«Если не можешь справиться с болью, преврати её в искусство».
— Cypress Leaves.
Джисон заходит поздно вечером в пустую квартиру. Он лениво сбрасывает с левого плеча тяжёлую сумку, кидает ключи на комод. Разувается, вешает чёрную зимнюю куртку на вешалку, кидает шапку на полку и проходит в спальню. На стуле оставляет рабочий костюм, переодевается в домашнее и честно обещает себе убрать вещи со стула на стенд к остальным вещам. Включает ночной светильник, который аккуратно и достаточно красиво переливается в голубом свете. Хан любил его, потому что эти яркие зелёные звёздочки на потолке всегда успокаивают. Выключая жёлтый свет в спальне, он проходит мимо гостиной комнаты, в которой давно никто не бывал. Гости — нечастое явление в жизни Джисона. На кухне он включает три лампочки, что встроены в кухонный гарнитур. Так, оставляя комнату без основного света, он заливает её золотым свечением потухших надежд. Без особого желания что-либо готовить, Хан ставит кипятиться чайник, включает газ и ставит кастрюлю на плиту. Он готовит быстрый рамён, который буквально проглатывает под новостную ленту. Ему не терпится уже поскорее сесть за рабочий стол, чтобы, включив ноутбук, открыть свой любимый сайт, который за десять лет стал для Джисона спасением. Всё началось давно. Тогда Джисону было только шестнадцать. Книги читать он не любил, потому и узнал о существовании другой поэзии. Настолько увлёкся, что через пару лет и сам писать стал. Начинал с простого: банальные ситуации, смешные моменты. После стал интересоваться написанием чего-то более продуманного и стоящего. Джисон писал для себя. Придумывал всё больше интересных историй. Искал вдохновение в музыке, кино, фотографиях. Забылся и полностью отдал себя своему хобби. Время шло. Джисон окончил школу, окончил университет, устроился на работу. Два раза был в серьёзных отношениях, что длились больше трёх лет, и каждый раз всё приводило к разрыву. Мир отворачивался, партнёры предавали, руки опускались, друзья исчезали. И только в одном месте Джисон мог почувствовать себя поистине свободным. Это был сайт, где он существовал как автор Шипы Роз. Где жили своей необычной жизнью его рассказы. Джисон искренне радовался, когда стал набирать свою аудиторию, когда его рассказы стали читать. Он столько себя в них вкладывал, что порой забывал про реальность. Он создавал что-то совершенно новое и гордился этим. Читая восторженные комментарии, Джисон, невольно закрывая глаза, пищал от радости и в сердце волнение успокаивал. Когда на первой работе у Хана стукнуло больше пятидесяти лайков, он поздравил своих тридцать читателей, купил вкусный кофе в кофейне и отпраздновал после работы. Хан медленно, но, верно, становился всё более и более популярным писателем рассказов. Ему нравилось ощущение того, что люди находят себя в его строках. Он старался больше. Работал над текстом, над персонажами, диалогами. Смотрел видеоуроки по грамматике. Искоренял тавтологию и плеоназмы из текста. Детально продумывал сюжет, учился шутить так, как понравилось бы читателям. Становился всё более активным, выпускал больше рассказов, взаимодействовал с аудиторией, даже в приложении «Тик Ток» продвигался, и ему искренне это нравилось. До одного момента. «Невозможно нравиться каждому»— раньше эти слова Джисон воспринимал как нечто простое. Соглашался с ними, ведь на самом деле у разных людей определённый вкус. И если, например, одному человеку не нравится пить холодный американо, это не значит, что этот кофе плохой. Вовсе нет. Мораль заключается в другом: во вкусах. Бесконечность специфична, уникальна, а потому порой и на всемирное произведение искусства найдётся хотя бы пару человек, которые даже с Миром не разделят восхвалённую красоту. Джисон читал комментарии под своими работами уже не с визжащим восторгом, а с печальными мыслями и порой даже мокрыми глазами. «Ты писать не умеешь? Ощущение словно это ребёнок написал». «Читать автора Шипы Роз невозможно. Его слог не то чтобы простой, он плохой». «Не понимаю всю эту движуху с популярностью этого автора». «Сюжет высосан из пальца». «Детский лепет». «ПОВ: депрессия в ноль лет, ты флафф писать вообще не умеешь?» «Когда будут работы с хорошим концом?». «Его читают только дети и подростки». «Взрослым людям такое не нравится». «Хуйню очередную написал». «И читатели хавать это должны?». «Я работы и поинтереснее читал». «Шипы Роз, а ты не думал, что если в твоих работах будет секс, то читать их станет в разы интереснее?». «Я знаю, что автор взрослый, так почему тогда он так плохо пишет?». «Прочтите работы писателя «Холодная Осень» вот у него действительно качественные работы, не то, что это». «Писателем тебе не быть». «Взрослые персонажи, а ведут себя как дети. Ты хоть знаешь, что взрослые люди себя так не ведут?». «Только ради хайпа такие рассказы пишешь, да?» «На триста страниц расписать такую мутотень… Это постараться надо было. Толстой с дубом отдыхает». «Лучше бы мне тебя не рекомендовали». «Кто-нибудь понял в чём суть этого сюжета? Зачем писать так, чтобы понимал только ты один?» «За столько лет ни одно издательство не предложило сотрудничество, задуматься надо, Шипы Роз». «Мне жалко потраченного времени на этот рассказ». Джисону двадцать шесть лет, а он до сих пор обижается на комментарии. Хан никогда не думал о том, что столкнётся с этим. Он писал для души, потому что хотел видеть волшебный свет, таящийся в его сердце. Ему нравилось после тяжёлого рабочего дня приходить в пустую квартиру, заваривать себе чашку вкусного чая и создавать пальцами истории. Иногда грустные, иногда весёлые, порой даже жуткие, но все до безумия родные. Были и хорошие комментарии, их было намного больше. Люди писали о своих впечатлениях, хвалили Хана и просили создавать всё больше красоты. Вот только ранимый Джисон постоянно обращал внимание на негатив. Ему не хотелось бы. Он постоянно перечитывал новые хорошие отзывы, радовался, а после вновь натыкался на сплошную агрессивную критику. Даже сейчас, листая отзывы под рассказами, он большее внимание обращал именно на их негативное содержание. Руки стали опускаться. У Джисона больше нет ни сил, ни желания. Он, приходя с работы, теперь не чувствует азарта к рассказам. Его не тянет к ноутбуку, чтобы сесть и поскорее написать новую главу. Он домой стал приходить позже, чтобы не видеть рабочего стола и записных блокнотов на нём. Хан не смотрит в ту часть комнаты, ложится сразу в постель, листая что-то в телефоне, стараясь игнорировать ноутбук. Он стал чаще плакать из-за этого. Его эмоциональное состояние с каждым днём становилось всё хуже, а сам он врал читателям о том, что всё хорошо, что всё в полном порядке. Это просто такой период, его нужно обдумать и пережить. Только вот уже пару месяцев мысли этого самого периода не отпускают его. Джисон не может смириться. Люди его ненавидят. Оскорбляют и презирают его работы. Бедные рассказы, которые он создавал с нежной любовью, опубликовывая на сайте, словно наблюдая за первыми шагами родного дитя, становились чужими, холодными, как мокрый осенний снег. Морально стало тяжело. Пальцы больше не двигаются с такой скоростью по клавиатуре, больше не создают волшебство. Сейчас они лишь отягощают все смыслы. Притча во языцех — самое ненавистное явление интернета. Джисон, роняя хрустальные слёзы, закрывает ноутбук, прокручивая в голове все комментарии. Их не так много, но они новыми шрамами остаются на сердце. Раны кровоточат. Это больно. Хан выдыхает прерывисто, вытирая ладошками глаза, размазывает слёзы по щекам, старается успокоиться. Выходит плохо. Чужие слова ранят его. И поделать с этим он ничего не может. — Опять страдаешь? — раздаётся знакомый голос позади. — Отстань, не хочу говорить, — приказал Джисон. — Так и не говори, а я поболтаю. Чего ты дурь читаешь эту? — Отстань, говорю, — всхлипнул Хан. — Почему ты думаешь, что их мнение правда? — А ты считаешь? Нет? — Хан обернулся на мысль позади себя. Минхо. — А ты, да? — Дурацкий дух, не отвечай вопросом на вопрос! — Ты первый начал, — смеётся солнечной тенью. — Почему ты продолжаешь убеждать себя в том, что они правы? — Когда такое количество человек говорит тебе об одном и том же, разве не начинаешь задумываться, что что-то действительно не так? — Например? — Я не хочу говорить, — настаивал задыхающийся от слёз Джисон. — Слог плохой, да? — Да. — А для тебя плохой? — Как он может быть для меня плохой, если я автор? — Обычно. Пусть я и не человек, но даже я понимаю, что ваше людское мнение не стоит всего этого. — Ни черта ты не понимаешь. Я бездарность. У меня нет роста, я только деградирую. Мои работы становятся хуже. — Это кто так сказал? — Читатели. — Твои читатели тебе такого сказать не могли. — Другие читатели. — А зачем ты слушаешь других? — Да не знаю я, доволен! — Джисон сорвался на крик. — Мне всё детство твердили, что у других получается лучше, чем у меня! Меня никогда не ставили в пример, только говорили о том, как плохо у меня получается. Будучи на первом месте, я чувствовал, что не заслуживаю этого, потому что никто никогда меня не хвалил. Они сами мне говорили, что с первым местом просто повезло. Повезло! А я пахал в поте лица. Сутками не спал, чтобы хоть что-то в этой жизни получить. Хоть каплю одобрения! Но вместо этого я только и слышал, что этого недостаточно! Упрёки! Мне почти тридцать, а я до сих пор слышу эти же слова! Почему? Почему я продолжаю разочаровываться в себе? У этого ебучего разочарования вообще есть предел?! Потому что я по ощущениям уже пробил дно, освоился почти! — Если ты продолжишь обращать внимание только на негатив, ты и вправду утопнешь в нём, — монотонно продолжал дух, пока Джисон рыдал навзрыд. — Я не знаю… как не обращать. — Ты должен этому научиться. Методом проб и ошибок. Игнорировать. Отрекаться. Отдаляться. Блокировать. Удалять. — Я не знаю… хочу всё бросить. — Кем ты видишь себя без всего этого? — Я… — прошептал Джисон, — не знаю. — Творчество убивает, но делает сильнее, если ты сам этого желаешь. — Творчество — моя наркотическая зависимость, — посмеялся Джисон. — И что ты будешь делать с этой зависимостью? Лечиться или продолжишь жить с ней? — Не знаю, не хочу думать, я устал. Мне завтра на работу, нужно выспаться. — А вот бегать вечно ты не сможешь, — покачал головой дух Минхо, сложив руки на груди. — Страдания — это выбор, так говорят? — Так, — кивнул И. — Тогда я выбираю страдать, — вытирая солёный водопад с ланит, ответил Джисон, улыбаясь без надежды.