Правила

      К десяти часам Джейн готова. Она осторожно выходит из комнаты и спускается вниз. Мама что-то готовит на кухне, и по дому разносится приятный аромат. Блэйк всё ещё в поле — работы там слишком много, чтобы справиться с ней всего за несколько часов. Путь свободен.       Джейн выходит из дома, неслышно закрыв дверь, и бежит в сторону дороги. Она пробегает мимо дорожки в кукурузном поле, молясь, чтобы Блэйк не вздумал пойти в дом попить воды или что-нибудь съесть. Её мольбы услышаны: мужчина даже не появляется на краю поля.       Джейн вылетает на дорогу и, тяжело дыша, прислоняется к указателю остановки. Она стоит и ждёт, глядя на пустую дорогу. От нетерпения и адреналина девочку потряхивает, и она старается дышать ровнее, чтобы успокоиться.       Дорога абсолютно пуста. Никакого движения, ничего, что вообще показывало бы, что время идёт. Если долго смотреть вперёд, то кажется, будто время и вовсе остановилось. Джейн глядит на дорогу, ожидая автобуса, и чувствует себя совсем одинокой. Одиночество заставляет её дрожать.       Джейн — общительный человек, она любит побыть в компании. Однако одиночества она не боится. Вернее, раньше не боялась. Но теперь, когда она стоит и смотрит на бесконечную пустую дорогу, одиночество затапливает её. Чудится, что она совсем одна на всём свете.       Она и тот, кто смотрит на неё.       Джейн вздрагивает, поняв, почему так боится и дрожит. Она не боится одиночества. Она боится этого пристального взгляда, который ощущает с тех пор, как пришла на остановку. Этот пристальный взгляд смотрит на неё, изучает её. Кажется, он пробирается под её кожу и рассматривает её мясо и кровь, впитывает их.       И впитывает её страх.       Джейн судорожно оглядывается, пытаясь понять, кто смотрит. Но она стоит тут одна. Дорога пуста, никого нет. Поле напротив пусто, а позади неё знакомое поле подсолнухов. Их большие цветы направлены в сторону солнца, ловя его лучи. Никого среди высоких стеблей нет.       Джейн почти сердито мотает головой. Ну, конечно, кто тут окажется! Это такая глушь, что никакой человек сюда не дойдёт. Всё в порядке.       Стоит ей подумать об этом, как из-за поворота внезапно появляется обычный автобус. Он слегка тарахтит и двигается в её сторону медленно, но верно. Джейн крепко сжимает ручку сумки. Как только она сядет в автобус, обратного пути не будет. На миг страх, что её поездка в город будет обнаружена, захватывает её.       Потом она вспоминает запах Саймона. Парень часто пользуется одеколоном старшего брата, и пахнет от него всегда просто божественно. И Джейн знает, что она просто не может отказаться от встречи с ним.       Автобус подъезжает и останавливается возле указателя ровно в десять часов. Двери перед девочкой с лёгким скрипом открываются, и она осторожно подходит ближе. Джейн замечает, какой автобус старый и грязный. Краска кое-где слезла, а возле колёс заметна ржавчина. Грязный корпус, кажется, даже тронуть страшно — того и гляди рассыпется.       Джейн делает глубокий вздох, решаясь. И осторожно забирается по высоким ступенькам внутрь. В салоне пахнет какими-то травами, и это довольно странный для автобуса запах. Джейн замечает какие-то флаеры, наклеенные над лобовым стеклом, но надписи на них уже настолько стёрлись и загрязнились, что стали нечитаемыми.       Девочка переводит взгляд и замечает водителя. Это грузный человек с длинными бесцветными волосами, одетый в непонятные одежды и с надвинутой на самые глаза чёрной кепкой. Джейн не может разглядеть его лица. — Здравствуйте! — говорит она нарочито весёлым голосом, скрывая свою нервозность.       Ей хочется, чтобы автобус побыстрее двинулся, чтобы побыстрее убрался отсюда и её никто не заметил. Но водитель никуда не спешит. — Плата, — говорит он.       Голос у него скрипучий и глухой, с каким-то непонятным акцентом, он словно доносится из-под земли. Джейн чувствует, как по спине бегут мурашки. Она достает из кармана деньги и протягивает водителю. Тот даже не смотрит на неё, продолжая глядеть на дорогу. Просто молча кивает в сторону небольшой пустой коробочки. Джейн покорно кладёт деньги туда и проходит в салон.       Салон оказывается очень старым и грязным. Сиденья все потрёпанные, а на некоторых порвалась обивка. Почти все заляпаны чем-то странным, и запах трав становится лишь отчётливее. Джейн остаётся надеяться, что у неё не разболится голова к концу поездки.       Она садится на третий ряд возле окна и смотрит на улицу. Большие подсолнухи, тянущиеся к солнцу, несколько закрывают ей обзор на дом, и это немного успокаивает девочку. Она ставит сумку к себе на колени, и лишь тогда автобус начинает движение.       Поездка проходит в полном молчании. Водитель смотрит на дорогу, даже не проверяя, как там его маленькая пассажирка. Джейн старательно смотрит в окно, не поворачиваясь в сторону салона, даже если раздаются скрипы и стоны проседающих сидений. Она смотрит наружу и видит лишь бесконечные поля, тянущиеся до самого горизонта. Никаких людей, даже домашнего скота. Местность казалась бы вымершей, если бы не пшеница и прочие культуры, растущие тут.       На многие мили вокруг единственные живые существа — два человека в старом автобусе.       Так продолжается пару часов, пока внезапно перед Джейн не начинают мелькать маленькие дома, с каждой милей растущие вверх. И наконец девочка понимает, что они доехали до города. Водитель останавливается на какой-то остановке в центре и заглушает мотор.       Лишь тогда Джейн берёт свою сумку и встаёт. Она быстро двигается к выходу, мечтая побыстрее покинуть этот странный и немного жуткий автобус. Водитель даже не смотрит на неё, по-прежнему глядя на дорогу. Джейн берётся за поручень, готовясь спускаться. — До свидания, — говорит она, не смотря на водителя и выходя из автобуса.       В ответ ей доносится лишь тяжёлое дыхание мужчины. Покинув автобус, девочка какое-то время идёт вперёд, просто чтобы оказаться подальше от остановки, которая, чудится, всё ещё связывает её с ненавистной фермой Блэйка.       Когда она, пройдя несколько ярдов, оборачивается, то видит, что автобус так и не уехал.       Джейн добирается до ближайшего Walmart, возле которого они с Саймоном и договорились встретиться. Она садится на ограничитель для парковки и ждёт до двенадцати. Палящее солнце немного напоминает ей о жаркой ферме, и Джейн даже радуется, что ей хватило смелости сбежать из дома. По крайней мере, сейчас она не мучается от жары.       Саймон появляется в десять минут первого, совсем немного опоздав. Они обнимаются, и Джейн мысленно умирает от счастья. Потом парень галантно берет её за руку, и они идут в кино, разговаривая обо всём на свете и в то же время стараясь не касаться недавнего переезда девочки. Саймон как будто чувствует, что она не хочет разговаривать об этом, и Джейн благодарна ему за понимание.       Весь сеанс они сидят так близко, что сердце девочки никак не может успокоиться. Она смотрит на экран, но всё время думает о парне. Иногда она смотрит на него, но Саймон неизменно глядит вперёд, слишком увлечённый фильмом. Джейн даже кажется, что фильм для него интереснее, чем она, и это немного обижает её.       Ровно до тех пор, пока Саймон внезапно не берёт её за руку. Джейн чудится, что сердце её замирает, а потом быстро-быстро растёт, грозя разорвать грудную клетку. Девочка старательно смотрит на экран, но о фильме уже не думает. Она слишком счастлива сейчас.       Это лучший день в её жизни.       После кино они идут в Макдональдс, по дороге обсуждая увиденный фильм. Заказав бургеры с картошкой и спрайтом, они садятся за столик и принимаются за еду. Время без двадцати пять. — Так что, как тебе на ферме? — наконец спрашивает Саймон, откусывая свой бургер.       Джейн кусает свой и блаженно закрывает глаза. Это ли не счастье? Макдональдс для неё теперь навечно оплот цивилизации. — Отстой, — говорит она, и парень смеётся. — Нет, я серьёзно. Я просыпаюсь под мычание коров и засыпаю под стрекот кузнечиков. — Ну, зато природа, спокойствие… — хмыкает Саймон.       Он явно пытается подбодрить её, и Джейн ценит это, правда. Но в то же время она осознаёт, что парень никогда не сможет её понять: сам-то он живёт в городе, ему никогда не прочувствовать атмосферу полной изоляции от людей. — В первые три ночи радует, потом бесит, — Джейн макает картошку в кетчуп и закидывает в рот. — Иисус, вот это кайф!..       Саймон смеётся вновь, и девочка тоже не может сдержать своего смеха. Они вообще последнее время часто смеются, когда вместе. С Саймоном просто получается легко и свободно смеяться. Наверное, это и есть любовь. — Как там все? — спрашивает Джейн. — Всё нормально. Мы все ужасно скучаем, — Саймон продолжает есть свой бургер. — Кэтрин даже хотела ехать к тебе, но в твою глушь даже автобусы не ходят. К слову, как ты добралась? — На автобусе, — Джейн ёжится, вспоминая неприятного водителя и странный запах в салоне. — Наверное, какой-то частный маршрут. Я одна ехала. И когда платила, видела, что денег в коробочке больше не было. — Ну да, водит автобус для души, — хмыкает Саймон.       Они снова смеются, и это так расслабляет Джейн, что она начинает рассказывать парню о том, как провела эти две недели вдали от цивилизации. Некоторые вещи звучат довольно дико здесь, в городе: например, что к дому могут прийти дикие звери, или то, что каждый день она должна кормить куриц, или то, что можно увидеть горизонт, не закрытый стеклянными небоскрёбами.       Саймон слушает внимательно, иногда задавая вопросы, но по большей части не перебивая, давая ей высказаться. Джейн не понимает, интересно ли ему или он просто позволяет ей болтать, но ей хочется верить, что первый вариант.       Наконец новости заканчиваются. Девочка допивает свой спрайт, смотря на Саймона. Тот задумчиво болтает своим стаканом, глядя в окно. Солнце, клонящееся к горизонту, оранжевыми лучами очерчивает его чёткий профиль, и Джейн думает, какой он красивый. — Знаешь, я тут вспомнил кое-что, — вдруг говорит Саймон. — Я читал про эту местность в учебнике по истории.       Саймон историю обожает, и Джейн это знает. Самой девочке больше нравится музыка. В своё время в школе она играла на гитаре, а также училась у мамы играть на пианино. Но ради парня она даже прочитала несколько книг и приняла участие в историческом проекте в прошлой школе. Это было перед теми летними каникулами, во время которых она переехала на ферму. — И что там? — улыбается Джейн.       Она говорила слишком много в последний час, так что теперь должна дать возможность поболтать Саймону. Обхватив губами трубочку, Джейн пьёт свой напиток и смотрит на парня, гадая, выглядит красиво или глупо.       Но Саймон этого не замечает. Он по-прежнему смотрит в окно, рассказывая о прочитанной истории: — Говорят, тут раньше жили индейцы.       Джейн вспоминает, что Саймона особенно интересуют индейцы. Он сам имеет индейские корни, правда, очень далёкие, и в его внешности это почти не отражается. У Саймона лишь более смуглая кожа и немного грубые черты лица, а так он выглядит абсолютно обычным американцем. Несмотря на это, к предкам Саймон питает почти священные чувства и всегда старается изучить побольше о традициях и культуре коренных американцев. — А где в Америке они не жили? — фыркает Джейн. — Тут жили особые индейцы, — качает головой Саймон. — Они отсоединились от племени мескуаки — не знаю точно, что они там не поделили, в книге не написано. Но зато там написано, что они владели магией. Их шаманы могли общаться с духами мёртвых индейцев. Возможно, именно это не понравилось мескуаки: мир мёртвых отдельный, их покой нарушать не стоит. Но племя общалось.       «Под грибами можно не только с мёртвыми пообщаться», — думает Джейн и пытается не рассмеяться. Если она сейчас пошутит вновь, Саймон может обидеться и перестать рассказывать ей о прочитанном. А Джейн знает, как важна для него история. Если бы кто-то перебивал её рассказы о музыке шутками, она бы заехала шутнику в нос. — Так или иначе, племя — название не дошло до наших дней — отделилось и стало жить обособленно где-то здесь, в Иллинойсе. Они осели небольшим поселением, охотились, занимались скотоводством и, конечно, практиковали свою особую магию.       Джейн смотрит на выразительный профиль Саймона. Слушать его глубокий голос — одно удовольствие, и неважно, рассказывает он обычную шутку или серьёзные факты о жизни коренных американцев. — Их магия была настолько сильна, что, говорят, они даже могли путешествовать между мирами живых и мёртвых, — продолжает Саймон. — Конечно, этим занимались только шаманы. Но простые люди — что не характерно для племени мескуаки — тоже владели магией и могли её практиковать. Например, мужчины могли заговаривать луки на хорошую добычу, а женщины зачаровывали амулеты на удачу.       Джейн с улыбкой смотрит на парня. Он весь преображается, когда рассказывает о каких-то исторических фактах. Его взгляд будто светлеет и устремляется куда-то вдаль, он словно видит наяву то, о чём прочитал. Джейн нравится видеть его таким. Саймон выглядит счастливым. — Когда на землю прибыли европейцы, — Саймон подаётся вперёд и вдруг смотрит прямо на неё, заставляя сердце Джейн трепетать, — они захватили эти земли и потребовали отдать им всё, что было у индейцев. Однако племя отказалось. Тогда европейцы убили всех. Никого не пожалели.       Джейн слушает его внимательно, но всё-таки не слишком. Она куда больше увлечена красотой парня, такой необычной из-за его предков-индейцев. Когда чёрные глаза Саймона горят этим прекрасным блеском, девочке кажется, что весь мир озаряется светом. — Последним они нашли старого шамана, — продолжает говорить Саймон. — Они вытащили его из вигвама и выкололи ему глаза. — Какой ужас! — говорит Джейн, просто чтобы что-то сказать. Смерть шамана, жившего больше двух сотен лет назад, не слишком волнует её. Зато глаза Саймона напротив — ещё как. — Да, — парень кивает. — В книге говорится, что это не самое страшное, что они сотворили, но больше описаний нет. Есть только одна деталь, которая меня зацепила. Ослепший шаман проклял европейцев и землю, на которой они будут жить. Он сказал, что если они тут останутся, то вечно будут страдать. Белым не будет места на этой земле. — Оригинально, — говорит девочка немного насмешливым тоном. — Я знаю, звучит абсурдно, но вдруг это правда? — Ты сам-то в это веришь?       Саймон смотрит на неё так пристально, что Джейн краснеет. Она вспоминает, как они пили из одной бутылки на той вечеринке. Почти поцелуй. — Нет, — наконец говорит парень. — Во всяком случае, не во всё. Но то, что безымянное племя тут жило, — это точно. Есть исторические подтверждения, раскопки и прочее. — Ну, ты сам говоришь: часть истории всегда правда, а часть — лютая выдумка, — Джейн улыбается ему.       Саймон кивает даже с некоторым облегчением, и девочка понимает, что сделала правильный выбор. Если бы сейчас она начала говорить, что будет осторожна или что-нибудь в этом духе, то парень наверняка сильно испугался бы за неё. — Возможно, ты права… — задумчиво тянет Саймон. — Но будь осторожна. Так, на всякий случай. — Ты же сказал, что не веришь в это! — возмущается Джейн. — Не верю, — совершенно серьёзно повторяет парень. — Однако за городом и без того достаточно причин для того, чтобы быть осторожной. Взять хотя бы диких животных, которые приходят к тебе. — Да это безобидные лисы! — улыбается Джейн. — Лисы, значит… — Саймон снова переводит взгляд в окно. — Знаешь, у племени мескуаки и того безымянного племени тотемными животными были лисы.       От того, каким голосом он это говорит, у Джейн по коже бегут мурашки. Она старается убедить себя, что это потому что в кафе становится прохладно, но сама себе не верит. Есть что-то тревожное в том, что племя, наложившее проклятие, почитало лис, постоянно приходящих к её новому дому. — Слушай, уже так поздно! — Саймон порывисто встаёт с места. — Тебя дома не потеряют? — Нет, меня отпустили, — беззаботно врёт Джейн.       Парень прищуривается и долго смотрит на неё, но девочка из принципа не отводит взгляд. Рассказывать о том, что из дома она практически сбежала, ей нисколько не хочется. Саймон поддерживает авантюры до определённого момента, и он явно не обрадуется, услышав, что Джейн находится в городе без разрешения от родителей. — Ладно, — наконец сдаётся парень. — Но всё равно уже поздно. Я провожу тебя до остановки.       Джейн кивает, и они вместе идут к выходу. Саймон снова берёт её за руку. Девочка чувствует, как её сердце взрывается от радости и необъятного чувства любви.       Они молчат, пока идут к остановке. Саймон почему-то держит одну руку в кармане, а другой крепко сжимает хрупкую ладошку девочки. Джейн чувствует его тепло, и ей совершенно не хочется возвращаться назад на ферму. Хочется подольше побыть с парнем, поговорить с ним, послушать его рассказы про историю этого места — всё что угодно, лишь бы подольше остаться с ним. Но это невозможно. Надо ехать домой, иначе её побег точно заметят. Если ещё не заметили.       Они почти подходят к остановке, когда вдруг Саймон останавливается и смотрит на неё своими пронзительными чёрными глазами. Джейн недоуменно приподнимает бровь: мол, что такое? Парень достаёт руку из кармана и что-то протягивает ей. — Это тебе.       Джейн переводит взгляд и видит на его большой ладони странный амулет. Он выглядит традиционным для индейцев — большая птица, раскинувшая в стороны крылья. Джейн помнит, что это Птица Грома или буревестник — Саймон рассказывал ей. Но эта птица выглядит совсем иначе, чем те, которых она видела на витринах магазинов. Она неровная, раскрашена не так ярко и выглядит более суровой. — Я сделал его сам, — нарушает молчание Саймон. — Вырезал из дерева, раскрасил, покрыл лаком и сделал цепочку. Это тебе.       Джейн осторожно берёт амулет в руки. Он тёплый — парень нагрел его, пока держал в кармане. Однако девочке почему-то кажется, что амулет чересчур горячий. Как будто он не впитал тепло руки, а сам излучает это тепло. — Спасибо… — шепчет Джейн растерянно. — Это твой защитник, Джейн Фостер, — вдруг торжественно объявляет Саймон. — Отныне он должен быть с тобой, что бы ни случилось.       Джейн кивает, поражённая торжественностью его голоса. Она совсем не знакома с этой странной культурой, только по рассказам парня, но отчего-то сразу понимает, что должна надеть амулет на шею. Осторожно сделав это, Джейн смотрит на болтающегося на шее буревестника и чувствует его тепло сквозь рубашку. — Спасибо… — вновь шепчет она.       Саймон ничего не отвечает, вдруг наклоняется и молча обнимает её. Джейн обнимает его в ответ, чуть улыбаясь. Она чувствует, как сердце едва не выпрыгивает из груди. — Будь осторожна, — шепчет Саймон.       Она кивает и направляется к автобусу, который, чудится, совсем не сдвинулся с места с того момента, как она покинула его. Уже подойдя к автобусу, Джейн оборачивается и машет Саймону. Тот машет ей в ответ, но глаза у него беспокойные, и девочка видит это даже на таком расстоянии. Она улыбается ему, как бы говоря, что не стоит волноваться о ней, и заходит в автобус.       Запах трав в салоне стал ещё сильнее. Джейн морщится, потом смотрит на водителя. Тот глазеет на дорогу, даже не поворачиваясь к ней. Неизменная фигура без лица, в надвинутой на самый лоб кепке и в мешковатых одеждах. — Здравствуйте, — говорит Джейн и, не дожидаясь его слов, кладёт деньги в коробку. Её прошлой платы за поездку там уже нет. — Ты опоздаешь, — вдруг глухо говорит водитель.       Джейн вздрагивает от этого голоса, но ничего не говорит и только идёт к своему месту. Устроившись, она начинает смотреть в окно. Саймона на улице уже нет. На улице в принципе никого нет. Только солнце клонится к горизонту. Джейн мысленно просит успеть вернуться до темноты.       Они с водителем едут в полном молчании. Джейн старательно смотрит в окно, не поворачиваясь в сторону салона. Позади неё раздаются странные скрипы и вздохи, как будто бы автобус тащится из последних сил. Джейн не оборачивается, только морщится от неприятного запаха.       В автобусе нет освещения, и потому со временем в салоне становится темно. Скрипы и вздохи становятся чаще, иногда совсем уж походя на человеческие. Джейн вспоминает рассказанную Саймоном историю. А что, если в этом автобусе с ней путешествуют души погибших индейцев?       «Глупости какие», — говорит себе Джейн, продолжая смотреть в окно.       Позади неё внезапно раздается смех.       Девочка вздрагивает, но не оборачивается, всё смотрит в окно. Ей послышалось? Показалось? Или, может, водитель вспомнил какой-то анекдот и рассмеялся над ним? Джейн покрепче сжимает сумку и смотрит в окно на поля. Они уже близко. Она скоро будет дома.       Наконец автобус останавливается возле полей. На улице уже совсем сумрачно и наверняка прохладно, но Джейн всё равно встаёт и торопится на выход. Проходя мимо водителя, она скомкано говорит: — До свидания. — Ты опоздаешь, — повторяет водитель. И вдруг разражается жутким смехом. — Ты опоздаешь!       Этот смех заставляет волосы на её голове встать дыбом. Джейн вскрикивает и практически падает со ступенек автобуса. Оказавшись на земле, она сдирает кожу с рук и пачкает джинсы, но это не заботит её. Куда больше её пугает внезапный скрежет колёс.       Джейн едва успевает отпрыгнуть в сторону, когда автобус, резко дав по газам, едет вперёд, едва не проезжая по ней. Девочка смотрит ему вслед, наблюдая, как он растворяется в вечерних сумерках.       Сердце бьется ужасно. Она с трудом поднимается, кое-как отряхивает джинсы и спешит домой. В голове набатом бьёт кровь, и сердце продолжает ухать так, словно за ней кто-то гонится. Но такого ощущения у неё и в помине нет. Ей просто страшно. Она почти бежит домой.       Нога спотыкается о камень, и Джейн снова падает. На этот раз она слегка проезжает лицом по земле и какое-то время лежит, пытаясь понять, что произошло. Кожа на лице и руках горит ужасно, а джинсы опять испачкались. Мама наверняка устало вздохнет, как она делает всегда, когда Джейн пачкает одежду.       Девочка осторожно поднимается на четвереньки и вдруг понимает, что амулета Саймона больше нет на шее. Паника топит её с головой. Она потеряла подарок! Ужас! В панике Джейн начинает шарить по земле руками, но всякий раз чувствует лишь пыль и сухие листья кукурузы. Амулета нигде нет.       Солнце клонится к горизонту, и небо уже окрашивается в ярко-оранжевый цвет. Из-за высоких культур, отбрасывающих почти чёрные тени, сложно что-либо разглядеть, однако Джейн всё равно ищет. Ну давай, давай! Она отчаянно шарит по земле руками, пытаясь отыскать амулет.       Пальцы натыкаются на что-то горячее, и от облегчения у Джейн на глаза наворачиваются слёзы. Она быстро надевает пыльный амулет себе на шею, делая пометку уменьшить веревку, чтобы больше он не слетал с неё. Поднявшись, Джейн отряхивает джинсы и наконец выпрямляется, чтобы пойти домой. Но застывает в ужасе.       Подсолнухи смотрят прямо на неё.       Огромное поле жёлтых цветов с большими чёрными плодами глядит на неё. Молчаливо, не двигаясь, просто рассматривает. Каждый цветок повернут к ней. Сотни, тысячи подсолнухов смотрят на неё огромными чёрными глазами-плодами. Молча угрожают.       «Блэйк сел на диван и посмотрел на Джейн таким тяжёлым взглядом, что она несколько присмирела. Поигрывая пультом, мужчина продолжил: — В этом доме придётся соблюдать некоторые правила, юная леди. — Ага, — протянула Джейн, не слишком удивлённая.       Ей что, теперь ещё и правилам каким-то глупым подчиняться? Ну уж нет! Правила может устанавливать только мама, и только таким правилам она будет подчиняться. Блэйк может сколько угодно болтать, но слушать она его определённое не станет! — Слушай меня внимательно и запоминай, потому что это правила не о поведении, — внезапно проговорил Блэйк. — Это правила выживания. — Да ладно! — хмыкнула Джейн. — Что, «не ходите в лес, там животные»? — Я думаю, ты и так это понимаешь, — Блэйк откинулся на спинку дивана и поиграл пультом. — Нет, я говорю о тех правилах, который обязан знать каждый, кто живёт на этой ферме.       Джейн лишь фыркнула, но решила всё-таки послушать. Может, удастся маме доказать, что она какого-то фрика выбрала? Тогда можно будет быстрее вернуться в город. Блэйк удовлетворённо кивнул и вдруг извлёк из кармана немного потрёпанный листок бумаги. Подвинув его ближе к Джейн, он сказал: — Прочти эти правила и не вздумай их нарушать, если хочешь выжить.       Девочка нахмурилась и взяла листок бумаги в руки. Быстро прочла то, что там было написано. По спине побежали мурашки.       «Правила.       1. Ни в коем случае не выходи из дома ночью.       2. Животные издают звуки. Если в курятнике или в коровнике тихо, поставь ведро с кормом возле входа и уходи. Ни в коем случае не заходи внутрь.       3. Если вышедшая из леса лиса стоит неподвижно и смотрит на тебя, сразу же иди в дом. Если лиса ведёт себя как обычно, покорми её.       4. Чердак закрыт и пуст. Если слышишь шаги, не обращай внимание. Ни в коем случае не проверяй.       5. Если подсолнухи смотрят на тебя, моментально беги в дом, закрой окна и двери, выключи весь свет и жди час. Если через час не раздалось стука в дверь, всё в порядке.       6. Не заговаривай с водителем автобуса, он этого не любит. Не смотри в салон во время поездки, даже если услышишь что-то странное. Смотри только в окно.       7. Если отражение в зеркале перестало двигаться и таращится на тебя, закрой глаза и сосчитай до восьми. Открывай глаза и продолжай жить как ни в чём не бывало.       8. Если тебе кажется, что за тобой кто-то идёт, тебе не кажется. Не поворачивайся и не обращай внимание, даже если услышишь шёпот. Просто занимайся своими делами.»       Джейн вздрогнула и посмотрела на Блэйка. Это шутка такая? Но мужчина выглядел слишком серьёзным, чтобы можно было подумать, что он шутит. Девочка махнула листком, пытаясь показать, что нисколько не испугалась, хотя в груди прочно засел страх. — Соблюдай эти правила, если хочешь выжить, — повторил Блэйк.       С кухни раздался голос мамы: она звала мужчину помочь ей с чем-то. Блэйк молча поднялся и вышел из комнаты, оставив Джейн растерянно сидеть с листком в руках…»       Сердце бьётся так сильно, что Джейн тошнит. Подсолнухи таращатся на неё. Солнце позади них, они больше не следуют ему. Они смотрят прямо на неё, и можно каждое семя — маленькие глазки, пронзающие её угрозой.       Это неправильно, неправильно. Она впервые видит такое, и понимает, насколько жутко всё это. Когда природа ведет себя не так, как должна, это жутко.       Джейн хватает сумку и бежит в сторону дома. Она пробегает по узкой дорожке между двумя полями. Кукуруза колышется от ветра, тянется к ней своими длинными листьями, и Джейн кажется, что сейчас она её хватит. Подсолнухи, напротив, совсем не двигаются, даже несмотря на нарастающий ветер. Они всё стоят и смотрят на неё.       Джейн выбегает во двор перед фермой и зачем-то оборачивается, едва не спотыкаясь вновь. Сердце громко бьёт в грудную клетку от неожиданности, вызывая новый приступ тошноты.       Подсолнухи повернулись вновь. Они всё ещё смотрят на неё. И Джейн понимает: они двигались всё время, пока она бежала. Молчаливые цветы провожали её глазами.       Девочка едва не падает, но бежит к дому. Солнце почти село, двор весь тёмный. Верхушки деревьев колышутся, чёрные конусы двигаются на фоне темнеющего неба. Только в их большом доме горит свет.       «Успеть до темноты, успеть до темноты!» — лишь одна мысль бьётся в голове. Джейн бежит к дому, едва не теряя сознание от страха. Она не может поверить, что так испугалась простых подсолнухов. Но в то же время осознаёт: она испугалась не только их.       Весь воздух вокруг пропитан страхом. Не бояться просто невозможно.       Дверь дома открыта, и Джейн видит на пороге Блэйка. Он смотрит на то, как она бежит. Джейн пытается бежать быстрее, но просто не может. — Подсолнухи, Мэтт! — кричит она в отчаянии. — Подсолнухи! — Беги, Джейн! Быстрее!       Дом всё ближе и ближе. Солнце уже почти село. Джейн чувствует на своей спине пристальный взгляд подсолнухов. Она не знает, что произойдет, если она не успеет попасть в дом до темноты. Она просто знает, что ничего хорошего.       Блэйк хватает её за руку, затягивает в дом и захлопывает дверь. Джейн тяжело дышит и едва не валится на пол, поняв, что она всё-таки сделала это. Она оказалась дома до наступления темноты. — Джилл, второй этаж, окна! — кричит Блэйк, и это приводит девочку в чувства. Ещё ничего не кончено. Надо выждать час.       Мама бросается наверх, даже не взглянув на дочь. Блэйк идёт на кухню, закрывая окна там. — Джейн, закрой окна в гостиной, — говорит он.       Девочка послушно идёт в гостиную. Там нет света, и ей нисколько не хочется заходить в тёмную комнату, но выбора нет. Джейн подходит к окнам и хочет закрыть их.       На миг она замечает, что происходит снаружи. Небо совсем тёмное — солнце уже село. Подсолнухи всё ещё смотрят на их дом, будто ждут чего-то. Кукуруза под порывами ветра колышется так сильно, что кажется, будто сейчас сломается. Но, несмотря на наступающую бурю, на улице тихо. Куры и коровы молчат, как будто вообще ничего не слышат и не видят. Или, наоборот, видят и слышат всё слишком хорошо.       Однако не это привлекает внимание Джейн. А какое-то странное движение по дороге между двумя полями. Кто-то быстро-быстро движется к их дому.       Слишком быстро для человека.       Девочка захлопывает окна и закрывает шторы. В этот момент свет в доме гаснет. Джейн вскрикивает. — Тихо, — в полной темноте она слышит голос Блэйка. — Джейн, крошка, где ты? — это голос мамы. — Я здесь, мамочка!       В темноте кто-то берёт её за руку, и сердце Джейн начинает стучать сильнее. А вдруг это не мама, а дух? Но постепенно её глаза привыкают к темноте, и девочка видит бледное лицо мамы. — Идите все сюда, — раздаётся голос Блэйка.       Джейн видит его на диване. Мама тянет её туда, и ей приходится сесть между ней и Блэйком. Мужчина обнимает её за плечи, дотягиваясь и до мамы, и шепчет: — Что бы не случилось, не кричите.       Мама серьёзно кивает и обнимает Джейн. Девочка сжимается в комок между ними и закрывает глаза. Так проще. Она не хочет видеть того, что произойдёт.       Несколько долгих минут проходят в полном молчании, и Джейн даже думает, что всё миновало. Ведь стук в дверь не обязательно раздастся, верно? Она успокаивается, чувствуя тепло мамы и Блэйка. На груди ощущается ещё одно лёгкое тепло — амулет, подаренный Саймоном. Это успокаивает.       За стеной раздаётся смех.       Это жуткий смех, пробирающий до костей. Джейн распахивает глаза, не в силах выносить неизвестность. Но в комнате никого нет. Тот, кто смеётся, находится за стеной. Стоит где-то. И смотрит прямо на них. Джейн это точно знает.       Смех раздаётся вновь. Девочка чувствует, как сердце поднимается к самому горлу и начинает стучать там. Она знает, что тот, кто стоит за дверью, чувствует её пульс. Тук-тук. Тук-тук. Чувствует, ощущает. И желает прекратить его.       Смех раздаётся во всей комнате. Вдруг резко затихает. Опять тишина, такая тяжёлая и плотная, что ясно: они не одни на ферме. С ними кто-то ещё. В этой темноте, в этой тишине кто-то стоит и смотрит на них.       Хочет убить их.       Джейн откуда-то точно знает это. Не из-за общей атмосферы и не из-за картины, которая составилась в её голове после правил Блэйка и рассказа Саймона. Нет, это другое.       Она просто знает, что тот, кто смеётся, хочет убить их. Эта мысль возникает у неё в голове так, как будто кто-то засунул её туда. От осознания сердце начинает биться так сильно, что Джейн уверена: это слышно даже на улице. Значит, тот, кто смеётся, тоже слышит её судорожное сердцебиение. И наслаждается её страхом.       Что-то с силой бьётся в окно.       Джейн вскрикивает от неожиданности и ощущает руку на рту. Она кричит ещё больше, пытается вырваться, почти обезумев от страха, однако тут слышит шепот Блэйка. — Тихо. Сидит тихо. Всё будет хорошо. Просто будь тише.       Крик застревает в горле. Джейн пытается успокоиться, чувствуя, как мама крепко обнимает её. Что-то мочит рубашку на её плече, и девочка осознаёт, что мама плачет. Она и сама на грани слёз. Амулет греет сквозь рубашку, но Джейн боится двинуться, чтобы поправить его.       Смех раздаётся вновь. Жуткий, каркающий, он уже совсем близко, как будто кто-то стоит и смеётся прямо в их окно, наблюдая за ними сквозь щель в занавесках. Джейн изо всех сил прижимается спиной к дивану. Она не хочет, чтобы это нечто оказалось за её спиной.       Блэйк крепче обнимает их, и Джейн слышит его сердцебиение. Оно слишком сильное и частое, но почему-то всё равно успокаивает. Девочка закрывает глаза и изо всех сил молится. Амулет начинает обжигать нежную кожу, но девочка терпит. Ей по-прежнему до ужаса страшно двинуться.       Смех слышится всё ближе и ближе. Кто-то кружит вокруг дома, бьётся в окна, пытаясь сломать их, оказаться внутри и убить всю семью. Смех то приближается, то отдаляется, и звон стекла всякий раз заставляет Джейн думать, что окно было разбито и кто-то оказался внутри.       Амулет резко взрывается таким жаром, что Джей становится больно.       И всё заканчивается. Больше никакого смеха, никакого движения. Ничего. Девочка поднимает голову и вглядывается в темноту, пытаясь понять, что это значит. Блэйк обнимает их сильнее. Амулет становится едва тёплым. — Всё закончилось, — шепчет он. — Час прошёл.       Мама издаёт какой-то странный звук, напоминающий всхлип. Джейн прижимается к ней, стараясь не заплакать. Блэйк обнимает их всех, и девочка слышит, как он тихо читает молитву-благодарность.

***

      На кухне вкусно пахнет мясом. Джейн смотрит на маму, которая спокойно нарезает овощи. Блэйк рядом накрывает кастрюлю с макаронами крышкой и вытирает руки.       Всё закончилось хорошо. Всё уже позади. Ещё несколько часов назад Джейн не могла поверить, что сможет спокойно жить после всего, что произошло. Но вот она здесь, стоит и смотрит на то, как взрослые готовят ужин. Ей дали задание разложить приборы на столе, и хотя Джейн пыталась настоять на том, чтобы помочь с чем-нибудь более важным, её не пустили. С тех пор, как появился Блэйк, Джейн вообще редко что-либо делала по дому.       Может, сейчас это и к лучшему. Её руки дрожат так сильно, что она с трудом удержала даже вилки и ножи. Страх постепенно утихает, и всё произошедшее начинает казаться просто плохим сном. Джейн говорит себе, что должна двигаться дальше.       Но на кухне висит такая странная атмосфера, что она просто не может заставить себя забыть обо всём. Мама всё время молчит, только молча нарезает овощи к столу. Иногда она, правда, смотрит на дочь, и Джейн может поклясться, что мама после этого смахивает слёзы. Она не понимает, почему мама всё ещё плачет, но это так пугает её, что она не рискует ничего говорить. Блэйк же, напротив, даже не смотрит на неё, лишь занимается гарниром. И это отчего-то лишь больше заставляет Джейн нервничать.       Но вот мужчина закрывает кастрюлю крышкой и начинает вытирать руки полотенцем. Девочка отходит к столу, зачем-то поправляя приборы, и слышит, как мама тихо говорит Блэйку: — Мэтт, может, не надо?.. — Надо, Джилл, — резко отвечает мужчина.       У Джейн отчего-то перехватывает дыхание, и она чувствует, как её сердце гулко бьётся. Девочка даже не успевает сообразить, чего испугалась, когда Блэйк поворачивается к ней: — Пойдём, Джейн. — Куда? — едва слышно спрашивает она, чувствуя себя совсем маленькой.       Блэйк не отвечает, лишь отправляется к лестнице. Джейн понимает, что выбора у неё нет. Она следует за ним, и её сердце бьётся так сильно, что ей снова становится дурно.       Они приходят в её комнату, и Блэйк останавливается у по-прежнему закрытого окна, смотря на тёмный двор. Джейн закрывает за собой дверь и прислоняется к ней в надежде убежать к маме, если вдруг обстановка начнёт сильно накаляться. Ей странно, что она в принципе думает об этом. Раньше она не боялась Блэйка и вообще не подумала бы убегать от него. Но теперь ей страшно, и она знает, что её единственная возможная защита — это мама. — Джейн, помнишь наш утренний разговор? — сухо начинает мужчина, даже не повернувшись к ней и всё ещё глядя на улицу.       Девочка отводит глаза в сторону, но в пол не опускает. Смотреть в пол унизительно, она как будто сразу признаёт вину. Нет, признавать вину она не собирается. — Мы с твоей мамой запретили тебе ездить в город одной. Но ты поехала. Почему?       Джейн пожимает плечами, про себя сильно удивившись. Она, конечно, не ожидала, что Блэйк будет кричать или что-нибудь в этом духе — это совершенно не в его характере — но и разбора полётов вот этим спокойным голосом тоже не ждала. — Почему? — давит мужчина. — Хотела увидеться с друзьями — что неясно? — огрызается девочка. — Мне неясно, почему ты решила, что можешь нарушить запрет, — сухо говорит Блэйк, наконец поворачиваясь к ней. Взгляд его так тяжёл, что Джейн невольно теряет часть своей бравады. — Мы сказали тебе: одна ты не можешь никуда ездить. Ты ведь знаешь, что это опасно. — Но я сидела и смотрела только в окно! — возмущается Джейн. — Да, зато потом ты едва успела вернуться в дом до темноты, — настойчиво говорит Блэйк. — Минута промедления, Джейн, и ты была бы мертва.       На это девочке нечего сказать. Не случись сегодняшнего вечера, она бы по-прежнему не верила в глупые правила Блэйка. Но теперь, вспоминая жуткий взгляд подсолнухов и смех за окнами, Джейн понимает, что правила не глупые. Их надо соблюдать, чтобы выжить на этой ферме. — Ложись на кровать, — внезапно говорит Блэйк.       Джейн вскидывает голову, глядя на него широко раскрытыми глазами. Что он имеет в виду?! Зачем ей ложиться на кровать?! Неужели он…?       Металлический звук заставляет девочку вздрогнуть. Она видит, как Блэйк, словно в замедленной съемке, снимает свой жёсткий ремень и складывает его вдвое, слегка щёлкнув им. Скрежет пряжки стоит у Джейн в ушах. — Я жду.       Девочка с ужасом и недоверием смотрит на ремень. Нет, он не может, просто не может выпороть её! Мама не могла такого позволить! Нет! — Джейн.       Девочка беспомощно оглядывается по сторонам, пытаясь найти выход из положения. Она вспоминает, как мама пыталась возразить, но потом перестала и отпустила их, оставшись на кухне. Значит, мама не поможет ей, не спасёт.       Выхода нет. Никто не поможет ей. Она не избежит наказания.       Джейн давит в себе всхлип, подходит к постели и ложится на живот. Обняв подушку руками, она зажмуривается, до последнего не веря, что Блэйк и вправду выпорет её. Да кто он вообще такой?! — Ты подвергла себя и нас опасности, Джейн. Поэтому я наказываю тебя. Я мог бы сказать тебе, что ошибаться можно. Но здесь, Джейн, у нас нет права на ошибку.       Говорят, что, когда ждёшь первого удара ремня, слышишь свист. Но Джейн ничего не слышит — то ли от страха, то ли от слишком громкого сердцебиения. Она лишь внезапно чувствует порыв воздуха, а потом слышит громкий шлепок ремня о джинсы. Поначалу девочка даже ничего не ощущает, зато после приходит чувство жжения. Джейн широко раскрывает глаза и смотрит в подушку.       Блэйк и вправду ударил её ремнём? Посмел это сделать? Она не успевает ничего сообразить, как её настигает второй удар ремня. От него кожа начинает зудеть — видимо, джинсы всё-таки неплохая защита. Но Джейн всё равно ужасно стыдно и больно. Такой боли она никогда в жизни не испытывала.       Она ёрзает на кровати, получая новые удары. Если поначалу было не слишком больно, то теперь жар расползается по коже, заставляя её гореть. Джейн морщится и сжимает ягодицы, пытаясь хотя бы как-то унять боль. Но ничего не выходит. Новые удары перекрывают любые попытки.       Мыслей в голове практически не остается. Лишь одна бьётся сильно и громко: «Пусть это закончится!». Джейн зажмуривается и утыкается носом в подушку, почти задыхаясь. Она мечется от боли по кровати, пока внезапно не ощущает сильную руку, прижимающую её к постели. Вертеться больше не получается, и Джейн хнычет от несправедливости.       Она чувствует себя совсем маленьким ребёнком. Но она ведь уже не маленькая, она подросток, ей четырнадцать! Её нельзя вот так просто пороть! Эти унизительные звуки шлепков ремня о джинсы слишком звонкие, и Джейн чувствует, как её лицо заливает краска смущения. Мама ведь наверняка всё слышит! Но, впрочем, ей быстро становится не до унижения. Боль перекрывает любые эмоции.       Она злится на Блэйка, но куда больше злится на… себя. Джейн всхлипывает от такого осознания. Она злится на себя за то, что ушла без спроса из дома; за то, что наврала Саймону; за то, что засиделась с ним допоздна и едва не опоздала. Она злится на себя за слёзы мамы и за её осунувшееся после пережитого лицо. Она злится и ненавидит себя за то, какой беспечной была.       Боль становится невыносимой. Джейн не может это выдержать, больше не может. И она ломается. Ломается и начинать кричать в подушку. Она плачет и плачет, не в силах остановиться. Одежда сбивается, рубашка оказывается где-то на спине, и кожу обдувает прохладный воздух комнаты. Ремень продолжает мучить её несчастную пятую точку. Это просто невыносимо.       Джейн думает о Блэйке. О том, как он предупреждал её. О том, как простил после того, как она обидела его. Как он стоял и ждал, пока она добежит до дома. Как крепко обнимал её, не давая закричать, и успокаивал их с мамой. Ему наверняка тоже было страшно. Но она поняла это только по его сердцебиению. Ни словом, ни интонацией Блэйк не выдал это. Он знал, что не имеет права на страх, потому что должен успокоить их с мамой.       Джейн сучит ногами и пытается вырваться, будучи не в силах терпеть эту ужасную боль ещё больше. Но мужчина никуда не пускает её, просто спокойно прижимает к кровати и продолжает пороть. Ремень опускается на её беззащитную пятую точку, заставляя девочку плакать от боли. Если раньше Джейн пыталась крепиться, то теперь она уже не может и кричит в подушку после каждого удара. Кожа горит неимоверно, и такое ощущение, что джинсы лишь больше удерживают это ощущение жжения.       Вдруг всё заканчивается. Ремень перестаёт опускаться на её место пониже спины. Джейн судорожно сжимает ягодицы, глядя в подушку. Это всё? Всё закончилось? — Всё закончилось, — словно прочтя её мысли, говорит Блэйк.       Девочка слегка поднимает голову. Её глаза горят, и лицо, кажется, стянуто какой-то противной плёнкой. Ягодицы болят так, что к ним и прикоснуться невозможно. Джейн тихо всхлипывает, опираясь на локти. Она не решается посмотреть на Блэйка. — Джейн, — спокойно зовёт он её.       Девочка смотрит куда-то на его рубашку, на его плечи, замечая сильные бицепсы. Наверняка он порол далеко не в полную силу, иначе от Джейн и мокрого места не осталось бы. Но ягодицы всё равно горят просто ужасно. — Прости, — шепчет она.       Джейн ничего не слышит в ответ, поэтому поднимает голову и видит мягкую улыбку мужчины. Он улыбается ей и протягивает к ней руки. — Прощаю. Не делай так больше, — просто говорит он.       Если бы не это ужасное наказание, Джейн ни за что бы не приняла эти объятия. Но сейчас ей по-настоящему необходимо почувствовать тепло, иначе она просто расколется на множество частей. Девочка до сих пор не может поверить, что Блэйк действительно выпорол её ремнем. Это унизительно, это обидно. Но так по-отцовски.       Не давая себе времени подумать, Джейн резко подрывается с постели и обнимает мужчину. Его большие сильные руки обнимают её в ответ, и девочка чувствует тепло и умиротворение. Её трясёт, она по-прежнему плачет и судорожно сжимает ягодицы, но на душе теперь спокойно. Она зарывается лицом в грудь мужчины и хнычет. — Тише, тише… Тшш… — шепчет мужчина. — Всё хорошо. Не плачь.       Джейн пытается послушаться его и старается перестать плакать, но получается из рук вон плохо. Она лишь крепче обнимает Мэтта и продолжает плакать от облегчения, что наказание закончилось и что всё хорошо. Видимо, понимая, что она не успокоится, Мэтт просто продолжает гладить её по спине и шептать ей какие-то успокаивающие слова.       Потом Джейн обязательно попросит прощения ещё раз. Мэтт простит её и скажет пойти умыться. Девочка отправится в ванную и послушно приведёт себя в порядок. Отражение будет двигаться вместе с ней, как и надо. После Джейн спустится на кухню, обнимет маму и извинится перед ней тоже. Мама мгновенно простит её и будет долго спрашивать о том, болит ли у неё, пока девочка не покраснеет так, что Мэтту придётся вмешаться. Они сядут за стол — на стуле Джейн будет лежать подушка — и будут есть вкусный и простой ужин.       Джейн расскажет им про Саймона и про кино. И мама с Мэттом, немного поразмыслив, разрешат ей поехать к друзьям снова на следующие выходные.       С одним условием: она будет соблюдать правила.