Сказ о хитром фаэрриме, её серебряных осколках и Короле-в-Сером

«Во имя Королевы»,

— Нага-воин, War Craft III

Кто бы мог подумать, что Вика Фарлонг, этот воробушек с тонкими запястьями, окажется такой тяжелой. Во всех смыслах. — Это… проблема, — устало улыбнулась себе Эми, пока пыталась за плечи оттащить подругу назад. — Знаешь, кто ты? Ты болт! Распухший, здоровенный болт, ходишь тут и кладёшь на всех! — Вика, не стоит… — «Ах, какой я молодец, ну же, посмотрите! Вот он я!» И никак тебя не обойти, ничего с тобой не сделать, потому что покласть тебе на всех вокруг! — Что ты там надрываешься, а, Фарлонг? Ни слова не разберешь! — Да тебе только и важно, что продемонстрировать, какой у тебя могучий да толстенный болт, да какая сияющая у него каска!!! Конечно, на эльфийском даже такая тирада звучала куда лаконичнее и музыкальнее. Как соловьиная трель, начисто лишенная базарных крикливых интонаций. Уилл только по раскрасневшемуся лицу девушки мог бы понять, что пытаются до него донести. Вика брыкалась, размахивала руками и по-звериному рычала, но Эми вцепилась в неё мертвой хваткой. Тихая паника придала ей сил, так что они потихоньку отдалялись от обидчика, который мерно, не спеша шёл им вслед, полностью уверенный в своих силах. Разлапистый березовый комель у него в руках придавал его походке особую весомость. — Пусти, Эми. Пусти. … Я в порядке, — смогла наконец ясно выговорить Вика. Её волосы растрепались, и острые ушки смешно торчали из-под них, такие же хрупкие, как и все черты её лица. Выпущенная из клети рук, Вика плавно опустилась на пригретый солнцем, растрескавшийся ствол ольхи и укутала лицо в ладонях. Эми сейчас не хотела ничего говорить. Больше всего ей хотелось надолго притихнуть и забиться как можно глубже в какую-нибудь щель. И всё же она тихо, как кошка лапой, тронула Вику за плечо. — Пошли. Нельзя здесь оставаться. Он же догонит. — И что? И что! — Вика рассмеялась, словно солнце брызнуло светлячками из лужи. — Да он, поди, устал уже. Сама не верю, как он вообще такую дуру поднял… Она смачно хлопнула по корявой коре старого бревна и заодно смахнула муравья с коленки, но тут же вновь изменилась в лице. Ее глаза пытливо уставились на подругу. — Эми. Нельзя же позволять им так издеваться над собой. Эми лишь кротко уткнулась глазами в землю. Крошечные незабудки качались под ветром, подмигивали ей из травы. — Он ведь уже не маленький ребёнок! Знает, что ему будет за такие игры. Послушай же меня, он тебя и пальцем не тронет! — Ничего. Вика присмотрелась к ней ещё внимательнее. Она даже не заметила, чтобы губы Эми шевелились. — Прости? — За эти игры ему… ничего не будет. Под сердцем Эми зашевелилось что-то грозное и мрачное. Чувствуя, что её сейчас вырвет, она отвернулась, крепко взяла подругу за руку и сосредоточенно потопала прочь. Её раздирали изнутри дикие, обозленные чувства. Беспомощность. Словно мышь, загнанная в угол, она металась внутри собственного тела, не находя выхода.

***

Всего часом ранее она словно была другим человеком. Эми громко болтала, толкалась с Бивилом и неистово махала ей рукой через головы толпы подростков. Вика Фарлонг хмуро смотрела, как подруга скрывается из виду, прижимая к себе драгоценный Кубок Жатвы. «Всё будет в порядке. С ней же Бивил — а этот жеребёнок от неё никогда глаз не оторвет». Она немного нервно усмехнулась собственной шутке и наконец обратила взор на своих подневольных слушателей. — Что это вы на меня смотрите, как Питни на бочку медовухи? Ждете чего-то? Молчаливые зрители только довольно глазели на неё — на невиданный в деревенской среде расшитый плащ и нарядный цветастый костюм. И на видавшие виды болотные сапоги, что сушились на солнышке, прислонённые к ярмарочному фургону. Один неугомонный мальчонка так и крутился на месте, весело скалил зубки и словно нарочно пытался засунуть палец поглубже в нос, только чтобы в конце концов получить по шапке от мамки. — Срам какой… Тоже, городская, а не постыдилась явиться в таком виде перед людьми.  — Мода, стало быть, такая. Нарочно вещи грязными да рваными носить, чтобы сразу видно было, кто идёт. Вика приметила взглядом двух шепчущихся матерей и безбоязненно улыбнулась им. Носик морщить она тоже умела и потому ни капли не обижалась. Взрослые стояли нестройным рядком вокруг своих чад. Некоторые косо смотрели на творящийся балаган, сплевывали на землю или ворчливо перешептывались друг с другом, но Вика знала, что внутри они тоже чувствуют атмосферу праздника. И здесь стоят не для того, чтобы за порядком следить. Ее глаза сверкнули. Сколько она не возвращалась в Западную Гавань, здесь её всегда ждала та же привычная, родная картина. — Нет? Скажу по секрету, меня к вам направили с весьма подлыми намерениями. Так, мол, и так, не хотим чтобы наши детки радовались, у нас от их звонкого смеха уши болят, души наши чёрные в муках корчатся. А ты, Вика, поди, собери их от нас подальше да усыпи словами непонятными, сказками поучительными. Мы тебе тогда, так и быть, отсыпем из наших закромов сладостей заморских, самых сладких, что у добрых купцов купили, да для деток своих пожалели. — Вот это сказка по мне! — обрадовался наказанный мальчишка, но многие, наоборот, испуганно сжались, отступили назад, поближе к маминым юбкам. Викино сердце упало. — Гадость какая! Разве так можно при детях! — Верьте мне, прошу. Я знаю, что делаю, — истово сигнализировала она для задних рядов и примирительно подняла руки. — Шутка. Эх, ребята, зря вы меня избегаете — я ведь на вашей стороне. Ваши родители считают меня за равную, потому что я ещё их самих в колыбели качала, но ведь я — почти что добрая фея из сказок. Я расту медленно, как ветла, и такой же гибкой. Пройдёт целый век, а я останусь всё такой же молодой. Так что, давайте мы с вами вот что замыслим: закончим поскорее, и вы все будете свободны, и мне перед старшими будет чем оправдаться. Только вы придумайте сами, что хотите услышать — у меня тоже нет желания вас занудной моралью потчевать. Среди взрослых вновь поднялся недовольный ропот, но ребят уже было не остановить. Они задумались над её словами, а значит хотя бы готовы были идти на контакт. Пока кто-то с края не решился выкрикнуть первым, и реплики посыпались один за другим: — Песню! — Море! Расскажи про море! — А правда, правда, что людоящеры откладывают яйца? — Да тише вы, мелочь! Давай нашу! Про рыбака и русалку! Вика недоверчиво обернулась на голоса братьев Моссфельдов. Хорошо, что они были здесь, у неё на виду, но вот удержать их внимание будет непросто. Тут она почувствовала, что её дёргают за подол, и опустилась на корточки подле младшенькой дочкой Леннонов. — Вика, не уезжай! Мы тебя целый год ждали, а ты уже уезжаешь, — взмолилась  малышка и накрепко сжала в кулачке ее платье. — Не бойся, Соня. До следующей недели я от тебя никуда не денусь, так что оставайся сколько захочешь, — Вика пропустила мимо ушей её возмущенное бурчание и снова обратилась ко всем: — Ну же, разве я всё это вам уже не рассказывала и не пела? Неужели ничего не было в этом году, о чем бы хотели спросить? Тогда, дайте-ка я вам расскажу былину, что услышала недавно. Про древнюю войну и про Короля-в-Сером. Она начала медленно, нараспев, легонько касаясь мандалины. Тихие звуки музыки в вечных сумерках топей напоминали звон чьих-то крошечных крыльев в тёмных ветвях. — Знаете вы, что такое Пряжа? — она полуприкрыла глаза, потянулась и коснулась пальцами невидимой струны. В воздухе зазвенели колокольца, и в слепящее небо всплыли будто бы подмигивающие болотные огоньки. — Это не то, что ваши матери тянут из обычной кудели. Волшебники так называют огромную паутину, что связывает почти весь наш мир. Но увидеть её могут лишь те, кто долго учился сокрытым, тайным знаниям. — Эльфы, как я например, могут просто попросить Пряжу помочь им — и она явится на зов. Так мы и творим своё волшебство, — она снова провела пальцами по струне, обвела невидимые контуры узла, где она расслаивалась на множество нитей, распускалась в разные стороны. Воздух тягуче запел, как скрипка под смычком, и огоньки спустились в толпу ребятни, полетели между ними и над их головами. Кто-то от неожиданности отпрянул прочь, отмахиваясь обеими руками. — Мы стараемся жить с ней дружно, помогать в ответ и чинить, когда Пряжа где-то рвется. Людям же приходится пользоваться волшебством по-другому. Они сами рвут нити и собирают ту силу, которая в этот момент выплескивается наружу. — Мы что, раним её, до крови? — встрепенулся Уебб Моссфелд, и тут Вика поняла, что только что сделала жизнь Эми гораздо… веселее. — Огонь! — Может и так. Представь: всякий раз, как тебя посылают что-то занять у соседей, ты не просишь, а просто бьешь хозяина кулаком. — Да мы уже так и делаем, чего тут представлять, — добродушно вставил его брат, и все вокруг засмеялись, захлопали его по плечам. Вика лишь светло улыбнулась и протянула Соне пальцы, за которые та тут же ухватилась. — Ну, не волнуйтесь: Пряжа заживает сама, для нее это — как для вас царапина на коленке. А людям ничего не остается — ведь у них нет столетий, чтобы научиться делать это как мы. Так вот: давным-давно в наших краях было большое эльфийское королевство, называемое Иллефарн. Они привечали у себя и людей, и дворфов, и каждого готовы были учить работе с Пряжей. Они вообще были по своей природе добрыми, работящими созданиями, и не позволяли никаким трудностям остановить себя. — А к востоку отсюда, за Высоким лесом, раскинулось человеческое королевство, Нетерил. Никогда ни до, ни после них не видал мир столь грозных волшебников. Послушные их воле, переворачивались целые горы, небо на многие месяцы застилал пепел извержений, а корабли могли летать к далеким звёздам. Эхо от их заклятий было слышно даже здесь, и вся Пряжа содрогалась, когда нетерильцам требовалось что-то. Ребята слушали её, затаив дыхание. Кто-то из них, запрокинув голову, с надеждой подставил ладони, и Вика упросила пару огоньков опуститься на них, красивые, как сотканные из лучей света бабочки. Ян Бакмен сцепил пальцы в замок и с восторгом наблюдал, как сквозь них веретеном пробивается тёплый свет. — Эльфы Иллефарна тревожились, что однажды из-за их соседей Пряжа порвётся окончательно и непоправимо, и чудеса навсегда исчезнут из нашего мира. Все их попытки увещевать нетерильцев, договориться с ними добром — обернулись крахом. Волшебники никого не желали слушать, им всё было мало; они думали подчинить всю Пряжу себе, чтобы вовсе не полагаться на её естественное заживление. — Обещала же, что не станешь читать мораль, — указал ей Уебб, хмуро отводя глаза. — Нет, Уебб, история совсем не об этом. Она о Короле-в-Сером, помнишь? — Вика поймала его взгляд и кивнула парню. — И вот, с каждым годом волшебники становились всё смелее, их заклятия — всё могущественнее. Пряжа трещала по швам уже далеко за границами Нетерила, совсем не успевала заживать. Нужно было что-то делать. И тогда… — Эльфы пошли на них войной? — заинтересовался Ян. — Нет… они поступили ещё глупее. Они понимали, что не сравнятся с теми по силе, ведь нетерильцы не связаны заботой о благополучии Пряжи. Вместо этого они сдались… оставили свои убеждения и решили сами кое-что перенять у Нетерила. Вика решила опустить некоторые детали. Например, сколько уже шла война к тому времени, и сколько она унесла жертв. Впрочем, даже для вечных эльфов эта история уже давно стала лишь легендой. — Дело в том, что нетерильцы знали особый материал, миталлар, благодаря которому их города могли парить в воздухе не хуже облаков, а самый простой крестьянин — запросто пользовался волшебством в быту, как той же метлой или поварешкой. И в Иллефарне решили, что им самим такой кое-на-что сгодится. Чтобы спасти Пряжу, они создали ей стража из чистого миталлара. Веретено, чтобы сплетать нити заново и чинить порванные участки. — Даже мудрейшие из эльфов не надеялись, что смогут направлять Веретено по всему миру. Сама Пряжа должна была взять его в свои руки и действовать. И им удалось… раны на Пряже начали исцеляться, по крайней мере в пределах их королевства, и на какое-то время Иллефарн стал островком спокойствия в бушующем океане. Всё было как раньше… Вика оглядела напряжённые лица взрослых, полные тревоги, гнева, безразличия или муки. Она постаралась встретиться с каждым глазами, заглянуть в сердце, заставить прислушаться — ведь она говорила в том числе и для них. — Пока не настал предначертанный день. Однажды нетерильцы всё же сплели заклятье, от которого Пряжа погибла. Все и сразу, ее нити просто расплелись, — Соня поджала губы, и ее пальцы ещё сильней сжались в Викиной руке. Девушка быстро покачала головой. — Всё хорошо: она тут же вернулась в новом обличье, которое здравствует и поныне. Люди и сами тут же поплатились за свои непомерные амбиции, ведь новая Пряжа долго не давалась им в руки, а делать что-либо без помощи такого доступного волшебства они уже разучились. Но на какой-то миг Веретено осталось без хозяина. И в тот же момент новая, иная рука подхватила и закрутила его. — Тёмная, кошмарная Пряжа, что обычно таилась под слоем своей светлой сестры.  Пока никто не видит, она решилась схватить лежащий бесхозным инструмент и самой использовать его. Когда родилась новая Пряжа и стала понемногу перешивать обрывки себя прежней, Веретено уже служило совсем иной цели. — Оно стало злым, — решительно подтвердила Соня, до сих пор не отрывавшая от нее глаз. — Ну, обычное веретено может больно уколоть, но разве оттого оно станет злым… или добрым? Так или иначе, иллефарнцы с радостью приняли его помощь. Они были уверены, что это их детище помогло Пряже возродиться. Так что они слушались и учились у него, когда Тёмная Пряжа его голосом предложила заново научить их плести заклятия. Веретено кружилось, тянуло нить… и накрепко привязало их к своей новой хозяйке. — Они что, были совсем глупые? — скривился Уебб. — Как это они не заметили подмены? — Это было не так-то просто. Настоящая Пряжа тоже отличалась от себя прежней, это им сразу стало ясно. Другое число, другая толщина нитей, — Вика поманила рукой, и огоньки на руках у ребят один за другим потемнели, стали будто сотканными из тени. Большинство тут же отдернуло руки. — Потому они и не знали, чего ожидать, и просто доверились своему самому надежному защитнику. Но Тёмная Пряжа — это не просто запасной слой на случай, если первый порвется. Оно проникает к тебе в самое сердце… выпивает твои силы и всё твоё счастье. — Говорят, если отправиться в топи, в руины древних замков и дворцов Иллефарна, под зацветшей водой можно найти их дожившие до нас мозаики и статуи. Все они в одном похожи друг на друга: на лицах людей и эльфов лежат тени, словно мастер по недосмотру неудачно подобрал освещение. Все до единой наполнены печалью и тихим созерцанием. Говорят, иллефарнцы чувствовали, как их королевство увядает и рушится, но всё равно выбрали ничего с этим не делать. — Говорят, — Вика встретилась глазами с Соней и серьёзно вгляделась в её лицо, — кому-то из них казалось, что таким как они будет лучше тихо уйти, чем жить в этом мире. Говорят, — она перевела взгляд на суровые лица мужичков в задних рядах, — иным не было ни до кого дела, и ничьи горести их не трогали. Ведь зачем лезть в душу чужому человеку? Говорят, другие винили всех вокруг в каждой надуманной мелочи и только и могли, что злиться и обвинять, вместо того чтобы попросить о помощи. Она прямо посмотрела на братьев Моссфелдов, задержав на них взор. — Все они в конце… Тут Вика застыла, недосказанные слова встали ей поперёк горла. Моссфелдов было уже трое, и Уилл явно запыхался, пока… бежал откуда-то? Он что-то возбуждённо пересказывал своим братьям и то и дело стрелял в неё весёлыми глазами. — Уилл, — кое-как смогла выговорить она. — Что ты сделал? Тот в ответ противно оскалился, неторопливо выступил вперёд, встречая ее взгляд. — А что я-то? Стою здесь, вкушаю, — он салютовал товарищам полной кружкой, — заслуженный отдых от трудов своих. Я человек простой! Это ты разоделась как фиалка какая-то, так и просишь: где же ты, мой шмель! Иди же сюда, опыляй меня! — Уебб, — не медля продолжила она, — я же знаю, ты слушал меня. Скажи, у тебя на лице сейчас есть тень? Младший из братьев пристыжено опустил глаза, и тут же получил подзатыльник от Уилла. — Молчи, — пригрозил он, но Вика не смотрела в его сторону. — Уебб! Они все погибли, ты понимаешь? Из-за этой глупости, из-за того что перетрусили в важный момент, уже сгинуло много хороших людей! Ты этого хочешь? Всю жизнь бояться старшего брата, всегда лишь быть в его тени?! Пожалуйста, просто скажи, кто это? — Эми, — сжав кулаки, прошептал он, прежде чем успел передумать. Вике и не нужно было ничего больше.

***

Эми противно было признавать это, но ей не нравились её односельчане. Когда она видела их лица, заросшие, побагровевшие, сосредоточенно-хмурые или уставшие до бесчувствия, ей хотелось лишь поскорее отвернуться. Они никогда не улыбались, даже после пары выпитых кружек, и это казалось Эми до того странным, что она поневоле сторонились их. За исключением разве что Вики. Рядом с ней прочие селяне меркли, как звезды перед восходящим солнцем. Дейгун, её отец, хоть и делил с ней эльфийскую кровь, успел очень рано постареть и совсем не выглядел на свои годы. Даже брат Мерринг, такой же городской житель и огромной души человек, подле неё казался каким-то замшелым и опустившимся. Что уж говорить о самой Эми… Такой, неприглядной, была и Ретта Старлинг, заботливая мама Бивила и ещё пятерых детей. Если подумать, Эми не могла её винить: на месте женщины она бы тоже не улыбалась. — Бивил, там Килли нужно выкупать и переодеть, — сходу указала она, на бегу распутывая ремни передника. — Остолоп умудрился в такой-то день найти лужу, чтобы нырнуть в нее с головой. И это в новеньких выходных штанах! — Да, мам, — привычно кивнул трудяга и засобирался домой. —  Печь я уже зажгла, не забудь только закрыть вовремя заслонку. Нанесешь воды, проследишь чтобы брат не ходил в мокром, и пусть хоть в этот раз сам вычистит штаны от грязи. Когда мальчишка уже приучится быть самостоятельным! Эми собрала всю решимость в кулак и смогла всё же улыбнуться и вставить хоть слово от себя. — Тётя Ретта. Турнир ведь уже начинается, а Бивил должен был участвовать вместе со мной. Вы… не сможете его отпустить? По тусклым глазам матушки Старлинг сразу было ясно, что она думает о турнире вообще и том, кто его выдумал, в частности. — Эми, дочка, обойдешься и без него, хорошо? Турнир, хм. Подумать только, назвать цирковое представление в честь рыцарского поединка. Что этот выдумщик себе возомнил… — Простите, — она сама не ответила бы, за что сейчас извиняется, — но так же нельзя. Мы столько готовились, репетировали, а кто-то другой просто застынет столбом и не будет знать, что ему делать! — Не спорь, — меж бровей Ретты тут же пролегли складки. — И даже не думай повышать на меня голос, девочка. Чему только твой наставник тебя учит? Учти, милая: у него дома можешь заниматься любым непотребством, лишь бы подальше от чужих глаз. Но если найду у Бивила в комнате кровь, мертвую змею или ещё какую гадость, в жизни не выпущу его с тобой за порог, так и знай! Внутри у Эми вмиг словно задули свечу. Сердце её как будто сжалось и так и застыло в подвешенном состоянии. Она не хотела спорить… Нет, не так; всё внутри неё протестовало против такого спора, на пустом месте. Эми потянулась обнять свои плечи, когда ей неожиданно помешало что-то в руках. Что-то досадно твёрдое и неуклюжее. Она вспомнила, как староста утром шутливо наказывал ей: «Подержи у себя до вечера, а? Справишься? Если не победите, то хоть будет что вспомнить после праздника». Она недоумённо фыркнула. Да уж, выдумщик тот ещё. — Это несправедливо, — тихо возразила она, крепко стиснув кубок в пальцах. — Разве маги сделали Гавани что-то плохое? Наше ремесло ничем не хуже других, а вы к нам относитесь так, будто мы какие-то золотари или служители лепрозория. — Эми… С виду взгляд Ретта смягчился, но Эми не могла доверять лишь её выражению лица. Людей не так-то просто переубедить, если они уже не балансируют, замерли между двумя вариантами. Нет; даже в таком случае они скорее продолжат спорить, чем признают поражение. Просто из принципа, чтобы доказать себе, что у них тоже есть своё мнение. Если бы Ретта снова возразила ей, Эми бы чувствовала себя куда увереннее. — Ну, полно тебе. Не принимай близко к сердцу — я ведь обоим вам желаю только добра… Подумаешь, нравится вам со змеями да жабами возиться. Дай-ка лучше я тебя причешу, а то ишь какая лохматая. Поневоле Эми выгнулась дугой, когда цепкие пальцы матушки Старлинг взялись за её волосы. Кубок вновь чуть не полетел на землю из её застывших рук. — Уф… И вы простите меня. Мне просто нужен кто-то, с кем в паре я смогу выйти на турнир. Обещаю, я не стану совращать вашего сына никакими… ведьминскими ритуалами. У меня и в мыслях нет… — Ну, вот и славно. А теперь иди, давай же — все только тебя и ждут! Просто выбери среди зрителей парня посмекалистей, да не самого суеверного, чтобы колдовства не сторонился. Ты ведь уже почти взрослая, справишься? Сегодня все будто нарочно напоминали ей об этом. И Ретта воспользовалась моментом, чтобы оставить ее одну. Эми едва ли потеряла ее из виду в праздничной толпе, как её уже грубо толкнули в спину. — Вот ты где. Думала, я так просто забуду про тебя? Этот голос. Эта гнусная, пакостливая усмешка. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы узнать его! — Только не сегодня, — одними губами прошептала она, а затем попыталась окликнуть уходящую Ретту сквозь шум толпы. Ее голос совершенно взаправду отнялся, и Эми даже почудилось, что у неё подгибаются коленки. Если бы вы спросили одного из солдат, призванных в военный поход, что он повидал? Он мог бы заявить, что весь мир за границей его родного села —сплошные учебные лагеря, траншеи, стены крепостей и сожжённые поля. Если бы вы спросили Эми, она бы ответила, что вся жизнь — это попытки увильнуть от Уилла Моссфелда. — Ты ведь моя, Эми, — протянул холодный, довольный голос. — Ну куда ты можешь пойти без меня? Разве могут в этой милой головке возникнуть какие-то мысли? Он потянулся провести рукой по её волосам, но Эми перехватила и резко откинула его руку. Она не двигалась, уставилась себе под ноги и молчала. «Хоть бы это поскорей закончилось. Пусть скажет, что хочет, и уйдет. Ему же от меня только и нужно, что получить дозу. Шар с ним. Он не стоит того, чтобы из-за него огорчаться.» Уилл любопытно оглянулся по сторонам, и на лице его расплылась счастливая улыбка. Повсюду вокруг стояли и толклись люди, но с тем же успехом они двое могли быть совсем одни посреди топей.  — Видишь? Дай тебе свободу, и ты не будешь знать, что с собой делать. Если бы я не подошёл, разве решилась бы ты заговорить с кем-то? Так и осталась бы одна, без пары. — Уилл, мне пора, — пробормотала Эми, снова вырывая у него свои руки. От этих прикосновений её пробирала дрожь, как если бы ей на плечо села муха. — Турнир. Люди ждут. — Так ведь и я о том же! Уилл взял ее за руку и потащил за собой, на площадку, огороженную на манер циркового манежа. Эми билась из всех сил, царапалась и мычала, но его пальцы держались как влитые. Когда он того хотел, ему ничего не стоило пересилить её. — Пусти. — И что тогда, Эми? Сбежишь? Нажалуешься на меня? Бросишь доверенное тебе дело? Он медленно обернулся к ней, всмотрелся в глаза с торжествующей улыбкой. Эми мутило. Она снова дёрнулась из его рук и чуть не упала, когда хватка сама разжалась. — Я не разрешаю тебе касаться меня. — И что с того? Привыкай, Эми. Ты моя суженая, или забыла? Помнишь своё обещание? На миг Эми полностью ушла в себя, перестала сознавать окружающий мир. Мучительный стон сорвался с её губ, и Уилл не встретил никакого сопротивления, когда забрал кубок из её пальцев. «Я так старалась забыть об этом…» — Отдай, — строго приказала она, но голос был едва слышен. — Отдай, Уилл. Это уже серьёзно. — Тебе ведь доверили хранить эту штуку, не так ли? Если ты не смогла уследить за ней… кого в этом обвинят? Уилл крутанул в руках кубок, словно прикидывал на вес, сколько в нём ценной меди. Затем сделал вид, что бросает его через плечо, а когда сердитая Эми сама рванулась вперёд — схватил её за плечи и заключил в объятия. — Смотри, — шептал он, обжигая ей волосы рваным дыханием, — они все видят это. Они все наблюдают и ничего не делают. Потому что это нормально. Потому что мы с тобой — парочка, а сегодня все парочки гуляют вместе, держатся за руки и прижимаются друг к другу про каждой возможности. Ты понимаешь? В их глазах всё уже решено. Уилл хрипло рассмеялся, положил голову Эми на плечо, и его губы защекотали ей шею. — Уйди. Я правда закричу. — Ты сама-то в это веришь? Ты даже сейчас ведёшь себя, как обиженная возлюблённая. Так они и подумают: поссорятся и перестанут, снова перемирятся. Эми поджала губы, изо всех сил уперлась руками ему в грудь и протопталась по его ногам. Уиллу всё было непочем; он только разок вдохнул резко воздух и усмехнулся. — Ну скажи, скажи честно, что тебе это не нравится! Скажи: я тебе противен и любить тебя вовсе не нужно. — Ты мне противен, — послушно повторила Эми. — Ты жалок. Твои фантазии… живут только в твоей голове! — Плохо, Эми. Плохо. Мы ведь всё равно поженимся. И если я тебе не нравлюсь… Он приблизился к ней ещё больше, так что его карие глаза заслонили от неё весь мир. — … Тогда тебе лучше прямо сейчас пойти и броситься в омут. Уилл, кажется, отошёл от неё и теперь глядел с интересом, будто и правда ждал, что вот, сейчас она кинется прочь, в глубь топей, чтобы никогда не вернуться. Эми едва отметила это. Она тяжело дышала и еле-еле могла здраво мыслить. Все её мысли занимали его слова, гремящие как буря над морем, налетающие на неё, как на скалы, и потихоньку стачивающие сознание. «Мы поженимся, так или иначе…» Хотела бы она суметь отбросить их, как полуночный бред, как злобную выдумку безусого юнца. Хотела бы знать, что в деревне есть хоть кто-то, кто за неё вступится. Кто будет на её стороне. «Это случится, не так ли? И я здесь одна фантазерка, если до сих пор думала этого избежать». Праздничный сарафан глупой бесформенной тряпкой повис у неё на плечах. Как она вообще уговорила себя его надеть? Если бы она могла слиться с толпой, проскользнуть серой мышкой, ей не пришлось бы сегодня встречаться с… — Ладно, любимая. Ещё увидимся. О, чуть не забыл, — Уилл склонился к ней с горящими глазами. У Эми уже не хватило сил, чтобы увернуться. — Турнир свой ты прозевала. Так что можешь распрощаться с мечтой заслужить его. Он сунул кубок ей в руки, вдруг лизнул ее щёку и тут же отпрянул, весело хохоча. Эми осталась одна среди радостной толпы, прижимала к груди чудом спасенный кубок и еле держалась, чтобы не сорваться на глазах у людей или не рухнуть навзничь. Её голову пронзил страшный приступ мигрени, и Эми схватилась за лоб, потирая вспухшую на нём шишку.