Спокойных тебе снов, моя ведьмочка

      — Кассиэль, слышишь? — Одри недовольно цокнула языком от того, что ей приходилось повторять дважды, и постаралась нагнать парня. — Почему прибытие вашего начальства так плохо?       Но и этот вопрос коллега девушки оставил без внимания – только ускорил шаг. Не стремясь объяснить причину, он заторопился внутрь агентства, и Одри поспешила следом.       — В чем дело?..       Они миновали главный вход, в который оценщица, еще недавно скованная иррациональным страхом, ни за что не собиралась возвращаться, проворно двинулись по темному коридору.       Дом, не оправдав ожидания Одри, оказался погружен в вязкую тоскливую ночную тишину. Не было слышно подошв, ступающих по ковру в кабинете Микаэля, не звучали чужие голоса, задействованные в беседе. Казалось, само здание агентства не позволяло звукам, чувствам и мыслям преодолевать стойкие стены, прятало их от любопытных глаз – изо всех сил хранило тайну, сотканную его обитателями.       Наконец парень, избавившись от неоткуда возникшей холодности, нарушил молчание первым:       — Нам с ними предстоит непростой разговор, но тебя он пока еще не касается. — Пройдя весь коридор, Кассиэль завернул за угол и остановился. Девушка сразу же узнала двери: перед ней находилась гостиная с выходом в сад. — Будет хорошо, если ближайшее время ты проведешь здесь.       Сейчас Одри не была готова к внезапным знакомствам, особенно узнав мнение парня. Под покровом ночи неизвестные лица на пороге дома совсем не внушали доверия.       — Раз так, я могу подняться к себе.       — Нет, на всякий случай побудь на первом этаже. Не знаю, какие планы могут быть у начальства на тебя, но не исключаю их желания пообщаться с нашим новым работником. — Девушка моргнула дважды: всего на один миг ей показалось, что во взгляде Кассиэля, заменив собой равнодушие, мелькнул огонек надежды: — Ты ведь намереваешься вернуться?       Одри отвела взор, повременила с ответом. Главной причиной этого небольшого ночного путешествия являлся повод поговорить с Рафаилом. А еще желательно с Микаэлем, Давидом... Но планировала ли она продолжить работать здесь? Все зависело от результата беседы. Однако от какого исхода событий ее сердце билось чаще, Одри успела выяснить уже давно.       — Я надеюсь, — наконец призналась она, взявшись за ручку двери. Тем не менее это стало не единственным откровением: — Пожалуй, за прошедшее время я умудрилась к вам привыкнуть.       Кассиэль не продолжил задушевный диалог – только довольно хмыкнул, что показалось девушке достаточным.       Дубовые двери в гостиную медленно распахнулись, и оценщица с парнем шагнули внутрь. Взгляд Одри, устремленный вглубь комнаты, остановился на замершей в полутьме фигуре. Не обернувшийся на звук Давид стоял у стеклянных окон, задумчиво рассматривая дремлющий сад.       — Они здесь, — бросил Кассиэль, хотя он едва ли желал поделиться новостью. Скорее всего, пытался окончательно убедиться.       Адвокат «Астреи» подал голос, но Одри почти не узнала его: уверенный, некогда полный жизни и игривости тон прозвучал сухо и отстраненно. Она бы не удивилась, узнав, что парень проводил в добровольном уединении не первый час.       — Это было делом времени. Микаэль и Рафаил там, Фел уже в пути. Не хотела пропустить все веселье.       Давид по-прежнему находился к ним спиной, и девушка не сдержалась, чтобы не засомневаться: хотел ли он вообще видеть ее?... После резкого ухода, после безмолвного прощания, которого не произошло?       Вдруг с улицы донеслось предупреждающее бурчание туч. Одри предположила, что суровостью прибывшего начальства заразилась и погода: в панорамном окне гостиной блеснули вспышки, и под треск неба по крыше ровным строем забарабанил дождь. Девушка успела мысленно поблагодарить коллегу за своевременную спешку.       — А ты? — уточнил Кассиэль. — Почему не с ними?       — До меня они доберутся в конце, полагаю. Остальное парни уладят сами.       За время отсутствия Одри гостиная совершенно не изменилась: одинокий, освещенный свечами рояль как и раньше прятался под стеблями комнатного растения, в дальнем углу покоился контрабас, а расстеленный диван манил уставшую девушку мягкой обивкой и дюжиной подушек. Лишь плотно закрытые двери более не приглашали в сад, отрезав путь на свежий воздух, – тяжелые капли то и дело осядали на внешней стороне стекла.       Настольным лампам было не под силу рассеять сумрак, и Одри это даже нравилось. Молчаливое спокойствие, витающее в комнате, передалось и ей.       Наконец Давид позволил себе переключить внимание и тронулся с места.       — Как Одр.. — развернувшись, хотел узнать он, но ожидаемо замолчал на полуслове. — Одри!       Парень в несколько шагов оказался близко, прильнул к девушке, однако вдруг замешкался, замер совсем рядом – в немом жесте угадывая позволение. Словно бы не было ранее горячих объятий, танцев, стирающих любые границы перед соблазном, мечтаний о побеге и громких обещаний..       Одри уловила парфюм, которым наверняка пропитался черный деловой костюм парня. Нет, даже не так: она могла поклясться, что им уже давно пропитались любые мысли о Давиде, до глупости часто возникающие в ее голове.       Внимательный, чуткий взор серо-голубых глаз прошелся по женским запястьям, плечам, резко метнулся к открытой шее. Девушке на секунду показалось, что он страшился отыскать на ней следы телесных увечий. Или не показалось?...       Глянув за плечо Одри, Давид обратился к Кассиэлю:       — Я побуду с ней, иди.       Напоследок тот бегло и настороженно осмотрел пространство гостиной и, не проронив ни звука, удалился. Позади послышалось движение ручки – за ним негромко закрылась дверь.       Следующее, что ощутила на себе Одри – неравнодушное касание мужского взгляда, доводящее до приятных мурашек. Пытающееся согреть на расстоянии вытянутой руки, которое разделяло коллег, это прикосновение было нежным и по-своему... печальным.       — Как ты?... — мягко спросил парень, будто неосторожная фраза могла навредить, напугать ее.       Ей не пришлось долго думать, нужные слова нашлись сами собой:       — Я рада видеть тебя, Давид.       — И я тебя, ведьмочка. — От уже родного прозвища на душе стало чуть теплее. — Я сильно скучал.       По широким окнам извивались струйки воды, редкие листья, сбиваемые с веток ветром, прилипали к белым рамам. Девушке показалось, что именно такая непогода разыгралась и внутри нее: отражения прошлого, уверенность в себе, подобно листве, уносились прочь под натиском бури, кричащей одно: опасность таится повсюду.       — Прости, что даже не попрощалась. — Одри постаралась не смотреть Давиду в глаза, лишь бы не чувствовать себя еще хуже, но стало только зябче. — Мне нужно было время наедине с собой, чтобы все обдумать.       «Наедине с собой и голосом. Он ведь, в отличие от твоих коллег, с охотой отвечал на вопросы», — едко поправила слова девушки ее совесть, и оценщице стоило больших усилий не подать вида.       — Я все понимаю. Тебя наверняка многое беспокоит.       «...Она моя старая подруга. С ней я точно в безопасности», — в который раз за последние сутки пронеслась в мыслях парня фраза Одри, сказанная ему в суде, и горло обожгло острым раздражением – к самому себе. Если бы он только настоял на своем, потребовал сопроводить... Ничего бы не случилось. Его не оказалось рядом, когда она нуждалась в нем сильнее всего, и пускай для девушки на месте этого воспоминания зияла выжженная пустыня, Давид все помнил слишком хорошо – настолько, что чувство вины испепеляло изнутри.       Чтобы не смутить Одри, парень смог проглотить горечь и ненадолго забыться.       — Мне так жаль, что страх вынудил тебя уехать. Лучше тебе быть под нашим.. моим присмотром. — Девушке удалось заметить, с какой тщательностью Давид подбирал слова, словно боясь произнести что-то не то. — Но больше никто и никогда не навредит тебе.       «Больше?...», — мелькнуло в сознании Одри, однако она не успела ничего возразить.       Парень притянул ее в невероятно теплые объятия, и цепочка мыслей ускользнула прочь из уставшего женского разума. Он был аккуратен, не настойчив: будто держал в руках хрупкое создание, грозящее вот-вот расколоться на части.       Глас страха в мгновение приглушился. Нотки тревоги, уже который день не смеющие оставить девушку, вдруг показались до нелепого пустыми. Уткнутая в гладкую ткань мужского костюма и окруженная такой нужной сейчас заботой, она позволила себе чуточку расслабиться и медленно закрыть глаза.       Как ребенок, окутанный вниманием, девушка спряталась на груди Давида. Широкой ладонью он прижал к себе ее голову, и облегчение расползлось по телу обоих легкой трепетной волной. Одри это было нужно.       — Прекрасная ведьмочка, вот бы все стало как раньше, — тихо прошептал он, зарывшись носом в женские волосы и прикрыв веки от дивного аромата оценщицы, который боялся позабыть: благодаря ему даже с зажмуренными глазами перед собой можно было четко увидеть изящную, но стойкую духом девушку. — Ты, я, парни – и скучные будни, проведенные в одержимых поместьях. Ну разве не славно?       — Славно, — согласилась Одри, и в сердце действительно кольнула ностальгия. В то время она с легкостью находила оправдания всем странностям и даже не думала в чем-либо подозревать коллег.       Но прикосновения, как и объятия, ослабли, и девушка уже снова удерживала с Давидом зрительный контакт – хотя ее ладони по-прежнему лежали на рукавах его черного костюма, словно надеясь на мнимую защиту. В который раз за эту ночь смотря ему в глаза, она пыталась прочитать в них правду. Даже у такого талантливейшего адвоката они не могли лгать.       После спасительных касаний Одри с трудом вернулась к насущному:       — Давид, вас ждет выговор? Почему Кассиэль сказал, что прибытие руководства – это очень плохо?       Парень ответил с улыбкой:       — Начальство всегда такое. Одному Богу известно, в каком настроении оно заявилось сегодня.       Прокрутив в голове недавно услышанный разговор, девушка не могла не поинтересоваться:       — А что ему нужно от тебя?       Казалось, Давид ожидал этого вопроса. Пускай объясниться было сложнее, чем хотелось, однако и отталкивать Одри очередной тайной он желал в самую последнюю очередь.       — Я успел совершить не самые хорошие вещи. — Через миг посерьезневший взгляд парня застыл, немного помрачнев, а губы сжались в тонкую линию, словно бы одно упоминание пережитого неимоверно его терзало. — Но я ничуть не сожалею. И без раздумий сделал бы это снова.       От последней фразы Одри ощутила колючий холод, который, однако, не имел к ней никакого отношения.       — Это как-то связано с днем, исчезнувшим из моей памяти? — страшась сильнее напрячь Давида, все же решилась спросить она.       Истина была недоступна, но одновременно с этим так близка, заманчива. Будто нужно лишь протянуть к ней руку... Девушка боялась услышать ответ и вместе с тем слишком сильно желала узнать правду.       — Да.       Парень понимал: если окружить Одри сплошной ложью, лучше от этого не станет никому. Рано или поздно ей откроется все, и их с коллегами ответственность заключалась в том, чтобы она не сбила оценщицу с ног, – как тогда, в самый страшный момент. Для нее этот мир стоило открывать понемногу, позволяя привыкать к его дикой сущности, первозданному лику, о котором пока девушка не имела ни малейшего понятия.       — В таком случае что произошло в тот вечер?       А ведь Одри знала наверняка, что между забытой ночью и ее кошмарами существует некая связь.       — Одри...       — Давид, прошу.. — через ком в горле проговорила она. — Я не хочу жить в неведении.       На прохладные из-за непогоды руки девушки легли до мурашек теплые ладони парня.       — Все встанет на свои места, я тебе это обещаю. Прошу, ведьмочка, доверься мне.. — Горькое «еще раз» он озвучивать не стал. — Мы с тобой разберемся вместе. Ты только вернулась и не сделаешь лучше, взвалив на себя такой груз именно сейчас. Если визит начальства не приведет к неприятным последствиям, я клянусь, мы все обсудим завтра, хорошо? Надеюсь, Рафаил и Микаэль нам в этом помогут.       Одними кончиками пальцев девушка сжала руки Давида. Он не ошибался: иногда правда могла покалечить.       Перед глазами Одри предстало отрешенное лицо женщины с острым стрессовым расстройством, узнавшей от полиции о смерти своей дочери-подростка, вспомнился запуганный взор Оскара – парня, увидевшего то, что он не должен был видеть. Девушка нередко принимала пациентов, которых изувечила истина. Так может, и ей не стоило спешить?       — Хорошо, — наконец сдалась она. — Я обязательно соберу тот день по кусочкам, но не сегодня.       Давид с пониманием кивнул:       — Спасибо.       Отодвинув все плохое на задний план и осознав, насколько за ушедшие дни она соскучилась, Одри прильнула к мужской груди и сразу догадалась, как сильно прикосновения смягчили парня после этой непростой беседы. Болезненная тема осталась позади.       В мгновение ока дождь усилил напор, требовательно застучал по дому, заглушая внешние звуки и ускоренное сердцебиение девушки. Она могла бы заставить тело успокоиться, могла умолять рвущийся к рукам Давида разум прекратить душевную пытку, но Одри не смела. Вот незадача, не хотела...       Ощутив это, он мягко улыбнулся.       — Я на твоей стороне, Одри, — проникновенно прошептал парень, и от теплых слов женское сердце йокнуло. — И всегда буду на ней.       Девушка знала как то, что все ее коллеги недоговаривают, так и то, что Давид, ее Давид, хранил внутри себя нечто темное, необъяснимое: будь это грязный, пугающий до дрожи секрет или, возможно – что хуже, – реальная угроза для окружающих. Но она больше не могла его бояться, ведь чувствовала – бояться нужно не ей.       По крайней мере, именно это твердили теплые осторожные касания парня, объятия, в которых оценщица нуждалась сильнее, чем могла себе признаться, и его взгляд. Поскольку Одри прекрасно понимала: так никогда не посмотрят на жертву, на того, чью жизнь способны оборвать. Давид смотрел на нее, как на единственного значимого для него человека. Вероятно, таким человеком она и была.       Девушка вспомнила, как долгие годы жила без необходимого ей родительского внимания, как всего за один день утратила веру в любовь после смерти близких людей и как постепенно, капля за каплей, встретив Давида, эту веру обрела. С ним все было иначе: он пробуждал в ней давно забытое, утерянное и непризнанное чувство.       Разве мог парень навредить ей? Как Одри смела сомневаться в этом? Почему позволяла какому-то голосу из кошмара прорастить в ней зерна сомнений касательно дорогого ей человека? Почти единственного дорогого...       Осторожничать стоило с речами незнакомца, мистическим образом проникающего в ее спящий разум, а отнюдь не с Давидом, который, находясь рядом, всегда был внимателен и заботлив.       Пристальный взор парня вдруг зацепился за женский подбородок и тотчас скользнул выше. Прекрасно осознавая, что произойдет дальше, на выдохе Одри искренне пробормотала:       — Я тебе верю..       Через короткий миг Давид уже поймал ее губы своими. Терпко, романтично, но вместе с тем жадно и по собственнически – наслаждаясь каждой секундой, даже если Одри не согласится переступить черту и шагнет назад. Однако она не собиралась этого делать.       Тело девушки захватила волна мурашек, хотя сквозняк не коснулся оголенной кожи. Затем по организму, щекоча одну клеточку за другой, распространилась до глупости приятная теплота.       И тогда Одри сдалась всему: ласковому мраку, укрывающему их от лишнего, внезапно задевшему живот лучику счастья и парню, который так дерзко занимал ее мысли. Разве было что-то важнее происходящего?       Отвечая, девушка впилась в его губы, словно они были спасением – последней надеждой под куполом темного и страшного мира. Она успела смириться с тем, что Давид, подобно самому яркому маяку, позволил ей вновь отыскать правильный ориентир на этом тернистом пути. Всю ее жизнь окутало вязкой пеленой, и чарующий поцелуй – единственное, в чем Одри была по-настоящему уверена.       Долгожданная хватка мужских рук прошлась по ее спине, достигнув талии и незаметно смяв ткань юбки, а поцелуй ожидаемо углубился, сблизил их сильнее.       От нахлынувшего жара девушка подалась вперед, и когда по неосторожности задела даже кольнувший холодом пирсинг, это пламя промчалось прямиком к низу живота.       Под прикосновениями Давида она млела, таяла и теряла любое самообладание. Что-то внутри подсказывало, что лишь он один способен подарить ей защиту, укрыв от всего мира. И оценщица больше всего на свете желала позволить ему это как можно скорее.       Разорвав поцелуй, парень припал к ее шее и оставил на коже несколько едва ощутимых касаний. Пальцы Одри тут же зарылись в кудрявых прядях, подталкивая его ближе.       Когда он притронулся к мочке ее уха и с влажных губ девушки слетело растянутое от удовольствия имя, ей стало все равно, что в конце коридора расположилось строгое начальство и что перемены в жизни еще час назад вынуждали ее ломать голову.       Однако все закончилось так же быстро, как и началось: Давид отстранился лениво, не желая забывать привкус желанного женского тела. Но оба понимали: так было нужно.       — Как бы мне не хотелось это признавать, сейчас не самое подходящее время и место, чтобы настолько забываться.       С залившим щеки румянцем девушка кивнула, хотя приструнить трепет сердца оказалось непросто.       Грозный рык грома прозвучал совсем близко, и от неожиданности Одри вздрогнула в руках парня. Тот лишь заботливо прижал ее сильнее, как бы успокаивая: я спрячу тебя от непогоды, не тревожься.       Приглушенный шум дождя, убаюкивающее освещение гостиной и долгие объятия, которые никто не пожелал разорвать, навлекли на девушка дремоту. Время уже близилось к полуночи, а из-за плохого сна в последние дни она едва ли могла похвастаться достойным отдыхом.       — Уже поздно, хочешь поспать? — Давид даже быстрее самой Одри угадал намек на слабость, отобразившийся на ее лице. — Приляг на диван, чтобы не подниматься наверх.       — Только.. — подала голос она, вдруг осознав, что не знает, как лучше выразить мысль. Все-таки сейчас это было бы большой просьбой.       — Я буду рядом. — Парень не дал закончить, без лишних слов догадавшись о чувствах девушки: ей совсем не хотелось оставаться одной. Не сейчас. — Уйду, только если меня вызовут на ковер. Но ты уже будешь видеть десятый сон.       — Давид, — со всей серьезностью, на которую она сейчас только была способна, спросила Одри, — я могу тебе как-то помочь? Может, мне рассказать им, как хорошо ты выполняешь свою работу? Я была восхищена твоей речью в суде...       — Защитница, — ласково заметил он. — Но если не помнишь, адвокат тут я. Нет, ты ничем не поможешь, разве что сделаешь мне одолжение, не уделив этому внимания. Тебе не стоит беспокоиться.       Девушка решила не спорить, однако потупила взгляд – ей действительно не хотелось, чтобы у него были проблемы.       Парень тем временем сбоку опустился на диван, нашел недалеко толстое свернутое покрывало. Он похлопал себя по колену, и оценщица сразу сообразила, о чем речь.       — Иди сюда.       Одри не страшилась помять джемпер и юбку: присела совсем рядом и, ощутив разлившуюся по телу неловкость, неторопливо легла, а после аккуратно положила затылок на теплые мужские бедра. По коже тут же прошлась приятная волна – Давид заботливо накрыл девушку пледом, обвил ее руками. Умиротворение проникло в душу так же скоро, как и радость от близости с дорогим ей человеком. Внутри расползлась не физическая, иная теплота.       — Ты поэтому предложил лечь здесь? — через минуту тишины поинтересовалась Одри.       — Мм? — Спокойная обстановка расслабила и Давида. Он задумчиво изучал бушующую за окном погоду, копаясь в собственных мыслях.       — Не хотел, чтобы я без необходимости пересекалась с вашим руководством. И сейчас сидишь со мной, охраняешь. Думаешь, они и мной будут недовольны?       С нежностью посмотрев на Одри, парень не сдержал ухмылки:       — Нет, совсем нет. Тобой нельзя быть недовольным. Ведьмочка работает превосходно, лучше всех нас вместе взятых.       Она тоже позволила себе улыбнуться.       — Просто считаю, что тебе не стоит лишний раз пачкаться о взрослые бюрократические дела. Еще успеешь познакомиться как с ними, так и с нашим начальством.       — Ты устал от этого, да?       — Возможно, в какой-то степени, — промедлив, признался Давид. Одри не могла не заметить проскользнувшую в его ответе грусть – парень хранил ее внутри себя, не спешил кому-либо показывать, но, наверное, в глубине души желал от нее избавиться.       — Может, нам правда уехать?... — прошептала девушка, не веря, что произносит это вслух. От детской наивности стало даже до банальности смешно. — Мы можем не возвращаться, — повторила она слова парня, которым не так давно, несмотря на их внезапность, удалось отозваться в ее груди.       — Неужели мое предложение тебя настолько тронуло? — Улыбнувшись, Давид сел поудобнее, поправил свисающий с Одри плед и аккуратно обхватил ее ладонь. Девушке тут же стало в разы теплее и уютнее.       — Не знаю почему, но сейчас оно мне кажется более здравым. Только ты, я и все, что придет нам в голову. Разве не здорово?       — Как скажешь, Одри. — Она подняла взгляд, чтобы встретиться им с Давидом. Тема показалась глубокой, интимной – созданной лишь для них двоих. — Если ты всерьез захочешь, мы это сделаем.       Парень понимал: на самом деле девушка просто желала сбежать от того, что творилось у нее на душе. От того, что она не помнила, но прекрасно чувствовала.       Может, однажды им действительно было предначертано покинуть это место и начать с чистого листа – только вдвоем. Но не сейчас: сперва предстояло со многим разобраться. Побег от проблем не решил бы их, а отсрочил неизбежное.       Долговязые мысли постепенно проваливались в пустоту, Одри становилось сложно строить речь, и лишь женские пальцы по-прежнему крепко сжимали руку Давида. Тепло его тела окутывало комфортом и полной защищенностью, усыпляло.       Когда веки вконец отяжелели и девушка заснула, все проблемы растворились в дымке дождливой ночи: груда опасений, дребезжащий внутри глас страха, провалы в памяти и несговорчивость коллег. Это все ей предстояло обдумать завтра. Сейчас же Одри не нуждалась ни в чем, кроме желанных и таких искренних объятий парня.       Его пальцы осторожно проникли в россыпь прядей, которые не так давно были красивыми косами, и Давид замер, с высоты любуясь профилем девушки. Он перебирал, поглаживал ее волосы с особым трепетом – так, словно убрав руку, мог навсегда лишиться о ней любого упоминания.       Одри не снилось ничего: не рождались страшные образы, не звучал дерзкий голос незнакомца и даже самый добрый, сказочный сон не увлекал ее сознание – но это и было настоящей благодатью. Только горячие касания Давида твердили о безоговорочной безопасности, которая так требовалась девушке. Лишь благодаря ему она могла действительно отдохнуть, позабыв об остальном, незначительном мире – хотя бы ненадолго сбросить с плеч тяжесть невзгод.       Где-то неподалеку в который раз послышалось грохотание, и Одри, не просыпаясь, посильнее укуталась пледом, будто намереваясь спрятаться не только от грозы, но и от недавно преследовавшей ее паники. Краем глаза заметив копошение, парень подоткнул мягкую ткань и ласково провел ладонью по ее спине.       — Ох, ведьмочка... Если бы мы только успели.. — неразборчиво, одними губами прошептал он, от досады стиснув челюсти. — Если бы успел я. Тогда тебе не пришлось бы это пережить, не пришлось столкнуться с ужасом и потерять частичку себя.       Давид прикусил язык, чувствуя, как изнутри, подобно недавнему, вновь начинает подниматься знакомая ему волна негодования и ярости, а взгляд заплывает – окрашивается потоком крови. Видела бы его сейчас Одри...       Глубокий вдох. Второй. Третий. Мрак под прикрытыми веками остудил горячность мыслей, успокоив сердце. Парень глянул на очаровательный контур женского лица, подметил чуть дрожащие ресницы и снова пришел в себя, проследив за ее мерным дыханием. Прошлое, как и ожидалось, никуда не собиралось его отпускать.       Но сейчас она находилась рядом с ним и была в порядке. Данный факт уже стоил того, чтобы проглотить бурлящий в душе гнев и продолжить с благодарностью созерцать родные черты девушки.       Около нее – Давид так и не смог этого понять, – скопище чужих изуродованных голосов в голове или затихало до одного, его собственного, или вопило что есть мочи. Ведь даже демоническое нутро парня чувствовало, каким он был с Одри: готовым на все ради нее. И такой исход совершенно не устраивал гомон в глубине его страшной души.       Парень мягко коснулся щеки оценщицы – хрупкой девушки, собранной по осколкам. Он прекрасно знал: ее шрамы еще долго будут напоминать о себе.       Задев губами женский лоб, Давид улыбнулся и произнес едва слышно, чтобы случайно не прервать долгожданный покой девушки:       — Спокойных тебе снов, моя ведьмочка.