Ладу передёрнуло от одного воспоминания о его близости. По коже поползли мурашки отвращения. И, вскочив на ноги, она устремилась к реке. Побежала, что хватало сил, мечтая оказаться подальше ото всех, желая скрыться от самой себя.       Путь до реки предстоял не близкий – около двух вёрст. И в это время, когда солнце катилось к закату, а лощины заволакивались лиловой дымкой тумана, женщины обычно не ходили в одиночку ни к воде, ни к лесу. Но Ладу не сковывал страх – природа её никогда не пугала и ни разу не причинила боли, в отличии от людей.       Сверкающая река, окаймлённая бархатной зеленью весенних деревьев, казалась живой, как и всё в округе. Дрожащее серебро чистой воды встретило мягкой прохладой. Ладу окутал свежий ветер, принёсший запах луговых трав и дарующий успокоение. Вольно вдохнув полной грудью, она опустилась на молодую траву. Сорвала сочный стебелёк и принялась крутить в руках, всматриваясь в широкую гладь воды.       Река была светла и нетороплива, величаво несла свои воды в неизведанные дали, которые морок тумана ещё не постиг. Вот бы добраться туда, найти путь к свету, развеять нависшую над жизнью пелену мрачных тайн...       На душе скреблись кошки, сердце ныло, а думы одолевали тяжкие переживания и навалившиеся проблемы.       Ей так хотелось разобраться в себе, найти первопричину, найти ту тоненькую красную ниточку, потянув за которую, клубок спутанных дорог начал бы распускаться, указывая единственно верный путь. Её жизненный путь, потерянный во мраке.       Лада думала о многом. Но последнее происшествие все мысли сводило к одному. Она переступила порог восемнадцатилетия, и скоро её неизбежно постигнет участь чьей-то избранницы. После смерти двойняшки, Лада пообещала себе стать примерной дочерью, жить за двоих, чтобы хоть как-то заместить родительскую утрату, притушить боль невосполнимой потери. А это означало, что придётся однажды принять сватов, а потом… Ведь и вправду доведётся разделить с кем-то постель. С кем-то не с тем…       Лада прикрыла лицо руками, надавила пальцами на глаза в попытке вдавить обратно проклятые слёзы и стереть увековеченный под веками образ. Образ, который и рада была бы позабыть, но всё в этом мире изо дня в день стремилось напомнить о нём.       Она пообещала себе его ненавидеть с тех самых пор, как…       По деревне пополз слух, якобы жена старосты сбежала на отшиб, оставив мужа и сына на произвол судьбы. Никто не понимал причины столь фривольного поступка, и разгорающиеся сплетни, порождённые злыми языками, дошли до дома старосты. Отец приказал не обращать внимания, но Драган и слушать не хотел. В детском сердце разверзлась чёрная дыра. Маленькая душа, отравленная горечью непонимания и обиды, воспылала яростью. Он не мог простить матери того, что покинула его, что из-за неё в него будут тыкать пальцами и шептаться по-за углами.       Стены родного дома давили, ежеминутно напоминая о женщине, предавшей их родство, и, не вынося более эту пытку, Драган убежал к реке, когда солнце близилось к закату.       Лада нашла его на зелёном берегу. Поникшего и потухшего. Ссутулившись и уронив голову на колени, он плакал. Плакал так истошно, что содрогались плечи.       У Лады сдавило сердце от тоски и сопереживания. Она присела рядом и обняла его со спины. Прижалась крепко-крепко, обвивая тонкими ручонками, в желании забрать всю его боль.       Ей так хотелось его утешить, поддержать и подбодрить. Но подходящих слов не находилось, и она смогла лишь прошептать:       – Всё будет хорошо, – повторив последние слова его матери, брошенные на прощание.       Напоминание о предательнице резануло помеж рёбрами новой болью. Драган рассмеялся, зло и истерично; стирая с лица влажные дорожки слёз, вспыхнул в возмущении:       – Ты тоже так думаешь?.. Ничего хорошего больше не будет! Уходи отсюда!       В чёрных глазах заплескалось что-то невиданное ранее. Нечто очень опасное и пугающее, заставляющее отшатнуться как от огня.       Лада не понимала, что сделала не так, почему он разозлился. Хотела помочь, а только навредила. Куда ни кинется – везде подстерегает неудача, за что ни возьмется – всё из рук валится, что ни затеет – всегда терпит поражение. Её доброта вновь не нашла отклика по непонятной причине.       – Ты мне опротивела!.. – слова, необдуманно вырвавшиеся из детских губ, должны были лишь косвенно ранить, потому как испытываемая в тот миг боль застилала все иные чувства, но нанесли едва ли не смертельный урон.       Драган оттолкнул её от себя, не рассчитав силу, и хрупкое маленькое тельце от неожиданности рухнуло на землю. На глаза навернулись слёзы, но Лада быстро сморгнула их, не позволив пролиться.       Как всегда вовремя подоспевшая Верея подбежала к ней, оглядела на предмет увечий, с нежностью пригладила волосы, помогла подняться, попутно браня Драгана за неподобающее поведение.       – Всё в порядке, Лада? Не ушиблась? Тебе не больно?– сестра держала её в успокаивающих объятиях, даже не представляя масштаба боли, охватившей детское сердце.       Драган не смотрел на неё, пряча виноватый взгляд. А после ушёл с Вереей играть в прятки в лесу, нарушив правило возвращаться домой до наступления сумерек.       С тех пор он всегда ходил рука об руку с её сестрой. А Лада лишь смотрела со стороны, без позволения приблизиться, чувствуя себя третьей лишней, больше неважной, ненужной, забытой и ничтожной…       Заживают раны от ножа, а от слов не заживают никогда. И словно в издевательство Драган каждый раз напоминал ей об этом, раня новой обидой.       Любой контакт с ним стал невыносим. Редкие встречи, мимолётные взгляды, короткие разговоры, во время которых он дарил ей слабую искорку надежды, чтобы потом окатить холодной лавиной жестокого безразличия.       Лада старалась не попадаться ему лишний раз на глаза, даже пыталась возненавидеть, не подозревая о том, что Драган тысячу раз пожалел о сказанных в далёком прошлом словах, но так и не нашёл в себе сил и смелости для примирения. Он не мог разобрать, что двигало им – гордость, упрямство или страх оказаться непонятым, а значит окончательно отвергнутым.       Детская обида, затопившая израненное болью сердце, нечаянно вылилась в ярость, воздвигшую между ними невидимую стену из непонимания. С тех пор Драган избегал Ладу, а в редкие встречи намеренно обжигал холодом, наказывая самого себя за то, что оттолкнул, и полагая, что только расстояние и взращенная ненависть способны вытравить светлое чувство, с самого детства теплящееся в груди. Но Лада сквозь годы мелькала на периферии его сознания, преследуя своими колдовскими зелёными глазами…       С сестрой-двойняшкой они росли настолько разными, что закрадывались сомнения об их родстве. Даже внешне совсем не похожи. Но эти контрастные противоположности лишь напоминали Драгану каждый раз, что он не там, не с той наедине. И держа за руку Верею – яркую и живую, горячую как палящее солнце, он грезил о Ладе – тихой и мягкой, спокойной и неизмеримо далёкой, подобно холодному свету мерцающих на небосводе звёзд, осознавая как сильно ему не достаёт утраченного покоя, некогда находимого в изумрудных глубинах самых прекрасных на свете глаз…       Погруженная в воспоминания, Лада не заметила тихого шороха приближающихся шагов. Драган замер за её спиной, терзаемый сомнениями в правильности собственных действий, но понимая, что путь назад уже заказан.       Подобно ожившему видению из прошлого, опустился рядом, пока Лада в волнительной спешке пыталась стереть с лица остатки слёз. Годами он хранил в душе надежду на сближение, словно выжидая подходящий момент, и сейчас был готов покляться, что этот момент настал.       Словно время повернулось вспять, спустя десяток лет, поменяв их местами. Тот же окутанный дымкой берег реки с наливающейся зеленью на деревьях; такой же тихий вечер, сходящий на землю плотными сумерками с небес, сокрытых за туманной пеленой; тёплый, безветренный воздух, разливающийся тонкомерным ароматом цветущих лугов.       И они. Один на один, предоставленные самим себе, без лишних глаз, без оглядки на призрак Вереи. Две души, словно магниты с противоположными полюсами, рвущиеся навстречу и не ведающие такой силы в природе, которая была бы способна удержать сильнейшее из притяжений. Два сердца, красивые, страдающие и бесконечно одинокие, тянущиеся друг к другу сквозь тернии пустой вражды, обид и боли, чтобы наконец соединиться.       Минуты замедлили ход, а стоило их взглядам слиться, замерли вовсе, превращаясь в янтарный мёд, густой и тягучий. Или им это только показалось, уж больно часто заколотились сердца, норовя выпрыгнуть из груди.       Драган забыл обо всем на свете, растворяясь в колдовском плену её глаз. Забыл, как оказался здесь. Забыл, что обещал себе соблюдать дистанцию. Дистанция между ними исчезла.       Лада смутилась под пристальным вниманием чёрных радужек и невольно залилась краской, не зная, куда себя деть. Отвела взгляд, пряча отблеск недавних слёз и свою уязвимость перед ним.       Впервые Драган почувствовал себя таким нерешительным. Та, что грезилась ему ночами, терзала сны и оставалась совершенно недоступной на яву, была так близко, что становилось страшно. Страшно сделать что-то не так, спугнуть её или невольно обидеть, упустить выдавшийся шанс. Борясь с противоречием нахлынувших чувств, он не мог подобрать слова для начала диалога, и спустя несколько минут безмолвия заговорила она:       – Зачем ты пришёл? – тихий голос Лады был надломленным, как и она сама.       После потери сестры всё в её жизни стало надщербленным, искажённым, исковерканным.       Ожидая услышать что-то резкое и колкое, она тут же отвернулась, чтобы Драган не увидел отражения боли на её лице. Но его голос прозвучал спокойно, мирным тоном:       – Потому что захотел прийти.       Конечно он умолчал о том, что тайком следовал за ней из самого дома волхва, а она была слишком растерянна, чтобы продолжать неожиданную и странно начатую беседу. В кои-то веки Драган не язвил ей, не грубил и всем своим видом, тембром голоса, и на удивление тёплым взглядом выказывал расположение.       – Если ты хотел побыть здесь, я уйду…       Лада порывалась подняться, чтобы оставить его в одиночестве, но Драган коснулся её руки, удерживая на месте и едва находя в себе силы тут же не одёрнуть свою. Прикосновение опалило похлеще огня, казалось жгло не только кожу – испепеляло сердце, зашедшееся в груди в истеричном ритме. Он так давно её не касался, но помнил бархатную нежность этих рук. Ничего не изменилось: такая же маленькая по сравнению с его, почти что детская ладонь с выступающими костяшками, всегда холодные пальцы…       – Я же не прошу тебя уходить…       Лада сидела смирно. Оторопевшая. Боялась шелохнуться и сделать лишний вдох, не веря в происходящую реальность и отчаянно желая задержать этот момент как можно дольше. Не повернула головы, не встретилась взглядом в страхе что он сейчас же исчезнет. Лишь вздохнула рвано, и тонкие пальцы, накрыты широкой ладонью, дрогнули, но соприкосновение их рук не разорвалось. Простое касание – словно признание того, кем она являлась для него, заставляющее почувствовать его истинное отношение.       – Лада… – впервые Драган обратился к ней по имени. Тихо, острожным шёпотом, таким ласковым, что у обоих заныло под рёбрами.       Придвинувшись ближе, протянул другую руку и коснулся щеки, поворачивая к себе её лицо. Под его пальцами по коже пробежал трепет, в то время как прикосновение было таким нежным и успокаивающим, что её губы изогнулись в неуверенную улыбку.       – Что случилось?..       «Ничтожная я, робеющая перед тобой» – промелькнуло у неё в голове, но почему-то эта мысль не показалась постыдной, лишь заставила сердце заколотиться в новом приступе волнения.       Разум безнадёжно боролся с чувствами, которым был не в силах противостоять, и подстёгивал на бессмысленное сопротивление.       – Зачем тебе знать? Какое тебе дело, что со мной?       Лада вырвала руку, чувствуя подступающий к горлу ком. Хотела вскочить на ноги и убежать прочь, но перехваченная сильными руками, упала в крепкие объятия. Не обращая внимания на бурные протесты, Драган сгрёб её в охапку, принимая в грудь слабые удары, и понимая как же долго он мечтал её обнять.       – Отпусти меня!..       – И не подумаю…       Когда наигранное возражение сошло на нет, Ладе стало стыдно признаться самой себе, что находиться в руках Драгана, чувствовать тепло его тела, дыхание, щекочущее кожу, оказалось волнительно и очень приятно. Приятно настолько, что вырываться вовсе не хотелось.       И она всё же рассказала ему обо всём, не заметив, как неожиданно легко дались слова и открылось сердце. Поведала о мёртвой сестре, ходящей следом и являющейся в отражении зеркал, о проведённом со жрецами обряде, о своём первом опыте жертвоприношения. Запнулась лишь, когда дошла до платы, которую потребовал Озар за обучение.       Драган слушал заинтригованно, но обеспокоенно, а на последних её словах почувствовал что-то совсем неладное.       –Что он потребовал?       Ладу охватил стыд. Она ощутила себя совсем неправильно, обсуждая подобные вещи с тем, с кем разговоры по обыкновению не длились дольше пяти минут и неизменно заканчивались склоками. Спрятала взгляд, кусая губы от неловкости.       – Неважно… Он никогда не получит этого, а значит жрицей мне не быть…       Драган всё ещё держал её руки в своих, и это прикосновение пускало по телу трепетную дрожь. Ладе подумалось, что она спит, потому что только во сне бывает так хорошо.       – Что такого пожелал Озар?       Отвечать абсолютно не хотелось, и было даже крайне неудобно, но Драган упорно настаивал. И тогда она промолвила совсем неслышно, так что он прочитал по её губам:       – Меня…       Драган почувствовал как что-то внутри взорвалось, и, разливаясь по венам, захлестнуло всё сознание неконтролируемой яростью. Жгучая ревность давно подтачивала его сердце, и даже оставаясь на расстоянии и не имея на это никакого права, он подмечал как на Ладе задерживают взгляд другие, и это из раза в раз выводило его из себя. Он помнил, как на празднике весеннего равноденствия Озар не сводил с неё глаз, но и подумать не мог, что волхв способен на столь низкое поведение. Он был о нём лучшего мнения.       Распаляясь гневом от возмущения, Драган процедив сквозь стиснутые зубы:       – Сволочь…       В потемневших до беспроглядной черноты глазах блеснул опасный огонь, и Лада тут же пожалела, что обмолвилась. Видеть его таким участливым было непривычно и оттого странно, но это означало лишь одно – она никогда не была ему безразличной. И от одной лишь мысли о её возможной близости с другим мужчиной Драгану стало не по себе.       – Он не тронул тебя?       – Нет, нет... Я бы никогда не позволила...       Одновременно боясь и желая встретиться взглядом, в немигающих глазах напротив Лада увидела то, что заставило её потерять дыхание – Драган смотрел на неё открыто и по-особенному, как на самое дорогое, что есть на земле.       Лада всегда оставалась для него бесценным сокровищем, овеянной мечтой. Недосягаемой, но самой желанной. Он затеял опасную игру, десяток лет прикрываясь фальшивой ненавистью, но в то же время ограждая её от близости других. Просто не мог вынести факта присутствия с ней кого-то, кроме себя.       Он был одержим ею. Всегда. Про себя называл колдуньей за зелёные глаза и за то, что бесповоротно причаровала. И ему так важно сейчас держать её руки в своих руках, слушать её сбитое от смущения дыхание, сгорая в желании словить губами каждый вздох, и смотреть как в зелени её колдовских глаз отражается закат.       А с Озаром он обязательно разберётся, по-своему, по-мужски.

***

      Солнце село, укатившись за горизонт. Серые сумерки, всё плотнее окутывающие деревню, постепенно сгущались в чёрную тьму. Ночь опускалась на землю, вступая в свои права.       В доме было тихо. После смерти Вереи семья хранила молчание, будто говорить стало вовсе не о чем. Ганна ложилась рано, и родители спешили удалиться в свою комнату якобы для сна, но каждую ночь Лада слышала, как мама заходится в горьких рыданиях. Она не знала как её утешить, не понимала чем помочь, ведь у самой внутри кровоточила открытая рана. Истерзанное в клочья сердце болело, нуждалось в поддержке, металось в страшных помыслах, не находя покоя.       Из распахнутого окна потянуло сырой прохладой, и Лада поспешила закрыть створки. Задержала взгляд на ночном небе, следя за россыпью млечных звёзд. Бесстрастных, гордых и беспечных. Вот бы ей стать такой, избавиться ото всех земных печалей, найти своё место…       Одинокий силуэт, почти сливающийся с пространством, неуверенно замер у ворот. Лада безошибочно его узнала, и не давая себе времени на раздумья, бросилась навстречу, чувствуя как сердце заполошно заходится в груди. Размышлять и сожалеть она будет потом...       Драган выглядел растерянным, но завидев её, вмиг вернул себе контроль. Уста невольно дёрнулись в улыбке, когда Лада оказалась совсем близко.       Некоторое время они смотрели друг на друга. Безмолвно. Неотрывно. Без напускной неприязни, мнимой ненависти и затаённой обиды.       – Почему не спишь?       Лада ответила, вводя его в лёгкое недоумение:       – Ждала, пока ты пожелаешь мне доброй ночи.       Маски сброшены, и ни к чему больше ходить вокруг да около. Испытываемые чувства зеркально отражались в глазах напротив. Он видел боль на дне её зрачков. Боль, которую неоднократно причинял сам, и которую не унять дежурным: «прости». Слишком глубоко врезан в душу давний шрам, и слишком долго он будет заживать. Но Лада готова была подарить Драгану шанс, не смотря ни на что, лишь по той причине, что сердце однажды выбрало его, и никуда от этого не деться. Они стояли так близко, что она видела серебристые искорки от лунного света в его зрачках, с интересом наблюдая, как он затаил дыхание, глядя на нее ясными глазами – глазами, всегда вызывавшими у неё дикое восхищение.       И Драган считал великодушный шанс на прощение в любимых глазах. Осторожно сократил ничтожное расстояние, разделяющее их, заключил в объятия. Нежные, изящные ладони легли на его грудь, и он усилил хватку, испугавшись что его оттолкнут. И не давая возможности отстраниться, впился в губы, ожидая протеста.       Лада так мало понимала в любовных делах, что это поставило её в затруднительное положение. Она не имела опыта общения с мужчинами, и не знала, как вести себя с ними. Никто ещё не касался её, никто не целовал. Но Драгана это не особо заботило. Он нагло украл первый поцелуй из нетронутых уст, желая навсегда запомнить их бесподобный вкус.       У Лады внутри всё пылало и холодело одновременно, и она приоткрыла глаза, посмотрев на него молящим, испуганным взглядом, затуманенным пеленой страсти.       Её руки несмело обвили его шею, его –скользнули вниз к тонкой талии, и Драгану показалось, что он коснулся своей судьбы, так правильно соединяясь, словно никогда с нею и не расставался. Под его губами не во сне, а наяву трепетали её живые теплые губы; так долго, так давно он этого ждал, и теперь целовал её страстно, несдержанно.       Он наклонился Ладе навстречу, одной рукой зарылся в распущенные смольные косы, а второй резко притянул к себе, не оставляя воздуха меж их телами. Лада не успела удивиться – её затопило возбуждение, а в голове пульсировала лишь одна мысль: «только бы это никогда не заканчивалось».       Разорвав огневой поцелуй, перетёкший в чистую нежность, Драган не отстранился, не выпустил её из объятий, с благоговением чувствуя её руки на своих плечах, её сбитое дыхание на своей коже. Страшно было открыть глаза и встретиться с ней взглядом в ожидании, что Лада непременно прогонит его, и несдержанным прорывом он сделал только хуже, выдав свои чувства и усложнив их и без того сложные отношения.       – Оттолкни меня, ударь, скажи что ненавидишь, – хрипловатый от желанной близости голос дрогнул, а глаза так и остались закрытыми – её облик был отпечатан под веками.       – Не могу… – Лада прошептала ему почти что в губы, впиваясь пальцами в крепкие плечи.       – Почему?..       – Потому что это не так. Я не ненавижу тебя…       Нет ничего хуже притворных чувств, будь то ненависть или любовь. Драган знал это наверняка, полжизни мечась меж двух огней. Одну старался полюбить, другую возненавидеть, но так и не смог побороть самого себя. И теперь стоя рядом, держа любимую в объятиях, был готов вечность молить её о прощении. Глаза распахнулись в поисках каких-то ответов, а чёрные брови нахмурились. Драган увидел, как зелень её глаз почти полностью скрылась за расширившимися зрачками, и взгляд обрёл ещё большую притягательность.       И если бы он мог обойтись без кислорода, тотчас перестал бы дышать, потому что Лада, дрожащая в его руках, пахла до одури прекрасно. Чувственный, тёплый аромат, с солирующими нотками полевых цветов и тёрпких ягод, от которого у Драгана пересохло во рту, а низ живота скрутило жаром. Колдунья. Его колдунья.       – Не ненавидишь?.. Но я…       – Молчи… – она прижала пальцы к его губам. – Не хочу ничего знать, потому что ты не целовал бы меня так, если бы действительно ненавидел…       Драган рывком притянул её к себе, и Лада ощутила, что он перестал сдерживаться, теряя контроль: его руки упали ей на талию, спустились к бёдрам, затем скользнули вверх по спине, как будто он не мог решить, что он хочет погладить сильнее. Ему хотелось касаться её во всех местах одновременно, поцелуем испить её до дна. Лада ахнула от ощущения твёрдости, когда он притиснул её к себе слишком близко. Её глаза распахнулись, и на мгновение она приникла губами к уголку его рта, стараясь перевести дыхание. И, как только смогла, снова вернулась к губам, бессовестно вжимаясь в него всем телом, и отвечая на его страстные поцелуи ещё неумелыми, но такими же страстными.       Поцелуи-признания, поцелуи-извинения, поцелуи-прощение.       Лада совершенно потеряла голову от грешного трепета, впервые охватившего всё тело, и впоследствии могла вспомнить только какие-то обрывки – всё остальное утонуло в тумане страсти. Первое ошеломляющее прикосновения его пальцев к её груди… проступивший румянец на его горячей смуглой коже, когда она с внезапной смелостью припала губами к его шее… мгновение трезвости, когда они отступили друг от друга, задыхаясь так, как будто галопом пробежали с десяток вёрств. Отстраняясь, Драган смотрел на нее глазами, горящими желанием, и Лада почувствовала себя странно покинутой несмотря на то, что их разделял всего один шаг.       Он пожелал ей спокойной ночи, но оба до утра так и не смогли сомкнуть глаз, чувствуя на теле фантомные прикосновения желанных рук и смакуя остаточную сладость поцелуев на губах.       В эту ночь Озар крепко пожалел, что не запер дверь в свой дом. Он и не предполагал, что за Ладу есть кому заступиться, да так, что теперь придётся залечивать физиономию, подпорченную сильной и жестокой рукой кузнеца. В эту ночь Лада узнала, что за обманчивой маской ненависти могут скрываться ровно противоположные чувства.       Любви нельзя добиться силой, любовь невозможно выпросить или вымолить. Она лишь раз приходит с небес, непрошенная и нежданная. И очень важно впустить её и принять, когда она самозабвенно обивает пороги сердца.