ветер, который качает вереск

      Её звали Брук Ривер.       По имени они ирландка, по фамилии — нет и говорит с чистейшим американским акцентом. И каким ветром её только занесло в Херефорд?..       Её звали Брук Ривер.       Она мутней самого тёмного и глубокого омута и он умудрился утонуть в нём, решив нырнуть с головой в самое сердце. Дурак.       Её звали Брук Ривер.       Она ничем не походит на тех молодых девушек, которых он привык видеть, гуляя по улицам Лондона или Херефорда; никак и ничем не походит на своих сверстниц. Ей немногим больше двадцати по паспорту, а по взгляду и рассуждениям — у неё за плечами всё дерьмо этой жизни и десятки тяжёлых лет, сделавшие девичьи глазами такими одновременно и глубокомысленными, и печальными.       Её звали Брук Ривер.       Он помнит, что ей нравятся виниловые пластинки, она продала душу джазу и знает наизусть почти все песни Queen. А ещё обожает «Tom's Diner» и подпевать Сюзанне, медленно и плавно танцуя, ведь у них обеих удивительно похожие голоса. Закрывая глаза, он до сих пор видит эти сильные бёдра и длинные голые ножки…       Господи Боже, прими его душу, только дай ещё раз увидеть их вживую.       Её звали Брук Ривер.       Он явственно помнит, что она до потери сознания обожает старую школу кино. Бессмертная классика, бессмертные режиссёры и… походу, её сердце давно отдано Мэрилин Монро. Сперва они смотрели «В джазе только девушки», а затем трилогию «Крестного отца». Разумеется режиссёрскую версию.       Её звали Брук Ривер.       И… он слишком поздно понимает, что никогда и не знал её по-настоящему. Она стала для него настоящей лихорадкой, затяжным помутнением рассудка, в котором он прожил — прилетевшие слишком быстро — целые пол года. Шесть прекрасных и по-настоящему живых месяца.       И всё же, что он всё-таки знает о Брук?..       У неё никого нет, кроме него. С её слов.       У неё нет определённого места в этой жизни, в этом мире, кроме того места, что она наша рядом с ним в его служебной квартире. С её слов.       Жить с Брук — всё равно что жить с кошкой. Одинакова красива, одинаково принадлежит тебе и при этом сама по себе, сама себе на уме. — И всё же, — Брук лежит рядом, пристроив голову на его коленях, пока он гладит её по коротким тёмным волосам — как тебя занесло в Херефорд? Почему именно сюда, а не тот же Лондон? — Не знаю, — честно признаётся она. — Люблю принимать нетипичные решения, в этом… определённо что-то есть. И вообще, я не думаю, что задержусь здесь. — Почему? — Потому что не умею долго сидеть на одном месте. — И куда ты планируешь направиться? Она произносит одними лишь губами медленно и по слогам: «Бел-фаст» и наблюдает за его реакцией, чтобы затем улыбнуться. — Поверил? Я пока не знаю. Правда.       Он и правда поверил. Поверил в то, что она шутила, говоря про Белфаст. Как и поверил во всё остальное… — Да ты утонул в своей Брук, — его друг злится на него и, возможно, на Брук тоже. Только не знает, на кого из них сильней. Наверное, всё же на неё, ведь она разнесла капитану разум не хуже ирландской пули и теперь его предстоит собрать по кусочкам. — Возможно…       Её звали Брук Ривер.       Только это не правда. Вряд ли её действительно звали так; вряд ли Брук Ривер, забравшаяся в Херефорд в поисках «себя и своего места в этом мире» хоть когда-либо существовала… — Мне жаль, только, походу, твоя подружка не та, за кого себя выдаёт, — друг протягивает ему тонкую картонную папку, которую капитану не хочется ни брать, ни — тем более — открывать. Но он всё равно делает это и собственноручно делит жизнь на «до» и «после»; «после», где у него слишком много вопросов к Брук… — Кем бы она ни была и кто бы за ней не стоял, над её личностью хорошо потрудились. Здесь явно замешаны не последние люди. Понимаешь?       Он понимает. И жалеет, что понимает. — Ты когда-нибудь жил как после смерти? — она однажды спросила его, когда они отправились на прогулку по лесу и разбили небольшой лагерь с костром ближе к ночи. — Постоянно, — ответил он тогда, не придав особого значения её словам.       Видимо зря. Ведь из них двоих, походу, именно Брук и живёт — жила — как после смерти. И теперь его не переставая мучает вопрос: если бы он спросил её тогда о смысле этих слов и жила ли так она, что ответила бы ему Брук? Скорее всего, ничего. В её тихом речном омуте даже тайны хранят свои секреты и недомолвки.       Её звали Брук Ривер. Наверное.       И теперь её нет. Она утекла ледяной водой сквозь его пальцы, как только он попытался «схватить» её и задать неудобные для них обоих вопросы… Где Брук теперь, он не имеет понятия. Вернее, у него есть один вариант, который ему хочется отрицать и он отрицает. Белфаст. — Я грёбанная принцесса Диана, если закрутившая с тобой интрижку Брук никак не связана с пропавшими офицерами Службы. На кой хрен, скажи мне, ей водиться со стариком вроде тебя, черт возьми, когда кругом полно молодых парней? — слова друга режут побольней ножа, ведь состоят из одной лишь болезненной и нелицеприятной правды. — Я скажу, потому что ты сраный капитан спецназа, вот почему. Повезло, что жив остался…       Ему всегда казалось, что его встреча с Брук — чистая случайность, а знакомство — настоящее везение. Для него. Поскольку она — тот редкий идеал, о котором он мог [но не смел] только мечтать. Что ж. Он ошибся. Ошибся так крупно и глупо, как не ошибался никогда за десятки лет Службы.       Проведённые вместе с ней счастливые полгода остались в памяти дурманящим миражом, от которого ему теперь никуда не деться…

… до первой командировки в Белфаст.