с.в.д.

Ты гладишь меня по голове. Ты гладишь меня по головове и смотришь на меня мягко. Я уверена, ты даже не можешь представить, сколько людей готовы сердце наизнанку вывернуть, чтобы кто-то смотрел на них также. Нет, даже не догадываешься. Просто не думаешь об этом. Зрачок твой окружило песочное кольцо, а вокруг голубизна, какую видела я только на Байкале. Так и хочется погрузится в него, да утонуть страшно. Твоя Ангара в глазах убегает стремительно быстро, а Шаман-камень, как болючая преграда. Как комок ревности, которую Байкал проглотить не может. Тоже боится. Ты гладишь меня по голове. Моя говорящая фамилия тихо смеётся. Ты тоже улыбаешься, будто бы слышишь, о чём я думаю. Байкал шумит, вьёт волны во время сильного ветра. Подожди, я сейчас утону. Ты вьёшь у моего виска огненную прядь, аккуратно накручивая на палец. Представим, что мы в кровати под белым, пуховым одеялом, а не под толщей воды озера, где так тяжело даже выдохнуть. А ещё говорят, что на озёрах шторма не бывает. Грудь сжимает резь. Воздуха не хватает. Выдох. Стеклянные пузыри летят наверх. Ты гладишь меня по плечу. Шаманка в твоих глазах спокойно стоит в окружении воды. Я почти уверена, что вижу мощное течение убегающей прочь Ангары: она спешно прячет свой белый, пенестный подол под голубое платье, рвёт бусы из бирюзы на шее, а яркие бусины каплями бьются об Шарманку и летят на берег. Хочется скорее выйти на улицу, чтобы собирать эти разноцветные камни. Надеюсь, ты составишь мне компанию? Не могу наглядеться. Ты смотришь в мои глаза и видишь, как варится кофе. Под правильным углом можно увидеть уже пригаревшее кофе на дне турки, которую ты забыл вовремя снять с огня. А утренний кофе убегает быстрей... Зрачки у меня еле видны, если видны вообще. Иногда мне кажется, что ты проваливаешься в мои глаза. Две чёрыне пытливые маслины. Угольки в костре — смотри не обожгись! Ещё выдох. Ты берёшь меня за руку. Кажется, я уже чувствую свежесть Байкала и холодный песок под босыми ногами. Мы с тобой совсем как два ребёнка — собираем камни и смеёмся. Не знаю как ты, а я — точно ребячливая и неуклюжая в сути своей. У меня в глазах падают звёзды в твоё необычайной глубины озеро. Картинка двоится. Солнце тихонько касается меня и гладит щиколотки, целует ступни. Щекотно. Тебе когда-нибудь дарили целое озеро, а вместе с ним все реки и ручейки, которые в него впадают? Если да, то тогда я поговорю с Ангарой. Может, эта своенравная девушка, всё-таки решит покориться Байкалу и тебе заодно. Но если тебе не дарили всего этого кристального богатства, то ничего же страшного, если всего одной реки не будет в комплекте? Ты держишь меня за руку. Мне не страшно. Тепло. Оттолкнуться не обо что, земля из под ног исчезла. Только б успеть. Выдох. Вода над головой как мутное стекло по осени. Я теснюсь ближе к тебе. Время обнимашек. Ты говоришь что-то до безобразия приятное, не могу разобрать что. Слова плывут как вязкий мёд, стекают по стене и потолку, капают на лоб меж глаз. Необычная замена синдуру, неправда ли? Ты держишь меня за руку. Не отпускай, я так боюсь утонуть. Если в твоих глазах я плыву, меня уносит течение и я, не в силах с ним справится, иду ко дну, то ты в моих просто падаешь в неизвестность, в пустоту. В бесконечный холод проваливаешься. Безвозвратно. Как-то я перегледела портрет Пушкина, в кабинете русского. С тех пор, в школе сняли все портреты — на всякий случай даже фотографии учителей на стенде в коридоре. Теперь, под надписью «Гордость школы» пустые рамки. Единственное что я прошу — не отпускай. Я закрываю глаза. Я открываю глаза. Я сжимаю руку и чувствую фантомное тепло твоих пальцев и запах кедра. Ветер наматывает на кулак шторы, шумит ими, создаёт чувство, что за окном Ангара кружится в танце, юбкой сотрясая песок. Всё также непокорённая. И бусы целые. А тебя нет. Вдох.