Школа

Длинный коридор покрашен в белый.

Фотографии на стенах не висят. Летом сюда сунется лишь смелый. «А вдруг меня заучкой заклеймят?» Навеки здесь запечатлён звук тиши. В далёком прошлом пролетает едва крик. И слышно даже, как скребутся мыши. Увидеть много лиц дано на жалкий миг. Ходить здесь в одиночестве не сможешь. Как не смогли бы раньше здесь рабы. Свои костяшки пальцев лишь обгложешь. Здесь не услышит Боженька мольбы. А на двери, что при открытии скрипела, Надпись «двадцать первый кабинет». Хватка на дверной руке слабела. И сотня глаз уставилась в ответ. Картины. Люди. Слишком много лиц. Направлен взгляд их каждый на тебя. Но самый злобный взгляд из под ресниц. Упала пота капелька со лба. Захлопнул дверь со скоростью гепарда. Упал на грязный пол, на ламинат. И шёпоток прошёл, будто петарда. Уборщицы, наверное, визжат. В ушах лишь слышен удар сердца. Испуг наполнил душу до краёв. Сквозь слёзы слышал скрип от дверцы. Закон не писан в здании, но он таков. Шуметь запрещено давно навеки. Нарушивший обязан душу заучу отдать. От страха не смыкались разу веки. Но не готов парнишка умирать. Со всею тяжестью поднялся, не упал. Бежать задумал малый, куда мог. Ученикам его, наверно, сейчас жаль. И выглянул из-за угла чужой сапог. Парниша развернулся и помчался. Вилял меж белых длинных коридоров. Но всё-таки ребёнок тот скончался. В записке помянул об уговоре. Никто не знает, жив ли тот остался. Но есть ли сострадание у зауча в душе? Наверно, всё-таки скончался... И сожжена была та школа в мятеже.