Первый шаг

Феликс был настолько зол, что мысленно предусматривал шаг по выбору адвоката в случае убийства помощника. Как можно было забыть вызвать машину с водителем?! — Додумался же такого идиота на работу взять! — бурчал он на английском, спускаясь в метро в отглаженном костюмчике. Феликс нес в руках дипломат, в котором хранил договор на несколько миллионов долларов. Феликс дважды предупредил, что в семь часов утра его самолет сядет в Париже, и еще через час его нужно будет отвезти на встречу! Конечно, его, как и полагается, никто не встретил. А он смог убедиться, что в его французском филиале работают одни кретины. Набрав номер секретаря и своей правой руки — Марка — Феликс услышал слащавый голос автоответчика. В психе выключив телефон, Феликс отметил, что “правая рука” рискует лишиться туловища. Спустившись на станцию и сразу столкнувшись с двумя бомжами — попорченными нищетой, наркотой и болезнями — Феликс брезгливо поморщился и вместе с тем пожалел, что не носил с собой наличку. Отряхнув манжеты и крепче взяв дипломат, он дождался, когда створки вагона разъедутся. «Это фиаско» — Феликс лицезрел замаринованных в метро потных работяг, студентов, школьников и бабушек, жавшихся друг к другу. — Да проходи уже! — обладательница хриплого голоса пнула его костылём в поясницу, и Феликс, ойкнув, ввалился в толпу, предварительно задев ногой что-то острое и тонкое на уровне колен. Кажется, это была чья-то картина. Устроившись поудобнее, насколько это было возможно в толкучке, Феликс взялся за перекладину, прижал дипломат к груди и с трудом вдохнул. Удушливый и затхлый воздух разбавляли женские духи, едкий запах пота и аромат булочек с маком, которые жевали школьники, пристроившись справа от него. «Хоть у кого-то вкусная и беззаботная жизнь» Феликс прикрыл глаза и покачал головой. О чем он думал последние двадцать минут, кроме убийства? Ах да. Марк Ансьель. Его секретарь. Замечательный гей! Сотрудничали они уже третий год. Дело в том, что все секретарши вешались на Феликса или намеренно сачковали, искренне считая, что после того, как они просрут дедлайн, но состроят глазки, Феликс простит им запоренный контракт и повезет на белом коне в ресторан. Поэтому кастинг на холостяка собеседование прошёл Марк. Выполнял он свою работу блестяще. Дедлайны соблюдал, кофе варил вкусный и не трещал по телефону, как предшественницы. Правда, было два минуса — ревнивый парень Марка и привычка Марка использовать уменьшительно-ласкательную лексику. Марк наконец взял трубку: — Да, лапушка. Феликса передёрнуло. Плохо, когда секретари становятся друзьями. — Твой помощник не вызвал мне тачку. Понимаешь, как вы меня подставили? — ледяной тон Феликса заставил школьников подавиться булками и попятиться к окну. — Он вызвал! — звенящим голосом стал оправдываться Марк. — Просто побоялся сказать тебе, что перепутал адреса. Вызвал к компании Габрика… Феликс драматично хлопнул себя по лбу. — Ну где, где-е-е ты такого придурка достал?! Феликс, когда бесился, никогда не мог стоять на одном месте. Потоптавшись по протертому полу, он попытался облокотиться на стену, но снова напоролся на проклятую картину. Больно. Угол рамы задел бедро. Кто вообще возит картины в метро?! Посмотреть бы в глаза тому, кто не удосужился упаковать ее! — Короче, Марк, — Феликс процедил: — Я как всегда сам решил проблему: поехал на метро. А этого бедолагу увольняй. И напиши такую характеристику, чтобы эту падл.. Феликс говорил и поворачивался, чтобы наорать на хозяина картины, чья рамка упиралась ему в одно мягкое место. И он отчаянно хотел сказать «падлу»: — Кхм, — у Феликса не смогло вырваться плохое слово при виде больших васильковых глаз. Оно застряло в горле. Девушка, хлопая ресницами, в ожидании смотрела на незнакомца. Феликсу показалось, что она легонько дернула бровью, дожидаясь окончания фразы. — Кхм, Марк, уволь этого нехорошего человека. Феликс забыл, что хотел устроить скандал и сломать картину, если ее не уберут у него из-под задницы, и быстро повернулся обратно. Марк посыпал просьбами: — Ты жесток! Мальчик этого не заслуживает. Феликс, заюш… Феликс знал, что Марк всегда при слове “заюш” гладит по головке фигурку птички у себя на столе. Феликс прорычал в трубку: — Марк, засунь это слово себе в задницу так же, как засовываешь.. — Кхм-кхм-кхм! Девушка у него за спиной громко закашлялась. Феликс снова недоговорил угрозу. Хозяйка картины подавилась? Или перекрыла своим кашлем его фразу намеренно? Марк продолжал: — Фелюш, если я его турну́, всё равно придётся платить за отработанный срок. Давай выговор и штраф? Феликс, из-за объявления станции не слыша, что пищит друг, коротко сказал: — Выговор и штраф. Созвонимся потом. Он выключил телефон, сунул его в брюки и подкатил глаза к потолку. Девушка за спиной перестала кашлять и теперь милым голоском благодарила женщину за помощь. Видимо, приступ у нее был настоящий, а не из-за подробностей гейской жизни. Феликс свел брови и непроизвольно и беспечно улыбнулся. Он запомнил только глаза девушки. Кажется, она была брюнеткой. «Никогда не нравились брюнетки». Он повернул голову вправо, надеясь, что в профиль сможет краем глаза оценить незнакомку. Слишком прекрасными и неповторимыми были ее глаза. Феликс не понимал, чего сам хочет. Не то что бы девушка ему понравилась. Обыкновенная. Лет семнадцать. Может, в художественную школу едет и картину тащит? «Но эти глаза… я обязан посмотреть в них во второй раз».

***

Маринетт получила отказ от Адриана. Ей было так плохо, больно и страшно, что она на всю жизнь останется старой девой, что наволочки на подушках не успевали просыхать от слез. Он был ее первой любовью, она сосредоточила на нем большую часть жизни и когда с замиранием сердца ждала его ответа, в голове не было варианта «Прости, но я влюблён в другую». Маринетт убивалась. Рыдала, смотрела в одну точку, наедалась сладким, плакала перед зеркалом, говорила Алье, что ее жизнь закончена. Правда, был один плюс, — сублимация в творчество. Под давлением негативных эмоций и страданий Маринетт смогла создать такие шедевры, что Габриэль Агрест пригласил ее выступить на совещании по подготовке осеннего показа. Не знала Маринетт, что за работу в компании мечты у лучшего дизайнера ей придется заплатить отказом в любви сына этого самого дизайнера! Поэтому, наклеив все эскизы на большой холст и вставив его в широкую раму для фотографий, Маринетт собрала себя по кусочкам и поехала в час-пик на метро в компанию Габриэля Агреста. Когда этот парень, безумно похожий на взрослую версию Адриана, появился на входе в вагон, Маринетт впервые за последнюю неделю заинтересовалась этим миром. Точнее, парнем, которого бабулька затолкала к ней под бок. Высокий, красивый, широкоплечий, с горящими глазами. Маринетт, не вступая с ним ни в физический, ни в эмоциональный контакт, кожей почувствовала, какая сила и энергия от него исходит. В этом вагоне, полном усталых женщин, сонных офисников и недовольных школой детей, он единственный рвался жить и что-то делать. От него приятно пахло. Чистая дорогая одежда, выскобленный подбородок и гладкие щеки. Ни одного лишнего движения. Длинные пальцы крепко сжимали перекладину, до которой Маринетт доставала, разве что, в прыжке. Да, парень был редким посетителем метро. Хотя бы потому, что вырядился так, словно его вместо метро на улице ждала как минимум Феррари. «Может, какой-то супер-топ-менеджер, попавший в пробку и вынужденный спуститься к простым смертным в метро?» Но чем больше он говорил по телефону — подробностей Маринетт не слышала, разве что обрывок в сердцах кинутого «падла» — тем сильнее было желание с ним познакомиться. У него бархатный голос. И он забавно ругается. А ещё парень так и не увидел, как она широко улыбнулась, когда он глупо вставил “нехороший человек”. Когда он обернулся к ней, она поняла, в чем проблема — картина. Папа предупреждал, что углы рамки острее ножей… но убрать коллекцию эскизов некуда. Разве что парню между ног всунуть. «Он хотел сделать мне замечание?» Маринетт, впервые за неделю забыв про Адриана, Габриэля и жизнь в компании сорока кошек, думала о парне напротив. «Почему не отругал? Решил, что я малолетка, и с меня мало что можно взять?» «А вдруг я просто некрасивая?» Маринетт зажмурилась и стукнулась лбом об окно. Ну что за чушь ей в голову лезет! Надо повторить речь для выступления перед Габриэлем, а не мечтать о недоступном красавчике. Ему же на нее по барабану. Наверняка его окружают шикарные девушки в офисе, или где он там работает? «А он несильно старше. Года на три? Чувствуется в нем столько уверенности… да, он точно занимает какую-то руководящую должность». Когда он стал ругаться, она от появившейся в период страданий по Адриану простуды закашлялась и не услышала, о чем он говорил, но расстроилась, когда парень сбросил вызов и что-то нелестно кинул собеседнику. Вдруг на нее пожаловался? Маринетт уныло свела брови и шмыгнула носом, смотря себе под ноги.

***

«Она такая смешная, когда морщит нос. Слушает музыку? Какой-то подкаст?» «Может, уточнить у нее, что за трек?» «А зачем?» Феликс не контролировал мысли. «Мы можем разговориться с ней, когда она скажет название песни». Феликс мечтательно улыбнулся, но когда бабка сбоку боднула его локтем, подбираясь к дверям, Феликс пришел в себя. «Какой бред!» — он мотнул головой и отвернулся, прекратив подглядывать за незнакомкой. У него через сорок минут решается будущее на пять лет вперёд, а он думает о красивой девочке рядом. Она, наверное, музыку слушает, если постоянно улыбается. Ещё станет говорить, что он ей помешал наслаждаться исполнением. А ему и так всё утро настроение портят. «А у нее парень есть? Выглядит счастливой. Наверное, за ней кто-то ухаживает». Феликс и не подозревал, что причина ее улыбки — он сам. Феликс досадно хмыкнул. «Да точно кто-то ухаживает!» «Повезло ему». «Работа. Думай о работе. Надо в первую очередь сказать о выгоде для компании Габриэля, чтобы, пока я озвучиваю предложения для остальных, Агрест мог взвесить все “за” и “против”... Интересно, как ее зовут?»

***

Из-за людей, заходящих на новой станции, Феликс попятился к девушке, и Маринетт мгновенно задержала дыхание: его спина теперь была в сантиметре от ее носа. Не сказать, что у них была огромная разница в росте: просто девушка сгибала колени, чтобы удерживать картину, и поэтому дышала Феликсу в лопатки. Маринетт чувствовала столько тепла от парня, что коленки начинали подкашиваться. Впервые в жизни кто-то ей понравился так сильно, что она могла сравнить стук сердца с… разве что, с ощущениями рядом с Адрианом. Маринетт горячо желала поговорить с блондином напротив. Ей казалось, что он милый и добрый. «Да есть у него девушка. А ты ещё вчера убивалась по Адриану». Гипнотизируя темно-синюю ткань на спине размеренно дышащего Феликса, Маринетт уже была не в силах остановить поток мыслей. «Как его зовут? Ему бы подошло имя аристократа. Уильям? Генри? Он француз вообще? Может, Джон? Нет, фу». Маринетт как дура улыбалась и кусала губы от надуманных имен. «А вдруг у нас ничего не выйдет?» «Но вы же даже в глаза друг другу не смотрели, что значит “выйдет”?» Пока тараканы в ее голове не собрали целый сенат, Маринетт сама подвела черту. «Я хочу поговорить с ним. Хотя бы разочек. Одну минуточку. Может, я спрошу его, не мешает ли ему картина? А там он подхватит разговор, у нас завяжется диалог, мы пойдём в кафе…» Маринетт тряхнула волосами. «Дура ты, Маринетт. Думай о работе. Всё». Девушка плотно закрыла глаза, чтобы не смотреть на парня. Ему на неё всё равно.

***

Объявили последнюю станцию. Створки разъехались, народ повалил из вагона, и Маринетт, почувствовав свободу для локтей и ног, ловко подняла картину с пола. Из взгляды с Феликсом пересеклись. Он сглотнул. «Предложи ей понести картину» Маринетт нервно облизала губы. «Скажи ему что-нибудь. Или спроси. Он тоже на этой станции выходит? Да это и есть последняя станция!» На лице Феликса шла такая борьба, что, будь Маринетт менее паникующей, она бы поняла, что он тоже в шаге от знакомства. У девушки щеки запылали румянцем. Она глубоко вдохнула, грудь больно поднялась и опустилась. — Да выходите же скорее! «Ей в другую сторону. Я опоздаю, если предложу помощь с картиной» «Ему в другую сторону. Я опоздаю, если начну извиняться за картину и предлагать в качестве моральной компенсации чашку кофе» — Выходите! — завопила бабка. Она прорвалась между ними, Феликс сделал шаг назад, а Маринетт выбежала на перрон, в толпу разноцветных кофт и маек, в поток людей, сметающий всё на своем пути, и поняла, что в последний раз видела этого парня.

***

Маринетт поднималась по лестнице на тридцатый этаж. Отказавшись ехать в лифте и плакать, она оценила время — оставалось еще двадцать минут — и поняла, что успеет нарыдаться и пройтись по лестнице. Одна эмоция длится полчаса. Пика достигает на пятнадцатой минуте и дальше идет на спад. Осталось ещё минут четырнадцать. Вытирая соленые дорожки красными пальцами, Маринетт корила себя за отсутствие уверенности и смелости. Как ей заводить отношения, если она банально боится разговаривать с людьми? Но ведь Нино, Натаниэля и Луки она не боится... А с Адрианом достаточно разговориться, и ей будет комфортно. В то же время она думала, что убиваться не стоит, парень то первый шаг не сделал! И вообще, она же решила, что у него есть девушка, к чему тогда слезы? «Я навсегда останусь одна» — кричал главный таракан-паникер. Завернув на нужный этаж, Маринетт наспех вытерла слёзы, напудрила нос и нацепила дежурную улыбку вечно удовлетворенной жизнью девушки. — Мадемуазель Дюпен-Чен, я вас заждался! — Габриэль, закрывая своей спиной мужскую фигуру, встретил ее рукопожатием в центре зала. — Принесли? Отлично! Невероятно! Он подвинулся: — Вот, знакомься, Феликс, какой неограненный алмаз я к нам привёл! Мадемуазель Дюпен-Чен, это мой племянник. Феликс. У Маринетт снова защипало в носу, ком подкатил к горлу, и слёзы наполнили глаза. Но на этот раз от такого невообразимого счастья, что ей стало тяжело дышать и больно улыбаться. У Феликса блестели глаза. Он выглядел менее эмоциональным, но так довольно улыбался, что готов был оставить тупого помощника в компании за прокол с машиной. — Я думаю, если мы с тобой встречаемся второй раз за последние полчаса, то это точно какой-то знак судьбы, — он наклонился, целуя ладонь девушки.