Врачебные истории

— Анатолий Андреевич! — Ситников повернул голову и увидел запыховшееся лицо молодого врача Киршенбаума за бежавшего в ординтарскую. Тот выглядел взволнованно. — Там, Евдокимов кажется умер! — Чего? — чашка, которую Ситников держал в руках чуть не выпала из рук, и не обожгла колени. — Он уже на поправку шёл. Игорь лишь развёл руками. — Ладно, пошли. — Ситников с сожалением глянул на недопитый чай и поднялся с дивана. Нужно отметить, что был он достаточно спокойный и особо не торопился. — Анатолий Андреевич, — ну быстрее поторопил его беспокойно Игорь. — Иду, иду — Ситников быстро вышел из ординаторской. — Если он действительно мёртв, мы ему уже не чем не поможем. Вдвоём они направились к палате Евдокимова. Киршенбаум чуть не бежал, но Ситников шёл обычным шагом. Неожиданно резко Игорь остановился, и Толя чуть не врезался в него. — Игорь?! Нервный смешок вырвался из уст Киршенбаума. Ситников вздохнул, и отодвинул молодого врача в сторону. Его взору тут же предстала интересная картина Около палаты, в коридоре стояла санитарка тётя Катя, рядом с ней стояло ведро. Швабру из её рук забирал тот самый умирающий Евдокимов. Правда он был жив и здоров, но видимо, мертвецки пьян. — Катя — Катерина, эх душа, да чего ж ты Катя хороша, ягода малина, Катя Катерина — кричал он песню Державина пьяным голосом, представляя черенок швабры микрофоном — Ох, черт окоянный — ругалась тётя Катя. — Когда ж тебя алкаш проклятый випишут? Ситников усмехнулся, и глянул на Игоря. Тот выглядел растерянно. — Анатолий Андреевич… — Знаю, знаю — перебил его Ситников — ты пришёл в палату а он лежит не дышет. Эх, Игорь, ты бы хоть пульс проверил, а не панику сразу поднимать. — Да я ж растерялся — тут же попытался оправдаться Игорь. — пришел, а он захрипел как-то странно, а потом дёрнулся и затих. А тут ещё мужики говорят, «неужто Иванович помер? Ты бы Игорь глянул, врач же» А я что, я растерялся и к вам. — Эх, растерялся — покачал головой Ситников. — а я чуть кирпичей не наложил. Это ж ЧП, всю ночь потом объяснительные писать. Думать головой надо. — Простите — виновато промямлил Киршенбаум. — Ладно — добродушно усмехнулся врач, и похлопал коллегу по плечу. — Пошли твоего покойника спать укладывать. На деле это оказалось не так просто. Евдокимов буянил, требовал его оставить в покое, предлагая руку и сердце санитарке, а потом споткнувшись о ведро, мало того что облил ноги Андреича грязной водой, так ещё и разбудил вменьшей мере полотделения. Сонный народ тут же попавил из палат в коридор. Пока Игорь пытался успокоить других поциентов, Ситников укладывал Евдакимова в кровать, а про себя ругал на чем свет стоит молодых медсестёр которых не было на посту. Видимо ушли на перекур или вообще уснули в сестринской. Евдакимов попытался встать, доказывая что он совершенно трезв, и вообще, что Ситников ему никто, и он будет слушать только своего лечещаго врача. — Вот и скажу завтра Столярчуку, чтоб не нянчился с тобой, а выписал к едрене фене — разошёлся Ситников. — А не выпишет он, Дятлов точно с тобой нянчится не станет. — Ой, только Дятлову говорить не надо. — тут же испугался и утихомирлся мужчина. Я и так у него на карандаше. А он злой. Этот точно выпишет. Ещё и Бориса уволит. — Уволит — согласился Ситников. — что ж ты, хочешь чтобы из-за тебя хороший человек страдал? — Не хочу конечно. Василич отличный врач, операцию мне по уму сделал. А если Дятлов и правда его уволит? — Вот чтобы не уволил, веди себя нормально. Не пьянствуй. А то тебя домой, а врача твоего лечащего на улицу. Евдакимов тут же осознавая серьёзность ситуации улёгся на подушку, накрывшись одеялом. Ситников пожелав спокойной ночи, выключил свет и вышел в коридор. Игорь уже успокоиаший других больных, и насеев панику, теперь стоял как ни в чем не бывало у стойки поста и заигрывал с молоденькими медсестричками. — Ира, Лена! — тут же направился к ним Толя. — Ну и где вас дамы черт носит? — Анатолий Андреевич — а что случилось? — тут же уставились на него медсестрички. — ЧП у нас. Кавалер ваш вон, Евдокимова похоронил, пока вас на посту не было. Девушки удивлённо уставились на Игоря. — Анатолий Андреевич, может хватит — Виновато вздохнул Киршенбаум. — Ну перепутал… — Не хватит, Игорь, не хватит. Не отделение, а черт знает что. Врач пульс проверить боится, панику нагоняет, медсестёр вообще никогда на посту нету. А вдруг действительно кому-то плохо стало бы? — так мы на пять минут всего отлучились… — Девчата, я знаю ваши пять минут. Последний раз предупреждаю ещё раз такое повторится, будете об этом заведующему рассказывать. А он вашего брата, женщин в смысле не очень то жалует. Сами знаете, что ему только бы повод дать. Девушки виновато молчали. — А ты, мой сидный друг давай в ординаторскую. Чай мне завари новый, мой из-за тебя остыл. Я сам палаты обойду, а то ещё кого похоронишь. *** Анатолий Андреевич Ситников в этом отделении работал давно. Сотни операций, тысячи поциэнтов прошло через его руки. А сколько жизней спас, сколько раз был не только врачам хирургом- камбустологом, но и психологом, папой и мамой, священником и кем-то еще для многих своих поциэнтов. Работа была на первом месте, и это для него было действительно важным — спасать людей.И не просто спасать, но и возвращать способность максимально комфортной жизни. Именно поэтому он всегда хотел быть ожоговом врачам, и пластическим хирургом, так как знал не по наслышке — ожоги не просто травма, это социальная проблема. В детстве, он сам получил серьёзный ожог, который и сегодня, спустя много лет давал о себе знать. И лёжа тогда в этом же отдалении, вдохновился подвигом и мужеством хирургов, решил одназначно кем стать. Прошло много лет и вот, он сам лечит людей, не просто как терапевт или кардиолог, а действительно выполняет непосильный труд. Не то чтобы, он считал что их работа легче, но отмечал, что явно не сравнится с ожоговыми травмами. На самом деле отделения у них небольшое. Но всегда переполненное. И контингент тут разный. От промышленных работников, получивших травмы на производстве, и людей, получивших травмы в быту, до всякого рода бомжиков то и дело попадавших к ним с ожогами и обморожениями. Последних было тяжелее всего лечить. Но ещё тяжелее было выписать. Однако, приходилось оказывать помощь всём, даже если тебе иногда это неприятно. За годы работы он видел достаточно. Случаи были разные. Были выздоровления, были и смерти. Всё это приходилрсь пропускать через себя но нельзя было на этом зацикливаться. Иначе можно было бы свихнуться. Он, снова, после любого исхода брал инструмент и шёл делать свою работу, не забывая о человечности, о том, что для многих он не просто доктор, он бог, от которого зависило многое. Кстати говоря с коллегах, с которыми ему приходилось работать, ему повезло. Да, не все были такими фанатиками как он, но всё же что-то у каждого из них было особенное. Коллектив был не большой но дружный. Саша Акимов работал примерно столько же сколько и Ситников и они были лучшими друзьями. Саша — профессионал своего дела, талантливый, человечный. Он успевал присутствовать на каждой операции и брался за самые тяжёлые случаи. За всё время, он буквально вырвал из лап смерти бесчисленное количество людей, и многие из них вернулись к нормальной жизни. Даже самые тяжёлые случаи его не пугали. Саша любил риск, и это не могло не восхищать. Ситников признавался себе, что каждый пациент их отделения хотел чтобы именно Акимов был его лечащим врачом, но такая привелегия была доступна лишь поциентам лишь с тяжёлыми ожогами. С ними работал ещё Борис Столярчук. Опыта у него было гораздо меньше, но это не делалало его некомпетентным и не профисиональным. Его короной была нечеловеческая доброта и сочувствие. Он подолгу общался с поциентами, всегда дольше всех оперировал, много читал, постоянно учился. У него всегда было придумано несколько шагов лечения и всегда находился записной план. А ещё он чаще других ругался с завотделением, когда тот говорил что надо выписывать поциента, но Борис считал иначе. Даже такие нарушители дисциплины как Евдокимов, имели возможность получать полное лечение. Хотя по хорошему его уже не раз нужно было выписывать. Но Столярчук готов был нести ответственность, случись что с ним, нежели позволил бы себе мысль что он выпишет человека который не прошёл полное лечение. Самым молодым из их коллектива был Игорь Киршенбаум. Он только год как закончил интернатуру, и до этого трудился в приёмном отделении. Опыт у него конечно имелся, но вот ветер в голове гулял. Его приняли хорошо, да и с инструментом в операционной он управлялся неплохо, однако молодость проявляла себя и от этого никуда нельзя было дется. Ситников, Акимов и Столярчук часто шутили над молодым коллегой, который постоянно косячил но тем не менее прикипели к нему душой и всегда защищали от нападок завотделением. Завотделением. Анатолий Степанович Дятлов. Одно упоминание этой фамилии вызывало мандраж и холод по коже. Он был настоящим профессионалом — Богом ожогового отделения. За тридцать восем лет работы ни одного смертельного случая. Суров, подтянут, чёток, но искренне справедлив. Не любил лентяйства, нарушения правил и рвал и метал молнии не только на медперсонал за любую провинность, и на поциентов, за невыполнение рекомендаций но и на бестолковых родственников, которые то и дело давали советы. Он не любил лишних вопросов, не любил бесполезных разговоров и резко присекал подобное на корню. Его боялись и его уважали. За профисионализм, за трудолюбие, и несмотря на характер за взаимовыручку. К нему не следовало обращаться лишний раз, но всегда можно было расчитывать на его спину. Были ещё люди: медсестры, санитарки, практиканты уходящие и приходящие. Но основное звено составляли именно эти люди. *** — Здорово, парни! — Саша Акимов бросает рюкзак на диван, на котором дремлет Игорь. Ситников сидит за столом, перед ним открыты истории болезни. Следом за Акимовым просовывается подтянутая фигура Столярчука. — Как дежурство? Много душ угробили? — смеется Боря снимая куртку. — Евдакимов умер — спокойно жмёт плечами Ситников и косится на Игоря. — Как умер? — замирает Борис со снятым кросовкам в руке. — Он же… — Ты у Игореши спроси как? — еле сдерживает смех Толя. — Не смешно уже — бурчит обижано Киршенбаум, поднимаясь с дивана — А что ж смешного в смерти поциэнта? — Ситников делает серьёзное лицо. — тебе ещё вот перед Столярчуком отчитываться. — Игорь? — Борис вопросительно всматривается в коллегу. — Да что Игорь? — вздыхает врач. — Ну обложался. Он напился, а я думал помер. Откуда я знал, что он живее всех живых. Смех тут же разлетается по ординаторской. Борис облегченно вздыхает. — Эх, ты — кивает пальцем на Игоря. — Своих пациентов хорони, моих не надо. Евдакимов ещё поживёт! — Можно подумать, вы не косячили — Игорь тянется к электррчайнику и нажимает кнопку. — Косячили Игорь, ещё как — тут же отзывается Акимов. — Пусть расскажут тебе, как они медецинские карты перепутали, как с наркозом переборщили, и как кое кого бомж на деньги развёл. — и такое было? — пырскает Игорь от смеха. — Я так понимаю, на деньги развели нашего Бореньку. — Ты давай, не смешивай всё в кучу — хмыкает Борис. — А ты забудь эту историю. — Нет, Александр Федорович, расскажите! — со смехом просит Киршенбаум, — не всё ж мне отдуваться. — Да, Саша расскажи — Ситников тоже смеётся. — Я ещё раз это вспомню — Только попробуй — угрожающе фыркает Борис. — Короче — Саша собирается поведать о том, как однажды Боря лапухнулся и выложил всю свою зарплату поциенту, который придумал несуществующую болезнь, якобы появившуюся после операции по вине Бориса. Но не успел он и двух слов сказатл, как дверь в ординаторскую открылась и на пороге возникла суровая фигура Дятлова. Все тут же замолчали — Всё хихикаете — укоризненно качает головой Дятлов. — А время уже начало девятого. Обход делать кто будет? Я и Гиппократ? — И вам доброе утро, Анатолий Степанович. — Ситников главный аппонент Дятлова, и только он может угомонить этого старого лиса. — Чайку? — Какой чай, Ситников? — глаза Дятлова закатываются так сильно, что кажется скоро выпадут из глазниц. — Работать говорю марш. Мурзина на операцию кто готовить будет? А у Новиковой сегодня чистка некрозов. Аперевязки в четырёх палатах. И деду из десятой лечение поменять надо. Ему гепарин не идёт. Я должен об этом напоминать вам? — Да идём, идём — тут же поднимается с дивана Акимов. — Кстати, фёдорович задержись. Там сейчас паренька с реанимации привезут, Фредди Крюгер, как ты любишь. Осмотришь, доложишь. — Понял — пожимает плечами Саша. — А что с ним? — Ты что Акимов, не проснулся? — всматривается в него Дятлов. — говорю, осмотришь, и доложишь мне, что с ним. Знаю только что с реанимации привезут скоро. А там значит плохи дела. — Ладно. — Саша хватает свои бумаги, и выходит из ординаторской, за ним выходит Ситников. — а вы голуби задержитесь. — лицо Дятлова становится каменным. Игорь и Боря переглядываются. — Ты вот что, Киршенбаум. Думай в следующий раз когда человеку такой диагноз ставить будешь… — Ну Анатолий Степанович, и вы туда же, — закатывает глаза Игорь. Ну поймите, я устал за день, подумал что Евдакимов мёртв, а он просто пьяный был. Ну я и труханул… — Так, так, так, Киршенбаум, стоп — Дятлов вытягивает ладонь вверх. Ты про что? — А вы? — Игорь тут же запинается, осознавая что сморозил глупость. — Я про Хомюк. Ты ж её чуть на тот свет к про отцам не отправил. Твои слова, цитирую: " Пересадку делать надо, у вас сейчас гангрена будет, ногу резать придётся " Ты вообще соображаешь? — Нет, ну а что я такого сказал? — жмёт плечами Игорь. Ей пересадка нужна, а она не в какую не соглашается. — Ты врач, Киршенбаум, ты должен найти подход к каждому своему поциэнту. Но сейчас ты давай мне про Евдакимова. Кто был пьяный и кого ты умиротворил? Игорь посмотрел на Бориса, не зная что сказать. Но Дятлов сказал сам. — Столярчук, чтоб духа его тут не было через полчаса. Всё, достал он меня, и ты вместе с ним. Сколько можно с ним цацкаться — Анатолий Степанович, подождите, рано ему на ввписку… — И слышать ничего не хочу! — Дятлов развернувшись поспешил прочь, но и Столярчук не отставал. — Анатолий Степанович. Игорь вздохнул и, забрав свои карты со стола направился в палаты.