a tale of dragons

В самых старых легендах Ли Юэ, которые первопроходцы слагали сотни и тысячи лет назад, говорилось о том, что драконы существуют. Они живут среди камней и трав, среди бескрайних лесов и высоких гор, даже умело прячутся среди простых людей — наблюдают, отчего-то не решаясь присоединяться к миру смертных… Так начиналась его любимая сказка. Произнесённые нарочито торжественным, таинственным тоном, эти слова крепко отпечатались в памяти Сяо голосом его матери. Она всегда умела удивлять… Каким бы тяжёлым ни выдался день, в закромах её памяти находилась какая-нибудь интересная легенда со счастливым концом, чтобы утешить Сяо, ободрить его и отвлечь от всех печалей. Сяо действительно любил слушать мамины сказки. В них драконы ходили по свету, прятались в лесах, реках и в рисовых полях, почти не нарушая хрупкого равновесия между миром людей и своим собственным. В маминых легендах драконы были как настоящие герои — сильные, самоотверженные, честные, совсем не сравнить с людьми! Они приходили на помощь несчастным в трудные минуты: исцеляли раны, облегчали страдания, одолевали зло и уходили восвояси, не прося ни о какой награде. Сяо нравились легенды, но он всегда считал их просто выдумками. Не верил, как бы сильно ни хотелось. Он прожил на свете не так много лет, но и их оказалось достаточно, чтобы усвоить простую истину: в настоящей жизни таких героев не бывает, а вместо помощи от мира можно дождаться только новых несчастий. О своих мыслях он не стеснялся говорить вслух. А мама лишь мудро качала головой, продолжая напевать ему колыбельные и шептать сказки со счастливым концом, чтобы Сяо — её бедный маленький Сяо, которому снова за день не перепало ничего, кроме горстки недоваренного риса, — забылся спокойным сном, а утром вновь нашёл в себе силы жить. И Сяо действительно их находил. Как бы не было голодно, холодно и тоскливо, мамины сказки навевали ему хорошие сны — очень добрые и светлые, наполненные радостью, теплом и счастьем. Порой лишь из-за них этот слабый, едва держащийся на ногах мальчик каждое утро вновь открывал глаза и мужественно сжимал кулачки, громогласно повторяя: «Обещаю, мама, однажды мы с тобой будем жить хорошей жизнью. И мясо будем есть каждый день!» Почему-то мама в ответ на эти слова лишь улыбалась и ласково целовала Сяо в лохматую макушку. Не верила. Точно так же, как и сам Сяо не верил в её легенды, а слушать их всё равно продолжал, ведь это было порой единственным, что привносило радость в жизнь несчастного мальчика, рождённого в трущобах на окраине Ли Юэ. Сяо иногда думал, что это неверие в сказки красной нитью последует за ним в его дальнейшую жизнь вплоть до момента, пока и ему не придётся напевать эти колыбельные уже собственным детям, чтобы дать им уснуть. Но… После того, как судьба сама повела его к необъяснимому, поверить всё же пришлось. С тех пор, как маму унесла тяжёлая болезнь, жизнь Сяо превратилась в один бесконечный ночной кошмар, от которого всё никак не получалось очнуться. Мальчишка пытался щипать себя, пытался закрывать глаза и считать до трёх, обещая себе, что всё станет хорошо просто по щелчку пальцев, до крови прикусывал тонкую кожу на пальцах, но ни один из знакомых способов не помогал проснуться в прежнем нормальном мире, где его мама была ещё жива. И всё, что Сяо хотел бы считать дурным сном, в конце-концов оказалось реальностью. Хоть они с мамой и жили до безобразия бедно, голодали и вечно мёрзли с наступлением зимы, рядом с ней Сяо всё равно чувствовал себя лучше: чуточку теплее, чуточку счастливее... Даже в самые страшные дни вместе с мамой всё было не так плохо. Или всё же было? Теперь многое забывалось. Черты её молодого, но изможденного лица, цвет её вечно испачканного и залатанного платья, её смех, её имя… Стёрлись из памяти и ссоры, и крики, и вечная внутренняя злоба, подпитываемая их несчастьями. Со временем о своей прошлой жизни Сяо забыл всё, и только старые легенды о драконах до сих пор звучали где-то в его памяти тихим голосом мамы. За свою короткую жизнь Сяо едва ли успел увидеть хоть что-то хорошее — вечно его преследовал то голод, то холод, то неудачи, а хорошая жизнь, которую он обещал своей маме, так и оставалась несбыточной мечтой. Сяо искренне пытался не унывать, что бы ни случилось, но иногда и у него опускались руки, а под ночь в голове особенно активно крутились мысли о том, какой же плохой и безрадостной была его жизнь. Тогда Сяо хватало благоразумия не говорить о своих мыслях маме. Но только сейчас он в полной мере понял, что же по-настоящему означали слова «плохая жизнь». Да, было и правда плохо. Временами даже ужасно. Мальчишка порой не мог вспомнить даже собственного имени, не говоря уже о том, что происходило с ним за последние месяцы. Или уже годы?... Единственное, что Сяо помнил и знал наверняка — он попался. Попался так же, как рыба попадается на крючок. Его недоверие к миру было сильно, но голод и холод в ту злополучную зиму оказались сильнее: заставили его довериться незнакомому человеку, который обещал еду и крышу над головой. Тарелка горячего супа в чужих руках выглядела до одури маняще, и Сяо потянулся вперёд, не раздумывая, а опомниться даже не успел — кандалы на его запястьях сомкнулись слишком быстро. Тарелка была горячей — прямо-таки обжигающе горячей. Почти как те обида и страх, которые запоздало вспыхнули в груди у Сяо. А позже в нём неприятным липким холодком отозвалось понимание… Вот почему мама всегда проходила мимо таких людей, не оглядываясь, как бы заманчиво ни выглядели их широкие улыбки и гостеприимно протянутые руки. И Сяо она всегда тянула за собой, крепко держа за запястье, чтобы он даже не думал принимать из чужих рук эти подарки. — Не вздумай им верить. Обманут, и поплатишься горько! — слова мамы, не понятные для Сяо прежде, теперь обретали смысл. Ах, если бы он только помнил её наказ… Если бы он только смог не поддаться на уговоры и соблазны, если бы хоть как-то дотянул до весны, то не пришлось бы на своей шкуре испытать, что означало рабство. Да, по сравнению с жизнью, которую ему приходилось после смерти мамы влачить на улице, в рабстве было не так голодно, не так холодно, но больше — ничего. Сяо не привык к неволе, не привык к цепям, которые теперь удушливо висели у него на горле и тонких запястьях: всё его естество противилось этому, не намереваясь подчиняться. На теле Сяо очень скоро не осталось живого места. Синяки, царапины и лиловые кровоподтёки, оставленные новым хозяином, вечно украшали его кожу, как постоянное напоминание о столь ненавистных правилах. Очень болезненное напоминание, незаживающее. Другие дети, даже другие взрослые, которые тоже по глупости попались в ловушку, сдались гораздо раньше: смирились с правилами и давно перестали носить на своём теле эти отметины, а Сяо всё не унимался. Довольно скоро Сяо просто потерял счёт дням: он уже не мог сказать точно когда он перешагнул порог столь ненавистного ему дома ужасов, не помнил, когда протянул руки за тарелкой супа, по незнанию обменяв её на свою свободу. Полгода, может, год назад? Или всё же два? Иной раз, ночью прижимаясь спиной к холодной стене и проваливаясь в полудрёму, Сяо думал — память у него помутилась от голода и вечной усталости? Или же от того, как часто ему прилетало по голове? И каждый раз он засыпал, так и не найдя ответа. Последние месяцы и вовсе прошли словно в тумане, но сейчас — сейчас, из последних сил убегая прочь от своего жестокого хозяина — Сяо наконец-то чувствовал себя живым. Может, ещё не совсем свободным, но живым! У него не было никакого чёткого плана побега, уверенности в своих силах, надежды на успех — не было ничего, что могло бы помочь выжить, но внутри у Сяо горело отчаянное желание вырваться на волю. В той тесной клетке, скованный цепями, он бы не выдержал больше ни дня. Пришлось полагаться лишь на удачу. Побег вышел почти случайно. Слишком много совпадений произошло за короткие несколько минут: плохо затянутая цепь с кандалами, которая просто соскользнула с его запястий, не запертая дверь дома, приоткрывшаяся от ветра, и ни единой души вокруг — ни хозяев, ни других несчастных, кто делил с ним одну судьбу. Идеальный момент для побега. Сяо не мог упустить свой шанс! И он просто сбежал. Прямо через открытую дверь, не зная дороги, дрожа то ли от холода, то ли от собственной дерзости и желая лишь одного — никогда не возвращаться в это место. Сяо не знал, сколько времени для побега приберегла ему судьба, и потому изо всех оставшихся сил бежал по снегу в сторону леса, который величественно высился прямо впереди: надеялся спрятаться среди могучих деревьев. Его лёгкие горели при каждом вздохе, замёрзшие мышцы слушались с трудом, но Сяо не смел останавливаться, потому что слышал позади крик и знал — хозяин этого так не оставит. Хозяин последует за ним. Сама мысль об этом была в тысячу раз страшнее, чем лютый холод, обжигающий кожу, и громкий вой, раздавшийся в глубине леса. А хриплые крики хозяина, почти дышащего в спину, звучали и того громче. Слёзы застилали мальчишке глаза. Сяо едва не врезался в дерево на пути, но останавливаться не смел и продолжал бежать, спотыкаясь, по щиколотки утопая в снегу. Пусть его съедят дикие звери, пусть! Даже замёрзнуть насмерть в лесу казалось не самой худшей участью, лишь бы не возвращаться обратно в тот злополучный дом, где ждали только боль и страдания. На какое-то мгновение Сяо даже искренне поверил в то, что ему удастся сбежать, но… Увы. Судьба к нему была не благосклонна. Сил ему едва хватило на то, чтобы добежать до опушки леса. После — ноги просто перестали держать Сяо. Колени его подкосились, мышцы свело судорогой, и он рухнул в снег, лишь чудом не ударившись головой о переплетённые черные корни деревьев. Тело, руки, ноги и даже лицо ощущались единым целым с промерзшей землёй — казались такими же холодными, как лёд. А когда позади послышались быстрые шаги и тяжёлое, злобное дыхание хозяина, сердце мальчика тоже заледенело от страха. — Я назад не вернусь! — Сяо хотел крикнуть эти слова так громко, чтоб снег с деревьев посыпался, но вышло лишь едва слышно прохрипеть их себе под нос. С трудом он приподнялся на локтях и стал ползти: медленно, но упорно, упрямо, до боли в челюстях сжимая зубы. Сяо загребал руками снег, уже не чувствуя холода, а по венам его разливался обжигающий страх, отчаяние и надежда. Такая глупая и сильная надежда на то, что ему удастся скрыться, удастся сбежать и начать новую жизнь подальше отсюда. «И мясо буду есть каждый день!» — неожиданно и совсем не к месту пронеслось в мыслях Сяо, — «А может и больше! И два раза в день, и три, и…» — Попался! — рев хозяина раздался прямо над головой, оборвав все мысли. Удар ботинком по спине мгновенно вышиб весь воздух из лёгких Сяо. Мальчишка едва мог вдохнуть, не слыша ругани сквозь звон в ушах, зато треск собственных костей, напротив, был слышен весьма отчётливо. «Нет, нет, нет… Я не вернусь, никогда туда не вернусь!…» — суматошно думал Сяо. Он бы произнёс эти слова вслух, даже прокричал бы, но не мог себе этого позволить: прямо сейчас все его силы уходили на попытки сопротивления. Столь же отчаянные, сколь и безуспешные. Это было почти неосознанно: тело двигалось само, повинуясь инстинктам. Сяо метался в исступлении под весом огромной ноги, давящей ему на лопатки, загребал ногтями снег, пытаясь выползти, остервенело рычал и визжал, как дикий звереныш, — всё это оказалось бесполезным. Силы скоро оставили мальчика, а хозяин всё так же непоколебимо возвышался над ним, с силой прижимая к земле. Терпеливо ждал — прямо как хищник в засаде. Как только злость и отчаяние, которые давали ему силы, иссякли, Сяо почувствовал себя как никогда разбитым. Терять надежду было… больно. Слишком больно, и сравниться с этим не могло даже чувство, с которым ныло тело от его бесконечных синяков и ран, следующее за мальчишкой по пятам. Возможно, настолько плохо ему было только в то злосчастное утро, когда он очнулся ото сна у постели больной мамы и так и не услышал ни её дыхания, ни стука замученного сердца. Шум крови в ушах резко заглушил весь мир вокруг. Усталый, измученный Сяо едва ли чувствовал, как на воротнике тисками сжимаются руки хозяина, а грубая сила тянет его вверх, встряхивая, словно котёнка, и не мог разобрать ни слова из его очевидно длинной тирады. Впрочем, он и так знал наизусть всё, что мог сказать ему хозяин: обещания наказать его, побить, лишить еды и просто громкая ругань на чём свет стоит. Сяо слышал это уже так много раз, и ничего не отличало сегодняшний от десятков и сотен других. Абсолютно ничего. Очевидно, кроме поражения, ударившего под дых слишком больно. Упущенная свобода на языке отдавалась чем-то горьким, мерзким. В тот момент холод, голод, усталость и отчаяние разом навалились на Сяо, отрезав его от всего мира на мгновение. Возможно, именно из-за этого он и не расслышал, как совсем рядом захрустел снег под весом чужих шагов. — Постойте, господин! От незнакомого, звонкого голоса виски тут же прострелило болью, но Сяо всё равно медленно приподнял голову и повернулся на звук. Сквозь снежинки на ресницах ему удалось разглядеть впереди силуэт: какой-то совсем маленький, странный, несуразный даже… Мальчишка изо всех сил старался сфокусировать взгляд, но единственным, что ему в итоге удалось увидеть сквозь пелену тумана, оказались странные руки незнакомки. Или, если сказать точнее, её рукава — такие длинные, что тащились следом за ней по снегу. «И зачем нужны рукава, которые волочатся по земле? Пачкаются же…» — подумалось ему. Хозяин, меж тем, молчал. Но раз уж он застыл на месте, по-прежнему держа Сяо за воротник, мальчик хотя бы мог быть уверен — и силуэт, и голос не были плодами его искалеченного воображения. — За что вы так ругаете это бедное дитя? — невинным голосом поинтересовалась незнакомка. Судя по скрипу снега, ставшему громче, она подошла ещё ближе. Возможно, даже вплотную. Сяо не мог сказать наверняка: усталость взяла своё и, едва хозяин отпустил его воротник, он вновь безвольно рухнул головой в снег, закрывая глаза и погружаясь в кромешную темноту. Единственное, что он ещё мог делать, это слушать незнакомый, но такой звонкий девичий голос прямо над головой, с трудом вникая в слова. «Может, она спасет меня?» — Сяо бы посмеялся над собственной наивностью, если бы были силы. — За то, что решил сбежать, — хриплый голос хозяина ударил по ушам. Сяо не ожидал от него подобной любезности, — Детям… не следует ходить по лесу в одиночку, особенно зимой. О, эта издёвка в его голосе, умело выдаваемая за искреннюю заботу… Сяо уже тошнило от неё. А самое обидное, что именно на эту заботу он и попался — ещё тогда, когда соблазнился горячим супом и теплом, пышущим из-за приоткрытой двери, и поверил в то, что ему помогут. Возможно, и незнакомку этот голос убедит. Но повисшая ненадолго тишина в воздухе отдавалась неясным напряжением, почти ощутимым физически. Сяо даже почудилось на мгновение, что посреди заснеженного леса он остался один, а затем до его ушей донёсся лёгкий смешок. — Интересно… — тихо промурлыкала незнакомка, — Вы ругаете и наказываете бедного мальчика за побег, потому что не хотите потерять ни одного раба, даже такого слабого и маленького? Или вам, добрый господин, просто нравится чувство власти над кем-то столь беззащитным? Воцарившаяся тишина была поистине оглушающей. Сяо лежал на снегу, почти засыпая, но даже до его угасающего сознания дошёл смысл сказанных незнакомкой слов. И, о, Архонты, мальчишка очень живо представлял себе, как сейчас вытянулось лицо его хозяина, как вздулись от злости вены у него на горле. Он ведь явно не ожидал, что его обман будет раскрыт так легко. И тем более не ожидал, что кто-то скажет эти слова ему прямо в лицо так бесстрашно! Ох, теперь этой девушке точно несдобровать… Сяо по себе знал: хозяин был страшен в гневе. Настолько, что справиться с ним порой было невозможно даже взрослому человеку, а последствия довольно сильно варьировали — даже Сяо иной раз за свои проступки мог отделаться просто крепким подзатыльником, а мог быть и избит до полусмерти. — Тебя это не касается, оборванка, — злобно отчеканил он наконец. Должно быть, и правда сильно рассердился, — Мальчишка принадлежит мне, и я распоряжаюсь его жизнью! А если будешь задавать слишком много вопросов, то окажешься в одних кандалах с ним. С последним словом хозяин сильно встряхнул Сяо, снова подняв за шиворот над землёй. Его громоподобное рычание могло напугать кого угодно, особенно вкупе с грозным взглядом, который — мальчик был уверен в этом — сейчас насквозь прожигал загадочную незнакомку. Бедная… Сяо даже было её немного жаль. Возможно, если бы она просто прошла мимо, если бы не вмешалась, то ничего бы и не случилось — ей не пришлось бы сейчас беспокоиться о собственной жизни. Но вопреки ожиданиям Сяо, незнакомка вдруг усмехнулась и проронила одну-единственную фразу: — Как грубо, — её мягкий голос вдруг стал подобен морозу: такой же вкрадчивый, тихий, колючий, таящий в себе неприкрытую угрозу. Всё произошло слишком быстро. Хозяин вдруг отпустил его, бросая обратно в снег, и до боли знакомый хруст его кулаков сразу вызвал у Сяо дрожь. Он собирался напасть. Он собирался наказать. И пусть наказание в этот раз предназначалось не ему, мальчишка всё равно инстинктивно вскинул руку вверх, закрывая голову от удара. Теперь последние слова хозяина уже не казались пустой угрозой. Сяо очень живо представлял себе, как будет сперва кричать, вырываться в страхе, а позже — тихо стонать от боли незнакомка. Возможно, она даже не сможет идти после того, как её изобьют, и тогда хозяин потащит её волоком прямо по снегу, ничуть не беспокоясь о её ранах. И наверняка она, оказавшись вместе с Сяо в злополучном доме у трущоб, проклянет его, проклянет хозяина и своё дурацкое любопытство, которое и завело её сюда. Действительно… И врагу такой участи не поделаешь. Сяо не сомневался в том, что его предположения верны — должно быть, сказывался богатый жизненный опыт. Но отчего-то вместо ожидаемых криков боли и ужаса он услышал кое-что другое: ещё один короткий смешок, хруст снега, отмеривший три небольших шага в сторону, а следом за ним раздался свист. Короткий, мелодичный, но громкий, словно… подзывающий кого-то. И прежде, чем Сяо успел подумать о возможном союзнике незнакомки — человеке или, быть может, псе, который бы прятался за деревьями всё это время, — где-то за спиной затрещали ветки. Сквозь шум пробивалось тяжёлое, хриплое, будто рычащее дыхание, а кроме него — стук тела кого-то, спрыгнувшего наземь. По звуку напоминало спелый плод закатника, упавший на землю, но только тяжелее раз эдак в пятьсот. «Медведь?» — предположение было глупым и явно ошибочным, но хотя бы объясняло рычание. К собственному удивлению Сяо не услышал больше ничего: ни ожидаемых криков хозяина, полных если не гнева, то страха, ни рычания кого-то, чьё тело с такой силой грохнулось наземь, ни голоса незнакомки и даже хруста снега под чужими ногами. Зато через мгновение слух резанул странный, чавкающий хруст и бульканье, а голову Сяо окропили густые, горячие брызги. Мальчишка судорожно втянул носом воздух. Так пахла кровь. Маленькое сердечко застучало быстрее, стоило Сяо слизнуть её с губ: на языке тут же растекся отвратительный металлический привкус. «Неужели и правда убил?...» Сяо не хотел верить в то, что добрая незнакомка, чьего лица он даже не успел увидеть, сейчас лежит на снегу со вспоротой глоткой, а её кровь вкусом железа растекается у него на языке и обжигает замёрзшую кожу. Неизвестность сжимала ему горло, не позволяя сглотнуть. Лишь огромным усилием воли Сяо заставил себя приподнять голову над снегом и хоть на секунду открыть глаза. Прямо перед ним, глядя в небо пустыми, безжизненными глазами, лежала снесенная с плеч голова хозяина. Почему-то Сяо не чувствовал ужаса. Скорее… Облегчение. Возможно, даже радость: всё-таки кровь на его лице и языке не принадлежала странной незнакомке, а больше мальчишку в данный момент ничего не беспокоило. О том, кто или что снесло хозяину голову таким быстрым, точным и выверенным движением, Сяо не думал вовсе. Он вообще больше ни о чём не думал. Усилие над собой для мальчика оказалось последней каплей, и он медленно опустил голову на рыхлый снег, уже не чувствуя даже того, как холод кусает его щёку и правое ухо. Со смертью хозяина ушёл куда-то весь страх, и теперь Сяо не волновало даже то, что посреди заснеженного леса он остался совсем один — обессиленный, измученный, брошенный умирать всего в шаге от долгожданной свободы. Таком обидном шаге — некому было вернуть его обратно равно как и подтолкнуть вперёд. А незнакомка, исчезнувшая было из виду ненадолго, на самом деле никуда не уходила. Падающий в забытье Сяо с трудом различал её силуэт среди белоснежного пейзажа. Она тихонько вздохнула, будто безмолвно сожалея о случившемся, но после — она без толики брезгливости перешагнула отрубленную голову у себя на пути, сделала ещё шаг и остановилась рядом с Сяо. Мальчишка по-прежнему не мог увидеть её лица: незнакомка стояла, вытянувшись в полный рост, а у него не осталось сил, чтобы даже поднять взгляд повыше, поэтому единственным, что Сяо мог увидеть, были её худые белые ноги. Босые. Ещё и со странным браслетом на одной из них. Бессознательно Сяо потянулся рукой вперёд — то ли прося помощи, то ли желая прикоснуться к браслету из-за взыгравшего любопытства — и вслед за этим веки его потяжелели, плавно опустились, обращая белый мир вокруг в темноту, мягкую и успокаивающую. Тихий голос над головой обратился в неразборчивый гул. Сяо почти не почувствовал, как его подняли с промерзшей земли, прижимая к чему-то тёплому и живому, оборачивая его маленькое тело одеялом и словно обещая — больше холода и страха не будет. Голова вдруг стала такой лёгкой… Сяо доверчиво сжал в кулачке край одеяла, держась за него, как утопающий за соломинку, пока тело его медленно погружалось всё глубже и глубже в спасительную темноту. «Какой дурак станет ходить по снегу босиком?» — мелькнуло напоследок в угасающем сознании Сяо, прежде чем он окончательно провалился в сон.

***

Иногда Сяо видел сны о маме. Но сны эти были всегда очень… странными. В них невозможно было толком разглядеть черты её лица, не получалось, даже прислушавшись, разобрать её слова или узнать голос, но только во снах Сяо всегда знал и мог быть уверен — мама жива, мама здорова и никогда его не оставит. Сны были такими туманными и путанными, но Сяо наивно верил в то, что они настоящие: приглушенный мамин голос ведь казался таким знакомым, а её прикосновения — такими реальными! В своих снах Сяо ни секунды не сомневался в том, что залитая теплым солнечным светом комната, ароматно кипящая над огнём еда и счастливая, довольная мама, держащая его на руках, — это реальность. Такая приторная, до тошноты слащавая и счастливая реальность, о которой он всегда мечтал. И тем больнее было каждый раз просыпаться на холодном полу ненавистного дома, с горчащим на языке осознанием того, что это — никакая не реальность. Иногда такие ночи выбивали из колеи гораздо больнее обычного, а иногда — наоборот, давали Сяо силы жить дальше. В последнее время мама начала сниться ему гораздо чаще. Будто желая облегчить хоть немного боль и страдания Сяо в его реальной жизни, во сне она гладила его по голове, позволяя бесконечно долго лежать, пристроившись у её колен. Иногда мама с ним о чём-то тихо говорила, перебирая неразборчивые слова на языке и волосы Сяо между пальцев, иногда молчала, а чуть чаще — пела. Те старенькие, простенькие мелодии, слова и мотивы которых Сяо уже забыл, вдруг приобретали всё новые и новые детали и краски, которые неизбежно исчезали на рассвете. Такое пробуждение приносило Сяо особенно много горечи и боли. И даже так, зная, каким ужасным будет возвращение к реальности, он готов был падать в эти сны снова и снова, лишь бы только ещё раз услышать, как его мама пела. А пела она и сейчас. Слова на давно забытом наречии отдавались в ушах слабым звоном, и разобрать их было почти невозможно. И пусть… Было достаточно и того, что мама просто поёт. Что-то неуловимо отличало сегодняшний сон от многих других. Сяо не понимал, почему так ломит кости и отчего его тело бьёт озноб, но чувствовал себя в безопасности — впервые за много-много месяцев. На задворках памяти мелькали отрывисто какие-то странные и путанные воспоминания: о морозе, кусающем лицо, о холодном воздухе, от которого пылали лёгкие, о криках, леденящих живую кровь. Воспоминания, кажется, ему не лгали, но Сяо не боялся. Он был твёрдо уверен в том, что ничего плохого с ним просто не могло случиться, пока его придавливало к постели своим весом старое теплое одеяло, а мама сидела совсем рядом и тихонько напевала ему старую колыбельную родом из сердца Ли Юэ. Должно быть, он заболел… Поэтому так гудит голова, а одеяло кажется неподъемным. Поэтому и крики из воспоминаний вызывают страх — то мама пыталась завести его домой, пока не простудился, а Сяо так не хотел её слушаться, порываясь поиграть в снегу ещё немного. Вот и заболел… А мама, хоть и наругала, теперь поёт ему ту старенькую колыбельную, которая почему-то всегда помогала успокоить боль. Сяо не стал сопротивляться. Напротив — он только крепче закрыл глаза, а одеяло натянул до самой макушки, прячась от света, шума и вдыхая невольно знакомые запахи: пыль, шерсть, раскалённое тепло очага и засушенные дикие травы, которые особенно сильно щекотали нос. Как будто поощряя его действия, мама ласково похлопала Сяо по бочку, укрытому одеялом, и…

Травы? Откуда в их доме взялись дикие травы?

От этой мысли у Сяо холодок пробежал по спине. Сон вдруг схлынул. В желании убедиться он вдохнул ещё раз — нос снова защекотали пряные запахи сушеных трав. А следом мальчик напряг слух и ужаснулся, когда мама тихонько затянула новый куплет.

Это был совсем не мамин голос.

Знакомый мираж комнаты, залитой солнечным светом, сразу развеялся. Исчезло драгоценное чувство безопасности и покоя, исчезли тепло и уют, и только нарастающее чувство страха и холод внутри оставались с Сяо. Бессилие и беспомощность сковали его маленькое тельце так внезапно, и теперь казалась невыполнимой задача откинуть в сторону душащее одеяло. Сесть на постели — тем более. Даже ухватиться за край было невозможно, и Сяо начал задыхаться. Чтобы сдвинуть одеяло чуть ниже и открыть глаза, Сяо потребовалось нечто большее, чем просто сила воли. Мутным, расфокусированным взглядом он едва ли мог различить поодаль свет от очага, прорезающий давящую темноту. Рыжие всполохи огня плясали на стенах, но не позволяли различить даже очертаний… Чего? Комнаты? Большого зала? Сяо действительно не знал, чего ему ожидать, но как только его взгляд немного прояснился, то он оторопело замер на месте. Это была… пещера? Не то чтобы Сяо никогда не видел пещер изнутри… Просто смутили размеры — ему показалось, что каменный свод и неровные, покрытые сколами стены терялись в непроглядной тьме, которую уже не мог разогнать свет очага, и оттого пещера казалась поистине огромной. Ни в какое сравнение не шла с теми, которые Сяо видел раньше, когда ходил с мамой к подножию гор или в лес, чтобы…

Лес.

Сяо ухватился за это слово, чувствуя: оно важно. Мысли его ползли со скрипом, едва ли быстрее улиток, но мальчику удалось кое-что вспомнить. Безмолвный белый лес. Снег под ногами, в котором он утопал при каждом шаге. Погоня и леденящий душу страх, а потом странная девушка и… Мальчик с трудом сглотнул ком в горле, когда перед глазами на удивление живо встало последнее воспоминание. Отрубленная голова хозяина, выпученными, безжизненными глазами глядящая в небо. Если тогда — Сяо отчётливо помнил! — отрубленная голова не вызвала у него страха или паники, то теперь эти чувства захлестнули его целиком, заставляя предательски задрожать что-то глубоко внутри. К горлу подступила тошнота. Голова у мальчишки мгновенно заболела от бесконечных, хоть и закономерных вопросов, которые он теперь задавал сам себе в надежде отыскать ответы. Что убило хозяина? Это был зверь? Монстр из старых сказок? Человек необычайной силы или нечто даже более ужасное? Убило ли оно и ту странную незнакомку? Ну, хотя бы на последний вопрос Сяо мог ответить себе сам — незнакомка жива. По крайней мере она была жива до того момента, пока он не провалился в забытье от холода и усталости. Но прежде, чем хотя бы слабое облегчение легло на плечи Сяо, его вдруг поразила новая ужасающая догадка: А вдруг незнакомка и была чудовищем, которое убило хозяина?! Это объясняло её бесстрашие, а кроме него — необычайно длинные рукава… Теперь Сяо, взбудораженный собственными страхами, свято верил — под белым шёлком, который волочился за ней по снегу, странная девица скрывала длинные-длинные когти, острые, как ножи! Или, может, там были щупальца?... Нет, точно когти, которые отрезали хозяину голову! Вот так просто! А ещё больше Сяо верил в кое-что другое: если бы он тогда не сдался, если бы ему хватило сил поднять голову выше, то он бы успел разглядеть перепачканное кровью лицо незнакомки, её острозубую улыбку и горящие первородной яростью глаза. Даже под толстым и тёплым одеялом теперь было холодно. Сяо чувствовал, как леденеют от страха его руки и ноги, чувствовал, как холод ползёт всё выше и выше, цепляет когтями шею, грозя задушить его, а в худшем случае — тоже снести ему голову с плеч одним точным ударом. Сяо лежал, едва дыша, и от страха не смел шевельнуться. В руках он с силой сжимал злосчастное одеяло, будто оно могло его хоть как-то защитить, и всем своим тельцем, напряжённым до предела, готовился к… к чему-то. Не зная, для чего, он изо всех сил храбрился, старался дышать тише и уговаривал себя не двигаться, чтобы не оказаться схваченным. И всё равно бедный мальчишка вздрогнул от неожиданности, когда чей-то голос — тот самый, который он сквозь сон принял за мамин, — запел новый куплет старой колыбельной. Тихо-тихо, нежно, словно боялся разбудить. Скосив, насколько это было возможно, глаза, Сяо разглядел в полумраке силуэт, сидящий к нему вполоборота. Свет очага едва выхватывал из темноты черты незнакомого лица, колебанием пламени то ожесточая их, то наоборот смягчая, аккуратно ложился на плечи и грудную клетку, отмеряя чужие вздохи, но оцепенеть Сяо заставило кое-что другое. Когда силуэт, не прерывая своей песни, вдруг приподнялся и потянулся руками вперёд, чтобы что-то взять, в свете огня Сяо отчётливо разглядел их — длинные рукава из белого шёлка, под которыми наверняка прятались чудовищно острые когти. И пусть Сяо обещал себе не двигаться, не издавать ни звука, чтобы не навлечь на себя смерть, он просто не успел зажать ладошкой рот — предательски громкий всхлип из его горла вырвался раньше, сразу нарушив размеренную гармонию песни. Мальчишка зажмурился от страха и до крови прикусил язык. Он думал, что острые когти тут же окажутся у его глотки или мучительно больно сожмут плечо. В крайнем случае — ожидал, что незнакомка повернётся к нему лицом и в темноте блеснёт своими хищными глазами и белыми зубами, разразившись ненормальным, безумным хохотом. Вот прямо сейчас! Но прошло десять секунд, тридцать, минута… Ни того, ни другого, ни третьего в итоге Сяо не дождался. Когда он решился приоткрыть один глаз, загадочная девушка уже вернулась на своё место, продолжая петь, и как будто вовсе не собиралась не то что убивать бедного испуганного мальчика, но и в принципе обращать на него внимание. Это… сбивало Сяо с толку. Но зато случилось кое-что другое. Ещё через несколько минут любопытство Сяо взяло верх над страхом, и стоило ему приподняться на локтях, с шорохом приспуская одеяло с плеч, раздался новый звук — сквозь девичье пение фальшивой нотой прорезался чей-то негромкий рык. Сяо тут же в страхе забился в угол своего лежбища, вновь с головой накрылся одеялом, будто щитом, и замер. В мыслях лихорадочно пронеслись все известные ему молитвы. Тут же вспомнилось и то, что он уже слышал этот рык — там, в безмолвном заснеженном лесу, всего за мгновение до смерти хозяина. Тогда Сяо подумал — медведь. Теперь он бы действительно предпочёл медведя любому чудовищу, которое гипотетически могло так рычать. От медведя хотя бы знаешь чего ожидать… — О, правда? — это точно был голос той девушки из леса. Разве что сейчас он звучал не так громко, не так холодно и не так надменно, но всё ещё вызывал у Сяо мурашки по коже, — А я и не услышала… Пусти-ка меня… В наступившей тишине послышался ещё один рык — на этот раз, казалось, чуть более недовольный и усталый, негромкий шорох, а затем — шаги. Босые ноги по камням шлёпали тихонько, но достаточно уверенно, и шаги становились всё громче по мере того, как незнакомка приближалась к укрытию Сяо, сокращая расстояние между ними неумолимо и очень, очень быстро. «Уходи, сгинь, оставь меня в покое!» — взмолился Сяо мысленно, закрывая ладонью ещё и нос, чтобы его точно не услышали, но в глубине души понимал — бесполезно. Его уже заметили, а значит совсем скоро найдут и… И что дальше? Сожрут его? Убьют просто забавы ради? Снова упекут в рабство, от которого он пытался сбежать, рискуя жизнью? Сяо не мог с уверенностью сказать какой из надуманных им вариантов был хуже. — Э-э-эй… — обманчиво нежный голос раздался прямо над головой, и Сяо судорожно вздохнул от испуга, — Ты ведь уже не спишь, правда? Сяо надеялся, что его не станут мучить долго. Но незнакомка, будто зная наперёд все его мысли, нарочно издевалась: вместо того, чтобы одним уверенным движением сорвать одеяло с тельца Сяо, она ухватилась за верхний его край и потянула вниз медленно, щекоча шерстяной тканью лицо и шею мальчика. И он не выдержал. Едва одеяло соскользнуло ему на скулу, Сяо подскочил на месте, резким, отрывистым движением сбрасывая с себя одеяло и отталкивая ужасный белый рукав с когтями внутри, а затем закричал: — Стой, не трогай меня! — эти слова должны были прозвучать мужественно, может, даже устрашающе, а вышло скорее плаксиво. И сжатые в кулачки руки, которые Сяо предупредительно выставил перед собой, ситуацию не особо спасали. Из-за стука крови в ушах мальчишка едва расслышал испуганный писк, с которым отшатнулась от него незнакомка. — Стою! — она то ли всерьез, то ли с издёвкой подняла руки — то есть, рукава, — вверх, как будто вовсе не намеревалась нападать, — Не трогаю… Её голос, как ни странно, дрожал. Они смотрели друг на друга, замерев на месте, всего лишь несколько коротких секунд. Из-за полумрака, царящего в пещере, лицо незнакомки оказалось частично закрыто тенью, но даже так Сяо, немного привыкший к темноте, успел разглядеть достаточно. Она выглядела вполне… обычно. Не совсем так, как мальчик представлял себе. Светлая кожа, немного курносый нос, обыкновенные, но будто бы седые волосы — все эти детали Сяо были знакомы, а потому не вызывали отвращения или испуга. Дрожь в его сжатых до боли кулаках немного унялась, когда на юном девичьем лице Сяо не увидел ни оскала, ни брызг засохшей крови, ни даже угрозы. А вот в глазах… «Голубые…» — Сяо попытался сосредоточиться на цвете. Глаза незнакомки напоминали ему чистое небо, море, тайную реку глубоко в лесу и атласную ткань, которую он однажды увидел на рынке в руках у торговца. А важнее всего для Сяо было то, что никакой первородной ярости в этих глазах не оказалось — только сочувствие, волнение и капелька страха то ли за себя саму, то ли за него. Это несколько ослабило тугой узел напряжения в груди. Когда Сяо медленно, всё ещё недоверчиво опустил руки ниже и расслабил сжатые кулаки, незнакомка последовала его примеру — её задранные вверх рукава плавно опустились вниз, а сквозь незаметные прорези в ткани на свет вдруг показались её белые, совершенно обычные руки с аккуратными пальчиками. И никаких когтей. Она улыбнулась, а руки примирительно подняла к груди, пытаясь сказать — всё хорошо, нечего бояться. — Я тебя не обижу, — незнакомка улыбалась ему ласково, и Сяо окончательно расслабил плечи: увидел, что и зубы у неё были нормальными, а не острыми, как он надумал себе, — Как тебя звать? Она удивительным образом располагала к себе — вот что Сяо понял сразу. Почему-то теперь пещера уже не казалась ему такой страшной, как прежде, а образ чудовища, которым он представлял незнакомку, на глазах рассыпался в пыль. Мальчишка, уже набрав воздуха в грудь для ответа, вовремя прикусил язык. Нежный, чарующий голос подействовал на него дурманяще. Действительно, разом успокоились все его тревоги, почему-то совсем исчез страх, а нестойкое желание довериться незнакомке наоборот стало только крепче. В тот момент Сяо готов был не только назвать доброй девушке своё имя, но и рассказать ей всю свою историю, и даже поведать о всех своих печалях и горестях, ничего не утаив, словно они были знакомы всю его жизнь. Но… Что же, однажды он уже ошибся, решив довериться незнакомому человеку, и эта ошибка стоила ему долгих месяцев жизни в заточении и му́ке. Мама предупреждала его — не верь, Сяо, не верь незнакомцам, что так доброжелательны к тебе. Обманут! И в этот раз он всё же решил прислушаться к наказу мамы, а не к собственному сердцу. — Кто ты? — нотки недоверия и страха в голосе Сяо прорезались с новой силой, — Где я? Как я здесь оказался? Для верности он даже отодвинулся от незнакомки подальше, а руки снова сжал в кулаки, держа их наготове. Перемены в его настроении оказались довольно… резкими. Ещё секунду назад Сяо был спокоен и даже расслаблен, но теперь он ощерился вновь: то ли от испуга, то ли от чего-то ещё, и настроен он был довольно решительно. Незнакомка непонимающе похлопала ресницами, но злиться не стала — решила просто рассказать Сяо то, что он хотел услышать. — Меня зовут Гуй Чжун, — начала она, миролюбиво сложив руки у колен, — Сейчас ты в убежище, здесь тебе ничего не угрожает. Мы спасли тебя от смерти в лесу, помнишь? О да, Сяо прекрасно помнил. А ещё он помнил, что за минуту до его спасения эта Гуй Чжун — или же кто-то, кто был с ней среди тех снегов, — подарила смерть другому человеку. Смерть быструю, но наверняка безумно болезненную и жестокую. И почему-то сейчас Сяо изо всех сил пытался не думать о том, что эта смерть была абсолютно заслуженной: не хотел, чтобы эта странная девица почувствовала себя правой. Убийство в Ли Юэ всё ещё оставалось преступлением, независимо от того, что в жизни успел натворить убитый! Но вместо того, чтобы ядовито напомнить ей об этом, Сяо ухватился за другие слова Гуй Чжун: — Мы?... — о, значит она всё-таки была не одна тогда. Гуй Чжун только легонько покачала головой, но вот ответить не успела: где-то у неё за спиной раздался шорох, тяжёлые шаги и знакомый зловещий рык — скорее, простое ворчание, но у Сяо даже от него по спине ощутимо пробежались мурашки. А затем в свете огня у противоположной стены пещеры показался странный силуэт. Огромный, змеевидный, не имеющий ничего общего с человеческим, он тянулся вверх, глядя на всю пещеру недобро сверкающими глазами, полными превосходства. В то мгновение Сяо показалось, что над ним нависла сама смерть. В страхе он вжался спиной в стену пещеры, изо всех сил цепляясь за камень, а его лицо перекосило от первородного ужаса. Так значит, вот какая у него судьба? Быть съеденным чудовищем, не успев даже толком глотнуть свободы? Теперь Сяо действительно сомневался в том, что было хуже: день за днём влачить своё несчастное существование в плену или доживать свои последние минуты на воле, из-за страха холодея от макушки до самых кончиков пальцев. Сяо до смерти перепугался в тот момерт. Реакция Гуй Чжун была несколько… иной. А если точнее, то она, кажется, вообще не чувствовала страха. Когда она увидела, как изменился в лице Сяо, в её глазах бедному мальчику почудилось недоумение, а сразу следом за ним — понимание. Едва позади раздались грузные шаги и рычание, Гуй Чжун тут же поднялась на ноги, без колебаний подошла к страшному существу ближе и донельзя возмущенным голосом вздохнула: — Перестань… — она протянула руки вверх, и огромная голова тут же потянулась к ней в ответ, ворча, — Ты его пугаешь! И Сяо, который замер в страхе у стены, ахнул, как только Гуй Чжун повернулась к свету. Огонь очага мгновенно осветил и её, и того, чью голову она так безбоязненно и нежно держала в объятиях. Сяо ужаснулся — это был дракон!

Настоящий дракон!

Сяо, как и любой другой житель современного Ли Юэ, в жизни не видел настоящих драконов, но в своём предположении был абсолютно уверен. Дело было даже не столько в разыгравшейся интуиции, сколько в том, что чудовищный силуэт ужасно сильно напоминал ему рисунки из одной старой книжки и всё те же мамины рассказы. Длинное змеевидное тело, казалось, чисто физически не могло замереть на месте. С каждым вздохом, с каждым лёгким покачиванием дракона на лапах свет от огня заставлял бесчисленные чешуйки на его теле вспыхивать золотом, складываясь в одним Архонтам известные узоры. Взъерошенная грива отливала на свету цветом яркого летнего солнца, вытянутая морда поблескивала нежно-золотым, а вот глаза… Глаза дракона отчего-то напомнили Сяо глыбы дикого кор ляписа. Сяо смотрел на сказочное чудовище перед собой широко раскрытыми глазами, не понимая, от чего он дрожал — то ли от безумного страха, то ли от благоговения, то ли от едкого чувства стыда. Ведь мамины легенды — те, в которые он никогда не верил, — на самом деле оказались правдивы: драконы существуют! «…они живут среди камней и трав, среди бескрайних лесов и высоких гор, даже умело прячутся среди простых людей — наблюдают, отчего-то не решаясь присоединяться к миру смертных…» — тут же эхом отозвался голос мамы где-то глубоко внутри. Сяо на мгновение опустил взгляд в сторону Гуй Чжун. Она без капли страха прижалась щекой к вытянутому драконьему носу и что-то негромко ему шептала, каждое своё слово сопровождая недовольным постукиванием пальцев по чешуйчатой морде. И дракон, как ни удивительно это было для Сяо, наказание переносил стойко, без пререканий, лишь изредка ворча сквозь зубы. «Про драконьих заклинателей мама не рассказывала…» — подумалось вдруг Сяо. А ещё ему подумалось кое-о-чем другом. Мысль о том, что таинственным союзником Гуй Чжун был не человек, не пёс и даже не медведь, а настоящий дракон, до сих пор не устоялась у мальчишки в голове. Однако, стоило признать, что этот факт объяснял многое: рык в лесу, убитого нечеловеческой силой и мастерством хозяина, а также огромное гнездо, в котором Сяо уже проспал Архонт знает сколько времени и продолжал сидеть до сих пор, сжимая сухую траву между пальцев. — Извини… — Гуй Чжун подала голос неожиданно, и Сяо не сразу понял, что она обращается к нему, — Моракс не хотел тебя пугать, правда! Дракон, названный Мораксом, повернулся к Сяо, смерив того внимательным взглядом хищных янтарных глаз, в котором не угадывалось ни капли сожаления. Не хотел пугать, значит? У мальчика по спине ощутимо пробежали мурашки — настолько тяжёлым и обжигающим ему показался этот взгляд. Если честно, как бы ни хотелось, в слова Гуй Чжун ему не верилось. — Это… — слова застряли у Сяо в горле, и он разжал один кулачок, чтобы робко указать пальцем на Моракса. — Дракон, — энергично закончила за него Гуй Чжун, похлопав того по скрытому в темноте боку. Гулкие шлепки тут же эхом разлетелись по всей пещере, — Самый что ни на есть настоящий! Но Сяо, кажется, всё ещё не верил своим глазам. Он смотрел на Моракса, а во взгляде его ясно читался вполне закономерный вопрос — сплю я или это просто галлюцинации? Для верности он даже потянулся рукой к плечу, с силой ущипнув кожу на нем сначала один раз, а затем и второй — просто для собственного успокоения, чтобы уж точно не сомневаться. И да, даже после этого дракон вместе со странной девушкой по-прежнему оставались на месте, глядя на Сяо то ли с недоумением, то ли с любопытством. И это его не убедило. Тогда мальчишка наконец решился, выдохнул и потянулся зубами к своим бедным покусанным пальцам. Возможно, это не устроило Гуй Чжун. Прежде, чем Сяо успел в очередной раз до крови прокусить себе кожу, она встала на носочки, шепнула что-то дракону и за гриву потянула его вперёд — к гнезду. Сяо и глазом моргнуть не успел, как его новая знакомая присела рядышком, вот только на этот раз Моракс составил ей компанию. Тяжёлая драконья голова, увенчанная золотыми рогами, опустилась на край гнезда с ворчливым вздохом, тут же обдав ноги Сяо тёплым воздухом, и тот испуганно замер, едва касаясь собственного пальца клыками. — Не веришь в то, что видишь? — лукаво и в то же время понимающе спросила она, шустро схватив Сяо за запястье, — Тогда… Может, своим рукам ты поверишь больше, чем своим глазам? Бедный мальчик даже не сразу понял, как его рука избежала участи быть покусанной, оказавшись в неожиданно крепкой хватке Гуй Чжун. Вот и смысл сказанных ею слов тоже дошёл не сразу. «Только не говори мне…» — отчетливо читалось в глазах испуганного Сяо, только-только осознавшего её ужасный план. Гуй Чжун в своём решении была непреклонна. — Он не укусит, — заверила она, но пляшущие в её глазах черти доверия особо не внушали. Мальчишка и так был до смерти перепуган, а когда Гуй Чжун потянула его руку ближе к драконьей морде, то и вовсе предпочёл закрыть глаза. Он надеялся, что так станет легче, но легче не стало ни капельки: теперь воображение услужливо рисовало Сяо картины того, как его бедная рука сперва оказывается в пасти дракона, а затем — исчезает в его глотке, откушенная одним быстрым движением огромных челюстей. «А может, он вообще меня всего съест?!» — щёлкнула паническая мысль, но поддаться ей Сяо уже не успел. Когда Гуй Чжун дотянула его до драконьей морды и приложила к жёсткой чешуе ладонью, Сяо показалось, что его обманули. По ощущениям больше походило на то, что никакого дракона там нет, а рукой он прикоснулся всего-навсего к немного остывшему железному котелку. Сяо, в целом, не был против такого варианта. Однако, стоило ему открыть глаза, пришлось удостовериться в собственных заблуждениях: его ладонь сейчас действительно лежала на длинной спинке драконьего носа, кончиками пальцев цепляя чешуйки. Да и горячий воздух, которым Моракс обдал его на выдохе, довольно ощутимо напоминал о реальности происходящего. Вообще… Сяо не смог бы сказать этого в слух, но он признавал: всё было не так уж и плохо, как показалось на первый взгляд. Страшный сказочный дракон, каким бы грозным ни выглядел, всё ещё не съел его, а на робкие прикосновения, хоть и направляемые рукой Гуй Чжун, реагировал вполне спокойно. Страх Сяо за собственную жизнь немножко ослаб. — Совсем не страшно, правда? — хихикнула Гуй Чжун, выждав ещё с минуту, прежде чем отпустить его дрожащее запястье. — Да… — подтвердил мальчик. Стоило ему оказаться без поддержки Гуй Чжун, перед глазами почему-то всё поплыло, — Совсем не… Договорить Сяо не успел. Весь мир, сосредоточенный в пещерке, вдруг закружился, завертелся, увлекая бедного мальчишку в самую гущу буйства красок и запахов, а затем неожиданно потух. Чувство дежавю сильно дало по голове: Сяо вдруг почувствовал себя так, словно он снова оказался в том заснеженном лесу и точно так же безвольно рухнул всем телом в белые сугробы, позволяя жестокой природе вытягивать из себя все соки. Только теперь Сяо не чувствовал того лютого холода, а упал не на снег и не на промерзшую землю — всего лишь обратно в гнездо, пахнущее сухой травой и теплом. И голос Гуй Чжун, вновь из громкого и отчетливого превратившийся в неразборчивое бормотание, тоже был ему хорошо знаком.

***

В пещере не было ни окон, ни дверей, ни тем более часов. Лишь поэтому Сяо не мог сказать точно о том, сколько времени он провел в отключке на этот раз. Две минуты? Десять? Пару часов? «Или, может, пару дней?» — подумалось ему, когда от голода ощутимо свело желудок. Сяо на самом деле не знал, сколько времени он уже провёл без еды, но по его собственным ощущениям выходило где-то дня два или три. Всё тело нещадно болело, горло саднило от каждого вздоха... Возможно, бывало и хуже, но сейчас ему — уставшему, потерянному, едва насмерть не замёрзшему — казалось, что хуже быть уже не может, и голод это чувство только укреплял. В этот раз колыбельная на незнакомом наречии не отдавалась тихим эхом в глубине пещеры, и Сяо разбудило кое-что другое: запах. Приятный, поистине восхитительный запах, который дурманом пробивался даже сквозь толстое одеяло и его затуманенный разум. Это был запах еды. Рот мгновенно наполнился слюной, а желудок призывно заворчал. Неважно, что это была за еда и насколько хорошо она была приготовлена, сейчас Сяо волновало только то, как бы ему поскорее до этой еды добраться, чтобы наконец-то утолить свой зверский голод. Бесславно умирать от истощения, когда самые страшные испытания уже осталось позади, он точно не хотел. История повторилась. Сяо открыл глаза — перед помутненным взглядом терялся в темноте всё тот же свод пещеры, где-то в стороне с тихим треском догорал огонь в очаге, а ладони приятно покалывали душистые сухие травы из гнезда. А как только он приподнялся на локтях, не без усилий отбросив в сторону душащее одеяло, где-то в глубине пещеры раздался знакомый ворчливый рык. Сяо вскинул голову. Пара внимательных янтарных глаз наблюдала за ним издалека, а слабый свет огня изредка выхватывал из темноты очертания драконьей морды. Значит, всё-таки это ему не приснилось. Хотя какая-то доля опасений ещё осталась внутри, в этот раз мальчик довольно быстро смирился с мыслью о том, что драконы из маминых сказок и легенд действительно существуют, а вот этот конкретный — Моракс, кажется? — выглядит, конечно, достаточно грозно, но на самом деле не хочет ему навредить. По крайней мере сейчас. А ещё прежний панический страх перед драконом отчего-то ослаб: теперь Сяо было почти смешно от того, что он испугался огромной ящерицы. Смешно, да… Как будто это не он позорно грохнулся в обморок, едва прикоснувшись к этой самой огромной ящерице. Возможно это время, проведённое в рабстве, так оставило свой отпечаток на Сяо, а может голод сейчас просто волновал его чуть больше драконов, но стадия страха у него сменилась стадией смирения. Так или иначе, вслед за рыком раздался и другой, чуть более знакомый и привычный уху Сяо человеческий голос. — Уже? — судя по характерному шуму, на пути к гнезду торопливая Гуй Чжун успела пару раз споткнуться. Однако, она так ни разу и не упала. И то ли Сяо спросонья был таким заторможенным и слабым, то ли Гуй Чжун оказалась слишком резвой, но не успел он даже сесть поудобнее, как девушка уже оказалась с ним рядом. — Как самочувствие? — поинтересовалась она, присев у края гнезда. Голос Гуй Чжун звучал весело и беззаботно, но глаза выдавали беспокойство. Возможно, ей действительно было стыдно за ту её великолепную идею: помочь Сяо перебороть страхи, буквально заставив его погладить дракона. И что в итоге? Бедный ребёнок с перепугу потерял сознание, а очнулся лишь чудом. Ну и разве можно назвать такое знакомство удачным? В ответ Сяо многозначительно промолчал, но показательную гримасу всё же скривил. Исключительно из-за того, что на разговоры у него не осталось ни сил, ни желания, а не из-за обиды на Гуй Чжун, конечно же. Она заметно стушевалась. — Я подумала, что ты голоден… — сконфуженно пробормотала она, и только теперь Сяо заметил тарелку, которую Гуй Чжун всё это время держала в руках. В нос снова ударил божественно приятный запах еды, но теперь Сяо мог говорить с уверенностью: в миске лежало мясо. Настоящее, свежее, ароматное и ещё дымящееся! После всего того, чем ему пришлось питаться в жизни, даже такая небольшая порция обычного тушёного мяса казалась мальчику настоящим подарком Архонтов. Он тут же забыл и о гримасах, и об обидах, и даже о собственной слабости, стоило Гуй Чжун протянуть ему тарелку. Но едва протянув свои руки в ответ, Сяо замер. Вспомнил. Тарелка была горячей. Прямо-таки обжигающе горячей, судя по тому, как поднимался и мгновенно исчезал над ней белесый пар. И эту тарелку Гуй Чжун сжимала между рукавов, по-доброму, ласково улыбалась, протягивала её Сяо, так и подбивая его принять подарок небес. Мальчик с трудом сглотнул вставший в горле ком. Вся эта сцена до боли, до тошноты напоминала ему тот злосчастный зимний день, когда он позволил инстинктам взять верх над благоразумием и повёлся на такую же точно тарелку с едой — даже более скудной, но от этого не менее привлекательной для бедного оголодавшего мальчишки. О, архонты, как же сильно он хотел бы ещё хоть раз в жизни довериться кому-то и не пожалеть об этом, но теперь… Теперь, когда Гуй Чжун, сама того не ведая, напомнила ему об уже допущенной однажды ошибке, Сяо понял: бесполезно. Как ни старайся, миру он больше доверять не станет. Голод был силён, но страх Сяо все же оказался сильнее. Медленно, неохотно он опустил руки и отстранился от тарелки и приветливой улыбки Гуй Чжун, не собираясь попадаться на эту уловку второй раз. Эта еда… Она не стоила риска, и Сяо искренне пытался себя в этом убедить, мысленно прикидывая другие варианты. Всё-таки он мог уйти из пещеры и попытаться найти еду снаружи, правда? А если не получится, то всегда можно просто набить желудок снегом, покуда не повезёт поймать что-нибудь получше. Его огорчённый вид, опустившиеся от бессилия руки, потухший взгляд — всё это Гуй Чжун поняла по-своему, поэтому поспешила добавить: — Она немножко горячая… Я подержу, — заверил заботливый голос, — А ты лучше ешь, только не торопись. Никто не отнимет. С этим словами она перехватила тарелку поудобнее и протянула к Сяо тем краем, из-за которого выглядывала небольшая ложка. Это… Сбивало с толку. Для Сяо ловушка по-прежнему была очевидной, но теперь что-то изменилось: так неуловимо и так резко, что все мысли в бедной маленькой голове куда-то испарились. «Тогда было по-другому…» — это было то единственное, глухо стучащее в мыслях Сяо, которое теперь повторялось раз за разом, снова и снова отдаваясь эхом где-то внутри. Тогда было по-другому. В улыбках на чужих лицах читалась затаенная враждебность и насмешка. Гуй Чжун улыбалась ему мягко и светло, почти как наполовину забытая мальчишкой мама. Тогда было по-другому. Тарелку, до волдырей обжигающую руки, ему отдали сразу — просто так, как будто поторапливая съесть всё разом, пока не отняли. Гуй Чжун не позволила ему обжечься, а в глазах её честностью переливалось обещание — никто ничего у тебя не отнимет, Сяо. Тогда было по-другому. Ошейник на его тонком горле затянулся моментально, лишь звякнув напоследок замком. Сейчас Сяо чувствовал лишь то, как призывно щекочет ему кончики пальцев такое желанное чувство свободы. Возможно, голод оказался слишком сильным: настолько, что помутившийся разум Сяо был готов придумать любые оправдания этой слабости, лишь бы он наконец-то поел. Возможно, сейчас мальчишка снова собирался совершить самую большую ошибку в своей жизни. Обменять свою свободу, таким трудом добытую, всего-то на плошку еды… Звучало как очень плохая идея. Но даже если это было действительно так, даже если он собирался бездумно шагнуть навстречу своей погибели, едва его живот снова жалобно заворчал, Сяо понял: сил сопротивляться у него просто не осталось. Скрепя сердце, он взялся за ложку. Глотать собственную слюну было уже больно физически, но Сяо всё равно на мгновение задержал ложку у рта, то ли пытаясь разглядеть или унюхать в еде яд, то ли просто желая оттянуть этот миг ещё немножко. Но руки перестали его слушаться. С первым проглоченным кусочком мяса забитый, измученный Сяо наконец-то почувствовал себя живым. Со вторым пришло поломанное временем ощущение человечности. А третий на языке отдавался вкусом настоящей свободы — той, к которой он стремился так долго. — Не спеши, — то ли ласково, то ли с сожалением ворковала ему на ухо Гуй Чжун, поднося тарелку ещё ближе, чтобы только Сяо не сомневался: не отберут. А он и не сомневался. Он искренне верил Гуй Чжун, просто не мог заставить себя успокоиться, поэтому и глотал мясо целыми кусками, почти не жуя, лишь бы унять болезненное чувство пустоты в желудке. Как только первый — самый страшный — голод оказался утолен и пустые спазмы стали чуть слабее, Сяо стал есть медленнее. Он отдышался минуту, а следующий кусочек принялся жевать осторожно, не торопясь. Уже не было смысла. Перед глазами больше не витали дурацкие мушки, и спазмы не крутили живот. Теперь мальчишка мог подумать и о чем-то другом: например, о том, что это мясо на его вкус было немножко… пресным. Да, очень вкусным, но пресным: не хватало жгучего привкуса заоблачного перчика, сочности львиного зева или хотя бы щепотки соли. А ещё мясо было очень мягким. Сяо ел и не мог отделаться от мысли о том, что вместо мяса он на самом деле жевал нежные кусочки тофу, почти тающие на языке. Но стоило ему об этом подумать, на зубах что-то хрустнуло. Хрустнуло тихонько, слабо — то ли осколок кости, то ли хрящ, то ли просто сухожилие, но Сяо всё равно вздрогнул и замер, настороженно глядя на тарелку с оставшимися на дне кусочками мяса. Ему не показалось, но… почему таким безобидным хрустом до боли свело зубы? Разве ему было чего бояться? А секундой позже, когда что-то болезненно щёлкнуло в воспоминаниях Сяо, ему пришлось признать — да. Кое-чего бояться всё же стоило. Эти воспоминания он хотел бы считать просто долгим и дурным сном, но саднящее горло и сбитые ладони болью напоминали: всё было по-настоящему. И лес, и его побег, и... Сяо нервно сглотнул. Как бы ни было ему тревожно, теперь он просто обязан был задать вопрос, который всё это время крутился где-то у него в голове. — Я… — собственный охрипший голос показался совсем чужим, но мальчик продолжил, — Хочу кое-что спросить. — Спрашивай, — Гуй Чжун отозвалась доброжелательной улыбкой. Вопреки её настрою, Сяо не хотелось улыбаться в ответ. Он неотрывно смотрел на остатки мяса в тарелке и чувствовал, как голод сменяется быстро поступающей к горлу тошнотой — душащей, вот-вот готовой прорваться наружу. Сглотнуть вставший в горле ком Сяо удалось ценой нечеловеческих усилий да и то лишь со второй попытки, зажав рот рукой. Воспоминания, так живо и ярко стоящие перед глазами, никакой другой реакции вызвать просто не могли. — Что случилось с хоз… — Сяо прикусил язык, действительно заставляя себя не произносить это слово вслух. Никогда больше, — С тем человеком, который был в лесу со мной? Гуй Чжун слушала его внимательно, а теплота в её взгляде была такой искренней, но как только она услышала вопрос — добрая маска на её лице треснула. Уголки её улыбки дрогнули и неестественно скривились, а зажимаемая рукавами тарелка опасно задрожала, готовая вот-вот упасть и запачкать всё гнездо остатками еды. Она не ожидала этого вопроса. А даже если и ожидала, то явно не хотела, чтобы Сяо его задал, поэтому так сильно изменилась в лице. — Ах, с ним… Голос у Гуй Чжун дрожал не так сильно, как её руки: в нём куда более явно слышалась та ледяная злость, которая пробирала до костей не хуже самых лютых морозов. Злость, которая сквозила в её словах там, в лесу, где встретил свою смерть хозяин. В девичьих глазах Сяо успел увидеть холод, ненависть и… горькое-горькое сожаление? Мальчишка не был уверен в увиденном, а Гуй Чжун со вздохом отвернулась и закрыла глаза, не позволяя разглядеть получше. Неожиданно повисшая тишина на Сяо давила: он видел насколько резко жизнерадостная Гуй Чжун стала отстраненной и тихой, и даже если они были знакомы в сумме не больше двадцати минут, это всё равно ощущалось ужасно неправильным. Тишина, не заполненная её голосом, свободное место вокруг, не занятое эмоциональными взмахами её рук — это всё казалось неестественным и чуждым. И сбитый с толку Сяо молчал, кусая язык: не знал, что делать дальше. Однако, обида Гуй Чжун — если это, конечно, была она — не продлилась и двух минут. Вскоре она повернулась к Сяо лицом, тарелку с мясом предусмотрительно отставив в сторону, но села по-другому: чуть дальше от гнезда, прижав колени к груди. Молчала. Возможно, пыталась подобрать нужные слова. Сяо ждал ответа молча и неподвижно — страх перевешивал любопытство. В тишине пещеры единственными звуками оставались лишь треск огня в очаге и шум его дыхания. Стало ещё страшнее, когда шум — уже немного другой — послышался из того тёмного угла, откуда свет очага прежде выхватывал очертания драконьей морды и хищный блеск золотых глаз. Странное, непривычное рычание и топот грузных шагов раздались неожиданно. Сяо едва успел увидеть то, как огромная, неестественно длинная тень из угла устремилась в его сторону, а стоило моргнуть — Моракс уже был рядом с гнездом. Большая, увенчанная рогами голова теперь покорно лежала на коленях у Гуй Чжун, а длинное драконье тело сомкнулось вокруг неё кольцом. Так ласково и любовно, так… неожиданно. — Всё в порядке… — почти неслышно произнесла Гуй Чжун, зарываясь пальцами в густую гриву, но ответом ей было явно несогласное ворчание. Не то чтобы Сяо разбирался в тонкостях драконьей психологии, но сейчас даже ему было понятно — Моракс пытался её утешить. Ни слова не говоря, он как будто общался с Гуй Чжун на только им двоим понятном языке — языке взглядов и незаметных жестов, языке ласкового ворчания и бодания головой в живот. А она отвечала. С той же лаской и любовью отвечала, прочесывая золотую гриву пальцами, немного грустно улыбалась и слушала это ласковое ворчание так внимательно, словно и правда понимала всё до единого звука. Сяо неловко отвёл взгляд в сторону. Он был заворожен увиденным, но вместе с тем не мог отделаться от мысли, что застал что-то слишком личное, не предназначенное для чужих глаз. От этого становилось немного… неловко. На его счастье, разглядывать стены пещеры долго не пришлось: Гуй Чжун подала голос минутой позже. — Я не знаю, сколько ты успел увидеть и… сколько запомнил, — как будто издалека начала она, обращаясь к мальчишке. Она изо всех сил пыталась сгладить углы: Сяо это понимал, но слышать её отговорки больше не хотел. — Вы убили его? — сразу в лоб спросил он. Гуй Чжун поморщилась, но кивнула в ответ. И пусть теперь страх вновь пошатнул душевное равновесие Сяо, к ней он проникся каким-никаким уважением: по крайней мере Гуй Чжун не пыталась лгать или уклоняться от ответов, а сразу рассказала правду. Ужасную, нелицеприятную, зато правду! Для Сяо, обманутого целым миром, эта несчастная правда теперь была нужна как воздух, даже если она оставалась во много раз хуже, чем ложь. Целиком поглощённый своими мыслями, Сяо не сразу заметил повисшую заминку. Гуй Чжун молчала, но её сжатые кулачки и до крови покусанные губы ясно давали понять: она не закончила свой тяжёлый рассказ. — Этого не должно было случиться… — продолжила она расстроенно, — На самом деле мы лишь хотели немного припугнуть его и прогнать, чтобы помочь тебе, но… По её голосу, по мимике и жестам Сяо прекрасно понимал: Гуй Чжун не пыталась оправдаться. Скорее, она просто хотела рассказать всё, что в действительности произошло в снежном лесу, чтобы не заставлять бедного мальчишку гадать о случившемся. Когда она снова замялась, неловко потирая скрытое рукавом запястье, холодок пробежал по спине Сяо. Почему же Гуй Чжун молчала? Возможно, её мучила совесть, а может и что-то другое — стояло в горле комом, кусало за язык, не позволяло рассказать правду. Сяо с лёгким нажимом произнёс: — «Но» что? — Этот человек больше разозлился, чем испугался, — она пожала плечами, — Вообще-то я разозлила его специально, и вряд ли такие слова кто-то смог бы пропустить мимо ушей, да… Но, думаю, я немного перестаралась. Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривая, дрожащая, неестественная. Сяо уж тем более было не до улыбок. — Он хотел напасть на меня, — продолжала Гуй Чжун, — Даже учитывая нашу разницу в силе и размерах, думаю, я бы справилась с ним сама, но… Этот человек был настроен очень серьёзно. Наверное, он хотел задушить меня или просто поколотить до полусмерти, но не успел ничего сделать, потому что Моракс вмешался. Выдержав паузу длиной в несколько секунд, Гуй Чжун виноватым тоном добавила: — Он не любит, когда мне кто-то угрожает. Сяо недоверчиво почесал за ухом, думая — может, послышалось? В голосе Гуй Чжун он уловил вину и сожаление, которые совсем не вязались с рассказом о том, как её чуть не забили кулаками до смерти, а Сяо точно знал, что его хозяин на это способен. Даже зная, что могла пострадать, она всё равно жалела убитого хозяина? Сяо смотрел на нее и чувствовал одновременно недоумение и восхищение. А вот Моракс о случившемся явно не жалел. Слушая тихий монолог Гуй Чжун, он искренне пытался оставаться спокойным, но просто не мог: утробно рычал, загребал когтями каменный пол, оставляя на нём тонкие полосы и высекая искры каждым движением. Толстый хвост недовольно бил по полу — всё сильнее и громче с каждым словом — и ладони Гуй Чжун, покоящиеся на его рогах, дракона совсем не успокаивали. Сяо отсел чуть-чуть подальше от края гнезда. Исключительно для того, чтобы не попасть под удар, конечно же. — Я не думаю, что мне по-настоящему грозила смерть, — в словах Гуй Чжун вдруг послышался упрёк, а на дракона у своих ног она посмотрела с нажимом, — Но… Да, Моракс посчитал иначе, поэтому кинулся защищать меня и убил этого человека. Быстро и без промедления. Вспоминая голову хозяина, отсеченную одним точным движением, Сяо не мог не согласиться: это была достаточно быстрая смерть. Милосердная даже. Моракс ведь мог оторвать ему ноги и оставить истекать кровью. Или сожрать заживо, снимая слой за слоем кожу, мышцы, органы и кости. Или раздавить своей тушей и… Мальчик встряхнул головой, прогоняя красочные видения. Ему не хотелось об этом думать, не хотелось, как бы он ни ненавидел хозяина, во всех подробностях представлять его мучительную смерть, а больше всего Сяо не хотелось представлять себя на его месте. Но получалось паршиво, и он снова и снова возвращался к мысли о том, как выглядела бы его маленькая отсеченная голова, валяющаяся в снегу с остекленевшими глазами. Мурашки по коже… От роящихся в голове мыслей отвлечься сейчас было даже труднее, чем от голода в былые времена. «Как тяжело-то…» — мысленно вздохнул Сяо. Но сдаваться он не собирался, поэтому обвел пещеру взглядом, полным надежды, — просто хотел найти что-то, на что можно отвлечься. Не густо. Огонёк догорающего костра. Темные стены. Пыль и камешки на полу… Дракон, кольцом свернувшийся прямо у гнезда. Сяо глянул на Моракса исподлобья. Исполинское чудовище, настоящий, сильный дракон почему-то выглядел не слишком-то величественно сейчас. Когда он мирно лежал на полу, то не казался таким большим и страшным, как раньше. Моракс продолжал недовольно ворчать, огрызаться на Гуй Чжун, без слов доказывая свою правоту, но не сопротивлялся, когда она тихонько ругалась и щёлкала его по носу в наказание. Она не поднимала глаза. Возможно, не хотела видеть перепуганного лица Сяо, а может просто слишком стыдилась содеянного. «И поделом!» — подумал мальчик. Сяо и сам не мог понять, почему так сильно злился на неё, но это чувство… Оно было отчаянным, и всепоглощающим, и неприятным, и... И много чего ещё! Голова у мальчишки шла кругом. Было страшно и противно вспоминать мёртвого хозяина. А вспоминать всё то, что хозяин успел с ним сделать, было ещё страшнее и противнее, и Сяо не мог, как ни старался, прогнать из головы эти кошмарные видения. А тихий голосок совести в его мыслях пищал: Так нельзя! Он должен быть благодарен! Даже если страшно и противно, Сяо всё равно должен был быть благодарен! Он мог сколько угодно отмахиваться, не признавая этого, но факт оставался фактом: именно Моракс и Гуй Чжун спасли его от возвращения в ненавистное рабство, от гибели в руках хозяина, от мучительной голодной смерти в промерзлом лесу. Но — Сяо то и дело напоминал себе об этом — всё это случилось лишь ценой смерти хозяина. Безусловно, он заслуживал наказания за всё содеянное, просто… Вечно всё упиралось в это наивное и непонятное «просто». Мальчишка вздохнул. Подбирать иные, более подходящие слова сейчас казалось непосильным трудом, но он старался изо всех сил — просто чтобы сформулировать свои мысли точнее. Он не одобрял того, что сделали его новые знакомые, но и открытой ненавистью к ним не горел. В особенности после того, как услышал исповедь Гуй Чжун. Она ведь не хотела этого. Моракс лишь защищал то, что было ему дорого. Сяо вздохнул ещё раз. Всё это было как-то слишком сложно для одного дня… Да и для нескольких дней тоже, если честно. Голова у мальчишки гудела уже не от голода и боли, а просто от количества распирающих её мыслей. Вот что ему было делать? Принять случившееся, как данность? Закатить истерику? Или лучше вовсе сбежать без лишних слов прямо навстречу своей судьбе, а точнее — смерти, которая дышала ему в лицо холодным воздухом зимы. Ни то, ни другое, ни третье Сяо не устраивало. «Возможно, нужно ещё время…» — подумал он, нервно теребя в руках край рубахи. Мальчишка решил пойти на сделку со своей совестью и, успокоенный этим, поднял взгляд на своих притихших спасителей. А если быть точнее, то притихшей была только Гуй Чжун: Моракс же всё не желал мириться со своей участью. Теперь он сопротивлялся активнее: не позволял щёлкать себя по носу, зубами хватал белые пальцы Гуй Чжун каждый раз, когда она заносила руку над многострадальной чешуйчатой мордой, и не отпускал, ворча, словно щенок. Это выглядело даже… забавно, что ли. У Сяо в последнее время было не так уж много поводов для веселья, поэтому он совсем забыл о том, что значит смеяться. Губы, растянувшиеся в кривой, но искренней улыбке, дрожали, глаза сузились мягким прищуром, и даже внутри как-то приятно потеплело. По этим невзрачным чувствам Сяо на самом деле очень сильно скучал. От улыбки стало легче. Мальчишка немного расслабился, и его праведный гнев, обида, страх — всё тоже стало слабее. Уже и Моракс не казался кровожадным чудовищем, и в слова Гуй Чжун верилось побольше. Извиниться за недоверие, за злость, за подозрения всё же стоило, но… Попозже. Даже приняв всё случившееся, даже немножко с этим смирившись, Сяо ещё не был готов заводить этот разговор. Однако, развеять давящую атмосферу, уже порядком ему надоевшую, хотелось, поэтому после недолгого молчания он произнёс: — А я думал, что драконов на самом деле не существует… Эта сокровенная тайна пришла в голову первой. Признаваться в том, что не верил в мамины истории и легенды о драконах, когда настоящий дракон лежал буквально в двух шагах от тебя, ощущалось особенно странно и даже как-то стыдно. Гуй Чжун покосилась на него недоверчиво. Вопреки их нелёгкому разговору, сейчас Сяо выглядел спокойным и умиротворённым, ведь и в самом деле хотел на короткий миг забыть о смерти, о холоде и о жизни, которую он оставил позади. Отвлечься, пусть совсем ненадолго. И Гуй Чжун, судя по её реакции, отвлечься была только рада. — Как видишь, Моракс вполне настоящий! — энергично отозвалась она. С особым рвением Гуй Чжун приподняла тяжёлую драконью голову руками, поворачивая её к Сяо до одним, то другим боком. Моракс, несмотря на вредно клокочущее в горле рычание, не сопротивлялся. Да и возможности показать себя не упускал, охотно демонстрируя мальчишке трепещущую золотую чешую, величавые линии морды и даже тонкий язык, блеснувший промеж острых зубов. Моракс действительно был красивым, но это выглядело смешно. — Точно? — Сяо засмеялся. Обстановка потихоньку разряжалась. — А то! — девичий голос теперь звучал хвастливо, — Вот уже семьсот лет живу с ним, и пока что он никуда не исчезает! Сяо поперхнулся собственным смехом, когда смысл сказанных ею слов до него дошёл. — Семьсот?... — от кашля на глаза навернулись слёзы. Мальчишка смотрел на Гуй Чжун ошалело, растерянно и с какой-то непонятной надеждой. Думал: а вдруг послышалось? Или ещё лучше: Гуй Чжун просто над ним шутит! Сяо не знал, как там у драконов с продолжительностью жизни, но вот обычные люди живут едва ли пятьдесят лет, а никак не… — Семьсот! — уверенно повторила она, и мысль Сяо оборвалась. Не послышалось. Не пошутила. А он снова поперхнулся воздухом. И его непонимающий, даже обиженный кашель по всей пещере тут же разлетелся громким эхом.

***

Когда Сяо, мучимый болью и голодом, прижимался ночами к спинам товарищей по несчастью и беззвучно плакал от безысходности, моля Архонтов о шансе на новую жизнь, он не думал, что его молитвы хоть когда-нибудь будут услышаны. А ещё Сяо не думал, что новая жизнь окажется… такой. В тот безумно странный зимний вечер мальчишка решил остаться в пещере хотя бы до утра, прежде чем отправиться в путь. Просто чтобы чуть-чуть отдохнуть и набраться сил перед новым путешествием. Утром он решил остаться до вечера, а следующим вечером — до ещё одного утра. Дни сменяли друг друга удивительно быстро, восходами и закатами ведя отсчёт, а Сяо всё не покидал своего нового дома — только делал робкие шаги в сторону, топтался поблизости, заглядывая за такой далёкий и уже совсем не манящий горизонт. Его уход на поиски свободы затягивался, постоянно откладывался куда-нибудь подальше, а заветный день прощания так и не наступал. Гуй Чжун и Моракс не возражали. Проводя с ними сперва часы, дни, а позже недели и месяцы, Сяо постепенно свыкался с жизнью, не наполненной страхом и болью, свыкался с тем, что ему больше не нужно было голодать и мёрзнуть. А прежде всего он свыкался со всеми странностями, которые в его жизни появились. Его старую драную лежанку, гордо и незаслуженно именуемую кроватью, заменило гнездо, которое пахло сухой травой и щекотало во сне кончик носа. Еле-еле теплую спину соседа, о которую Сяо пытался греться в особо холодные ночи, сменил Моракс, чьё пышущее жаром тело согревало ничуть не хуже настоящей печки. Чужие грубые руки, не оставляющие на теле ничего, кроме синяков и ссадин, исчезли, а вместо них остались гладкие белые ладони Гуй Чжун, которые теперь часто с любовью гладили его по волосам. Всё это Сяо было незнакомо, но в этот раз он мог быть уверен: новая неизвестность не таила в себе опасности. На удивление, мамины легенды — те, которые были сложены ещё сотни, а то и тысячи лет назад, — во многом оказались точны. Драконы действительно прятались среди лесов и гор, не приближаясь к людям. Драконы действительно не нарушали, как бы ни хотелось, хрупкого равновесия между собственным миром и миром людей. И драконы действительно приходили на помощь несчастным в трудные минуты, не требуя впоследствии никакой награды, — именно это случилось и с ним. День ото дня Сяо узнавал своих новых знакомых лучше: наблюдал, слушал, и сам порой задавал вопросы, подбирая их как можно осторожнее и аккуратнее. Бояться ему было нечего, а Сяо всё равно боялся, хотя и сам не знал, чего именно — оступиться ли, коснуться какой-то запретной темы, нагрубить по неосторожности? Это было даже смешно. Ведь он ещё недавно нарушал все мыслимые и немыслимые правила, то и дело зарабатывая себе наказания одно другого хуже, а теперь… Теперь боялся надуманных им же границ. Но страхи таяли на глазах, почти как снег в лесу под весенним солнцем. Постепенно завеса тайны перед Сяо приоткрывалась, пока судьба давала ему ответы на всё, что его так или иначе интересовало. К примеру, имя его спасителя. — Почему ты зовёшь его Мораксом? — спросил Сяо однажды, свесившись с края гнезда и с любопытством наблюдая за драконом и Гуй Чжун, восседающей прямо у него на спине. Моракс лежал смирно и абсолютно неподвижно. Сегодня Гуй Чжун решила вычесать ему гриву: объявила об этом не терпящим возражения тоном, а потом строго запретила ему дёргаться на ближайшие часа два. И Моракс, как это ни удивительно было для Сяо, ей повиновался. Очень скоро дракон задремал. Теперь он лежал на полу и сотрясал стены пещеры бесстыдным храпом, а вместе с его вздымающимися боками и Гуй Чжун, сидящая прямо на чешуйчатой спине, плавно двигалась то вверх, то вниз. Вместо ответа она непонимающе покосилась на Сяо, даже прекратив на минутку расчёсывать спутанную гриву. Сконфуженный мальчишка решил поставить вопрос иначе: — Я имею ввиду… Откуда ты знаешь, что это его имя? — он смущённо ковырнул ногтем край гнезда, — Ты понимаешь драконий язык? Сяо в целом удивляло наличие имени у дракона. В маминых сказках драконы обычно не носили никаких имён. Правда, в нескольких для простоты повествования эти чудовища были хоть как-то названы, но то были человеческие имена, привычные для Ли Юэ, а потому Сяо совсем в них не верилось. Ему почему-то казалось, что имена у драконов, если они вообще у них были, должны быть совсем другими, не похожими на его родной язык. В этом плане Моракс действительно соответствовал его представлениям о загадочном драконьем роде. — Нет, — Гуй Чжун развела руками, а затем добавила, — Ну, то есть… Не совсем. Она стряхнула с гребня вычесанный клочок шерсти и вернулась к своему занятию, параллельно продолжая рассказ: — Даже если драконий язык и существует, в мире нет никого, кто мог бы меня ему научить, — девушка вздохнула, — Всё немного проще. За время, проведённое с Мораксом, я лишь стала лучше его понимать. Сначала было сложно, но понемногу я научилась различать его эмоции, его меняющееся настроение, а в его рычании я даже могу разобрать слова! Голос Гуй Чжун звучал невероятно уверенно, но Сяо её энтузиазма разделить не мог. На дремлющего дракона он покосился с недоверием: в компании своих новых знакомых он провел уже достаточно времени, но до сих пор ему казалось, что на морде Моракса всегда было написано лишь недовольство и плохо скрываемая злость, а в его рычании слышалась одна только угроза. И как Гуй Чжун могла разобрать что-то ещё? — А имя… Тут другая история, — она улыбнулась, — Когда я впервые спросила его об имени, он зарычал в ответ и этот рык мне чем-то напомнил слово "Моракс". Я стала звать его Мораксом, и… Ну, раз он не сопротивляется, то это значит, что он согласен на такое имя, да? Сквозь полудрёму Моракс, услышавший собственное имя, только что-то заворчал. Одобрительно и беззлобно, судя по мягкой улыбке на губах Гуй Чжун. — Значит, точно ты не знаешь? — уже без былого энтузиазма произнес мальчик. — Нет, — Гуй Чжун вздохнула, — И я часто жалею об этом. — Жалеешь? — Жалею, — повторила она, выпутывая из драконьей гривы клочки пожухлой травы, — Моракс понимает меня, я понимаю его, но всё же в нашем общении есть определенные… сложности. Преодолеть их невозможно, и я часто напоминаю себе, что над чем-то мы с ним не властны, но… Ох, иногда мне действительно не хватает возможности поговорить с ним, как с обычным человеком, и… Не хватает его слов. Гуй Чжун была искренне раздосадована — это было понятно и по её голосу, и по обиженному выражению лица. Мальчишка мог её понять: любой бы на её месте расстроился из-за того, что не может нормально поговорить с родным человеком. И всё же он не сдержал лёгкой улыбки: — А мне показалось… — смущённо поделился он, — Что вы и без слов прекрасно понимаете друг друга. Гуй Чжун тоже ответила ему улыбкой — немного лукавой, но доброй и признательной. Возможно, факт того, что Сяо с таким благоговением и интересом наблюдал за их отношениями, смущал её, но лишь самую малость. А вот Моракс, оказывается, только притворялся спящим: хвост, после слов Сяо радостно застучавший по полу, выдал его с головой, равно как и полное отсутствие неловкости в его утробном ворчании. Каждый день в пещере, скрытой в самой глубине леса, привносил в его жизнь что-нибудь новое, интересное, необычное. Сяо становился смелее. Он запоминал слова и действия Гуй Чжун, запоминал едва уловимые различия в ворчании Моракса, запоминал их привычки и характеры и со временем, сложив в голове хоть сколько-нибудь цельные представления о своих спасителях, уже мог сделать выводы. С Мораксом, к примеру, всё было просто: он — дракон, который не подчинялся обычной человеческой логике, а это делало его в равной степени интересным и непредсказуемым. Несмотря на вроде бы пугающий вид и вполне реальную угрозу, витающую в воздухе рядом с ним, больше всего он напоминал Сяо кошек, которые иногда встречались в трущобах. Как и кошки, Моракс подолгу и часто спал, предварительно выбрав себе местечко получше, охотился, пусть больше для азарта, чем для дела, и любил бесцельно наблюдать за жизнью вокруг, высунув голову из пещеры или растянувшись прямо у входа. Но иногда… Иногда он мог быть и таким, как в тот холодный день на опушке: безжалостным и диким, готовым рубить головы направо и налево. В такие моменты Сяо особенно отчётливо вспоминались слова Гуй Чжун. «Он не любит, когда мне кто-то угрожает…» — о, не то слово. Моракс приходил в бешенство всякий раз, когда на горизонте появлялось что угодно, хотя бы отдаленно напоминающее угрозу. Моракс оберегал её ревностно, порой даже сильно перегибая палку, как будто Гуй Чжун была сделана из настоящего золота — а уж золото, невзирая на их легендарную бескорыстность, драконы любили, как ничто другое. Сяо… Не нашёл в себе решимости спросить о причинах такого поведения. При всех его недостатках, Моракс оставался довольно надёжным и добротным спутником, а страх перед ним медленно, но верно слабел. Сяо было достаточно и того, что это исполинское чудовище грело его по ночам и позволяло иногда прокатиться на своей спине, а сожрать не пыталось даже тогда, когда мальчишка по неосторожности отдавливал ему лапы или спотыкался через растянувшийся по всей пещере хвост. И если с Мораксом всё действительно было достаточно просто, то с его спутницей вышло немного иначе. Гуй Чжун была немного… странной. Не в плохом смысле странной, просто немного своеобразной. Наверное, слово «чудна́я» подходило больше всего, но она все равно нравилась Сяо, и вовсе не из-за того, что теперь она была единственной ниточкой его связи с миром. Она была доброй, чуткой и заботливой, а вместе с этим — взбалмошной, бесстрашной и активной, одновременно и напоминая Сяо его умершую маму, и не имея ничего общего с ней. Мальчишка не мог себе этого объяснить, но Гуй Чжун его к себе притягивала: он верил каждому её слову, за её ненавязчивой лаской и заботой тянулся изо всех сил и никак не мог насытиться этим забытым чувством покоя, которое поселилось в пещере и в его маленьком сердечке. Сяо чуял нутром — Гуй Чжун, какой бы легкомысленной чудачкой ни казалась на первый взгляд, была на самом деле источником невероятного количества знаний. Вот только делилась этими знаниями она по-своему. Осмелевший Сяо донимал её каждый день. Ему было безумно интересно узнать обо всем: о её жизни, о Мораксе, о пещере, о лесах, о других драконах, о звёздах в небе и много о чём ещё. На какие-то вопросы Гуй Чжун ему отвечала честно и полно. На какие-то не до конца. На некоторые — видно, особо тяжелые, — вообще предпочитала молчать, и Сяо, невзирая на собственное любопытство, не требовал от неё ответов. Он до сих пор не знал как Гуй Чжун попала в этот лес. Не знал, была ли она бессмертной всегда, ещё задолго до знакомства с Мораксом, или просто оставалась человеком-долгожителем все эти семьсот лет. Не знал, почему она вообще оказалась под покровительством сказочного дракона и вела себя так, будто это было чем-то совершенно обыденным. И… Сяо тем более не знал, о чём Гуй Чжун тихо плакалась Мораксу в те редкие-редкие ночи, когда кошмары выдергивали её из беспокойного сна. На его памяти таких ночей было всего три, но Сяо не решился спросить ни об одной: его беспокойное маленькое сердце чувствовало, что эти кошмары — не то, чем Гуй Чжун захочет с ним поделиться. Да, узнать правду хотелось до жути, но Сяо каждый раз до крови прикусывал язык, сглатывая эти вопросы снова и снова, напоминал себе: он тоже не обо всём хотел бы рассказать, и Гуй Чжун имела право на собственные тайны. А если она вдруг захочет… Что ж, он был уверен — тогда Гуй Чжун обо всём расскажет ему сама. А время в заколдованном лесу летело незаметно. Сяо едва уловил, как прошли мимо сначала весна, а за ней жаркое лето и промозглая осень. Дни то текли неспешно, то мчались куда-то быстрее ящериц в траве, и после себя оставляли чувства совершенно разные. Непонимание, радость, печаль, страх, любопытство, обиду — Сяо переживал их искренне, наслаждаясь всем, что ему преподносила жизнь. Он даже смирился со странностями. Больше не казалось таким уж невероятным то, что сказочный дракон носит его на спине, берет с собой на охоту и, покуда Сяо прячет лицо в его золотой гриве, тихо крадётся сквозь лесную чащу, скрытый от чужих глаз. Больше не вызывали тревоги те вопросы, на которые Гуй Чжун так и не дала ему ответа, ведь Сяо просто подумалось — а какая разница? Может, ему и вовсе не нужно об этом знать? Больше не хотелось сбежать туда — далеко-далеко, на поиски мнимой свободы за несуществующим горизонтом. Поменялось многое, что-то приелось, с чем-то пришлось свыкнуться, но Сяо нравилась его новая жизнь. Мальчишка думал, что всему необъяснимому либо уже нашёл объяснения, либо просто не нуждался в них, но… Вопрос — старый, важный, когда-то давно оставшийся без ответа, — пришёл в голову сам по себе, когда с наступлениеп зимы Сяо босыми ногами прошёлся по первому снегу. Точно так же, как по нему ходила Гуй Чжун ровно год назад, подметая длинными рукавами землю. На свои маленькие белые пальцы, зарывшиеся в снег, будто в песок, мальчик смотрел одновременно спокойно и непонимающе, мысленно вопрошая: «Разве это возможно? Разве снег и песок на самом деле одинаковы?» Его мысленные вопросы в любом случае оставались без ответа, и тогда Сяо покосился влево, без тени злости или осуждения взглянув на своих спасителей. Гуй Чжун веселилась прямо на выпавшем снегу, шагала, кончиками пальцев рисуя по земле замысловатые узоры, и всё смеялась — искренне, восторженно, как ребёнок, впервые ступивший в снежную зиму. А Моракс с непритворным интересом наблюдал, сидя совсем рядом и выдыхая то и дело клубы белого густого пара. Так это было… естественно, что ли. Возможно, всё то же самое происходило и в прошлую зиму, и в позапрошлую, и даже в ту, что была сто лет назад: Гуй Чжун точно так же танцевала на снегу под заинтересованным взглядом дракона. Сяо зачерпнул рукой побольше снега и уверенным шагом двинулся вперёд, держа его на вытянутых ладонях, как подарок. — Теперь ты скажешь мне? — проронил мальчишка, становясь рядом с Гуй Чжун. — О чём? — последовал ответ. Теперь она переступила со снега на длинный драконий хвост. По её глазам — спокойным, бесхитростным — Сяо и так видел: Гуй Чжун всё понимала. Понимала, что рано или поздно мальчишка снова задаст этот вопрос, год назад оставшийся без ответа, и дело было даже не в его неуёмном любопытстве. И всё же он решил играть по правилам, повторив свой вопрос: — Почему даже спустя семьсот лет ты до сих пор жива, если ты обычный человек? — Сяо перевёл взгляд на свои босые ноги. Снег должен был обжигать их ледяными прикосновениями, но мальчишка совсем не чувствовал холода, — И… Почему до сих пор жив я? Почему меня не забрали болезни, если город страдает от чумы? Почему я не умер от голода, если за месяц не съел ни крошки? Почему не замёрз насмерть, если пролежал целый день в сугробах и льду? Сяо задавал себе эти вопросы каждый день, а к ответу не приблизился ни на шаг. Гуй Чжун ему не отвечала, а Моракса он до сих пор не понимал достаточно хорошо, чтобы спрашивать его о чем-то. Приходилось довольствоваться неведением. Но сегодня Сяо отчего-то был уверен: он получит ответ. И не ошибся. — Драконы очень не любят расставаться с тем, что им дорого, — туманно произнесла Гуй Чжун, играючи разводя руки в стороны и шагая по спине Моракса, как по бревну, — Не важно, идёт ли речь о вещах или о людях. Сяо молчал. Её слова звучали правдоподобно и на самом деле многое объясняли — чрезмерную опеку Моракса, как минимум. Ещё немного подумав, мальчишка произнёс: — Так Моракс дарует тебе бессмертие? — Вроде того! — Гуй Чжун на кончиках пальцев дошла до драконьей поясницы и плавно села на неё, — Не уверена, что понимаю, как это работает. Она беззаботно засмеялась, и Сяо тоже не удержался от короткого смешка. В этом была вся Гуй Чжун: принимала всё как должное, не пытаясь узнать подробности, не стремилась дорваться до знаний, за которые другие готовы были убить… Возможно, в этом и был секрет её долгой и счастливой жизни? — Может быть, Моракс делится с тобой собственными годами жизни? — задумался, возведя глаза к небу, мальчик. — Может, — охотно согласилась та, — Значит, когда я ему надоем, он просто заберёт у меня всё дарованное, и я тут же рассыплюсь в пыль! И Гуй Чжун снова захохотала, но на этот раз — из-за реакции Моракса. Спокойно лежащий на камнях дракон после её слов взбеленился и несогласно зарычал, а от громких ударов его хвоста у Сяо земля под ногами задрожала. Рык дракона был страшен, но мальчишка даже не боялся: он во все глаза смотрел на то, как искренне и заразительно смеялась Гуй Чжун, как стучала от бессилия кулачками по чешуйчатой спине и играючи отпихивала от себя драконью морду, а Моракс всё сильнее злился. — Да ладно тебе! — выдохнула она минутой позже, когда от смеха уже начал болеть живот, — Я поняла, что ты меня никогда не бросишь! Обиженную — без преувеличения, смертельно, — морду Моракса она притянула к себе ближе. Он продолжал недовольно ворчать, еле сдерживая в глотке рык, но все же позволял Гуй Чжун безнаказанно тискать себя, ласкать, зарываясь пальцами поглубже в густую гриву. Окончательно его успокоил только короткий поцелуй в кончик носа — туда же, куда частенько прилетали и щелчки в наказание. — Кстати говоря… Получается, что он делится своей собственной жизнью и с тобой, Сяо, — вдруг добавила она. В ответ на недоумевающий взгляд мальчишки Гуй Чжун лишь указала сперва на его босые ноги, а затем на свои собственные, как будто намекая: на снегу, не чувствуя никакого холода, они стояли вдвоём. Вот тогда-то Сяо и осенило. Болезни, холод, голод, сама смерть, которая прежде каждый день дышала в затылок, — всё это сказочный дракон от него отвёл, заботливо укрыв своей золотой тенью. А ещё Сяо вдруг вспомнил… В маминых легендах совсем редко, но упоминалось некое благословение — что-то, что драконы могли ниспослать достойным. «Драконы преподносят такой дар очень-очень редко. Настолько редко, что о нём почти никто и не слышал…» — вдруг отозвался в воспоминаниях смутный голос мамы, и у Сяо тут же мурашки пробежали по спине, — «В благословение дракона мало кто верит, но оно существует… Оно красит человеческую кровь в золотой цвет, а жизнь продлевает настолько, что времени хватило бы обойти весь континент по сотне раз и не споткнуться ни о болезни, ни о раны…» Что же… Мама оказалась права. И в очередной раз Сяо постыдился себя прежнего — того, который не верил ни единому слову из её сказок, а теперь сам в этой сказке оказался. Да ещё в какой! Мальчик поднял голову и взглянул на своих спасителей совершенно другими глазами — понимающими, осознающими. Возможно, семьсот лет назад Гуй Чжун точно так же оказалась в этом лесу: случайно забрела, спасаясь от чего-то, а оставшись оказалась повязана благословением Моракса. Так и прожила… Ровно до момента, пока Сяо не свалился им на головы. Моракс прекратил ворчать и вытянул шею, нависая над мальчишкой. Мудрые янтарные глаза видели его насквозь: дракон будто прекрасно понимал, о чем думал Сяо, и своим взглядом только подтверждал все его мысли. Да, крошечный мальчишка, драконы существуют и драконьи благословения тоже существуют. Гуй Чжун получила такое много лет назад, теперь получил его и ты. — Да… — он улыбнулся, вытянул руку вверх и ласково почесал горячий драконий нос, — Получается так. Путь к пещере прошел в полном молчании. На этот раз почетное место на драконьей спине пустовало: Сяо до сих пор не верил в то, что он мог так спокойно ходить по снегу, а Гуй Чжун просто не слишком любила ездить верхом. За неуёмным энтузиазмом мальчишки она наблюдала с любопытством, а за руку его держала ответственно, умело уводя от любых ямок и корней, о которые он мог споткнуться по невнимательности. Сяо с минуту прислушивался к тому, как звучно хрустит снег под тяжёлыми шагами Моракса, как скрипит еле-еле под его собственными ногами, но каждую секунду эти звуки перебивал другой — лёгкий стук камешков на браслете Гуй Чжун, который мелодично звенел при каждом её шаге. Мальчик задумчиво покусал губу с минуту, прежде чем, тяжело вздохнув, произнести: — Когда ты это поняла? — он нервно сжал ее теплую ладонь, всё ещё сомневаясь в том, стоило ли задавать этот вопрос, — Ну… Что стала бессмертной? Гуй Чжун взглянула на него, но промолчала. Пара секунд, десять, двадцать… Как будто собравшись с мыслями, она медленно ответила: — Не знаю, — камешки в браслете тоненько звякнули, — Когда впервые провела неделю без еды, следуя за Мораксом по бесконечной дороге. Когда впервые прошла босиком по раскалённым камням и не обожгла ног. Когда по глупости угодила в капкан и все пальцы испачкала золотой кровью, но так и не почувствовала боли… Сяо слушал её внимательно, кивая, и верил каждому слову — всё было почти как с ним, лишь с совсем незначимыми различиями. — А ещё я думала… — вдруг добавила она, сжимая ладошку Сяо крепче, — Может, на самом деле я умерла семьсот лет назад? Может, на самом деле Моракс не дракон, а мой ангел-хранитель, который встретил меня на границе миров и провёл туда, где больше не будет боли? Сяо удивлённо вскинул голову, тут же споткнувшись о торчащий из земли корень, и даже Моракс непонимающе фыркнул что-то вслед своим спутникам, но Гуй Чжун была на удивление серьёзна. Точнее, пыталась быть: невесёлое выражение лица она пыталась исправить ласковой улыбкой, так и говорящей — не стоит беспокоиться. И Сяо было так непривычно, так больно видеть её расстроенной, что он без раздумий выпалил: — Значит… Мы с тобой оба мертвы? Теперь фырчание Моракса стало возмущенным: у него, видимо, в голове не укладывалось, что и Сяо поддержал эту глупую идею, поверив в то, что он — дракон! — на самом деле какой-то дурацкий ангел, провожающий путников в посмертие. А вот Гуй Чжун сперва оторопела, но мгновением позже — повеселела, и её грустное лицо тут же осветила мягкая улыбка. — Ну-у-у… Кто знает? Жизнь-то штука непростая, — протянула она, пряча смешок в рукаве, — Если да, то я определённо точно не смогу сделать… Так! И, не дав Сяо времени сообразить, девушка с победоносным кличем кинулась щекотать его. Он не ожидал от Гуй Чжун такого, но… Сяо бы солгал, если бы сказал, что не был в тот момент по-настоящему счастлив. От хохота и вездесущей щекотки он даже не смог устоять на ногах: рухнул в снег вместе с Гуй Чжун, точно так же щекоча её в ответ и смеясь с ней в унисон так громко, что ледяная пыль с деревьев осыпалась. В тот день жизнь Сяо окончательно разделилась на две совершенно разные части: обычную человеческую, что мучительно неспешно текла до судьбоносной встречи с драконом в зимнем лесу, и новую — неизвестную, манящую, не ограниченную крохотной человеческой жизнью. В тот день сам по себе отпал вопрос о том, куда ему стоило уйти, ведь ответ стал очевиден — уходить не нужно вовсе. Его дом здесь, среди разнотравья и могучих деревьев, которые шелестом листьев напевают ему колыбельные. Его дом здесь, рядом с взбалмошной и заботливой Гуй Чжун, рядом с непредсказуемым и таинственным Мораксом, чей рык с годами всё больше стал напоминать Сяо слова. Его дом здесь, но никак не там — не в трущобах Ли Юэ, которые отняли у него дом, свободу и родную мать. Иногда Сяо всё же думал о своей прежней жизни. Интересно, что стало с их старым домом? Что стало с маленькой могилкой мамы на заброшенном пустыре? Ухаживал ли кто-нибудь за ней или оставил на растерзание эрозии и ветру? А больше всего мальчишке было интересно… Поставил ли кто-нибудь рядом с ней ещё одну поломанную дощечку, на которой небрежной рукой было выцарапано имя Сяо? Да и помнил ли его вообще хоть кто-то? Голос мамы с каждым годом звучал в сознании Сяо всё тише, но по-прежнему рассказывал те старые легенды о драконах. Гуй Чжун как-то сказала ему, что воспоминания — это самая большая ценность, которую Сяо мог носить на своих плечах. Сама она давно забыла имена, голоса и лица тех, кто когда-то был ей близок, поэтому мальчишке она строго наказала: — Береги эти воспоминания, — Гуй Чжун ткнула пальцем ему в лоб, — Однажды от них не останется ничего, но если ты дорожил своей мамой, то помни её столько, сколько сможешь. И Сяо помнил. Самую малость, но помнил и берег это в своём сердце, не собираясь отпускать так просто. Раньше он думал, что неверие в сказки красной нитью последует за ним в его дальнейшую жизнь вплоть до момента, пока и ему не придётся напевать старые мамины колыбельные уже собственным детям, чтобы дать им уснуть. Сейчас Сяо знал: всё, что он считал вымыслом, обернулось реальностью, а красной нитью за ним проследуют в вечность разве что его бесценные воспоминания. И теперь часто Сяо, глядя перед сном в бескрайнюю пустоту и темноту, пока спину грело горячее дыхание Моракса, а бок укрывал рукав Гуй Чжун, вспоминал эти старые сказки, тихонько добавляя про себя:

А всё-таки драконы существуют.

Они живут среди камней и трав, среди бескрайних лесов и высоких гор, даже умело прячутся среди простых людей — наблюдают, так и не

решаясь присоединяться к миру смертных.