La Chaleur

      В Намибии сезон дождей. Серые тучи, душные +40 днём и потоки воды с неба. Из их квартиры видна исключительно серость, созданная крупными и частыми каплями. Ветер с океана кидал дождь прямо в лицо. Невозможно было ни погулять, ни окно открыть.        Никаких новых указаний. Они выбили с месторождения урана тех, кого там быть не должно. Они доставили необходимые документы и учёных до военного аэропорта под Виндхуком на транспортный самолёт. Отделались большими потерями в трёхсотых или парочкой двухсотых. В арендованном для них жилье два спальных места в виде одной кровати.        Дракон отлёживается после ранения и лёгкой контузии в единственной комнате с кондеем.       «Ненавижу африканские больницы».       Олег ходит по их конуре неприкаянной тенью самого себя. Дремлет в кресле в спальне, урывками спит на импровизированной террасе, когда её не заливают бесконечные ливни.       Недосып накрывает злостью и постоянной усталостью. Они только только начали срабатываться, а теперь всё разваливалось вместе с отрядом.        «Текучка кадров — издержки работы».        Вад непривычно молчалив из-за контузии и небольшой лихорадки. Никаких подколок, шуток, издевательств и всего того, из чего состоит Вадик в обычное время.       Олег готовит из скромного доступного пулла продуктов привычную еду, и это позволяет ему заземляться и не сходить с ума. Окончательно не сходить с ума из-за дождя и жары.        Дождь стеной отрезал их от мира. Связь лагает, интернет в сезон дождей — роскошь доступная не всем. Им, например, недоступная.       — Поварёшкин, я не кусаюсь, — начинает Дракон, наблюдая за клюющим носом в кресле коллегой по несчастью. — Поспи.        — Я… — Он так устал, а стучащий в стекло дождь и подвывающий ветер убаюкивают. Причин для отказа почему-то не придумывается.       Он вырубается через секунду после того, как голова касается подушки.        Он просыпается в тишине. Сезон дождей берёт передышку, и закатное солнце Намибии рисует на светлой стене алые узоры. Сансет прямо в океан. Красивое, должно быть, зрелище. Сил встать и посмотреть в окно не хватает. Олег проваливается обратно в сон.       Второй раз он просыпается из-за какого-то шума. Дождь вернулся с воющим ветром и крупными каплями. Стихия явно разгулялась. Здесь так теперь до апреля.       Не хватает камина и потрескивающих дров. Бликов рыжего огня на стенах и потолке. Глинтвейна из тёплых рук и меди, затапливающей всё вокруг.        «Пей, пока горячий…»       — …остынет и станет мерзким… — Олег встряхивает головой, моргает пару раз и заспанно смотрит на Вадика с кружкой чего-то горячего. Судя по аромату: чёрный чай, кажется, с бергамотом. В этой стране нет чёрного чая.        — Откуда?        — Из моих запасов. Пей. — Вадим терпеливо ждёт, пока Олег нормально сядет и возьмёт чашку. — Долго нам тут ещё куковать?        — Неизвестно. — Чай был горячим, голова после сна — тяжелой. Говорить не хотелось. Хотелось снова забраться под одеяло и уснуть. Сколько там времени? Часов десять… — Может, ждут пока придут в себя трёхсотые…        — Вряд ли. — Сейчас Олег заметил чашку с чаем и у Вада. — Обычно так вешают, когда не знают, что делать дальше, или ожидают какой-то замес на земле.        — Значит, мы ещё здесь. — Значит, возвращение откладывается.        В вечер перед отъездом на этот контракт тоже была плохая погода. Сергей злился, напоминал, что деньги больше не такая проблема. Сергей ластился, убеждал, что нет больше необходимости куда-то ехать. Сергей кричал и швырял в стену попавшие под руку предметы. Сергей улыбался, вис на шее и рассказывал, как он будет ждать. Олег ему даже верил, игнорируя все тревожные «звоночки». У них ведь всё иначе. У них всё вместе и напополам. Так всегда было. Так всегда будет? В Пулково Сережа хмурился:        «Не забудь, что…»        — …тебе надо домой позвонить.  — Олег в который раз непонимающе смотрит на Дракона. — У меня есть левый чистый телефон. Если хочешь, когда связь будет.        Видимо, эта погода странно влияет не только на него. С другой стороны, если подумать, то, несмотря на бесконечные подначки, намёки и двусмысленные шуточки, Вадим никогда особо не расспрашивал, не лез в душу, не заглядывал через плечо. Никогда на самом деле, лишь подначки и бравада. Или это тоже влияние дождя и недосыпа, а на самом деле он всё-таки та самая тварь, которой Волк его и считает.       Рядом под чужим весом прогибается со скрипом кровать. Олег напрягается.        — Не дёргайся ты, Волчик, — Вадим ставит чашку на пол у кровати и ложится, отворачиваясь, — мир не рухнет, если одну ночь ты будешь спать, а не страдать.       Действительно, не рухнет.