Авантюры начинаются с воскресений

*** Говорят, что одиночное заключение способствует духовному саморазвитию. Наверное, это логично. Бесконечность свободного времени, ватная тишина вокруг, прохладный полумрак и минимум отвлекающих факторов. Разве не идеальная обстановка для того, чтобы разобраться в себе и своих сомнениях? В реальности же были холодные кандалы, лишающие меня способностей. Было затекшее от неподвижности тело. Были обслуживающие меня безликие роботы-манипуляторы, по которым я пытался отмерять время, пока не сбился со счёта. Была тревога, грызущая изнутри сердце, потому что здесь и сейчас я не мог позаботиться ни о сестре, ни о своём клане… по сути, и о себе не мог. Всё, что было в моих силах, – сохранять осанку и держать голову. То, чему меня учили с детства, – вести себя так, будто прямо сейчас за тобой следит камера. За нами ведь и правда следили репортеры, буквально со дня усыновления – должно быть, это судьба всех детей политиков. К пятнадцати годам, когда Зарянка стала чаще выступать на концертах, а я – публиковать статьи о молодёжной политике, следить начали уже прицельно. И я ничуть не сомневаюсь, что прямо сейчас за мной очень, очень пристально следят. Когда массивная дверь из модифицированной стали бесшумно открывается, впуская яркий свет в мой полусумеречный мир, я готовлюсь услышать смертный приговор. Просто потому, что в моей ситуации надо быть готовым к наихудшему исходу. Справедливости ради – я заслужил, пусть до сих пор считаю себя правым. Да, как правило, тех заговорщиков, которые пытались устроить на Пенаконии перевороты, не казнят, а высылают без права возвращения, но так они всего-то пытались сместить глав кланов с их постов, а я замахнулся на большее. Женщина, театрально замершая на границе света и тьмы, мне незнакома, и всё же я её узнаю. Разумеется, я изучал досье на каждого из Десятки каменных сердец… ничуть, впрочем, не сомневаюсь, что у них досье на меня тоже собрано. И когда она предлагает мне реализацию моих мечтаний, свободу, что-то там ещё – я отказываюсь. Просто потому, что ни одно её предложение принимать не следует, это тот вывод, который я сделал, закрывая папку с именем Доброй госпожи Яшмы на обложке. Разумеется, она не уходит. Говорит, что моя свобода уже оплачена Зарянкой, и мне становится страшно. Моя сестра – слишком светлая и в то же время слишком решительная, и потому я не хотел обременять её знаниями о… ну и о Доброй госпоже Яшме в том числе. Разумеется, Зарянка не столь наивна и знает, что представляет из себя руководство КММ, но вот детали – вряд ли. И о том, что ни одна сделка с Яшмой не принесла контрагенту пользу, – тоже может не знать. – Увы, расторгнуть договор я уже не могу, – правильно понимает мои сомнения эта женщина. – Я уже получила свою часть от сделки и не смогу вернуть её обратно. И, поверь, тебе лучше согласиться со мной. – А иначе? – уточняю я, потому что не собираюсь соглашаться вслепую. – А иначе я буду действовать без твоего согласился, – медовым голосом сообщает мне Добрая госпожа Яшма, а затем резко меняет тон: – Впрочем, не скажу, что будет особая разница. Цепи спадают поэтапно – вот холод перестаёт тянуть силы из щиколоток, вот запястья избавляются от ледяных браслетов, вот грудь свободно набирает воздух… безжизненный металл, охватывающий горло, исчезает последним, и я едва не сползаю на пол. Разумеется, я знал механизм блокировки энергии, и я первым бы удивился, если б его не применили ко мне. Всё это время оковы поддерживали во мне пусть минимальный, но стабильный уровень энергии… мерзкое изобретение, за несколько лет оно напрочь разрушает энергетическую структуру организма, но ничего лучше никто не придумал. При снятии таких оков энергия заключённого уходит в ноль – я читал, что эта мера предосторожности, защищающая конвоиров от агрессии, ну и предотвращение побегов заодно. Для большинства людей процедура почти незаметна, но для таких, как я… моё тело никогда не знало, что такое – нулевая энергия. Я тоже не знал и сейчас не представлял, что делать, потому что у меня получалось только дышать, да и то с трудом. В глазах темнело, от попытки хотя бы размять плечи бросило в пот… и, собственно, это всё, что я помню о своём побеге из тюрьмы. *** В себя я прихожу от того, что меня не слишком аккуратно тянут под мышки, лоб царапает что-то колючее, а над головой звучит смутно знакомый мужской голос: – Ты уверена, что он не сдохнет по дороге? – Уверена. Обычное энергетическое истощение, даже не слишком долгое. Не поверишь, он уже скоро в себя придёт. – Ну-у-у, – тянет мужчина, не скрывая своего скепсиса, – чего-то верится слабо. Не то что я против, но совсем не хочу отвечать… – Не увиливай, – обрубает его собеседница. Голос собеседницы я узнаю. Никогда прежде не был знаком с его обладательницей, но совсем недавно, перед самым моим беспамятством, Добрая госпожа Яшма пришла в камеру и пообещала мне свободу. Надо понимать – это исполнение её обещания. Ну, если точнее – контракта. Веки тяжелы, как надгробия, и я позволяю себе не открывать глаз. Подозреваю, что всё равно ничего не рассмотрю – слишком отчётливо помнится тьма, поплывшая перед глазами. А голос… голос я вспомню и так. Наверное. Моя должность предполагает… предполагала ежедневное общение примерно с сотней человек, из них обычно полтора-два десятка мне были незнакомы либо знакомы поверхностно. Новые члены клана и семьи, люди, жаждавшие обратиться к силам Гармонии, политические и экономические партнёры, журналисты, в конце концов. Как правило, я даже не пытаюсь их запомнить, но этот голос… это было не дежурное общение и не проходное, уверен. Все мои органы чувств словно окутаны слоем вязкого желе, приглушающего не только звуки, но и запахи, и ощущения, но даже сквозь эту упругую пелену я понимаю, что меня затаскивают – уже затащили – в автомобиль. Ноздри улавливают запах дорогого одоранта – тоже знакомого, парсианский крестоцвет и огненный пион. Дразняще-провокационное сочетание, мне оно нравится, но это точно не мой запах – в той своей прошлой жизни я предпочитал древесные ноты. Меня как куклу усаживают на сидение, подсовывают под голову подушку, втягивают ноги, зацепившиеся за порог. Негромко клацает захлопнувшаяся дверца, гудит мотор, а к горлу подкатывает дурнота. Никогда прежде вестибулярная система меня не беспокоила, и хотелось бы верить, что это минутная слабость, а не постоянное следствие тюрьмы. Люблю летать. По стилю разговора логично предположить, что Яшма общается с коллегой по бизнесу, и перебрать в памяти всех членов КММ плюс-минус её уровня, но я этого не делаю. Незачем. В памяти и без того всплывает дразнящий взгляд уроженца Сигонии, насмешливая улыбка, штрих-код и галстук, так похожий на ошейник, а ещё безграничная тяга к авантюрам. Если верить собранному для меня досье, именно Яшма дала Авантюрину его нынешнее имя. Надо признать – попала в точку. Впрочем, читать сердца и души – это её личный талант. Твёрдые руки обхватывают меня, подтягивая и повыше пересаживая на мягком сидении, запах одоранта вновь дразнит ноздри, а лоб вновь задевает что-то острое. Глаза открыть нелегко, а когда удаётся – перед взглядом покачиваются острые многогранные подвески, сверкающие как маятник гипнотизёра. – О, пришёл в себя? – радостным тоном спрашивает Авантюрин. – Как тебе возвращение к жизни? Несколько теряюсь и потому не спешу с ответом. С Авантюрином мы расстались крайне… недовольными друг другом, и пусть я отпустил его и позволил выжить, но причин дружелюбия не вижу в упор. По моему убеждению, этот тип должен меня ненавидеть. Он глядит мне прямо в лицо и явно считывает мои мысли. Ухмыляется: – Ничего личного, как говорится. У меня контракт с Яшмой, у Яшмы контракт с твой сестрой, твоя сестра хочет тебя живого, целого и на свободе. И я никому не посоветую общаться с Яшмой после того, как она уплачивает неустойку за сорванный контракт. – Часто приходится платить? – пытаюсь усмехнуться я. С усмешкой получается так себе. Холод, на какое-то время сковавший изнутри, отступил не до конца, и челюсть подчиняется не слишком охотно, а зубы пару раз клацают друг об друга. – Нечасто, но бывает, – признаёт Авантюрин. Он отодвигается к окну, достаёт с заднего сидения сумку и начинает что-то в ней искать. Это расстраивает – от его рук становилось теплее, но сознаваться в этом я не намерен, само собой. – Нарушенный контракт сам по себе плох для репутации, – тем временем продолжает Авантюрин, – но если не заплатить – будет хуже. В общем, мы стараемся, чтобы платить не пришлось. А ещё высшие силы, думаю я. У каждого из эонов свои требования к последователям и свои представления о должном, но вряд ли Сохранение одобрит нарушение контракта, тем более скреплённого его именем. А Янтарный молот, если судить по летописям, – штука тяжелая. – О, нашёл, держи… а хотя нет, не двигайся. Он вновь придвигается ко мне, протискивает руку между моей спиной и спинкой сиденья, практически обнимает меня, а потом действительно обнимает, обхватывая обеими руками. Моя щека укладывается ему на плечо, крепкое и тёплое, кожа касается шелковистого бархата. Точнее, натурального шелкового бархата, наверняка с Вонвака – не то что я настолько хорошо разбираюсь в тканях, просто не верю, что один из каменных сердец наденет что-то дешевле. От его тепла, дразнящего запаха и объятий мысли сносит в какую-то неправильную сторону, но прямо сейчас протестовать, отбиваться и защищать свою честь… не хочу. И правильно делаю, как выясняется, потому что Авантюрин устраивает меня поудобнее, а затем сует под нос горлышко фляги. От фляги одуряющее пахнет кофе, и я почти без колебаний делаю глоток. Ну, в самом деле, хотели бы моей смерти – могли просто не спасать. Кофе горячее, чем я бы сейчас хотел, и почти обжигает изнутри, зато он растворяет холод, и с каждым глотком – все быстрее. На языке остается солоновато-острое послевкусие, характерное для сортов с Авдерры. – Элитный сорт заливать во флягу? – на этот раз усмешка вполне удаётся. – Где я должен был взять плохой сорт? – резонно спрашивает Авантюрин, вновь обнимая меня… чтобы завинтить крышку, разумеется. – И, главное, зачем? – Ну… не знаю… для меня? – Не верю, что ты стал бы его пить. Куда б я делся, интересно… несколько секунд обдумываю варианты и отбрасываю в сторону. Я сейчас и без того не в лучшей форме, а присутствие этого… человека отвлекает от по-настоящему важных вопросов. Качественно отвлекает. Меня ведёт от этой обманчивой мягкости, под которой скрывается одно из каменных сердец. От действительно красивых глаз, присущих уроженцу Сигонии. От азарта, которым наполнена нереально-открытая улыбка. От чёрных штрихов на шее и дизайнерского галстука, откровенно похожего на ошейник. Авантюрин недопустимо волнует меня, и мы слишком близки друг к другу, чтобы он не заметил реакции моего тела. Он и заметил, это видно по слишком довольному лицу, и вместо того, чтобы отвести взгляд хотя бы из вежливости – приближает лицо, так что его серьга вновь задевает кожу. – Ты можешь использовать меня так, как пожелаешь, – хрипловатым низким голосом сообщает он мне. С настолько грубым флиртом я сталкивался… один раз, да. С этим же самым человеком. Впрочем, в первом нашем разговоре предложение не было настолько… неприкрытым. – Ты всем такое предлагаешь? За откровенно-оскорбительной грубостью я прячу собственное смятение. Ну ещё некоторую надежду, что мой, кхм, собеседник смутится и перестанет так на меня давить. Но Авантюрин лишь усмехается в ответ: – Да. Каждому, кому предлагаю сотрудничество. Ответ смущает и обескураживает уже меня, и это наверняка проступает на моём лице. Авантюрин вновь смеётся, явно довольный результатом: – Ваши семейные психологи не советуют на подобные вопросы отвечать откровенно, но с тобой, знаешь ли, лгать… – он демонстративно потирает висок, – чревато. Вообще-то мы не семья, чуть не говорю я. Мозг медленно, но приходит в себя, и я понимаю нелепость своего поведения с того момента, как очнулся. И самочувствие – не оправдание. Выдыхаю, делаю глубокий вдох, выпрямляюсь… отодвигаюсь подальше от Авантюрина с его обволакивающим теплом и дразнящим запахом. Мысленно оцениваю сам себя – не слишком свежий костюм, хорошо хоть из немнущейся ткани, встрёпанные волосы, наверняка круги под глазами и бледная кожа. С другой стороны, а где б я сейчас мог привести себя в подобие порядка? – О, твоё пернатое величество приходит в себя, – Авантюрину усмешки даются куда проще, чем мне. – А был почти на человека похож. – Человек – это двуногое, лишённое перьев, – отшучиваюсь я и привычно заправляю непослушную прядь волос за крыло, попутно и серьгу в крыле поправляю. – Предлагаешь тебя ощипать? Он даже тянет руку к моему левому крылу, и от подобной наглости я не сразу нахожу нужные слова, и мы несколько секунд совершенно по-детски играем в гляделки. Взгляд он отводит первым и опускает руку, и меня эта нелепая победа совершенно не радует. Надо срочно, срочно приходить в себя. – Мы приехали, – тем временем говорит он. – Держи. Вообще-то машина остановилась уже минут пять как, но комментировать это я не пытаюсь. Беру предложенную мне маску-респиратор, натягиваю на лицо, выбираюсь из машины. Едва не теряю равновесие – сила тяжести оказывается явно ниже нормы. В машине оно так не ощущалось. Оглядываюсь, но место мне незнакомо. Захолустный уголок Пенаконии, один из тех, где обустроили свои базы контрабандисты. Разумеется, я и раньше знал об их существовании, и Гончие время от времени добирались до этих закоулков, где и физические законы действовали слабо, не то что правовые. Полностью эти базы никто и никогда не зачищал, и рвение наших охранников все мы придерживали. По разным причинам. Для Отто Люцерны нелегалы были источником дешевых рабочих рук. Для Ирисов – притоком высокомотивированных изобретательных людей. Я… тоже никогда не возражал. Долго стоять на месте мне не позволяют – Авантюрин стискивает моё запястье и тащит вперёд, в сторону густой тени, отбрасываемой неровно обломанной скалой. Я почти не удивляюсь, что в этой тени умудрились укрыться два некрупных космических корабля и средних размеров катер. Ожидаю, что к катеру мы и направимся, но Авантюрин ведёт меня дальше, к слегка потрёпанному грузовому кораблю устаревшей модели. Мужчина в униформе КММ спускается по трапу нам навстречу, отдаёт Авантюрину ключи, забирает брелок от машины – и мы расходимся. Скорее даже разбегаемся: я и без хронометра ощущаю, что мы непозволительно долго находимся в агрессивной для человеческого организма среде. И даже ничуть не возражаю, что меня прямо из шлюза бесцеремонно вталкивают в деактивирующую камеру. Её рекомендуют использовать даже после прохождения через герметичные переходы, не то что после такой вот авантюрной пробежки. *** Изнутри корабль не выглядит ни потрёпанным, ни устаревшим, ни даже грузовым. Стены отделаны ультрасовременными панелями из сапфирового стекла с золотистой – причём не исключаю, что золотой, – окантовкой, ноги вязнут в мягком ковре из натуральной шерсти, тёплый свет ненавязчиво усиливается вокруг меня и плавно затухает за спиной, а воздух мягок – уж насколько это позволяют кондиционеры, и окутывает выверенными ароматами жилого дома. Я знаю, сколько стоит такая система климат-контроля… впрочем, ничего удивительного, сотрудники КММ уровня Авантюрина могут позволить себе и не такое. Разве что не совсем понятно, зачем обустраивать это всё на старом грузовике. Сам Авантюрин уже ждёт в конце коридора, и его улыбка, да и весь облик, может служить эталоном истинного гостеприимства, подтверждённого знаком высшего качества. В отличие от меня Авантюрин переоделся в мягкий домашний костюм… в общем-то, имеет право: он и в самом деле дома. Из прежней своей одежды он оставил лишь галстук, так схожий с рабским ошейником. Да, не каждому рабу достаётся мягкая кожа с платиновой пряжкой, только вот ошейник остаётся ошейником. То, что я остался в своём костюме, он не комментирует никак, разве что улыбается ещё лучезарнее, словно я подтвердил какие-то его выводы. Может, и впрямь подтвердил, кстати. – Как тебе? – спрашивает он, проведя руками вокруг себя. Пару секунд я пытаюсь отвлечься от стройной подтянутой фигуры, эстетично задрапированной в мягкий, текучий даже на вид шёлк, и от плоского живота, мелькнувшего над небрежно затянутым пояском. Поясок состоит из тонких цепочек и до безумия похож на поводок. Наверное, эта нарочитость и отрезвляет. – Пока что я видел лишь деактивирующую камеру и коридор, – привычно улыбаюсь я в ответ. – Коридор уютен. – О, простите, – в его улыбке ровно столько же искренности, сколько в моей. – Ваше пернатое величество… в изгнании, позвольте показать корабль. И разумеется, мы идём осматривать корабль. Сложно отказываться от гостеприимства на корабле, летящем в открытом космосе. Справедливости ради – это не самая большая плата за гостеприимство. – В модернизацию рубки пришлось вложиться больше всего, – Авантюрин почти не умолкает, а я убедительно киваю в такт его словам. – Но оно того стоило. Он излучает дружелюбие с мощностью современной термоядерной станции, и от такого становится просто неуютно. Даже представить боюсь, сколько им заплатили за мой отлёт с Пенаконии, и платила явно не Зарянка. И даже не господин Отто. Это КММ так хочет меня заполучить или кто-то ещё? – Даже больше, чем в двигатели? – из вежливости уточняю я, просто чтобы не затягивать паузу. – Намного, – неожиданно серьёзно отвечает Авантюрин. – Тем более для двигателей были использованы стандартные разработки корпорации, и я… можно сказать, воспользовался служебным положением, – он склоняет голову набок и искоса смотрит на меня невозможно-искрящимися глазами: – Накажешь меня за это? – Вроде бы я не твой работодатель, – отказываюсь я от слишком щедрого предложения. И нет, я не верю, что Авантюрин вдруг настолько воспылал ко мне страстью. В смысле, он здоровый мужчина и может иметь… вполне человеческие желания, как и я сам, но сомневаюсь, что он оголодал до такой степени, чтобы настойчиво навязываться. Скорее уж… скорее, это способ так меня оттолкнуть. Действенный. Соблазн ответить на заигрывание усиливается… вероятно, до событий в Театре я бы принял игру. Видимо, потому тогда Авантюрин играть не начинал. – Наказывать мог бы ещё и хозяин, – усмехается он и отворачивается. – Первоначально модуль управления кораблём был настроен на команду из четырёх человек, – он обводит рукой просторное помещение. – Командир, первый пилот, навигатор и оружейник. Не поверишь, тут было яблоку негде упасть, и всё из-за мебели с аппаратурой. Мне такая прорва народу на корабле не нужна, и после модернизации осталось только кресло пилота. Функции командира передали мне же, то есть пилоту, за навигацию отвечает бортовой ИИ, оружейку поделили. После модернизации рубка в самом деле кажется просторной. Всё та же золотисто-синяя гамма отделки, компактное эргономичное кресло с современной панелью управления, громадные обзорные экраны, ну и всё, собственно. Разве что мягкая изогнутая кушетка вдоль дальней стены. – Иногда приходится дежурить круглосуточно, ибо смена не предусмотрена, – правильно понимает меня Авантюрин. – Кушетка, кстати, по индивидуальному заказу и восхитительно удобная. Хочешь попробовать? – Подежурить? – с нейтральной улыбкой уточняю я. Он на несколько секунд отвлекается, проверяя поступившее сообщение на телефон, а я вежливо смотрю в сторону обзорных экранов. Сейчас они транслируют картинку на космическую тему, с иссиня-чёрным пространством, драгоценной россыпью звёзд и шлейфами туманностей. Реальная картина на гиперскоростях куда менее приятна для глаз и мозга – собственно, для того обзорные экраны и скрывают за этими защитными изображениями. Самые простые корабли, насколько я слышал, вообще обходятся пластиковыми шторками. – Каюты команды, – завершив свои дела, Авантюрин ведёт меня дальше. – Ничего особенного. Капитанскую каюту мне вообще было лень переделывать, в остальных стандартный гостевой дизайн. Тебе интересно? – Кают шесть, – замечаю я. – А в команде четыре человека. – В управлении – четыре, – поправляют меня. – Ещё медик и юрист. В некоторых системах такие законы, что дешевле было платить юристу, чем штрафы. Настолько интересные грузы или настолько своеобразные планеты? – думаю я. Или же сочетание того и другого… разразился несколько лет назад крупный скандал, связанный со вспышками геноцида на разных планетах средней отсталости. Неожиданная резня по религиозному либо этническому признаку, множество погибших, судебные разбирательства и пожизненные приговоры погромщикам. Всё стандартно, вот только отбывать наказание этих людей отправляли за пределы родных планет. Вероятно – на таких же кораблях. Чем отличается от рабства – не понял ни я, ни, надо признать, межпланетарный суд. Задумавшись, пропускаю мимо ушей всё, что Авантюрин рассказывает об обустройстве местной кухни, просторной и сияющей, едва успеваю осознать, что мы идём по настоящей оранжерее с живыми деревьями и свисающими с ветвей фруктами, и замираю лишь, когда выходим к бассейну. На самом деле полноценному бассейну диаметром метров двадцать, не меньше. Неглубокому, слой воды меньше полутора метров, но всё равно. Это космический корабль, в конце-то концов! Само по себе наличие бассейна – настолько кричащая роскошь, что всё остальное кажется уже незначительным. Вместо ставшего привычным синего стекла здесь стены декорированы мозаикой, слишком похожей на натуральную керамику, изображая слегка стилизованный лес. Вдоль стены над водой полукругом нависает широкий настил из искусственного мха, и по обе его стороны вниз в воду уходят древесные лестницы, похоже, сплетённые из лиан. – Люблю плавать, – со скромной улыбкой говорит Авантюрин, опускает ресницы и разве что не шаркает ножкой и добавляет: – В пустыне для нас попасть в оазис было праздником. – А… невесомость? – Здесь стабильная искусственная сила тяжести, – пожимает он плечами. – А в редких случаях, когда её поддерживать невозможно… ну, вообще помещение герметично, так что пузыри воды немного полетают и осядут обратно. Что тут сказать… впечатляет. На Пенаконии даже в ВИП-номерах не было полноценных ванных, только душевые кабинки, и даже ванны для погружения удалось втиснуть в номера ценой отказа от кроватей, а тут… скромный незаметный корабль одного из сотрудников КММ. Сотрудник, правда, не особо скромный… во всех, между прочим, смыслах. – Хочешь искупаться? – наименее скромным своим тоном интересуется этот сотрудник. – Не взял купальный костюм. – Разве это минус? Не отвечаю, да он и не ждёт ответа. Мы идём дальше – точнее, поднимаемся на уровень выше. По моим предположениям, этот неприличный для космоса бассейн занял место одного из грузовых отсеков, там даже крепёжные скобы из стен не убрали – и почему-то не задекорировали. Возможно, до сих пор используют в каких-либо технических целях, хотя не могу представить, в каких. Следующее помещение, как я и думал, действительно оказывается бывшим грузовым отсеком, и оно уже разительно отличается от прочих помещений корабля. Я бы не назвал его вульгарным, но лишь из вежливости. Но я тут гость и потому назову его варварски-пышным. Бордовый бархат на стенах, цветастый ковёр с густым ворсом на полу, золотая парча драпировок, обрамляющих громадный, до потолка, экран. Едва ли не четверть комнаты занята кроватью с балдахином, разумеется, бордово-бархатным и парчово-золотым. Из обилия разбросанных по полу подушек выглядывает столик из натурального дерева, инкрустированный золотом и чёрным перламутром. Из глубин памяти всплывает наш с Зарянкой разговор о свободе и воле, и да, эта комната буквально воплощает мои представления о золотых клетках. – Хочешь спросить, почему я не купил новый катер, а взял этот древний грузовик? Думаю, что скорее он хочет ответить на этот вопрос, но… но да, на самом деле я хочу понять и это, и прочие мотивы своего… хм… попутчика? – Сначала я решил, что грузовик был выбран для доставки контрабандных грузов, – позволяю я озвучить свои мысли, – но изнутри корабль перестроен настолько, что объёмные грузы не разместить. По вместимости он не слишком уступает стандартному катеру, по массе… слишком много весит система жизнеобеспечения. Даже если выгрузить, например, реагенты для климат-контроля, всю воду, не зарезервированную под жизнеобеспечение… впрочем, тут и для жизнеобеспечения требуется массы воды. – Верно, – кивает Авантюрин, подходит к краю перил и смотрит вниз, на роскошно обустроенную комнату. – Здесь почти нет свободной площади и задействовано около восьмидесяти процентов допустимой массы, но так было не всегда. Когда-то вот там, – он дёргает подбородком, указывая вперёд, – был трюм для рабов. Ну… один из, если точнее. Биографию Авантюрина я знаю… не наизусть, само собой, но досье на него читал. Собственно, я изучал материалы на каждого из топ-менеджеров КММ, но о тех, кто прибыл на Пенаконию – материалы изучал тщательнее. Из некоторых фактов секрета не делали, даже наоборот – всячески подчёркивали. Разумеется, во благо Корпорации и её имиджа. – Этот корабль в прошлом вывозил рабов с Сигонии? – ничуть не удивляюсь ответной усмешке, да и было бы чему удивляться. – Собираешься поселить меня в своей бывшей камере? Что тут сказать… символично, но в то же время на плохие условия не пожалуешься. Да и мне ли обижаться? Центральный отель Пенаконии является, по сути, переделанным тюремным модулем, а его номера – именно одиночными камерами и были. Перестраивая отель, дизайнеры даже не особо стремились этот факт скрыть, ну и гости не удивляются, что даже вип-номера имеют площадь в пять на пять шагов. – Ну что ты, – хмыкает Авантюрин. – Это теперь моя личная каюта. Хотя идея разделить её с тобой весьма… соблазнительна, но вообще-то для тебя приготовлена каюта прежнего капитана и хозяина корабля. Я гляжу в открыто улыбающееся лицо и думаю о том, что в КММ работают высококлассные специалисты. Способные порой на чудеса. Разве не чудо, как они сумели огранить подобранного на дикой планете подростка-кочевника, превратив в сияющую драгоценность? Однако кристаллической решёткой опорного камня корпорации остался старый корабль работорговцев, переделанный в корабль люксового сегмента. Ну, не самая плохая опора, если вдуматься. – Ту самую, которую было лень переделывать? – уточняю я, потому что мысли о кристаллических решетках лучше не озвучивать. – Предлагаешь мне примерить роль работорговца? – Примерить? – неискренне удивляется он. – А разве люди, которых ты брал под контроль, были свободными? Гляжу на галстук на чужой шее, так схожий с ошейников, и на штрих-код над кожаной полоской галстука, и вижу, как каменеет линия чужой челюсти и замирает кадык. Но улыбка остаётся неизменной, словно её высекли из камня, и красивые глаза смотрят с зеркальной доброжелательностью. – Даже ты назвал мои действия казнью, – напоминаю я, – но не рабством. И мне незачем добавлять – в отличие от. Ну, просто незачем. *** Ужин – или обед, или завтрак, ощущение времени успело смазаться для меня – появляется, едва мы проходим в варварски-роскошную клетку и устраиваемся возле низкого столика. Если Авантюрин хотел меня этим смутить, то зря – меня готовили к взаимодействию с самыми разными культурами, и сидеть на полу мне доводилось. Авантюрин лично сервирует столик многочисленными чашечками и тарелочками и жестом предлагает угощаться. – Можешь, конечно, сказать, что не голоден, – с насмешкой в голосе добавляет он, – однако до Сиверры-6 лететь двое суток. – Даже не собирался, – почти не лгу я. Такая мысль мне в голову приходила, но я счёл её глупой. – А что будет на Сиверре? Потому что ничего особо интересного об этой станции я не вспоминаю. Оборудована на безжизненном планетоиде в системе ничем не примечательного белого карлика, используется как транспортно-грузовой хаб, и её единственный плюс – энергетически удачное расположение на пересечении нескольких транспортных артерий. – Оттуда ты сможешь улететь в любом удобном направлении, – пожимает плечами Авантюрин. – В любой интересный тебе уголок Галактики. В среднем за час оттуда стартуют около тридцати пассажирских рейсов, про грузовые и смешанные даже не говорю. Тебе позволяют сделать собственный выбор… но вообще это моё предположение. Так-то нам просто оплатили этот твой перелёт. – И платила не Зарянка, – констатирую я. – Мы не берём один контракт от двух клиентов, – подтверждает Авантюрин. – Она оплатила только освобождение. С другой стороны, ты ведь не сомневался, что за твою пернатую тушку готовы торговаться многие игроки? Любопытно. – И ты хочешь перехватить контракт? – Почему перехватить? Мы обещали доставить тебя в безопасную зону – мы доставим. Но ты-то свободен в своем выборе, ты ни с кем контрактов не заключал… хотя заключишь, куда денешься. Тоже логично. – И за что вы готовы платить… покупая мою пернатую тушку? – А у тебя не только на ушках перья? – облизывается Авантюрин. – Но вообще – Пенакония, очевидно же. Ты слишком долго был… даже не главой – символом планеты грёз, ангел-хранитель снов. Я чуть морщусь – никогда не любил этот сомнительный титул, но не раз слышал его и о нём. Меня в самом деле так называли, пусть и не по моей воле. Возможно, оттого семья и не решилась раскрыть правду о моём участии в заговоре и не рискнула меня убить. Эмоции людей предсказать сложно, да и изменить непросто. Даже замена меня Зарянкой вряд ли бы прошла легко, моя сестра популярнее меня – в большом мире. На нашей родине она бывала слишком редко, став далёкой звездой, а людям нужно солнце. «Она – гармония космоса, ты – гармония мира снов», – говорил мне когда-то опекун. О том, что я не гармония, а порядок, знают единицы. Вернуться на Пенаконию, имея флот КММ за спиной, – это реально. Вопрос, останется ли после этого Пенакония собой. – Ты ведь и сам хотел её изменить, – угадывает Авантюрин мои мысли. – Силы одного Порядка тебе не хватило, а опираться на вашу семью… сам убедился. Твои цели… впечатляют. Даже нас. И у корпорации хватит ресурсов, чтобы твои цели реализовать. Кстати, я не только и не столько про оружие. Обрати внимание, Яшма вывела тебя из тюрьмы вообще без насилия. И даже не подкупом. Хватило… обычного влияния. – У вас впечатляющие возможности, – соглашаюсь я, – впрочем, было бы глупо умалять возможности корпорации. Но всё-таки становиться её опорным камнем я не собираюсь. У моего собеседника округляются глаза, несколько секунд он молчит, а затем искренне хохочет: – А ты наглец, однако! Не, с чего ты взял, что тебе вообще такое предложат? Нет, ну тут не поспоришь, действительно – наглость. Я и не спорю. – Вы не начнёте переговоры со мной с меньшей ставки, – я пожимаю плечами. – А больше вам предложить нечего. Авантюрин улыбается: – Уверен? Нет, не уверен. Отрицание – ложь, а признание – уступка. – Было бы что – уже бы предложили, – выбираю я компромисс. И понимаю, что угадал. Но ведь это значит ещё и то, что на самом деле мне ничего предлагать не собирались. И я не уверен, что это – плюс для меня. – Вот зачем ты такой прямой, а? – в усмешке Авантюрина искренности и лжи примерно поровну. – Насколько проще было бы вести с тобой переговоры! В ответ я могу лишь развести руками: – Если бы со мной было проще вести переговоры, их вёл бы не ты, – молчу несколько секунд и добавляю: – И не здесь. Мы оба осматриваем помещение бывшего трюма для рабов и, кажется, одновременно решаем не продолжать тему. – Я много раз слышал выражение «меч веры», – после недолгого молчания задумчиво произносит Авантюрин, – но твоя вера – это уже не меч, это дубинка, – он задумывается на пару секунд и добавляет: – Причём массой в несколько килотонн. – Ты хотел сказать – мегатонн? – парирую я. Несколько секунд он молчит, прежде чем кивнуть: – Возможно. Ну так.. докажи, что это правда. Позволь своей вере построить на Пенаконии идеальный мир, а мы поможем. Нам, знаешь ли, он тоже нужен, как и место в нём. Несколько секунд молчу, задвигая искушение… куда следует. Ни одно предложение Доброй госпожи Яшмы не следует принимать и ни один договор с ней не принёс выгоды никому, кроме неё самой и Корпорации межзвёздного мира. Я это знаю точно, но… но я правда хочу себе ещё одну попытку. Или даже не одну. И всё-таки… – Забавно, что заключить с Яшмой договор мне предлагаешь ты. Или это ты расплачиваешься за свой собственный контракт? – его глаза сужаются, и я пожимаю плечами: – Ты был куплен… доброй госпожой Яшмой, это не секрет. Сейчас ты на вершине КММ, ты один из её опорных камней, и всё равно… Протягиваю руку, пальцем цепляю галстук-ремень и дёргаю на себя. Получается слишком резко, и лицо Авантюрина оказывается напротив моего, и в его глазах раздражение и ярость растворяются в концентрических кругах радужки. Он тоже вскидывает руку, но не отталкивает меня, а обхватывает пальцы ладонью и мягко сжимает их, почти неприкрыто лаская. Или не почти. – Если ты так хочешь меня… держать на поводке, – шепчет он мне, – мог бы просто так и сказать. И вообще, можешь делать со мной всё, что пожелаешь, я ведь говорил, верно? Его дыхание щекочет мне кожу, его губы почти касаются моих, наверняка мы оба слышим, как стучит кровь в моих висках, и я закрываю глаза, чтобы… ну, хотя бы не видеть. Не сказать, что это сильно помогает, но всё же. – Я… не готов принять твоё предложение, – отвечаю я, усилием воли проглатывая слово «пока». Конечно, вряд ли это обмануло хоть кого-то из нас. – Я не Яшма и не умею долго ждать, – выдыхает Авантюрин мне на ухо. – Но ради тебя… пожалуй, попробую.