Другая история

Мудзан скользил по теням, его присутствие в ночном городе было сродни туману, окутывающему улицы. Он всегда искал способ расширить свои возможности, и сейчас его интересовала паучья лилия. Внезапно, в тусклом свете фонарей, он уловил разговор. Женщина, одетая в простое платье, шептала кому-то о таинственном цветке, который она нашла и принесла домой. Мудзан ощутил возбуждение. Она знала что-то важное. Не теряя времени, он решительно двинулся за ней. Женщина, почувствовав чье-то дыхание в спине, ускорила шаг. Страх охватил ее сердце, и она инстинктивно свернула в узкий переулок, надеясь избежать неприятности. Но страх лишь увеличивался, когда она поняла, что прячется от самого жуткого существа, которое можно представить. «Пожалуйста, отпустите меня!» — в панике воскликнула она, когда настигнущий ее силуэт окутал её тьмой. «Дома ждут дети!» Мудзан пренебрег её словами. Он подействовал своей волей, и тьма, исходящая от него, окутала женщину, заставляя её буксовать в страхе и отчаянии. В её глазах отразился ужас, когда тело начало медленно трансформироваться. Она пыталась сопротивляться, но голос Мудзана раздавался в её сознании, как замедленная музыка. «Ты теперь под моим контролем», — прошептал он, проникая в её мысли, и с каждым его словом она чувствовала, как её человечность уходит, оставляя лишь напоминание о том, кем она была раньше. Наконец, женщина полностью трансформировалась, её лицо стало угловатым и искажённым, глаза светились жутким желтоватым светом. Теперь она была демоном, созданным из её собственного страха и боли. Внутри, возможно, что-то ещё оставалось — тень той самой матери, которая когда-то заботилась о своих детях. Но сейчас её разум был пленён волей нового существования. Кто знал, может, в её новой жизни найдутся и её дети, как непредсказуемые жертвы для её жажды крови. Мудзан, отступив на шаг назад, окинул взглядом свою новую подручную. Она уже начала осваиваться в своей новой роли, и зловещая аура, исходившая от неё, подсказывала, что она будет полезна. Мудзан медленно направился к дому, в котором росли дети, оставшиеся теперь без матери. Его ум был способен на много вещей, но мысль о том, что он может использовать чувства детей против них, добавляла ему удовлетворения. Они не могли знать, что за углом их ждет коварство, и это придавало ситуации дополнительную сладость. Когда он подошел к границе участка, демоница, полностью поглощенная своей новой сущностью, бросила на него вопросительный взгляд, приготовилась выполнять его приказ. «Не забывай, кто ты теперь», — произнес он изощренным тоном, словно шептал на ухо ужас, чтобы окончательно утвердить свою власть. Вдруг из дома вышел маленький мальчик с белыми волосами, и сердце демоницы, только что укушенное ненасытным голодом, заколотилось так, будто она вспомнила о своей давней утрате. Это был тот самый образ, который она когда-то обожала, тот самый мальчик, которого она теперь должна была уничтожить. Мудзан мгновенно ощутил, как рядом с ним зашевелилась новая волна силы, и его улыбка стала безмолвной, холодной, как лунный свет. «Теперь действуй», — произнес он, отстраненно, но с ноткой угроза в голосе. «Поймай его». Каждая клеточка демона ощутила непреодолимое желание. Это был именно тот момент, когда ее природа, её новое существо, взяло верх над тем, что осталось от женщины, которой она когда-то была. Она метнулась вперёд, мимолетно вспомнив о смехе в комнате, об объятиях и взгляде, полным любви. Мальчик, заметив её, сначала отдёрнулся в стороне от страха, однако его глаза, полные доверия, не могли не отразить ту беззащитность, которую он испускал. «Кто ты?» — спросил он невинно, но вместо ответа демоница бросилась к нему с неугасимым аппетитом. Она схватила его с такой силой, что мальчик даже не успел крикнуть. Невозможно передать словами тот ужас, который накрыл его в тот момент. «Мама?» — едва слышно вырвалось из его уст, когда он взглянул в её глаза, но перед ним уже не стояла та любящая мать, какую он знал.В её сердце не осталось места для любви, только для голода. Мудзан наблюдал за развивающимся спектаклем, как марионетка, держащая в своих руках все нити. Он знал, что именно эта искажённая связь между матерью и сыном сделает всё ещё более извращённым и сладким. Взгляд демоницы исказился — она была частью этого ужаса, частью плана, о котором даже не догадывалась. Сильные когти вонзились в плечи мальчика, её губы расстались, чтобы выпустить хриплый смех.Мальчик заплакал В тот момент, когда демоница готовилась выполнить свой потаённый приказ, Мудзан шагнул вперед, «Эта жертва станет твоим первым шагом к истинной силе. Уничтожь своих старых привязанностей». Демоница, поглощенная жаждой и кровью, наклонилась над мальчиком, готовясь удовлетворить свой неутомимый голод. Однако мальчик, Санеми, словно предчувствуя надвигающуюся угрозу, собрал все свои силы и, истекая слезами, сжался в кулак. В его глазах отразилось то, что выступило назло страху: любовь к братьям и сестрам, оставшимся в их доме. Он не мог позволить сталкиваться их с этой чудовищной судьбой. Слёзы накрыли его лицо, когда он налетел на демоницу, схватив попавшийся под руку камень. С диким криком он ударил демона, но удары уходили в пустоту. «Ты не моя мать!» — кричал он, снова и снова нанося удары. Но каждый камень лишь обрывал часть её оболочки, не вызывая ни боли, ни стыда. Но вот, в одном единственном моменте, Санеми увидел что-то блестящее в траве, что-то острое и холодное, оставшееся от охотника, когда-то наводившего страх на демонов. Он схватил нож и, с приливом решимости, ударил им в грудь демоницы. Боль пронзила её, и крик вырвался из её горла, как будто прокралась в её существо искра от былого. Она отстраналась, в её глазах отразился шок, и на мгновение старые воспоминания пробились на поверхность — воспоминания о той, кто она была, о любви к своему ребенку. Пользуясь моментом замешательства, Санеми вывернулся и бросился бежать, его сердце колотилось от паники. «Следуй за ним! Убей его!» — Мудзан повелительно приказал демонице, его голос звучал как резкий раскат грома в её сознании. «Не позволяй ему уйти!» Обострив свою жажду крови, демоница бросилась в погоню за Санеми. Она была охвачена яростью, предвкушая свою месть и жаждущая, чтобы её сын ответил за свой бунт. Санеми мчался сквозь узкие коридоры, сердце его било, словно молот. Он понимал, что должен увезти демона подальше сестер и брата, спасти их любой ценой. «Я не дам вам забрать их!» — кричал он, пробегая мимо знакомых мест, открывая глаза на все детские воспоминания, но оставаясь беспомощным перед ужасом, который внезапно навалился на его семью. Демоница, подчиненная Мудзану, стремительно приближалась, ее когти сверкали в темноте. Санеми, не имея времени на раздумья, выбежал на остатки заросшего двора. Он понимал, что надо подготовиться к последнему противостоянию. И даже если он был всего лишь ребенком, в этот момент он был готов отдать все, чтобы защитить своих родных, даже если его собственная мать стала врагом. Схватив ближайший предмет — обломок доски с острыми краями, — он встал на защиту, заставляя страх обернуться решимостью. Хотя он знал, что не сможет победить демона с одной лишь силой, в его сердце горел огонь, и его воля не дрогнула. «Я не побегу больше! Я не позволю тебе уничтожить мою семью!» — прогремел он, полный решимости выжить даже перед лицом этого зла. В это мгновение он стал защитником, готовым вернуться к борьбе за свою семью. Мудзан, оставив демоницу в погоне за Санеми, направился к дому детей. Время, проведенное в ожидании, наполнило его нетерпением, и он не мог дождаться, когда сбудется его план. Он приближался к дверям, слыша изнутри искренние детские голоса: «Мама, это мама пришла!» — радостные крики облетали пространство. Эти слова вызвали у него удовольствие; эта любовь, эта невинность только усиливала его намерение сделать их страдания еще более глубокими. Если они так безусловно любят свою мать, как бы они испугались, узнав о том, что это уже не та женщина, которая у них была. Он открыл дверь и вошел в дом. Однако радость детей быстро заменилась страхом, когда они увидели незнакомца. Сначала они испугались и бросились к Генье. «Кто ты?» — закричала одна из девочек, её голос дрожал от ужаса. Мудзан усмехнулся, его глаза блеснули, когда он увидел, как страх охватывает их. «Не бойтесь, я не причиню вам вреда… если вы скажете мне, где искать паучью лилию», — произнес он, его голос был мягким, но с угрозой в нижнем регистре. Дети замерли, не зная, как реагировать. Они обменивались взглядами, полными растерянности и страха, они не знали никакую лилию. Но именно тогда, когда безмолвие затягивалось, он почувствовал, что их невинность раздражает его. «Почему вы не говорите? Уверен, вам стоит сказать!» — прорычал он, и, в неистовстве, схватил одного из детей — мальчика с черными волосами, который смотрел на него с парализующим страхом. С болезненным усилием он развернул его к себе лицом, силой поднимая его и ударяя о стену. Удар прозвучал резким хрустом, и тишина незамедлительно заполнила комнату, нарушенная только шорохом падающего тела. Остальные дети обдумали происходящее с ужасом. Крики превратились в молчаливые вопли. Мудзан, не испытывая ни капли сожаления, подошел ближе, наслаждаясь их страхом. «Ваша мама теперь демон», — произнес он, и его слова были подобны яду, медленно проникающему в их сердца. «Скоро и старший брат умрёт от её рук. Вы не сможете спастись от этой судьбы». На этих слова комната наполнилась пронзительным плачем. Дети, не в силах сдерживать горе, разразились слезами, осознавая, что их мир рушится. Каждый из них осознал, что та, кто должна была стать их защитницей, теперь стала злом, к которому они не могут обратиться. Мудзан оставил их в этом кошмаре из его замысла, подкрепляя свою уверенность в том, что скоро они начнут говорить, и он выпутает из них правду о месте, где растёт паучья лилия. Но даже если это займет время, он знал, что их страх и страдания станут ему полезными. В конце концов, ничто не сравнится с тем, как чистая невинность начинает медленно распадаться под давлением ужасов. Мудзан смотрел на детей с безразличием, когда они, зарыдав, прятали лица друг в друга. Каждая слеза, вытекающая из их глаз, была для него неразрывно связана с вкусом их страха. Он ожидал, что кто-то из них заговорит, хоть бы и с дрожащим голосом, чтобы отвлечь его от этого растягивающегося и давящего молчания. Но дети продолжали лишь шептать друг другу и плакать, не решаясь предоставить ему ни единой зацепки. Не в силах справиться с нарастающим раздражением, он вскоре пришел к выводу, что эта ситуация становится ему неинтересной. «Если вы не хотите говорить, значит, вам не суждено жить», — произнес он, его голос звучал холодно и мрачно, как ветер через мертвый лес. Заполнившись одной из самых глубоких своих тёмных потребностей, он собрал свою силу и, опустив руки, влил в каждое детское тело свою кровь. Тени его намерений перетекали в них, его магия стремилась сломить их волю, и он единомоментно ощутил, как его жизнь связывается с их жизнями. Некоторые дети не выдержали и прямо на глазах Мудзана начали жестоко умирать. Остальные при этом поднимали свои глаза полные страха и непонимания, но не могли освободиться от безумной тяги к этой тёмной энергии. Они пытались бороться, но их маленькие тела не могли сдерживать этот ужас, и вскоре они падали на пол, оставляя лишь глухие стоны. Он наблюдал за их мучениями, испытывая далекий интерес, но вскоре это стало ему наскучивать. В числе оставшихся несколько детей выглядели так, будто успешно впитали его кровь, и даже им удавалось еще некоторое время продержаться. Но позже они также начали ослабевать, в конце концов, сдавшись перед лицом своей участи. «Тощие, бесполезные существа», — произнес он с ледяной ухмылкой. Через мгновение все вокруг него погрузилось в тишину. В одну секунду радость разрушений и страданий оставила его, уступив место неудержимому чувству скуки. Не в силах оставаться на одном месте, где царила лишь тьма и страх, Мудзан вышел из комнаты, уставившись на груды тел, лежащие безжизненно на полу. Он решил, что стоит посетить другие уголки этого дома. Возможно, он найдет там что-то интересное, какую-то зацепку, которая могла бы отвлечь его от этой тягучей атмосферы. Осматривая двор, он потратил время, проверяя каждую тень, каждую доску, пытаясь обнаружить кроме руты растения, спрятанное где-то в этом безнадежном месте. Но всё напрасно. Растительность не таяла под его шагами, все оставалось таким же незаметным, как прежде. Тишина лишь усугубляла его раздражение, оставляя в сознании пустоту. Мудзан почувствовал, как эхо неудачи догнало его, когда у горизонта начало пробиваться первое утреннее освещение. Он знал, что с приходом солнца не сможет оставаться здесь так долго. Намерение умирать от горечи и оскорбления было не для него. Смачив губы, он вновь вернулся в дом. Прежде чем покинуть это место, он бросил последний взгляд на детей, тела которых только что пережили свои неизбывные мгновения ужасов. Теперь их этот ужас был лишь далекой памятью. «Черт возьми, вам не повезло», — шепнул он тихо и, развернувшись, покинул унылое место. °°° Санеми стоял на краю своей детской мечты, превращенной в кошмар. Демоница, в облике его матери, бросилась на него с диким рыканием, не оставляя выбора. Никакой жалости, никакого узла на совести — только жажда, только безумие. Он чувствовал, как страх нарастает, но внутри него уже разгоралось пламя решимости, и он был готов к борьбе. Они столкнулись — ее сила против его нежного, но решительного духа. Каждый удар отбрасывал его к земле, и от её когтей разрывались края его одежды. Но каждый раз, когда он поднимался, он напоминал себе о семье, о братьях и сестрах — о той любви, которая больше, чем страх. «Мама, пожалуйста! Вспомни, кто ты! Вспомни, как ты любила нас, как мы были счастливы!» — кричал он, его голос прыгал от боли и надежды. Но демоница лишь сверкала желтыми глазами, держа в себе только голод. Битва шла, как борьба между светом и тьмой, и с каждой секундой он чувствовал, что его сердце разрывается от противоречий. Как он мог нанести удар той, кого любил всем сердцем, даже если она давно оставила своего прежнего "я"? «Запомни, я твой сын! Я не позволю тебе забрать мою семью!» — вновь воскликнул он, отступая назад. Словно ответом ему служила вспышка когтей, рвущих воздух, заставляя его уворачиваться в последнюю минуту. Он увернулся, ударил камнем, но её крик был лишь криком торжества над уничтожением. Каждый раз он ощущал, как его решимость дрогнула, но любовь к ней удерживала его. Когда первые лучи солнца начали пробиваться сквозь густую листву, освещая всё вокруг, демоница слабо застыла на месте. Её тело, все еще исполненное разъяренной силы, затряслось. Каждый шепот света, который касался её кожи, напоминал ей о том светлом времени, когда она известна как мать. Мгновение слабости! Сразу же она умчалась к нему, готовясь в последний раз напасть. Санеми, понимая, что времени осталось меньше, собрал всю свою храбрость и, выбрав следы в своей душе, решил, что нужно остановить эту кровь. Он выхватил нож и, прикрывшись любовью и нацеленностью, не мог заставить себя сделать это. Но он знал, что должен выбрать: либо окончательное разъединение, либо потеря всех в тяжелой борьбе. Солнце взошло выше, начиная носить свои лучи, и с каждым новым всплеском света демоница ослабевала. Сердце Санеми сжалось. Вот она падает, колени её встречают землю, и он побежал к ней, открыв объятия. «Пожалуйста, не умирай! Я тебя не оставлю!» — прорыдал он, обнимая её. Его рука потянулась к её голове, и он поглаживал её, как обычно делал в детстве. Он надеялся, что любовь по-прежнему может достать до её сердца, даже в этом бездушном существе. Демоница дрожала, её дыхание стало более поверхностным. В её глазах мелькали последние искры осознания. Она задыхалась, и её тело медленно начало терять форму, как дым в воздухе. «Санеми…» — её голос слабо вырвался, когда она вспомнила об их детских днях, о том, как она готовила им еду и с улыбкой укрывала перед сном. Слезы текли по щекам мальчика, когда он продолжал шептать: «Я тебя люблю, мама! Все будет хорошо!». И вдруг, с последним вздохом, демоница исчезла, оставив после себя лишь лёгкое дуновение, подобно мягкому ветру. А он остался стоять на том же месте, сердце его разрывалось от горя. Он обрел её только на мгновение, но понимал, что любить её значит жить с этой потерей — с единственной надеждой, что в её сердце все еще сохраняется то пламя, которое они когда-то делили. Таким образом, Санеми стоял под первыми лучами солнца, обняв пустоту, в ней он искал утешение, зная, что его жизнь никогда не будет прежней. Он понимал, что впереди ждёт совсем другая битва — надобность в защитниках и чувство, что он должен быть крепче, чем когда-либо. Санеми, все еще ощущая на себе тепло солнца, стоял в тишине, обняв пустоту, которая оставила его мать. Его сердце, разрываемое тревогой и новым ощущением потери, не находило себе места. Слезы текли по щекам, но с каждым новым вдохом он пытался вернуть себе решимость. В глубине души он верил, что его братья и сестры остались живыми, что он не потерял все по воле судьбы. Его любовь к ним была тем огнем, который поднимал его на ноги, даже когда ноги казались ватными и неустойчивыми. Собрав остатки своей силы, он встал и направился к дому. Каждый шаг давался ему с трудом, словно он тащил за собой груз, слишком тяжелый для его юной души. Он перебирал в голове слова, которые хотел сказать братьям и сестрам. Может, расскажет о том, что мама теперь освобождена от своего мучительного существования, или о том, как он любит их и всегда будет рядом. Может, даже успокоит их после всего, что они пережили. Несмотря на мрак, который разрастался внутри него, он продолжал шагать вперед. Мысли сливались в одну сложную картину, которая не оставляла места для света. Каждое напоминание о детских товарищах и смехе мгновенно сменялось страхом — что, если они не остались в живых? Когда он, наконец, вошел в дом, его окружила непривычная мгла. Первые ошеломляющие впечатления его пронзили, словно ледяные иглы. Дальше в комнате, на полу, он увидел, что кровь, смешанная с ужасом и болью, растекалась по его родному дому. Кишки, как струны, запутались на мебели, а стены выглядели так, как будто их окрасили в алый цвет с неумолимым и жестоким пренебрежением. Санеми остановился, его сердце остановилось на мгновение, как будто время замерло. Он смотрел в ужасе, не в силах осознать, что произошло. У него не хватало сил даже для того, чтобы крикнуть их имена. Эта ужасная сцена, разлетающаяся перед глазами, заставила весь мир вокруг его разорваться на куски. Все воспоминания, которые он бережно хранил в сердце, превращались в призрак, который сжался в углу его разума и смеялись над ним. Он прыгнул в центр комнаты, ожидая, что всё это всего лишь ужасный сон, что раны его семьи могут быть заживлены, что он сможет всё исправить. Но его надежда была разбита вдребезги. Его братья и сёстры, которые были так праздны, так полны жизни, теперь лежали мертвы, безжизненные трупы, которые не могли заполнить его пустоту. Он рухнул на колени, охваченный всепоглощающим горем. "Почему?" — прошептал он, представляя, как их смеющиеся лица исчезли в бесследной тьме. "Почему это произошло? Почему я не смог их спасти?" Боль разрывала его изнутри, и слезы текли по щекам, словно источник, который всю жизнь старался удержать. Санеми полз по полу, искал малейшую надежду на то, что кто-то выжил, что хотя бы часть его семьи осталась, но лишь безмолвие и кровь отвечали ему. Все его мечты рухнули в самые мрачные глубины несчастья. Он был сломлен. Каждая частичка его сущности ощущала, как глубоко он провалился в этот бездонный ров. И тогда, когда кажется, что не осталось ничего, кроме пустоты, он ощутил, как что-то внутри него овердозывалось, зная, что борьба не окончена. Он должен был найти силы, даже если это означало путем мести. Воспоминания о семье все еще оставались в его сердце, и он не мог позволить их страданиям бесполезно пронестись мимо. Он Максимально укрепил свою волю и пообещал себе, что найдет способы сделать так, чтобы зло не оставалось безнаказанным. Санеми замер, напряженно прищурившись, и поднял взгляд к светлым лучам солнца, пробивающимся через окно. Это был момент, когда сердце его вновь забилось быстрее, как если бы кто-то зажег искру жизни в его груди. Он перевел взгляд к одеялу, которое покрывало одну из фигур, и заметил, как оно слегка шевельнулось. Не веря своим глазам, он подбежал к одеялу с единственной мыслью в голове: это мог быть кто-то из его братьев или сестер. Он быстро поднял его, и его сердце остановилось на мгновение, когда он увидел, что под ним лежал Генья — его младший брат. Он был теплый, как будто был еще жив, и, к ужасу Санеми, на лице у него был лишь небольшой шрам — всего лишь малозначительное мучение на фоне всего происходящего. Санеми невольно прильнул к брату, не веря, что тот остался в живых. Слезы новыми струями потекли по щекам, когда он прижал Генью к себе, обнимая его так крепко, словно боясь потерять вновь. «Генья, ты жив!» — кричал он, но его голос лишь тихо зазвучал в пустоте. Он вновь и вновь повторял это, как мантру, не в силах сдерживать слезы радости и облегчения, возвращающегося к нему ощущения безопасности. Санеми, наконец, услышал, как его брат начал дышать, его грудь поднималась и опускалась в неуёмном ритме, и с каждой каплей жизни, наполнявшей Генью, Санеми чувствовал, как его собственное сердце отзывается на этот звук. Он уже готов был забыть обо всех своих страхах и печалях, лишь бы его брат остался живым и невредимым. Измученный горем и сражениями, он не смог долго сопротивляться усталости. Груз всех событий, который давил на его плечи, стал слишком тяжелым. Сложив под головой руку, он устроился рядом с младшим братом, ощущая его тепло, и, наконец, погрузился в сон. Сны стали мирными. В них он видел лишь счастье и радость, где его семья снова была вместе, где они смеялись и играли в своем родном доме, погружаясь в воспоминания о теплых днях. Он не знал, сколько времени прошло, но каждую секунду он чувствовал, что рядом есть тот, ради кого стоит бороться — его брат, его надежда. Когда же сон окончательно поглотил его, Санеми не знал, что ему предстоит тяжелая пробуждение. В то время как мрак настигал окружающую реальность, он лежал в беззаветном спокойствии, не подозревая, что темные силы все еще бродят вокруг и не оставляют намерение покончить с его выжившими. Втянувшись в нежный и сладкий сон, он надеялся, что вместе с Геньей они смогут обрести защиту в объятиях своих воспоминаний. Когда Санеми открыл глаза, закатное солнце сбрасывало свой последний свет на мир, окрашивая всё вокруг в тёплые золотистые оттенки. Несколько непрерывного сна, кажется, дали ему некоторое успокоение, но внезапно он почувствовал, что что-то не так. Приподнявшись, он посмотрел на своего младшего брата, и его сердце наполнилось облегчением, когда он увидел, что Генья по-прежнему укутан одеялом и дышит. Однако, когда его глаза начали привыкать к полумраку комнаты, словно касаясь действия закатного света, он вновь увидел ужасы, оставшиеся от недавнего кошмара. Кровь, растекающаяся по полу, безжалостно напоминала о случившемся. Санеми сквозь умственное облачение задумался о своих братьях и сёстрах, о том, как они были счастливы и полны жизни, и как эта жизнь была насильно урезана. Размышления о пережитой боли вновь захлестнули его, и это было слишком тяжело. В глубине души он знал, что сейчас, несмотря на его радость от того, что Генья выжил, ему нужно дать брату время — время на сон, время на отдых, время, чтобы возродиться от той тьмы, в которую их жизнь была погружена. Но пока Генья спал, у него не было выбора — он должен был решить, что делать дальше. Мысли о своих мертвых братьях и сёстрах вновь окутали его, и с каждой секундой он понимал: единственным способом отдать им дань уважения будет похороны. Он покинул дом и вышел во двор, где земля, ещё не изменённая, ждала своего назначения. Санеми начал копать, его руки упорно работали, разрывая землю, и с каждым движением он чувствовал, как его сердце сжимается от горя. «Я не смогу сделать это для мамы, но я могу хотя бы почтить память своих любимых братьев и сестёр», — тихо шептал он, будущем каждую новую порцию грунта. Его слезы омывали землю, смешивались с землёй и стали даже частью этого места, что оставляло свой след в его душе. Когда ямы были готовы, он вернулся в дом, ощущая, как тяжесть сердец, разбитых смертью, впервые вжимает его в землю. Каждый шаг казался мукой, но он знал, что он должен собраться с силами. Он аккуратно вынес тела своих родных на улицу, каждый раз с трепетом и скорбью касаясь их лиц, которые были полны жизни и счастья, когда-то они были его миром. Слезы катились по его щекам, когда он опускал тела в могилы, при каждом движении теряя частицу себя. Он молился за их души, желая им покоя и счастья в том мире, где они теперь находились. В этот момент он было описывает ненависть и одиночество, но только пока не закопал последний покой — последняя дань уважения прошли свершилась. Закончив, Санеми вернулся в дом. Несмотря на то, что вечер уже наступил, и солнце исчезло за горизонтом, он почувствовал, что в груди его пылает огонь, несмотря на всё, что он пережил. Он знал, что должен переодеть кимоно, чтобы не только выглядеть достойно, но и сделать это в память о своих близких. Собравшись с силами, он переоделся, но затем вспомнил о Геньи. Он подошел к нему, его брат еще крепко спал, и Санеми почувствовал, что в этот момент они были не только братьями, но и той единственной надеждой и опорой друг для друга. Солнце уже скрылось, а в доме вновь воцарилась тьма. Но это была не обычная тьма. Это была тьма, полная силы, понимания, и с каждой минутой, проведённой в одиночестве, он осознавал, что впереди ждёт охота на демонов, которые погубили его семью. Но сейчас он должен был просто быть рядом с Геньей, ждать, как только его брат проснется. Обязательно, их история еще не окончена. Санеми не мог избавиться от навязчивой тревоги за Генью. Сердце его вновь забилось быстрее, когда он подошел ближе к брату. Хотя он и знал, что тот спал, в нем росло чувство, что что-то могло пойти не так. Опасения оказывались всё более неумолимыми, и он был не в силах оставить любую деталь без внимания. Что, если Генья чувствует себя плохо? Что, если он впал в бедственное состояние, о котором Санеми даже не догадывался? Полный решимости, он быстро откинул одеяло, готовый выяснить, что происходит. Но в тот же миг его сердце окутало ужасное предчувствие, когда он замер, уставившись на своего младшего брата. То, что он увидел, привело его в шок. Его брата, некогда полного жизни, теперь словно поглотила тьма. Кончики его волос стали жёлтыми, как у демонов, и изо рта текли слюни, а глаза, которые когда-то светились добротой, сейчас были бездонно черны. Санеми отшатнулся в ужасе, его тело охватила паника. Он вспомнил, как его мать стала демоном, как в ту ночь неведомое зло забрало у него всё, что он любил. Он пытался заставить себя поверить, что это всего лишь сон, но реальность была осязаемой. Генья сидел, словно замороженный, даже не собираясь нападать. Эти безжизненные глаза смотрели на него, но в них всё ещё теплота его воспоминаний о брате, о мире, который они когда-то разделяли. Паника не отпускала его, и он быстро смотрел в разные стороны, подумывая о том, как остановить этого монстра, но он ощущал, что нож все еще в другом кимоно. Со страхом он зашептал: «Генья, ты меня слышишь? Это я, твой брат…» Но ответа не последовало. Вместо этого, Генья просто продолжал сидеть, тихий и неподвижный, словно жизнь в нём не полностью угасла. Санеми не знал, что делать. Если бы он только знал, как вернуть его, как спасти его, он бы не колебался. Но страх от того, что его младший брат стал демоном, переполнял его. В голове зазвучал голос, шепча слова ненависти и гнева к той тьме, которая разорила его жизнь. «Что, если он не может снова стать тем, кем был? Что, если он забудет все, что я ему рассказывал, все воспоминания, которые мы разделяли?» — думал он. Его сердце было разорвано, ведь он не мог позволить себе потерять еще одного человека, даже если это был демон, который когда-то был его любимым братом. В тот момент, когда он собирался увернуться и снова попытаться найти нож, что-то внутри него изменилось. Он вспомнил, что старики рассказывали, что были и другие демоны, которые были способны помнить свои человеческие эмоции, свои связи, но большинство просто сжирали даже свои семья. Возможно, Генья в глубине души все еще помнил его, все еще был его братом. Санеми попытался сделать шаг вперёд, объяснить ему, где они находятся, и что произошло. «Генья! Пожалуйста, ответь мне! Я твой брат, мы вместе, ты не один!» — его голос дрожал от эмоций. Он наблюдал за тем, как Генья слегка прищурился, будто что-то происходило. Все ещё сидя на месте, он не поднимал рук или не бросался в атаку. Санеми продолжал говорить, заставляя себя быть уязвимым. «Я знаю, ты слышишь меня. Я знаю, что ты все ещё внутри себя. Вспомни, как мы играли, как мама готовила тебе еду… Я всё ещё здесь, Генья. Я тебя не оставлю». И вдруг, среди этой тьмы, он уловил миг — оттенок жизни в глазах Геньи, его деревянной черноты, его губы дрогнули. Может, еще было что-то, что можно было спасти. Это было крошечное искры надежды, искры, за которую он готов был бороться. «Ты мой брат, и я не отпущу тебя, даже если для этого мне придется сражаться с самим собой», — произнес Санеми, пробежав взглядом по комнате, ища любой способ, чтобы попытаться помочь Генье, не страшась того, что может произойти. Надежда и страх переплетались в его душе, но сейчас у него не было выбора. Он должен был попробовать. Даже если тьма поглотила его брата, он не мог позволить себе сдаться. Внутри него разгорелся огонь, который не позволял ему оставить Генью — брат, который, пока ещё был жив, должен был это знать. Санеми продолжал бесконечно твердить слова поддержки, надеясь, что они проникнут сквозь мрак, окутывающий его брата. Вдруг его взгляд привлекла незабываемая сцена: Генья начал плакать, его черные глаза наполнились слезами, и он тянул к Санеми свои руки, словно искал утешение и поддержку, которую он так отчаянно желал. В этот момент в сердце Санеми разгорелось бурное чувство облегчения. Он не мог больше ждать. Он бросился к брату и обнял его. Слюна Геньи текла по одежде, но для Санеми это были не просто слёзы демона — это была тоже жизнь, это была связь, это была надежда. Он чувствовал, как Генья дрожит от эмоций, как его брат впитывает его тепло и любовь. «Я не оставлю тебя, Генья. Мы справимся с этим вместе». Его голос дрогнул, но он продолжал крепко обнимать брата, не обращая внимания на страх, который еще оставался в его сердце. Каждый сантиметр, каждый момент, который они провели вместе, имел значение. Каждый миг был полон воспоминаний о счастье и смехе. И сейчас, когда они снова были рядом, это напоминало ему о том, что, несмотря на всё, что произошло, между ними всё еще существовала связь, которую ничто не сможет разрушить. Генья вдруг схватил Санеми за плечи, почти вцепившись в него, как будто стянул всю боль, страха и горя, что накопилось внутри. В глазах его была безвоздушная благодарность, словно он ощущал, что в нем по-прежнему есть отблеск человеческой души. Это наполнило сердце Санеми теплом, и его слёзы текли, смешиваясь с каплями влаги, оставленными на одежде Геньи. Мгновение спустя в комнате повисла тишина, только глухие стоны и всхлипывания раздавались, когда они сливались воедино, прослышав хрупкую нить надежды. Каждый вздох был ловким напоминанием о том, что Генья не был потерян окончательно. Он был жив, и он нуждался в нем.