***
Химавари ежедневно тренировалась на манекене на самом отдаленном полигоне, который она отыскала в пределах Конохи. Царапины раз за разом появлялись на и так потрепанных снарядах, к ним ко всему прочему добавились и следы от стихийной чакры — и судя по траектории, стихия Химавари оказалась молнией. Вдобавок ко всему девчонка оттачивала метание сюрикенов и кунаев. Уже достаточно стемнело, когда Узумаки подходила к дому и на пороге заметила гостей — Восьмого Хокаге и Саске Учиха собственными персонами. — Шикамару-сама и Саске-сенсей? — детскость в голосе Химавари давно пропала — едва слышимая хрипотца и фальшь. — Мы ждали тебя, — Саске поднял взгляд. — Разговор предстоит серьезный, а потому мы бы хотели пройти в дом, — Шикамару осмотрелся, — чтобы не было посторонних ушей или того хуже, — шпионов. Если дела обстояли таким образом, то явно тема для разговора была не просто серьезной. Это чрезвычайный вопрос.***
Химавари в последнее время словно знала все наперед. Словно могла подгадать, обманывает человек или нет. Ее отец всегда говорил, что верить можно только трем людям: брату, Саске-сенсею и Шикамару-сан. И раз двое последних сидели за одним столом, то говорить все они могли начистоту. — Мы пришли поговорить о Наруто и Боруто, — без лишних слов заговорил Саске. — Не то, где они оба сейчас, а жив ли сам Наруто и мог ли убить его твой брат? Химавари нахмурилась — однозначно она сказать ничего не могла. Не то, что была не рада этому вопросу, но отец с матерью учили, что чувствам доверять можно и даже нужно, но и про логическую составляющую забывать нельзя. — Что вы прежде всего ждете от меня? — спросила девушка. — Что произошло с отцом — в душе не имею понятия. Виновен ли Боруто во всем этом — тоже не знаю, я не свидетель. — А, может, было нечто такое, что, скажем так, можно назвать знаком свыше? — Нара от нетерпения скрестил руки на груди. Химавари ненавидела такие разговоры. Слова не подбирались назло, а говорить только собственные предположения — бессмысленно. В душе — зияющая пустота, и Саске, как никто другой понимал это. Химавари не понимала, живы ли мать и отец, и что на самом деле произошло с Боруто. Совет отца, как никогда, нужен был в эту минуту. — Иногда мне снится один и тот же сон, — наконец заговорила девушка. Сама она приметила, как неприятный ком давил, пока Узумаки выговаривала эти слова. Эти слова расходились с собственными убеждениями. — И в этом сне приходят мать и отец. И Саске, и Шикамару поддались вперед. — Они что-то говорят в этот момент? — спросил Учиха. Хима только мотнула головой. — Они находятся в подвешенном состоянии и спят. Шикамару обуревали неприятные воспоминания из-за Муген Тсукуеми, в которое тот когда-то угодил: попав в идеальный мир, Нара не уходил, наслаждался каждым мгновением и смаковал пребывание в этом кукольном домике. Но идеальный мир рано или поздно надоедает своей стерильностью, и лучше жить в том самом неидеальном куполе, чем день за днем проводить время с подобием людей, на лицах которых все время одно и то же выражение лица. И уж лучше жить во временах, когда молодое поколение надо закалять различными миссиями и испытаниями. — А где именно они висели, вспомнить можешь? — чуть погодя, спросил Хокаге. — Не знаю, как это правильно назвать, — пожала плечами Химавари. — Сны я плохо запоминаю и считаю, что они не несут в себе смысловую нагрузку. — Ну кто-то все же считает, что сны — знаки, к которым стоит время от времени прислушиваться, — Саске тянул этот ответ, чтобы Химавари наверняка расслышала его. — А вы сами верите в подобное? — спросила тем временем девчонка. На мгновение в глазах вздулись вены от активации Бьякугана, но Химавари поспешила деактивировать технику. — На сегодняшний день мир переполнен различными научными открытиями, и времени рассуждать на что-то иррациональное — не стоит оно того. — Я не принижаю достоинства всей той индустриальной революции, которая охватила наш мир за последние несколько лет, — отрезал Саске. — Ум, логика и рациональность в той или иной мере играют не последнюю роль. Но чувства и мысли — пускай, они не будут умными — тоже важны.Для чего-то же люди рассуждают о бренности бытия. В этом мире изучается все: человек, его характер и поступки, события того или иного периода. Сны похожи… на отдельные знаки одного большого ребуса: они о чем-то говорят, но их правильно надо истолковывать. И у каждого свое толкование. — И сны могут дать ответ про отца? — Химавари вскинула бровь. — В том числе, — Учиха мимолетно улыбнулся. Гендзюцу на этом и основаны: человека помещают в ту обманчивую реальность, в которой он бы хотел оказаться; в которой у человека отключаются все пять чувств. Возможно, сны Химавари — ее потаенное желание отыскать мать и отца. — Я постараюсь запомнить сон, если он мне приснится еще раз, — и на этом разговор на сегодня они закончили. Про Боруто разговаривать бессмысленно — он и так пропал, и, скорее всего, где брат, Хима не имела понятия. Не привыкла Химавари никак доверять этим всем странностям в виде снов, ох как не привыкла...***
То, что Шикамару-сама и Саске-сенсей спрашивали об отце, Химавари понимали: все же они друзья с детства. Благодаря Наруто она и Боруто вообще появились на свет. Благодаря ее отцу, они живы в том мире, который создали старшее поколение. И все же Химавари сейчас одна против этого мира, если это так можно назвать. В многие эти события не хотелось верить. Даже что-то сказочное пропало — в эти иллюзии больше не верилось. Сказки стали далекими воспоминаниями. Наивными мечтами. Стали частью детства, в которое Химавари больше никогда не вернется. И люди перестали от этого быть девственно-чистыми и добрыми. Рано или поздно человеком воспользуются или того хуже — воткнут нож. Мир больше не полотно из черной и белой половин. И за каждым обычным поступком Узумаки разглядывала подвох. И Химавари только и оставалось, что стоять посередине. Эту ночь она спала неспокойно — ночной воздух в одно мгновение стал душить. Мир вокруг становился то громким, то тихим, и девушка с трудом проваливалась в полудрему. Плотное марево сна окутало ее спустя время, но Химавари все равно дергалась от нарастающего тревожного ощущения.***
Здесь все было иначе, и первое, на что обратил внимание Наруто — время текло по-другому. А еще они с Хинатой парили в воздухе, в то время как чакры Боруто и Химавари поблизости не наблюдалось, отчего Узумаки не знал, радоваться или нервничать. Глаза открыть он не мог, и казалось, что здесь ни светает, ни темнеет, из-за чего счет времени потерялся в недрах разума. Говорить также оказалось бесполезно — мужчину словно заманили в один большой звуконепроницаемый кокон. Ни докричаться до большого мира, ни докричаться до Хинаты, ни банально пошевелить пальцами рук или ног. Никто ему не поможет. Да и сам он беспомощнее ребенка. В одно мгновение — и это было неожиданно — до кожи кто-то едва ощутимо коснулся, а через еще несколько мгновений к нему кто-то обратился. Голос — сначала наивный и детский — становился грубее и взрослее с хрипотцой. «Боруто?» — пронеслась первая мысль в голове Седьмого Хокаге. — Папа, мама! — подростковый девичий голос приближался к нему все быстрее и быстрее. Наруто нахмурился — этот голос он, несомненно, слышал, но где? — Отец? — голос девочки принадлежал Химавари. С каждым новым обращением детскость пропадала, на ее место приходили грубость и надломленность, и вместо девичьего высокого голоса Наруто слышал лишь грубый низкий, чуть ли не мужской. — Химавари? — обратился к голосу отец. — Папа, — голос Химы прозвучал в этот раз ближе, чем было раньше. И Узумаки… наконец открыл глаза. Он охнул — перед ним и вправду стояла девушка, напоминавшая его дочь, только более взрослая. Тело и лицо потеряли всю ту детскость, а взгляд перестал излучать задор и блеск. — Химавари, — Наруто повторил имя дочери, но уже более обессиленно и грустно, а на глазах стали наворачиваться непрошенные слезы. Дочь дотронулась до заросших щетиной щек отца. Она трогала его лицо, не веря собственным глазам, да и сам Наруто не верил в увиденное: перед ним стояла его повзрослевшая дочь, его любимое солнышко. Ему хотелось плакать, но уже не было сил даже на это. — Химавари, как ты здесь оказалась? — только и смог выговорить отец, шмыгая носом. — Папа, а где ты? — Химавари сильнее обхватила лицо отца, всматриваясь прямо в его глаза. Уже не детским, дочь смотрела на него взглядом Хинаты — также серьезно, также глубоко и пробирающе. — В каком смысле — где я? — Узумаки заплакал. — Я же стою перед тобой? — Нет, — отрезала Химавари. — Где ты физически? Где находится твое тело? Этим вопросом она окатила отца ледяной водой: сам шиноби оказался дезориентирован и в пространстве, и во времени. Он явно не в Конохе: он не спит в собственной квартире, в кровати. Вокруг не было звуков деревни и голоса знакомых людей. Но то, что перед ним стояла Химавари, говорило о том, что времени прошло достаточно, и это не могло не напрячь самого Наруто. Вряд ли ему удастся наверстать упущенное, но сейчас это не так волновало. — Не знаю, — прошептал мужчина. — Не понимаю… — Понимай, — снова жестко произнесла дочь. — Мне нужны ответы. Я найду и спасу вас с мамой. И Боруто тоже. — А что с ним? — голос резонировал тревогой. Этот маленький негодник опять что-то натворил? — Ты исчез очень внезапно, и все в деревне считают, что он виновен в твоем исчезновении, — голос Химавари становился мутным и неразборчивым. Словно девушка наглоталась или нахлебалась воды. Что? То есть? Как все это понимать? — О чем ты вообще говоришь? — ужас в голосе Наруто эхом разнесся вокруг него. Слова дочери вводили в ступор, и как растолковывать эти слова вообще? А главное выберется ли он из этого места? Узумаки верил в это. Химавари растворилась — мужчина больше не ощущал ни ее прикосновений, ни ее присутствия. Но несмотря на это, Наруто ощущал, как внутри снова растет надежда. И то, что он медленно выбирается из этого вечного анабиоза. Оставалось понять, что произошло, и что натворил Боруто?***
Химавари придерживалась того мнения, что сны на то и должны быть снами, чтобы все нелогичное и иррациональное оставалось им, как и сам сон. Глупо верить тому, чего на самом деле не видишь, а Химавари слишком сильно очерствела, чтобы верить во все эти детские сказки. Однако, сегодняшняя ночь принесла нечто новое, и Химавари не знала, как на это реагировать. Она видела сон — очередной сон, в котором мать и отец все также висели и парили в пространстве. Она не знала, где она и родители находились, но точно совершенно запомнила, что видела лицо отца — немного осунувшееся, заросшее щетиной, но по-прежнему родное и близкое. Она буквально нащупала колючие щеки отца, отчего становилось тоскливо. — Я же стою перед тобой? — единственное, что запомнила из того сна Химавари. Они же о чем-то болтали, но кроме одной единственной фразы больше ничего не вспоминалось. И если приснившееся — правда — то стоило об этом сообщить Саске и Шикамару-сама.***
Саске разбирался с исчезновением друга своим собственным методом, но про себя верил, что придет тот день, и они воссоединяться. Но ниточки все раз за разом неожиданно обрывались. Каваки — странный тип. Начиная от его первого появления, заканчивая его поступками. Никто кроме Химавари и отдельных людей ничего не помнил. Сакура же молчала: скорее всего, у нее были свои мысли, но делиться ими она не спешила. — Как ты думаешь, Наруто может быть живым или… — одним вечером, когда Сарада ушла на миссию в несколько дней, а Сакура с Саске остались дома, женщина начала разговор. — Я в этом абсолютно уверен, — без толики сомнений ответил Саске, мрачно всматриваясь в тарелку ужина. — И Химавари, кажется, в это тоже верит. Женщина грустно улыбнулась. — Она проницательная девочка, — кивнула Сакура. — Но на нее многое что свалилось. Яблоко от яблони недалеко падает. — А как же Боруто? — Саске посмотрел в глаза жене. — А он-то что? — вскинула бровью Учиха. — Мы сами во всем запутались. Но мне кажется, Боруто никак не мог поднять руку на Наруто. — И это после того, как один из Ооцуцуки вселился в него? — шиноби усмехнулся. — Что между ним и Ооцуцуки происходило, я не знаю, но по мне этот клан — темные лошадки, — ответила Сакура. Ее словно снова обуревали те подростковые эмоции, которые женщина давно переросла, и тем не менее, когда разговор касался их общего товарища, эмоции все же брали вверх. — Будем надеяться, что все оно образуется. Саске на это тоже хотелось надеяться. На Боруто поставили клеймо преступника — и хоть Саске верил в невиновность паренька, переубедить население задача не из простых. Гражданские и так потеряли всякую надежду на светлое будущее, на что Учиха только закатывал глаза. Наруто не такой хороший правитель, если так посмотреть, но большая часть мира считала его не только героем войны, но и чуть ли не превозносили в боги. Люди порой слишком сильно ослеплены образом кумира… Это в каком-то смысле походило на технику Эдо Тенсей, но гораздо жестче. Когда-то Наруто стремился вернуть Саске в деревню, и Учиха искренне не понимал, на каком энтузиазме надо быть, чтобы верить до самого конца и довести дело до точки «Б». Теперь они поменялись местами — теперь Саске предстояло вернуть обратно в этот мир товарища и его отпрыска тоже. А затем каким-то образом переубедить человечество, что многое в последнее время было одним сплошным обманом. группа автора: https://vk.com/kitsuneshouse