Дети вольницы

С раннего утра в поместье Червинских кипела работа. По приказу Ларисы Викторовны слуги, количество коих сильно поубавилось после отмены крепостничества, должны были вычистить, вымыть весь дом до блеска. Госпожа Червинская внимательно наблюдала за хлопотами и голова не была занята мыслями о долгожданном госте, ради которого все это и затевалось. Как сейчас она помнила тот день, много лет назад… Петр Иванович долго и пылко просил ее приехать в имение, хотя на уговоры это было несильно похоже. Молодой Ларисе — тогда еще Яхонтовой — очень льстило внимание столь почтенного господина и потому она придумывала все новые и новые поводы для отказа от поездки. С одной стороны, ей, как и любой другой женщине хотелось, чтобы влюбленный в нее мужчина просил, умолял о чем-либо, а с другой стороны Лариса также понимала, что в Червинке она столкнется с большим количеством сложностей. Прислуга вряд ли радушно ее примет, что уж говорить о возвращавшихся из свадебного путешествия сыне Петра и невестке. Подумав несколько дней, Лариса, в конце концов, сдалась. До сих пор она не могла понять, что же тогда сподвигло ее собрать чемоданы и отправиться в Червинку: бесстрашное желание понравиться или же амбиции, в которых она себе не признавалась? Так или иначе, но в назначенный день ножки мадемуазель Яхонтовой в изящных туфельках осторожно переступили порог имения. Сначала Лариса чувствовала себя котенком, который искал «пятый угол», с опаской смотрел на лакеев и горничных, будто бы они были готовы наброситься и растерзать ее тотчас же. Будто бы все они в душе были солидарны с мнением Григория Петровича, некоторое время назад вопившего нелицеприятные слова в ее адрес и в адрес своего отца, при том на собственной же свадьбе, не стесняясь никого. — Тебе нечего бояться. Пусть только попробуют что-то сказать, пусть даже косо глянут на тебя — по три шкуры с каждого спущу! — заявил Петр Иванович, когда Лариса поделилась с ним своими мыслями. Не то, чтобы эти слова сильно успокоили ее, но некая скованность в движениях все же исчезла. Тогда-то Ларисе и пришла в голову устроить пышное торжество по случаю возвращения родственников Петра из-за рубежа. Во-первых, так она могла бы выяснить настоящее к себе отношение среди слуг, а, может быть, даже и подружиться с кем-то, а во-вторых, если Григорий Петрович вновь придет в бешенство, то более мягкая и рассудительная Наталья Александровна, увидев старания Ларисы, вразумит его. Лариса Викторовна мягко улыбнулась своим воспоминаниям. Пусть ее старания не были замечены Григорием, пусть Наталья Александровна не вступилась за нее — а должна ли была? — женщина все равно думала о тех днях с теплотой, ведь тогда же она впервые увидела, как мужчина вступался за нее, всем своим видом показывая, что ему далеко не все равно на чувства Ларисы и то, как с ней обращаются в его доме. Мадам Червинская часто думала о том, что в тот день она влюбилась в Петра второй раз — и это было уже не то легкое, ни к чему не обязывающее чувство, которое она испытывала в начале их отношений. Сегодня не было той праздности, как тогда. Для великовозрастного пасынка Лариса хотела устроить скромный, но все же достойный прием. Такой, какой бы наверняка устроил ее покойный супруг. За эти годы в их семье установилось негласное правило: Григорию исправно посылались приличные суммы денег, Петр писал ему письма, где подробно рассказывал о событиях в родном городе, но в поместье имени старшего сына вслух никто не произносил. Однажды, когда тот только отбыл на каторжные работы, она осмелилась поговорить об этом с мужем. От скандала ее спасла лишь беременность: Петр не осмелился кричать на супругу, которая вот-вот должна была разродиться. — Пустая болтовня не поможет Гришке. Денег и писем ему вполне хватает, тем более, что отвечать он на них не изволит, — с некой язвой в голосе ответил он. Тогда Лариса осознала: пусть Петр Иванович и продолжал любить сына, но ему требовалось время, чтобы перестать его стыдиться. Мадам Червинская с нескрываемой гордостью осматривала свое поместье, хотя на душе скребли кошки. Как изменился Григорий с их последней встречи? Как сложатся их отношения с Левушкой? На дружбу между ними она не надеялась: едва Лев подрос и узнал о старшем брате, то с нескрываемым неудовольствием ожидал его прибытия. Да и разница в возрасте играла свою роль: для Льва Григорий больше в отцы годился, чем в братья. Лариса лишь хотела, чтобы те не устроили импровизированную войну в имении, большего ей и не нужно. — Пани, Лев Петрович прибыли-с, — сообщил престарелый Фрол, который, что бы ни предлагала ему Лариса, не желал оставлять дом, которому верно служил много лет. — Как он? — спросила Лариса. Последний месяц в ее жизни был особенно напряжённым. Ее сын, что всегда был весельчаком и балагуром, внезапно влюбился. И не так, как он это делал уже лет с пятнадцати, а всерьез. Все деньги, что выдавала ему матушка, он спускал на цветы и подарки, часто ночевал не дома, а под ее окнами. И пить стал чрезмерно, потому вся надежда Ларисы была на лучшего друга Левушки — Алексея Жадана. Бывало, он заказывал для Льва экипаж или привозил его самостоятельно, сдавая на руки печальной матери. Никакие разговоры не помогали, а когда девица, не выдержав его внимания, куда-то уехала, он и вовсе перестал появляться в поместье, а денег стал просить больше и чаще. Сын вошел в гостиную. Выглядел недурно, глаза смотрели ровно перед собой, а не плыли в неведомые края. Но запах алкоголя все же чувствовался. Лариса подошла к нему и сменила строгим, оценивающим взглядом. — Когда это прекратится, Лев Петрович? — спросила она. — Клянусь, если бы отец был жив, он бы давно потерял терпение и лишил тебя всех твоих привилегий! — Если бы, если бы… — устало пробормотал Лев. — Если бы не она и не ее упрямство, я бы сейчас был трезв! — Совершенное безобразие! — выплеснула руками мать. — Сколько раз я говорила тебе, что твоя таинственная любовь не стоит и выеденного яйца. Не по пути вам! — Ах, вот как? Не по пути? — когда Лев услышал эти слова, он вскрикнул громче прежнего и в голосе его отчётливо слышалась та ярость, какую вызвало высказывание матушки. Правда, ничего путного он не сказал. Лев Петрович замолчал, судорожно соображая, что бы такого сказать матери, чтобы убедить ее в искренности своих жарких чувств. Простояв в недоумении с минуту, сын пани Червинский понурил голову, а потом вдруг упал на колени, обхватил юбку материнского платья и тихо заплакал. Лариса сначала растерялась, потом осторожно положила руку на голову сына и стала гладить по волосам. — Матушка, ну вы же знаете, что такое настоящая любовь. Ведь отец вас также добивался, я знаю! — надрывно и быстро говорил он. Лариса Викторовна подняла глаза к потолку, будто пыталась скрыть несуществующие слезы. Ей стоило догадаться, что наследие мужа и пасынка слишком сильно и когда-нибудь она встретится с ним в лице собственного сына. В который раз за сегодняшний день женщина пожалела, что рядом с ней больше нет любимого мужа. — Сынок, все не так просто, как тебе кажется, — мягко проговорила она, продолжая гладить Левушку по волосам. — Наши с отцом чувства были взаимны с самого начала. Все трудности, что мы прошли, не разделили нас, а сделали сильнее. Лишь смерть смогла нас разлучить, в то время как твоя возлюбленная куда-то от тебя сбежала, а до того, насколько мне известно, не приняла ни одного твоего подарка и отказывалась от встреч. Если девушка любит, она даёт шанс. Маленький, вымученный, но шанс, понимаешь? Юбка внизу зашуршала — Лев кивал головой. Он тихо всхлипывал и завывал, потому Лариса решила, что пора прекратить этот театр одного актера, дабы избежать долгой беседы и споров, а сын ее очень любил философствовать — в особенности, о самом себе — и спорить. — Довольно, Лев, поднимайся, — она взяла его под локти и потянула вверх. Младший Червинский и не думал двигаться. Он только крепче обхватил ноги матери, но драматично выть перестал. — Как думаете, матушка, встречу ли я когда-нибудь ту, которая даст мне этот шанс? — севшим голосом спросил он. — Да такую, чтобы и я ее любил. — Ну конечно же встретишь, милый, конечно же встретишь… — ласково ответила Лариса Викторовна, продолжая при том тянуть сына. — Встань, Лев Петрович, мне противен этот спектакль. Все же он повиновался, хоть и с вящим неудовольствием. Поднявшись на ноги, молодой человек отряхнулся, обвел безразличным, холодным взглядом комнату. Лариса наблюдала за сыном и выжидала момент, когда сможет выгнать его из гостиной. Состояние сына портило всю ту благочестивую картину, которую она создавала здесь все утро. — Левушка, поди к себе, — как можно более дружелюбно сказала мать, улыбнувшись. — Ты на ногах не стоишь, тебе нужно отдохнуть и восстановить силы. Лев стоял у самых дверей и кивал, хотя Лариса была готова поклясться, что он ее не слушал, а думал о чем-то своем. Внезапно двери распахнулись и там показался Фрол: — Лариса Викторовна, прибыли-с! — объявил он. Когда лакей сказал эти слова, он с удивлением оглядел молодого хозяина, после чего перевел недоумевающий взгляд на Ларису Викторовну, будто спрашивал, что ему делать. Она махнула ладонью, отправляя его восвояси, чем Фроле немедленно повиновался. Равнодушие в глазах Льва тут же пропало. Он повернул голову в сторону матери и теперь весь его вид выражал необычайное нетерпение и интерес. — Мой дражайший братец прибыл, ну наконец-то! — воскликнул Лев Петрович. — Сколько я его не видел? Ах да, целую жизнь. Что ж, я очень скучал! — Лев, я теряю терпение. Уйди и проспись! — раздраженно процедила сквозь зубы мать. Она была в шаге от того, чтобы вытолкать его собственноручно, но держалась — воспитание и природная выдержка не позволяли. Их перепалке не суждено было продолжиться. Где-то рядом послышались тяжелые шаги. Через минуту дверь гостиной вновь распахнулись и в них показался долгожданный гость. Левушка попятился назад, к камину. Лариса Викторовна крепко сжала руки в замок перед собой и чувствовала, как все отрепетированные фразы пропадают из ее головы — одна за другой. Впрочем, по виду Григория было видно, что и ему неуютно в сложившейся обстановке. — А вы похожи на покойного папеньку… — неожиданно прервал тишину Лев. Ларисе его слова резанули ухо: никаких приличий он не соблюдал, говорил то, что думал. Лишь бы не кончилось их знакомство бедой. Меж тем, Лев Петрович ухмыльнулся сквозь усы и, чуть пошатываясь, подошел к брату. Лариса задержала дыхание. И вдруг сын протянул руку Григорию. — С приездом, Григорий Петрович. Маменька вас так ждала!.. Меня-то так никогда не ждали, представляете? — он снова тихо засмеялся. Потом повернул голову к обескураженной матери. — Видите, матушка, как похож, а? — Лев Петрович очень устал, у него сегодня был тяжелый день, — попыталась сгладить углы Лариса. Она подошла к сыну и аккуратно подтолкнула его к выходу, не переставая улыбаться. На сей раз он подчинился. Когда двери за ним закрылись, на лице женщины проступила печаль. Такая, какую она носила на своем лице, не переставая, первые полгода после смерти Петра. — Прошу меня простить, Григорий Петрович. Я хотела вас встретить совсем по-другому… — Не стоит беспокоиться, Лариса Викторовна, — мягко проговорил Червинский. — Когда я ехал сюда, я надеялся, что брат не наброситься на меня с кулаками. А он мне даже руку протянул! Пожалуй, лучше, чем здесь, меня нигде бы не приняли. Лариса облегченно выдохнула. Конечно, Григорий Петрович все понял, но как же славно, что он не стал делать акцент на состоянии Левушки. С утра он обязательно объяснится и принесет извинения, а там уж и вовсе перестанет глушить сердечную боль алкоголем и все встанет на свои места.

***

Домой Алексей Андреевич Жадан возвращался веселый — впервые за очень долгое время. Михаил Аристархович Золотарев — тот самый юрист, коего ему посоветовали — оказался человек крайне сведущим в этой тонкой науке, а, главное, согласился сотрудничать с Жаданом. Алексею нравилось в нем все: беспристрастность, знания и, прежде всего, цена, которую он установил за свои услуги. В душе у молодого человека затеплилась надежда на то, что вскоре его дела пойдут в гору. Когда он вошел в дом, то сразу услышал медленную, торжественную фортепианную мелодию, что глухо доносилась из-за дверей залы. Алексей улыбнулся: маменька его обожала музыку и в свободное от медицинской практики время любила наигрывать первое, что пришло в голову. Помнится, когда Алеша был совсем маленьким, он укорял маму, что вместо музыкальной карьеры она выбрала медицину. Катерина Степановна заливисто смеялась, но по прошествии лет Алексей чувствовал в этом смехе некую горечь. Предпочтение мать отдавала минорным композициям. Оно и понятно: вдова, потерявшая мужа еще до рождения их сына — ей часто было грустно от осознания этого. Но Алексей, которого мать не преминула посадить за инструмент уже в четыре года, демонстративно отказывался играть такую музыку. Из-под его пальцев всегда выплясывали веселые и яркие мелодии. Катерине нравилось, но, несмотря на все усилия, сын тоже не стал музыкантом. Вместо этого он отправился в Страсбург, где долго и прилежно изучал философию и вернулся необычайно образованным и эрудированным молодым паном. Но когда Алексей зашел в гостиную, залитую ярким светом многочисленных свечей, за большим черным роялем он увидел не мать. Матушка сидела подле дочери пана Назара Витера — Зоряны, кою она привечала в надежде, что излишне деловиты сын наконец-то задумается о женитьбе. И кареглазую, смуглую девушку с точеным лицом и острым взглядом чуть раскосых глаз она видела идеальной для этого кандидатурой. — Матушка, Зоряна Назаровна, добрый вечер, — сдержанно поприветствовал женщин Алексей, поцеловав у каждой руку. На лице матери, что сначала обрадовалась приезду сына, проскочило недовольство. Знала, что сын терпит это лишь из большой любви к ней, хотя и так, казалось, вскоре не выдержит и устроит ей серьезный разговор. — Добрый вечер, Алексей Андреевич, — с лучезарной улыбкой сказала Зоряна. — А мы тут музицируем, Катерина Степановна изволила слушать Баха и я не смогла ей отказать в удовольствии. — Чудесно, чудесно… — безучастно пробормотал Алексей, уже думая над тем, как уйти в в свой кабинет. — Алексей, побудь с нами, — предложила Катерина Степановна. — Нам, в особенности, Зоряне Назаровне, очень интересно, как прошел твой день. — Вы сегодня так веселы, позвольте полюбопытствовать, что же произошло? Навязчивость Зоряны, которой, кажется, также нравилась идея матушки, выводила всегда спокойного Алексея Андреевича из себя. Он улыбнулся им как можно более приветливо и ласково: — Мне жаль, но мне нужно закончить кое-какие дела. Позвольте откланяться. С этими словами он, несмотря на расстроенную матушку, покинул комнату. С лестницы перед ним спустилась белокурая девушка в темно-коричневом платье с белым передником. Стоило ей оказаться рядом с Алексеем, он схватил ее под локоть. — Куда спешишь, Аринушка? — с улыбкой спросил ее Жадан. Девица тут же залилась краской. — На кухне помочь нужно, — сказала она. — А после? — допытывался Алексей, всем своим видом показывая, какого ответа ждал от нее. Арина усмехнулась, глядч ему в глаза. — После я совершенно свободна, Алексей Андреевич, — промурлыкала она. — Раз свободна, тогда я займу тебя, — уже предвкушая приятное времяпрепровождение, ответил он, отчего девушка еще больше покраснела, а глаза ее засияли пуще прежнего. — На ваше благо я готова трудиться денно и нощно!.. — жарко прошептала она. Алексей отпустил девушку и та, выпрямившись, пошла в сторону кухни, при том соблазнительно виляя бедрами, чем усмехнулся Алексей. Жениться он не хотел не только потому, что его больше прельщали экономические и юридические дела, желание стать таким же ловким и состоятельным купцом, как его отец, а еще и потому, что нравилась ему его свобода. Упитанной, но при том фигуристой, жаркой и соблазнительной Арины ему вполне хватало. Правда, матушка своего упускать не хотела. Спустя какое-то время звуки музыки стихли. Когда стали сгущаться сумерки, Катерина Степановна зашла в кабинет сына. — Ты поступил совершенно неприлично! — обиженно воскликнула она с порога. — Разве так я тебя воспитывала? — Матушка, я безмерно вас уважаю, но не ваши попытки женить меня, — спокойно ответил ей сын. — Да еще и на девушке, которая для меня лишь друг, но никак не любовь всей жизни. — Я слышу это с тех пор, как ты вернулся из Страсбурга! Будь у тебя иное увлечение, я бы оставила свои попытки устроить твою жизнь… — Не нужно вам пытаться устроить мою жизнь! — он обрвал мать с нескрываемым раздражением. — Я молод и пока что не вижу в этом смысла. В конце концов, если б не я, ваша жизнь в Нежине не была бы такой вольной. Катерина поджала губы. Глаза ее заблестели от слез, но мать держалась. Алексей смотрел на нее с укоризной, всем своим видом показывая, что не позволит управлять собой. — Неужто тебе совсем не нравится Зоряна? — разочарованно спросила Катерина Степановна. Алексей не стал отвечать матери, а она все поняла без слов. — Пусть даже так, но тебе стоило проявить хотя бы немного внимания к нам. Это не проявление любви, а обычное уважение, присущее всем благовоспитанным людям. Так и не дождавшись ответа от сына, она пожелала ему доброй ночи и скрылась за дверью. Алексей же даже и думать не хотел о словах матери. Кое в чем она была, конечно, права, но думать о своем промахе он не желал. Все наладится, думать о том, что уже нельзя изменить — это лишь душу бередить. — Алексей Андреевич, а вот и я. Белесой тенью проскочила в кабинет Арина и Алексей тотчас же перестал думать о разговоре с матушкой. Сегодняшний вечер пройдет великолепно, а завтра уж и заняться делами можно будет.