лечение медовым чаем

Ло Бинхэ, вопреки распространенному мнению, любит Шан-шишу. Возможно, это единственный лорд пика, кроме шизуня, который ему нравится. Правда, тот слишком много внимания уделяет шизунь, но с возрастом он понял, что они — одно целое, и не упускает из виду, что именно Шан Цинхуа стоит за управлением империей, и это дает ему свободное время, которое он может проводить с мужем. Однако его симпатия к Шан Цинхуа зародилась гораздо раньше, чем отношения с шизунем. Это началось, когда он был учеником. Он не знает точно, как и почему, но время от времени Шан Цинхуа заглядывал на пик Цин Цзин и делился информацией. В основном сплетни, но полезные сплетни, безделушки и советы по совершенствованию. Он проявлял доброту там, где ее не было, и долгое время был единственным, кто это делал. Это никогда не оставалось незамеченным. Спустя некоторое время после того, как шизунь получил отклонение ци, визиты прекратились, и он был странно расстроен этим. А потом Шан-шишу стал навещать шизуня. Это было немного похоже на предательство, но теперь он понял, что так будет лучше. Их отношения стали по-настоящему близкими, когда его шизунь умер. Ведь никто не был так близок Шэнь Цинцю, как Шан Цинхуа. Он мог смириться с тем, что он был учеником, а те двое — настоящими друзьями. Однажды он видел, как Шан Цинхуа оплакивал кого-то другого. Шишу не раз заключал его в объятия, когда это становилось слишком тяжело. Руки Шан Цинхуа нежно перебирали его волосы и вытирали слезы. Эти минуты глубокой печали принадлежали им, и он знал, что Шан Цинхуа никогда и никому не расскажет о случившемся. Он, правда, расстроился из-за того, что Шан Цинхуа оказался замешан в заговоре с грибным телом, но потом понял, что Шэнь Цинцю взял с него слово никому не рассказывать. И всё равно они оба провели пять трудных лет без него, изгнанные из Цан Цюн. Он занимал привилегированное положение по отношению к Шан Цинхуа. Он знал его и как шишу, и как правую руку своего верного генерала, и как эффективного правителя обоих Царств. Он знал его с детства и внимательно наблюдал за каждым его визитом к шизуню со множеством новых синяков, полученных от своего короля, и печальной улыбкой на губах. Удрученный, безнадежный, уставший. Он не помнит случая, чтобы Шан Цинхуа хоть на мгновение показался ему полностью счастливым. Когда-то ему казалось, что они так похожи. Коварные ублюдки, использующие слезы в свою пользу, которым дерьмовый мир сдал дерьмовые карты, рожденные для страданий. Но если ему повезло, то Шан Цинхуа — нет. Для Ло Бинхэ всё стало лучше. Для Шан Цинхуа — нет. Он чувствует себя в какой-то степени виноватым за то, что не заметил этого раньше. Он настолько увлекся собственной жизнью, что забыл о человеке, который когда-то помог ему выжить, и знает, что это было сделано специально. Шан Цинхуа не хотел, чтобы кто-то его заметил. И всё же он знает, что не было более явного знака помощи, чем его небольшое присутствие. Шан Цинхуа помог ему. От ученика до императора, завоевания Шэнь Цинцю и даже после. И всё же Ло Бинхэ не мог сказать, что когда-либо делал то же самое. Он наблюдал за тем, как Шан-шишу разбивается в объятиях его мужа. Слышал его отчаянные всхлипы и влажный кашель до глубокой ночи. Тишина на следующий день была оглушительной. Он видел, как Шэнь Цинцю держал его за руку до и после удаления цветов, корней и семян, и знал, что и во время этого он не отпускал его. Теперь он наблюдает, как Шан Цинхуа снова сидит в бамбуковом домике со его шизунем и молча пьет чай. Это не безмятежность, как у шизуня, не спокойная тишина, как у Юэ Цинъюаня, и не тяжелое ожидание, как у Лю Цинге. Шан Цинхуа сидит и пьет, словно призрак. Он вглядывается в зерно деревянного стола и пьет чай по приказу Му Цинфана и по принуждению всех остальных. Его глаза пусто смотрят в пустоту, и в его поведении чувствуется пустота. Ло Бинхэ понимает это. Поэтому он присоединяется к нему. Тихо сидит рядом, добавляет мёд в чай и не вздрагивает, когда Шан Цинхуа прижимается к нему. Он гадает, когда Мобэй-цзюнь потребует вернуть ему его советника. Надеется, что не скоро, и знает, что этого не случится. Возможно, он даже ожидает возвращения Шан Цинхуа в тот же день. Он знает, как Мобэй-цзюнь обращался с Шан Цинхуа. Знает о следах, шрамах и ранах. Знает о постоянных словесных ударах, о больших ожиданиях, смешанных с презрением и усмешкой. Знает, что после возвышения Мобэй-цзюня стал лишь немного лучше. Он знает, как Мобэй-цзюнь попросил у него рецепт лапши. И знает, что он не сильно изменился. Знает, что одно блюдо не исправило ситуацию, не сделало ее лучше. Он знает, что этого было недостаточно. Он знает, что они оба хотели бы этого. Но восстановить отношения не так-то просто, особенно если речь идет о любви. Это требует гораздо больше работы и самоотдачи с обеих сторон, и он знает это не понаслышке. Нужен компромисс и общение. Нужна доброта и время. Это больше, чем любовь. Шан Цинхуа всегда был предан своему делу и никогда не прекращал работать, это правда. Но и он, и Мобэй-цзюнь всегда были слепы друг к другу. Шан Цинхуа не может сказать ему «нет». Не может бороться, жаловаться или требовать, но Ло Бинхэ может. Ло Бинхэ может взять на себя ответственность, которая изначально принадлежала ему, и дать Шан Цинхуа передохнуть. И он сможет дольше держать Мобэй-цзюня на расстоянии. Он сможет пресечь кошмары Шан Цинхуа и дать ему возможность отдохнуть. Это не сплетни. Это не чаевые и не безделушки. Но это забота. Забота, в которой шишу нуждался с тех пор, как Бинхэ был ребенком и не знал, что лучше, забота, которую он заслужил, когда стал взрослым и не замечал, забота, которая нужна ему сейчас, и которую Ло Бинхэ может дать. В конце концов, Шан Цинхуа один из людей Ло Бинхэ. Он прикасается к остывшему чаю Шан-шишу и впускает в него ци, согревая его еще раз. Он добавляет еще меда. Он укрепляет стены вокруг бамбукового дома. И сидит с Шан Цинхуа в тишине. Она легко оседает над ними. Легкая тишина. Он никогда не думал, что кто-то сможет добиться от Шан Цинхуа такого эффекта. Но так легко сидеть и существовать с кем-то, кто так похож на тебя. Он чувствует, как Шан Цинхуа медленно расслабляется, удобнее устраиваясь на подушке и прижимаясь к нему. Тепло чая касается лица Шан Цинхуа, когда он снова подносит чашку к своему лицу. Он останавливается, моргает и смотрит в сторону. На его губах появляется малейший намек на улыбку, а в глазах — глубокое чувство покоя, которое успокаивает нервы, о которых он и не подозревал. — Спасибо, Бинхэ, — говорит он спокойным тоном. Никаких формальностей, никаких попыток скрыть тихую заботу и компанию, как нечто иное, чем она есть. — В любое время, шишу. В любое время.