«Ты со мною забудь обо всем»

      После всех пережитых потрясений, каждому требовалось перевести дух. Побитый Амен со скучающей Агнией и разбитым Реймссом молча сидели за сгоревшей усыпальницей. Сет, спустя несколько часов после их боя с эпистатом, испарился, невесть куда. Велел всем ждать и зализывать раны до его возвращения.       Что будет дальше, никто не знал и даже не хотел гадать. Каждый был измотан и занят своими мыслями.       Эва после пожара чувствовала себя копчёной перепелкой, которую только что сняли с вертела. Хотя могла ли она жаловаться… Сама ведь рванулась в пламя.       Отпросившись у Сета к реке, она бегло, но усердно искупалась в Ниле, оттирая кожу от сажи. А после вернулась в их небольшой лагерь, сразу же ныряя в шатер. Не хотелось ей испачкаться в песке, только отмывшись.       Одевшись в свежую одежду, Эвтида присела на пол, устало протирая лицо руками.       Не день, а спектакль, который во дворце фараона разыгрывается шутами. Ей не верилось до конца, что все происходит по-настоящему. Гибель Исмана, самоубийство Реммао, наемные убийцы, черномаги в одной лодке эпистатом.       Может, она все-таки спит...       Решив попытать удачу, девушка с силой и неприятно ущипнула себя за бедро, зажмурившись, как вдруг: – Эва, ты что творишь? В шатер вошёл Ливий, встревоженно глядя на неё. – Зачем больно себе делаешь?       Он быстро подошёл, сел рядом, кладя ладонь на покрасневшую кожу, осматривая.       Девушка тихо промолвила. – Хотела проснуться... Все происходящее напоминает сон больного в лихорадке. Кто бы мне рассказал подобное, ни за что бы не поверила и к лекарю поскорее бы отвела.       В ответ юноша мягко усмехнулся. – Лекарь уже тут, милая госпожа. Вылечим, тебя, не переживай. По-хорошему, нас бы всех подлечить после такого… Воистину странные дела творятся, но будь это сон, Эва, проснувшись, мы бы друг друга навеки потеряли.       Убедившись, что кожа не пострадала сильно, Ливий погладил возлюбленную по волосам, молвя: – Я остался бы в любом кошмаре, лишь бы ты была со мной.       Он говорил, ласково гладя красивое нежное бедро, как вдруг ему прошла на ум одна идея, благодаря которой ему бы удалось отвлечь и девушку, и себя от скорбных мыслей.       Он тоже был потрясен происходящим, тем не менее, раскисать не планировал. – Давай осмотрю тебя, все ли из конечностей в порядке после пожара. Нигде ли не обожглась.       Эва осмотрела свое тело – ожогов или ушибов она не заметила, но все таки доверилась профессионалу. Тем более, его взгляд был донельзя красноречивым и уверенным – отказа сейчас он бы не принял.       Но возражать ей и не хотелось. – Вроде нигде, но надёжнее проверить. Спасибо, Ливий, – Эвтида произнесла это ласково, а следом тон её стал уверенным. – Я не хотела бы, чтобы все это было сном.       Не хотела, чтобы все узы, что связывали нас с Исманом, Дией, Рэймссом и тобой оказались плодом воображения. Тяжело, но… Мы справимся. И, когда все закончится, от онейромантии я откажусь. Столько боли и страданий принесло миру это ремесло…       Ливий чуть сощурил глаза. – Сколько боли, столько и покоя. Ведь, заглядывая в сознание и душу, ты помогаешь распутать клубок запутанных чувств, узнать правду. Помогаешь отпустить тяжбу и жить дальше, как в случае с Феоноей. – Это верно, но после всех гонений, думаю, никто не захочет сохранить свою принадлежность к этому «темному» искусству. И я тоже. Хочу покоя. Девушка протёрла глаза руками и чуть растерянно осмотрелась, присматривая место для своего осмотра. – Мне... Встать, сесть?       После её вопроса на лице Ливия, который внимательно слушал о черномагии и был согласен с её решением, засияла широкая улыбка предвкушения, а янтарные глаза озорно блеснули в полумраке шатра. Он ласково, но с тенью игривости промолвил. – Лучше ляг. Так и тебе удобнее, и мне обзор хороший будет.       К щекам девушки вдруг прилила краска, язык не слушался, но она отважилась спросить. – А одежду... Снять?       Ливий хитро прищурился, следом мягко улыбаясь. – Нет, не нужно.       Девичье сердце пропустило удар. Эва даже немного расстроилась, как следом лекарь добавил. – Я сам сниму то, что потребуется.       И вновь краска залила чуть смуглое молодое лицо шезмочки. – Хорошо, господин Пеллийский, как скажете... – Что же, пациентка, ложитесь и чувствуете себя, как дома. – Упасите Боги…       Девушка немного нервно засмеялась, перебираясь на постель, юноша же встал над ней на колени. Ливий вмиг вспомнил, какой дом был у Эвы и виновато улыбнулся. – Прости, милая госпожа... Я сказал глупость. Хорошо, тогда чувствуй себя, как в моих объятиях... Расслабь тело от макушки до кончиков пальцев.       Эвтида следовала указаниями. Легла на постель, вытянув руки и ноги по швам, улыбаясь чуть смущённо. Юноша подложил под голову девушки подушечку, от чего Эва в предвкушении закусила губку. – Ты со всеми пациентами так учтив и ласков?       Ливий мягко усмехнулся, разогревая и разминая руки. – Не со всеми так, как с тобой, но да, стараюсь. Люди охотнее помогают во время осмотра и прислушиваются к тебе, когда встречаешь их улыбкой. Когда шутишь, ведёшь непринуждённую беседу о том, что всем по душе. К примеру, старики любят говорить о своей молодости, о первой любви. Взрослые с удовольствием рассказывают тебе о своих детях, о том, как ждут покоя на старости лет и мечтают вернутся в родные края. А дети... Дети любят говорить про сладости и свои проказы.       Лекарь вынул из кармана маленький пузырек с розовым маслом и растер им ладони. Особого запаха от него не шло, лишь лёгкий цветочный флер, значит, оно было просто для лучшего соприкосновения его рук с её кожей. Девушку это никак не насторожило. Ей было приятно и интересно послушать про работу Ливия, поэтому она с искренним любопытством спросила. – А с кем тебе нравится работать больше всего? С детьми или стариками? С богатыми или с бедными? Знаю ведь, ты всем помогаешь.       Это её в нем привлекало и восхищало – молодой, умный, красивейший юноша был желанным гостем в чьем бы то ни было богатом доме, но и не чурался работать с бедняками, которые не могли бы себе позволить его услуги. Наверное, ничьи услуги не могли оплатить, тем более, лекаря.       Тем не менее, Ливий лечил их. Он ценил жизнь вне зависимости от того, кто был её носителем и в какие одежды облачён. Его страсть к мастерству медицины и доброе сердце заставляли Эву любить молодого лекаря ещё сильнее.       А ему всегда приятно было обсудить любимое дело с тем, кто искренне был готов его слушать. – Милая госпожа, я не делю людей на богатых и бедных. Перед болезнью все равны – мору нет дела, в шелках человек или в тростниковой рубахе. Если не будет бороться – умрет. Но люблю я работать с детьми и взрослыми. Старики, как правило, думают, что знают больше меня и любого другого лекаря. И сидят и дышат над парами вареной фасоли... Как будто это поможет излечить простуду. Ливий неодобрительно фыркнул, а Эвтида тихонько хихикнула – все-таки чувство юмора у него было отменное.       Девушка совсем расслабилась, а молодой человек продолжал. – И, пока сами в ту же лужу раз десять не сядут – не признают, что ты был прав. Взрослые же всегда благодарны и, хотя большинство очень консервативны, все же они быстрее соглашаются попробовать новое лечение или идут навстречу. И богатые, и бедные – они всегда будут щедры. У отца семейства, страдающего подагрой, может быть пятеро голодных детей, но после поправки он все равно отблагодарит тебя всем, что сможет добыть. Будь то фамильное золото или отменный сахарный тростник. – Тростник?, – Эва недоуменно спросила. – И ты берешь такое в уплату?       Тем временем Ливий уложил руки на девичьи плечи, мягко поглаживая, проверяя, все ли суставы и кости на месте. Нет ли где растяжений или ушибов, ведь кожа девушки очень нежна, а тем временем он незаметно едва приспускал с плеч тонкие ткани её одеяния. – Я не беру денег у простых людей. Господа себе могут позволить любое лечение, но с тех, у кого нет денег, я ничего не беру. И гостинцы тоже. Однако, должен признаться, перед сахарным тростником я тогда не устоял... – То есть как? – Я тогда совсем молодой был, лет двадцати... Это был мой третий поход в трущобы. Одевался, как простой горожанин, и искал тех, кому нужна была помощь. Многие находили меня раньше и молили прийти к ним в дом, осмотреть больного. В тот раз я шел в семью к мужчине, страдавшему от приобретенной слепоты. Он работал на плантациях тростника в сильные песчаные бури и со временем глаза его так воспалились от попавшего сора, что ему стало больно их открывать. Работать он тоже больше не мог. Ослеп. Как будто никакой водой нельзя было этот песок вымыть. В городе меня тогда нашла его старшенькая, девочка лет двенадцати. Лепетала о том, что папа больше не может их кормить, мамы у них нет и помрут они с голоду вместе с братиками и сестрой, ежели никто не сможет отцу помочь. Я не мог отказать. Пришел к ним, осмотрел отца. Едва смог глаза ему раскрыть и, должен признаться, зрелище было не из приятных. Они так воспалились и раскраснелись, что, казалось, ещё немного и он заплачет кровавыми слезами. Любой свет, дуновение ветерка или капля воды вызывали дикую боль. Бедный мужчина... Оказалось, поверхность его глаз была жутко расцарапана песчинками. Я изготовил раствор и мазь, велел дочери помогать отцу наносить её и чтобы она меня нашла, если они помогать не будут. Но через пару недель меня нашел он сам. Здоровый, зрячий, с дочуркой своей, вручил мне мешок со сладким тростником и так горячо благодарил... Никакие монеты мира не смогут заменить ту искреннюю радость и уважение. А тростник я тогда весь за один вечер сгрыз. Вкусный был, холера...       Ливий мечтательно улыбнулся, мягко ощупывая девушку, а Эва слушала, как заворожённая. Он был прекрасным рассказчиком. – А что дети? Какой случай тебе запомнился больше всего? Лекарь задумался... – Я очень люблю младенцев. Девушка подавилась собственным смехом. – На завтрак? Ливий перевел на неё взгляд, сдерживая широкую улыбку, тоже готовый рассмеяться. – Конечно! В этом и заключается секрет успеха каждого лекаря – завтрак из младенцев.       Это звучало так смешно и абсурдно, что оба не выдержали и рассмеялись от души. Переведя дух, юноша продолжил. – «Лекарь – пожиратель младенцев»... Пожалуй, назову так свой научный труд. – Я бы такое почитала! Весело добавила девушка, а лекарь поглядел на неё с улыбкой, полной умиления. – Обязательно… Итак, вернёмся к младенцам. Вызывали меня несколько раз знатные вельможи и их госпожи. Жаловались, что дитё их покою никому не даёт, все кричит и кричит, спасу нет. Ни мать, ни кормилица успокоить не могут. И невдомёк им, что у детей зубки режутся, десна болят. Мало того, что мазь мятная нужна, так ещё и массаж дёсен нужно специальный делать, чтобы боль унимать. Беру я, значит, на руки это прелестное создание, месяцев пяти от роду, собираюсь открыть крошечный ротик, чтобы горе родителям показать, как это делается, а дитя берет и всю мою руку себе в рот старается засунуть. И в глаза глядит. Поместился только один палец в итоге, но ему этого было мало. Всего тогда слюнями залил...       Красочно представив обслюнявленного Ливия с младенцем на руках, Эва расхохоталась, прикрывая лицо ладонью. Аппетитная грудь её высоко вздымалась и опадала, а животик дрожал от глубокого и чистого смеха. Эта красота не укользнула от внимательного взгляда лекаря.       Она была настолько красива или он был так влюблён?       Осмотрев плечи, руки и ноги девушки, следом он коснулся ладонью плоского животика, от чего девушка вздрогнула, но лишь от неожиданности. Он произнес: – Теперь пропальпируем брюшную полость, а то мало ли... Упала, пострадала ещё. Конечно, с Эвой было все хорошо, но уж больно ему не хотелось заканчивать эту встречу. И он решил действовать по-своему.       С тех пор, как они с Эвой встретились, она сотню раз позволяла себе действовать так, как считала правильным. Ливий уважал её за это и не раз думал, что стоит этому у неё поучиться. Начать решено было сейчас. – Ещё был один случай с ребенком, но он уже постарше был. Паренёк десяти лет из трущоб, с крыши дома упал. Спину повредил, ходить больше не мог. Родители взмолились, чтобы посмотрел его. Другие лекари говорили, что навсегда это, не сможет больше на ногах держаться. Пришел я, увидел мальчугана смуглого, крепкого, темные густые волосы, черные глаза. Красивый мальчик. Гладиатором бы стал, столько бы сердец девичьих разбил, а был навеки обречён тут сидеть, прикованным к стулу. Не мог я это видеть. Стал заниматься с ним, массажи делали, разминку, ходить заново учились. Больно было, но он старался. Но что-то было не то. Слишком у него спина болела. Когда ноги отнимаются, чувствительность пропадает, а у него осталась. В травме суть была. Спиной его занимался несколько недель и, когда понял, что нервы пережаты, мази назначил, чтобы напряжение снять, и разминать специальным методом стал, как вдруг вижу, трясется он весь. Переворачиваю его, а на лицо смотрю, от смеха даже слезы выступили. Ничего тогда я не понял. Спрашивал – молчит. А потом догадался, что щекотно было, когда поясницу со спиной проминали. Кожа нежная, тонкая, видать, даже такое щекоткой отзывалось. Стал я действовать по-другому, чтобы расслабиться он мог. Упокоился. И после нескольких месяцев, нервы наконец вернулись в исходное положение. Мышцы восстановились, снова ходить смог, бегать. Родители тогда от счастья чуть рассудка не лишились, помню, на шею мне кинулись, отпустить не могли...       Глаза Ливия так сияли после этих слов. Девушка мягко заговорила. – Тебе приятно это вспоминать... – Приятно, – произнес бархатный голос, парень улыбнулся. – Люблю видеть людей счастливыми, Эва. Люблю, когда жизнь по-новому для них открывается. И люблю быть к этому причастным. Нас тогда с пареньком наедине оставили, чтобы я объяснил, как ему о себе теперь заботиться надо, какой режим соблюдать и как тренироваться. Когда я уже уходить собирался, он сказал то, что у меня в памяти навсегда осталось. Сказал, что так весело болеть ему ещё никогда не было. Опять я не понял ничего сначала, а потом сообразил, что о щекотке речь. Оказалось, не знал он, что ходить может не начать вовсе. Родители говорили, что вылечат его, найдут способ. Не обманули. Не мог я этого мальчишку просто так оставить. Сказал, что, раз так весело было, я теперь его так просто не отпущу. Погнался за ним, пугая, он от меня прочь кинулся, визжа и хохоча. А когда поймал я его, защекотал, на пол повалил. Ребенок так счастлив был, даже не вырывался, наоборот, заливался от души... А потом на шею кинулся, мое имя шепча.       Эва поистине расстрогалась. И на её лице теперь сияла широкая улыбка радости и гордости. – Это волшебные истории, Ливий... Ты как будто рассказываешь легенду, миф... Но это все с тобой успело приключиться... Невероятно. И ты...       Она осеклась, но, увидев вопросительный и добрый взгляд, продолжила. – Ты был бы прекрасным отцом...       На лице у лекаря, удивительно, но не возникло ни тени страха или смущения. Он только улыбался. – Дети чудесны в своей простоте и невероятно невинны. Хочу верить, что когда-нибудь мне выпадет честь и великое счастье стать отцом.       Сердце девушки пропустило глухой удар.       Вот это откровение... Далеко не каждый мужчина готов сделать такое серьезное признание, безусловно, заслуживающее глубокого уважения. – Уверена, однажды это случится и твои дети станут самыми счастливыми в мире. – «Мои» дети?, – лукаво улыбаясь, произнес лекарь. – Не только мои.       Эва совершенно не поняла этих слов, но спросить не успела. Ливий касался мягкого животика да так умело, что девушка принялась извиваться под его руками, не в силах собраться с мыслями.       Было так приятно…       Отвлекшись на его рассказы, она и не заметила, как Ливий обнажил её стан до самой груди, саму её пока что не открывая. Он мягко касался, гладил, прощупывал нежный животик. Прикосновения его гладких маслянистых ладоней и кончиков пальцев отзывались по всему телу волнами мурашек, радостным возбуждением, а из груди стремился вырваться тихий смех удовольствия. Ей было едва щекотно и донельзя расслабленное тело отзывалось так на каждые касания.       Вдруг юноша провел пальцем по линии её талии, чуть заходя на спинку, до самой бедренной косточки. Девушка изогнулись, поскуливая, вытягиваясь стрункой под его руками, в блаженстве закрывая глаза.       Она чувствовала себя изысканным струнным инструментом, с которым только начали знакомиться умелые руки музыканта.       Все так, он знакомился с ней.       Ливий, видя, как девушка извивается и постанывает, точно вот-вот рассмеется, весело ей улыбнулся. – Ты прямо как те ребятёнки – их едва тронешь, а они извиваются и пищат, мол, щекотно!       Лекарь смешно исказил голос, имитируя детский. – «Дядя, перестань, я в порядке!», – пролепетал молодой человек и улыбнулся. – Хвала Ра, раз смеются, значит, и правда в порядке.       Эву же позабавило другое. Она всеми силами старалась держать лицо и сдерживала улыбку, но это было титанически тяжело сейчас. – Дядя? Они были к тебе слишком добры. Я бы сказала, что ты дедушка... – Ах ты, – сказал юноша, состроив сердитое лицо, в отместку обведя кончиком пальца красивый пупочек. – От бабули слышу! – Нет, я девушка~а!, – едва вымолвила       Эва, закусывая губу и замирая со стоном на устах, прерывисто дыша.       Она была так красива сейчас – без тягот, без сожалений, смогла на время их отпустить и как же ей была под стать блаженная улыбка, томные стоны, сладкий смех.       Лекарь глядел на неё взором, полным спокойного восторга. – Девушка. Юная, прекрасная... Желанная девушка.       Бесшумно склонившись над ней, он коснулся губами горячего бедра, мягко целуя. – С очень красивыми ножками… Осторожно, также невесомо поднялся к стану, целуя изящные ключицы. – Плечиками... И с о-о-очень чувствительным животиком...       Спустившись к нему, Ливий принялся целовать шелковистую кожу. Щекоча её дыханием, своими бархатными губами, изредка проходясь по нему кончиком языка, он перебирал по нему пальцами, рисуя причудливые узоры, пока девушка, уже не в силах сдерживаться, постанывала и изнывала под нежной лаской возлюбленного.       Ей было так приятно, слегка щекотно и до безумия любопытно, что же будет происходить дальше. Каким будет его следующий шаг?       Лекарь же действовал с нескрываемым удовольствием, любуясь. – Какой же нежный... Просто прелесть. И тут он, отстранившись, произнес. – А если пощекотать его по-настоящему?       Тут же он бегло заскользил кончиками ловких пальцев по плоскому животику, не оставляя места нежности, только веселью, и глядел на девушку, наблюдая за реакцией. А наблюдать воистину было, за чем. – Ливи-ах-ха-ха!       Взвизгнув, Эвтида вмиг взвинтилась, захохотала, тут же закрывая живот и переворачиваясь на бок, поджимая к нему ножки. Она прикрыла глаза, истинно наслаждаясь, шумно дышала и посмеивалась – пальцы юноши продолжали гулять по её телу, но теперь перешли на талию и спинку, нежно гладя, от чего она не могла лежать спокойно.             Подрагивая и изгибаясь, она тихонько хихикала. С каждым новым прикосновением по её коже проходил новый табун мурашек, а возбуждение не отступало ни на миг. Как бы ей хотелось, чтобы они оказались только вдвоем… Чтобы истинно насладились друг другом, но сейчас было не время, поэтому она довольствовалась настоящим, не загадывая, что готовит будущее.       Попискивая и поскуливая, ей было как будто немного стыдно за то, что она, как ребенок, боится такой мелочи. Но она не хотела просить его остановиться. Эти касания были такими приятными, весёлыми, что ей хотелось ещё. Но как же попросить...       К её счастью, от неё этого не требовалось. – Милая госпожа, а ну-ка вернитесь в исходное положение! Наш осмотр ещё не закончен.       Теплые ладони перевернули девушку на спину. Она все ещё лежала с закрытыми глазами, розовощекая, стеснялась.       Она помолвила, едва размыкая губы. – Позор... Ты наверняка не боишься... А я как дитя малое. Какая глупость...       И тут бархатный голос раздался у самого ушка. – Посмотри на меня, Эме.       Эвтида вздрогнула от того, как он произнес её тайное имя. И ведь запомнил же...       Она робко приоткрыла глаза, сразу же встречаясь с бесконечно ясным, ласковым взором Ливия, нависающего над ней. – Это не позор и не глупость. Это веселье. Оно нужно всегда, особенно в такие смутные и сложные времена, как сейчас. Смех продлевает жизнь, а ты потрясающе смеёшься... Чисто и беззаботно. Я давно твой смех не слышал, соскучился безмерно...       Он мягко поцеловал спелые губы, добавляя. – Да и не будь так уверена, что не боюсь... Следом он отстранился, улыбаясь, точно довольный кот, глядя на полную недоумения девушку. Ей ещё предостояло все выяснить... – Милая госпожа, мы должны закончить осмотр.       Эва, несмотря на предвкушение новой порции наслаждения, чуть-чуть закрылась, стыдливо молвя: – Но я... Снова начну... А вдруг услышат, увидят?.. Вдруг зайдёт Амен или Агния?.. Ливий со спокойной улыбкой покачал головой. – Они заняты другим... Не беспокойся об этом сейчас, Эва. Беспокойся обо мне!       Лекарь, шутя, зловеще рассмеялся и принялся резво бродить пальцами по телу девушки – он щекотал её полностью открытый животик, играл на стройных ребрышках, ласкал тонкую кожу под грудкой, успевая целовать то одно, то другое местечко, а девушка изгибалась, поскуливала и заливалась радостным, чистым смехом.       Она не успевала прятаться от его касаний да и, по правде, совсем этого не хотела. Хотела чувствовать его пальцы на своей коже, хотела, чтобы он проиграл с ней подольше. Чтобы тело её было полностью в его власти. И Ливий видел и чувствовал её удовольствие в каждом движении, в каждом писке и вздохе. И наслаждался сам.       И как только снова разлилась волна красивейшего смеха, он не выдержал – тут же лег на постель, крепко обнимая полуобнажённые девичий стан, прижимая к своему торсу.       Он целовал розовые от смеха щёчки, целовал красивые серые глаза, сочные мягкие губы, стройную шейку, а девушка обнимала его в ответ, полностью отдаваясь его ласке, подставляя личико под поцелуи. – Вы абсолютно целы и невредимы, милая госпожа! Надеюсь, – Ливий широко улыбнулся. – Осмотр вас не сильно утомил?       Эва,глядя ему в глаза, мягко рассмеялась. – Что вы, господин Пеллийский… У вас поразительно легкая рука. Если бы каждый осмотр проходил так, я бы посещала лекаря ежедневно…       Ливий удивлённо вскинул брови, а следом растроганно поглядел на возлюбленную, оглаживая теплой ладонью нежную щёчку. – Обязательно, моя госпожа... Ещё ни раз я проведу такой осмотр. И, надеюсь, умелая онейромантка тоже надо мной поколдует. Лекарь многозначительно замолчал, а потом: – Проникнет... Как можно глубже... – Ливий!       Тонкие пальчики пробрались под одежду юноши и почесали бочок – Эва с изумлением отметила, какая у него гладкая и бархатная кожа.       Парень весело зажмурился, тихо хихикнув, ловя хрупкую ручку. – В мои сознание и душу. И увидит, что дороже неё у меня никого нет.       Он поцеловал аккуратные пальчики и девушка совсем разомлела. На глазах показались счастливые слезы. Увидев их, Ливий было испугался, но улыбка, полная радости, успокоила его, а девушка тем временем молвила. – Я верю тебе и без проникновения в сознание... И прошу поверить мне – ты самый дорогой для меня человек. После потери Исмана. И я хочу быть твоей. Только твоей. – Ты уже моя, милая госпожа. И дальше будет только лучше.       Твердый ответ, который она так жаждала услышать.       Они слились в глубоком, жарком поцелуе, языки их сплелись в танце, а руки загуляли по телам друг друга, но тут за порогом раздался железный женский голос. – Кошечка, я могу войти? Или вы с лекарем ещё не закончили...       Воцарилась многозначительная пауза. По голосу Агнии было понятно, что она широко улыбается. – Обследование?       Влюбленные нехотя отстранились друг от друга. Эва кое-как бегло привела одежду и волосы в порядок, а потом, проводив Ливия до порога, прощально поцеловала бархатные губы, жалобно глядя в глаза. Так не хотелось его отпускать. В его взгляде тоже читалась тоска и лёгкая горечь от расставания, но оба они знали – таких вечеров у них впереди ещё множество. Чарующих, волшебных, сказочных вечеров, полных веселья и любви.       Ливий вышел из шатра, а через мгновение вошла юркая наемница, смеряя девушку проницательным взглядом и многозначно улыбаясь.       Эва, неловко улыбаясь в ответ, постаралась завести новую тему. – Как себя чувствует эпистат? – Злой, как голодный пес. И побитый, – скучающим тоном сказала Агния, усаживаясь на свою постель. – Он как ваш смех услышал, его аж перекосило. Эвтида тяжело вздохнула, тоже присаживаясь на свое ложе, порядком измятое. – Вот же гадство... Теперь краснеть каждый раз ещё и за это. Как будто он меня мало презирает. – Во-первых, он тебя не презирает. Не могу я понять, что он о тебе думает, Эва. Возможно, даже в некоторой степени уважает. Но его душа – не потёмки, кромешная тьма, куда я лезть никому не посоветую. А, во-вторых, забудь. Наслаждайся своим лекарем!       Девушка выудила из сумки уже второй кувшин вина и выпила прямо из гола. – Мир сложный и жестокий, Эва. Не нужно испытывать неловкость или вину за то, что ты весело проводишь время. В конце концов, если мир летит в Тартар, насладимся же в полете.       Она говорила совершенно серьезно и искренне. В колких глазах убийцы читалась даже радость за подругу. – К тому же, Амен наверняка завидует. Сам постный, как лечебный суп – на воде, без соли и специй. Видать, хочет, чтобы все вокруг такими же были.       Эва прыснула от смеха, но поспешила скрыть свою реакцию и успокоиться – от смеха уже порядком болел живот. Она зевнула. Веки становились все тяжелее. Стоило бы прилечь, пока Сет не вернулся. Его возвращение не предвещало ничего хорошего и уж точно покой им всем теперь будет только сниться.