Яд

      — Братик Тоя, какая у тебя любимая еда?       Что-то больно ударяет о голову. Разъедает мозги в попытках понять услышанное. Ему ведь не показалось? Не то, чтобы он в принципе мог нормально сейчас соображать, но отголоски полумертвого — полуживого рассудка прямо сейчас просто вопили о чем-то несуразном, вылетевшим изо рта кровного, ненавистного им брата — папашкиного идеального дитя — так и повисшем в спертом воздухе помещения.       В конце концов, Шото никогда не переставал его удивлять.       Где-то в голове возникает комичная сценка, как ему задают тот же самый вопрос, только уже в совершенно другой, ужасно приторной атмосфере, где вся их идеальная, как из какой-нибудь рекламы семейка в сборе, сидит за кухонным столом и обсуждает самые горячие новости за последний день. Все улыбаются, смеются. Сидя за этим столом никогда не возникнет мысль, что в действительности каждый из этих людей давно выгорел. Тут ни у кого из них нет отвратительных шрамов и болячек, оставшихся не только на самом теле, но и в душе, возникших в последствии всего пиздеца под четким, и говорящим за себя названием «Тодороки». Нет фантомных паров яда, исходящих от каждого жителя этого дома, отравляющих друг друга.       Нет тирана отца и горе-матери, позволяющей так обращаться с собственными детьми.       Нет и самого Даби. Есть только Тодороки Тоя.       Не будь его органы сейчас в плачевном состоянии, Даби бы наверняка стошнило. Да он был бы только рад такому исходу. Лишь бы все отвернулись, и не сверлили его своими до жути большими, пытливыми глазами. Родными глазами. Точнее, когда-то родными.       Даби давно утратил способность скучать по временам, когда в их доме все было относительно спокойно: те самые редкие дни, когда Старатель всё ещё мог порадовать свою жену ее любимыми цветами, а их аромат, в свою очередь, перебивал пары токсинов, на тот момент ещё не успевших полностью пропитать каждый уголок их жилища. Тогда его мать всё ещё была способна на настоящую, а не вымученную годами улыбку, уголки которой всегда так заметно подрагивали.       Но в какой-то момент и это прекратилось, последние подаренные цветы давно осыпались и завяли. Они больше не были способны на поддержание, отдалённо похожей на уютную, атмосферы в доме. Казалось, сама Рей увяла вместе с ними. Только вот человека нельзя просто взять и выкинуть в мусорку (хотя нынешний Даби поспорил бы), поэтому игра на выживание просто продолжилась с одним мёртвым игроком, строющим из себя живчика. Это, к слову, не обвенчалось успехом, так как позже она все же загремела в психушку. Иронично то, что сам Даби стал вторым вылетевшим игроком, вскоре после нее. Правда вот оказалось, что спокойно помереть ему не дадут: кое-кто использовал читы и буквально вытащил его с того света, а жаль.       Шото в это время продолжал упорно стоять на месте, прямо как верная псинка возле своего хозяина, и ждать ответа на свой вопрос. Вылитый Хатико. В его глазах так явно читалась надежда на что-то хорошее, плескалась бликом в радужках, что Даби очень хотелось посоветовать ему сходить на курсы актерского мастерства, и тогда, быть может, идеальное творение станет ещё идеальней. А что? Не только ж силу надо развивать — в этом Даби убедился на собственном опыте, поняв, что одного повышения температуры своего пламени будет не достаточно, чтобы (впечатлить) втоптать в землю Старателя.       Кстати о нем, тот выглядел сейчас совсем уж жалко: в сражении успел потерять пару конечностей и знатно так обгореть. Но, позвольте заметить, не настолько жалким, каким он был в момент, когда лежа в бессилии на грязной, пропитанной кровью земле, разбрасывался извинениями ко всем, чью жизнь растоптал, а после сжёг, оставив только пепел. Герой Старатель умер в тот миг. В настоящее время на него смотрел Энджи Тодороки — человек, разрушивший свою собственную и своей семьи жизни. И не пытался ведь строить из себя фиг пойми кого, а смирился и принял свое положение. Смотрел прямо в лицо своим грехам.       Удивительно, а ведь это то, чего Даби добивался большую часть своей жизни.       Смотрел напряжённо, так, будто с минуты на минуту должен произойти либо мощный взрыв, либо же наоборот, что-то должно окончательно потухнуть. Второе было не так далеко от правды.       Раздражающее ускоряющееся пиканье какого-то устройства раздавалось где-то в дали. Если честно, Даби даже не обращал на него особого внимания, да и не пытался. Думать в принципе было сложно, любая мысль и представление давались ему с трудом, а прошлые размышления и вовсе отняли у него много сил.       Помутневший взгляд вновь обратился к Шото. Тот успел заметно померкнуть, но не сделал ни шага в сторону.       Ты и так настрадался, казалось бы, свали и живи спокойной жизнью, раз папашка все-таки решил удостоиться чести искупить свою вину. Но нет, прямо сейчас ты тратишь свое драгоценное геройское время на посиделки с каким-то злодеем, место в гробу у которого уже забронировано. И кровные узы в данной ситуации особой роли не играли: в детстве Тоя редко мог пересекаться с ним, так как мелкого постоянно забирал отец на тренировки, а позже и вовсе перестал подпускать к нему, Нацуо и Фуюми. Они банально не знали друг друга.       Но почему-то даже так один из них испытывал жгучую ненависть к другому, а другой, в свою очередь, почему-то отчаянно желал спасти первого.       « — Эти пути пересекутся, даже если мне придется сделать это силой!»       Внезапно вспомнились слова Шото, брошенные им в их бою. Действительно, странный ребенок…       Глаза начало щипать.       Сознание все больше намеревалось покинуть Даби. До чутья стал доноситься запах дома. Вдыхая, он не мог насытиться, но только лишь потому что он и являлся причиной его удушья. Хотелось кричать или, как уже вошло в привычку, просто сжечь все к чертям, но он не мог. В горле встал ком. Раздражение стало накатывать штормовыми волнами. Тоя слишком устал.       Он в последний раз взглянул на сброд, представший перед ним, и прикрыл глаза. Ему нужно отдохнуть. Через минуту послышались удаляющиеся шаги, а после тихий звук захлопывания двери. В комнате повисла тишина.       « — Братик Тоя, какая у тебя любимая еда?»       Соба, но мальцу не обязательно это знать. В конце концов жизнь продолжается.       По щеке скатилась одинокая кровавая слеза. Яд дома семьи Тодороки пропитал его полностью.