Scorch

      Эйлер усадил на койку, сказал снять блузу и сидеть, в кои-то веки, на месте. Запах хлорированных простыней и осенней прохлады ассоциировался с продолжительными диалогами о новом вкусе чипсов и цене жизни, будучи галлюцинацией какого-то горе-студента.       Запах горьких склянок и спиртовой составляющей ассоциировался с Чарльзом, который падал в кабинете на корточки, чтобы его не стошнило на туфли Кью.       Чарльз не одобрял своевольных самоубийств. Кью это так не называла: всего-то замена сосуда, что-то вроде обновки гардероба. Это ежедневная процедура, как почистить зубы или выпить стакан молока. Потому что солнце злилось на неё.       Чарльз тоже злился. Не на неё, правда. Наверняка на филейный нож, который Кью планировала воткнуть между рёбер. Она взяла его у Айдена, — в груди невольно кольнуло, — за ненадобностью владельцу. Эйлер обработал его лезвие антибактериальными салфетками и достал аптечку из скрипящего шкафчика. Так чопорно, боже упаси.       Кожу неприятно жгло от солнечных ожогов и шарообразных волдырей, но это было терпимее, чем взгляд Чарльза на эти пятна.       И Эйлера слегка хотелось порвать на британский флаг. Он нарушил процесс, который Кью делала, — не кривя душой, — ради его же комфорта (своего, выработанного привычкой, тоже), затащил в медпункт и сейчас будет несогласованно обрабатывать то, что решается по щелчку пальца на рубильнике электрического стула в зале белого общества.       Чарльз устроился рядом, раскрывая небольшую аптечку, и педантично располагая вокруг себя склянки с этикетками. На его лице держалась спокойная, но всё же взволнованная улыбка, которую он старался нарисовать, дабы якобы не нервировать никого из них больше. Но Кью больше всего предпочитала его, будучи лишённым улыбки, искреннего и уставшего. Наверное, их точки зрения здесь совпадали. Только оба продолжали буднично улыбаться, в перерывах бросая на друг друга понимающие взгляды. Ничего специфичного, иногда это спадало.       Чарльз открыл какой-то зеленоватый гель и нанёс на бинт-повязку, заранее вынув из мини-холодильника с лекарствами компресс со льдом. Кью их иногда доставала ради охлаждения в душные деньки, в качестве снаряда они тоже пригождались не раз.       Приятные воспоминания слегли под тем, как Кью воротило от этих нарочито размеренных действий в сочетании с полувиноватой улыбкой.        — Посмотри уже на меня. — прозвучало неприклонно, но Эйлеру действительно не идёт пялиться в пол, едва внутренне не умирая от того, какими потными медленно становятся его ладони.        — Нужно наложить компресс на те ожоги, где нет волдырей.        — Интересно, что у тебя не пищит цензура на такие грязные слова.       И, возможно, это прозвучало слишком едко по своему содержанию, если не по интонации. Эйлеру не привыкать, он умеет читать меж строк.       Чарльз приложил холодный компресс к ожогу на предплечье, кажется, переваривая что-то непереваримое в нигилистичной черепушке. Закрепил компресс нетугой повязкой, ограждая жженую рану успокаивающей растительной мазью.       Кью бросила на него короткий взгляд через плечо, надумывая, что же ей делать с этим сосудом.       Когда он стянул перчатки, чтобы опустить пальцы в лоток аптечки с ватными тампонами, она рефлекторно хотела закатить глаза, но её будто окатило ледяной водой.       Чарльз снимал перчатки редко. Точнее, она видела это дважды. Однако так неправильно и иррационально ощущалось то, что он снимает их для обработки воспаленных и гнойных волдырей. Жанр этого этажа резко сменился на сюрреализм или Чарльз получил солнечный удар, напрочь забыв про свою мизофобию.       Хотя она не сомневалась, что он уж точно не собирается трогать. Просто для большего удобства и близости. Демонстрация доверия, е-тить его за ногу.       Чарльз нанёс каплю беловатого крема на ватный тампон, зажимая его между рычагами медицинского пинцета. Эйлер приступил к обработке раны, обводя контуры мелких волдырей. Скрупулезности ему не занимать.        — Зачем ты всё это делаешь?.. — заунывно поинтересовалась Кью, попутно разбираясь с приятно царапающим чувством. Не протыкающим и булькающим кровью в сердце, как было с лезвием ножа.        — Ты стóишь этого. — Чарльз замялся, даже отведя на мгновение руку с пинцетом. И снова принялся за рану, аккуратно обмазывая воспаленные края ожога. — Так.. почему ты не надевала что-либо, чтобы защитить себя от солнца?        — Игровые условности с проблемой экипировки. — Кью дернула плечами, вынудив Чарльза отвлечься от ожога. — Не предусмотрено сюжетом. — Она цокнула, с привычным укором во во взгляде поворачиваясь к Эйлеру, — Почему ты не продумал пляжный ивент?       Чарльз сморгнул смущение, улыбнувшись. Жалобы по поводу продуманности ментальных просторов Эйлера были не вновинку, — он ненароком брал Кью за руку, выслушивая всевозможные недочеты в его экспериментальном порождении графомании. Даже если они были сказаны только в шутку.        — Я же человек с зонтом, — спокойно напомнил Чарльз, переходя к ожогу на кисти, придерживая руку Кью за локоть. — Могу провожать тебя под ним, — Эйлер едва не поспешил взять слова обратно, так как черезчур это звучало ванильно для необычного выражения привязанности его партнёрши.        — Будешь моим личным лакеем. — усмехнулась Кью, явно довольствуясь этим предложением и закидывая ногу на ногу. Там были слишком мелочные воспаления.       Чарльз кивнул. Он наносил крем точечно и боль отступала, заменяясь обьятной прохладой. Приоткрытое окошко медкабинета приветливо обдувало обнажённые и пострадавшие руки. Солнце не лезло своими колючими лучами в эту часть школы.       Кью не мёрзла, находясь в таком проветриваемом помещении в одной майке. Наоборот, блуза стала её излюбленным предметом одежды лишь из-за наличия рукавов и относительной лёгкости: ей было не так жарко.       Чарльз однажды принёс портативный вентилятор. Как бы это не казалось тогда излишним, Кью с тех пор использовала его, наклеив стикер белой ромашки на корпус. Чтобы отличить, если затеряется среди других. Хотя Кью сомневалась, что Чарльз достал его на этом этаже и где-то среди серой массы учащихся завалялась копия.       Наверняка она выглядела сейчас как скульптура. Кое-где побитая материалом, из-за чего видно металлические балки каркаса. Разве в этом есть что-то эстетичное?        — Завяжи волосы в один хвост. — Кью несложно выполнить такую мелочную просьбу, но лицо Чарльза говорило, что он планирует делать что-то, что обливает его сердце антисептическим раствором. Пришлось сдержаться от того, чтобы сложить руки на груди с проницательным взглядом: те были нечистыми. — Крем нужно наносить на все открытые участки тела. Я хочу обработать твои руки.       Кью проглотила язвительный комментарий, накинув непригодившуюся резинку на запястье руки. Печально, но почему-то один этот инцидент уже высосал всю её социальную батарейку, хотя она тщательно старалась продумать следующий подкол, отвлекая себя. Чарльз мимолётно массировал плечи и шею, и ощущение мягких ладоней застывало морозным воском на коже.        — Знаю, прозвучит самонадеянно, но, пожалуйста, — Чарльз выдержал небольшую паузу, — не убивай себя из-за такого.       Эйлер примирительно коснулся её плеча, доставая сухое полотенце и антисептик, дабы вытереть ладони, испачканные в жирном креме.       Наверное, этот сосуд всë-таки стоит оставить.