Брошенный

      Дождь шел с тех пор, как он вышел из поезда, не прекращаясь. Родной город встретил Леви не совсем радушно. По нему он не скучал, потому что помнил лишь дни, когда был голоден, когда было холодно. Лужи растеклись почти по всем мрачным улицам, ничуть не изменившись с тех пор, как он уехал с Кенни в другой город. Так что он нашел родной дом с легкостью, даже не глядя на карту. Зонта парень не имел при себе, хотя его-то приобрести средства позволяли. Парка намокла под холодным дождем, а в кроссовки просочилась вода из больших луж. Недовольно цокнув, он подумал, что все же следовало бы купить зонт по скидке на рынке. Но сейчас, боксер заглянул в магазин, чтобы набрать продукты, предполагая, что мама как всегда голодает. В местном супермаркете выбор продуктов не такой большой, как в городе, в котором он жил на протяжении десяти лет. Взяв что-нибудь более или менее съедобное, он направился домой.       Глядя на четырехэтажное здание, где он рос, Аккерман вздохнул и приготовился к очередным переменам в жизни. Зашторенное окно маминой квартиры находилось на первом этаже. Тяжелые пакеты не давали возможности уйти в ностальгию. Поэтому он решил зайти в подъезд. Он постучался в дверь, так как ключей от жилья не было. Стоять пришлось две минуты. Потом парень услышал тяжелое дыхание и шаркающие шаги.       — Кто там?       — Это Леви… мама.       Он уже давно не произносил этого слова. Наверно, лишь в мыслях или во сне, когда ее не хватало по началу. Себе Леви никогда не признался, насколько он скучал по матери. Возможно, даже не осознает своих истинных чувств. Послышался щелчок, нарушивший тишину, и дверь отворилась, являя взору сгорбленную женщину болезненного вида в старом сером платье. Она глухо прокашлялась, прикрывая губы рукавом. Затем мягко взяла сына за руку и слабо притянула к себе. Боксер покорно перешагнул порог, закрыв дверь на замок.       — Здравствуй, мама.       Не сдержав своего порыва, больная мать потянулась к Леви, прижавшись к нему всем телом.       «Мама, я так скучал».       — Я принес тебе продукты, — продолжал он.       Кушель только слабо улыбнулась, отстранившись от сына, и указала рукой на кухню, мол, проходи.       — Добро пожаловать домой, Леви, — сказала она и снова закашляла.       Должно быть, Леви сам не осознавал происходящее до конца. Ведь ухаживать за больным человеком так тяжело, особенно, когда впереди вся жизнь. Через пару недель мать вовсе слегла и еле-еле вставала только, чтобы справить нужду.       Шли серые дни. Парень нашел боксерский подпольный клуб и продолжал набивать морды за деньги, потому что лишь так мог зарабатывать. Мать приходилось оставлять дома одну. Иногда все же было лучше покинуть квартиру хоть на час другой, иначе болезненная атмосфера сильно давила на него, временами вызывая мигрень. И в таких случаях он жалел, что вернулся к матери. Ее меланхолия невзначай передавалась и ему, поэтому однажды на ринге он сильно избил одного любителя-боксера с каштановыми волосами и изумрудными глазами. Кажется, его звали Эреном.