***
Саурон выбрал Арнкел — самое крупное из известных ему человеческих поселений, похожее на искажённый тьмой крошечный Нуменор. Как не думать о войне и жестокости в такой обстановке? Дома здесь были маленькими и холодными, а улицы — грязными. Пройди вниз — и задохнёшься от запаха рыбы на пристани. Поднимись наверх — и ветра принесут тебе смрад кожевенных мастерских. Даже гномы, прокладывающие через этот крупный узел торговые связи дальше на север, старались не задерживаться в Арнкеле дольше, чем необходимо. Лица у людей были измождёнными и угрюмыми. А на эльфа все смотрели, как диковинного зверя, и волновал их лишь вкус незнакомого мяса. Они ушли из Эрегиона под покровом ночи, не взяв ничего, кроме снеди и того, что было при них. Он повелел называть его Халбрандом, как она привыкла, утверждая, что не носил ни чужого имени, ни лица. Галадриэль устраивало. Иногда она видела в нём черты того благородного сердцем человека, и надеялась, что со временем он привыкнет к такому образу. Обман обернётся явью. Пока же… — Почему моё? — она крепко вцепилась в браслет, который Халбранд пытался выдернуть из её рук. — А ты видишь на мне что-нибудь ценное? — У тебя должны быть деньги или запасы, ты же здесь когда-то жил! — не уступала Галадриэль. — По-моему, ты просто стараешься меня разозлить. — Я стараюсь, чтобы мы не остались ночевать на улице! — свободной рукой он обвёл стихающий рынок. — Что, видишь где-нибудь эльфийские чертоги или гостеприимную королеву? — Ты… Она нехотя разжала пальцы. Браслет моментально исчез из виду, пока его не приметили карманники. — Жди здесь, — он легонько подтолкнул эльфийку под выцветший оранжевый навес. — Я до скупщика. Похоже, скупщик жил очень далеко, потому что к наступающим сумеркам Халбранда всё ещё не было. От скуки Галадриэль разглядывала пустеющие лавки и всё пыталась представить, чем же ей заниматься в этом неприветливом краю. — Красавица! Она обернулась на оклик. Их было трое, и по душку Галадриэль легко определила рыбаков. Щёки их не то были выжжены солнцем, не то раскраснелись от дешёвого вина. — Чем могу помочь, господа? Один из них ткнул в навес над её головой. — Видим, что на всё не хватит, так можно хоть… это… Посмотреть?.. Галадриэль молча сделала шаг в сторону. Затем представила перед собой довольное лицо Халбранда и заключила, что эти пятьдесят лет будут тянуться дольше, чем прожитые ею столетия.***
— Почему это ты спишь у камина, а я — у окна? Халбранд неохотно поднял голову со свёрнутого плаща и одарил недобрым взглядом. Горячая каменная труба за ним вызвала неуправляемое чувство зависти. — Ты ведь эльф. Неужели мёрзнешь от ночного сквозняка? — Ты тоже не человек. — Но в человеческом обличии со всеми его недостатками и преимуществами. Им удалось снять чердачный второй этаж над лавкой торговца шерстью, который за лишнюю монету с радостью переехал вниз. Кровать до сих пор пахла старческим телом, и Галадриэль застелила её одеялом и накидкой. Не особенно помогло. С завтрашнего дня она решила заняться обустройством жилища, а заодно и подыскать ремесло себе по душе. — Если хочешь спать на полу вместо кровати — пожалуйста, — Халбранд сказал это таким тоном, словно Галадриэль была капризной девушкой, а не эльфийской воительницей. — Но я отсюда никуда не уйду. Она и вправду задумалась, а не лечь ли рядом. Они проделали долгий путь, и Галадриэль заботилась в дороге о ранах невольного спутника. Насколько уж враги могли быть близки, они были. Взывающая ухмылка Халбранда перечеркнула все мысли по этому поводу. — Недостатков я вижу полно, — не осталась в долгу Галадриэль. Спесивым он был как самый настоящий человек. — Но какие могут быть преимущества? Халбранд снова уронил голову на плащ, сопроводив всё усталым стоном. — Рано тебе о таком знать, эльф.***
— Я поняла, в чём причина. Халбранд, разглядывающий на свету небольшой медальон кузнеца, обернулся. Он отсутствовал половину дня и сообщил, что нанялся в подмастерья, но Галадриэль не восхитилась его успехами. Её злило, что от Халбранда неуловимо пахнет свежим хлебом. Она же потратила время на визит к местному правителю, который выдал ей железное и категорическое «нет» на все предложения. Ещё ей не на что было зайти в таверну. День не ладился. — В чём причина чего, Галадриэль? — Люди. Они считают меня шпионкой эльфов. — Интересно. И откуда у них такие мысли? — Это не смешно, Халбранд! Как ты прикажешь соблюдать наш договор, если я не в силах оставаться подле тебя? — Если ты его нарушишь, то проиграешь. Разве не в этом смысл? Она насупилась, поджала и без того тонкие белёсые губы. — Осторожнее, Саурон. Ты вступаешь в опасную игру. Тот шагнул навстречу. Запах выпечки был настолько силён, что Галадриэль охватили подозрения о спрятанном в его сумке куске ещё тёплого хлеба. Она жадно сглотнула. Голод добавлял возмущения. — Ты так уверена? Она тоже шагнула навстречу. — Ты не представляешь, на что я способна. Ещё шаг. — Горю любопытством узнать. Он едва не задевал её волосы кончиком носа, и тёплое дыхание окутало Галадриэль сладким, аппетитным облаком. — Да ты же… — Я?.. Всё верно. Хлебом он пытался скрыть то, что ел мясную похлёбку. И эта похлёбка была объявлением войны.***
— Это называется кража! — Но мы живём вместе, — невозмутимо ответила Галадриэль. — И все считают меня твоей женой. Разве можно красть у супруга? У нас должно быть всё общее. Халбранд со злостью потряс пустыми карманами. — Как можно было за утро потратить то, что я заработал за неделю?! Его гнев Галадриэль был понятен, ведь Халбранд дни и ночи проводил в кузнице, стремясь поскорее перебраться из тесного тёмного чердака в дом попросторнее. Галадриэль заново набила матрацы соломой и ароматными травами, вымела всю паутину, но обстановка до сих пор отличалась от лагеря под открытым небом лишь отсутствием ветров и дождей. — Мне понадобилось принести дар местному властителю, — тем же спокойным тоном бессмертного существа пояснила Галадриэль. — Теперь я могу охотиться в окрестных землях и продавать торговцам мясо и шкуры. — И чем ты собираешься охотиться? Будешь душить зайцев руками или бегать за ними с кинжалом? — Что ты, Халбранд, — успокоила Галадриэль. — Мне невероятно повезло, что мой «муж» имеет доступ к кузнечным инструментам. Он может выковать наконечники для стрел, обработать древесину для лука или сделать капканы… — Или позволить тебе разбираться со всем самостоятельно. Я и так много сделал для тебя. Предоставил кров и… — он бессильно сжал кулаки, вспоминая потраченные монеты. — В общем, много. — Разве с оружием не больше вероятность, что я нарушу договор? Его лицо начало краснеть от злости, потому что она была права. Не найдя чем ответить, Халбранд высокомерно бросил: — Я откажусь. Твои проблемы меня не касаются. — Касаются. — Нет. Она скрестила руки на груди и одарила Халбранда любимой хладнокровной улыбкой. — Тогда мне придётся взять твой заработок за вторую неделю и заказать необходимое у другого мастера. — Ты не посмеешь! Галадриэль неопределённо повела плечами. — Как раз хотела прогуляться по рынку и поглядеть на местные лавки. Отдыхай, Халбранд. Работы тебе предстоит немало. — Стой! — он бросился вслед за ней к лестнице. — Галадриэль! Ты не посмеешь!***
— Теперь мне как-то даже… неловко. — Я надеялся на это. Что у тебя проснётся хоть крупица совести. Галадриэль подняла лежащий на кровати лук. Провела пальцами по красноватым, отшлифованным до блеска отливам тиса и восторженно выдохнула. Рукоять была оплетена мягчайшей кожей, а кончики рогов венчал замысловатый узор. Лук не был украшен костью, самоцветами или драгоценными металлами с ювелирной ковкой, но оставался прекрасен, будто к его созданию приложили руку лучшие эльфийские мастера. Галадриэль тронула тетиву с нежностью, точно струну арфы. На мгновение показалось, что она была рождена с этим луком в руках. — Твои таланты безмерны, — наконец сказала Галадриэль. — Не обращай ты их во зло, о тебе бы ходили легенды по всей Арде. — Что толку забавлять бессмертных и смертных безделицами для сундуков и сокровищниц? — фыркнул Халбранд. — Когда-нибудь я создам нечто великое. О чём будут с трепетом говорить тысячи лет. — Не сомневаюсь, — Галадриэль всё ещё любовалась луком. — Чем я могу отплатить тебе за такой подарок? — Галадриэль, — его голос наполнился болью. — Просто верни мне заработок за вторую неделю! Сдавшись, она бросила ему мешочек с монетами. Халбранд с драконьей жадностью вцепился в честно заработанное. — Как у тебя вообще получилось отнять деньги у кузнеца? — буркнул он, наслаждаясь желанным звоном. Наверное, закопает где-нибудь под пнём за городом, подумала Галадриэль. — Я сказала, что ты страшно пьёшь, и мы голодаем, — без тени вины объяснила она. — Твой мастер ответил, что здесь это обычное дело. Потом отдал мне всё. Конечно, ей пришлось немного слукавить и поуговаривать — Ральд обожал Халбранда и пророчил ему хорошее будущее. В первый день он поручил помощнику ковать гвозди, а уже на третий безбоязненно отдавал самые сложные заказы. — Клянусь, я его… Галадриэль погрозила пальцем. — Ни прямо, ни косвенно. — Ты об этом не узнаешь! — Я узнаю, если договор будет нарушен, — напомнила она. — И ты тоже. Халбранд заметно опечалился. Галадриэль прочитала по его выражению, что он как минимум раздумывает, сможет ли легонько покалечить наглеца, но потом приходит к выводу, что вряд ли рассчитает силу. — Как думаешь, Галадриэль, магия различает всякие неоговорённые тонкости?***
Эта невозможная, невыносимая эльфийка даже не представляла, какими цепями его сковала. Что приходилось ему сносить от местных людишек, которые по разуму стояли на полступени выше орков. Халбранд занял свободный стол в таверне, и служанка сразу принесла ему полную кружку эля. Половину он осушил, чтобы не замечать презрения этой девушки. Ей, фигуристой черноволосой красавице, не шёл криво изогнутый рот и нахмуренные брови, но Сирхи (так вроде бы звали завлекавшую пьянчуг девицу) всегда смотрела так, будто Халбранд предпочёл ей козу, а не эльфийку. Почему он вообще должен был кого-то предпочитать, Халбранд не спрашивал. Сирхи он никаких знаков внимания не оказывал, а прохладу в их отношениях с Галадриэль заметил бы и слепой. Скорее всего, дело крылось в обычной женской зависти, потому что равную Галадриэль по красоте нельзя было сыскать ни в каких землях. И даже угрюмые горожане уже начали засматриваться на примелькавшуюся охотницу, забыв про враждебность к редкой в их краях гостье. Ральд после того визита Галадриэль всю плешь проел, что негоже коротать вечера в таверне и уж тем более спускать всё на выпивку, имея такую женщину. Халбранд едва не сказал, что, поживи Ральд с ней хотя бы неделю — спился бы в три раза быстрее. Он в несколько глотков прикончил оставшийся эль. В этот раз — чтобы избавиться от жгучего тесного чувства в груди, похожего на ревность. Не мог ведь он ревновать, в самом деле. И незачем было. Да и к кому? Ко всем? Он питал страсть к её силе и всего лишь хотел доказать упрямой эльфийке, что она зря с такой решимостью взялась за его судьбу. Пока Халбранд планировал использовать Галадриэль, чтобы устроиться получше, а потом следовало заняться подготовкой её падения. Рано или поздно она оступится — нрав у неё пылкий и гордый. Унять раздражение выпивкой Халбранд не успел. На три свободных стула возле него грузно плюхнулись плотники, обдав смесью эля, смолы и свежей стружки. Одного он вроде бы узнал — спрашивал про древесину для лука. — Ну, и как оно? — спросил один из плотников. Его лицо, обветренное и щербатое, было до крайности неприятным. — Как оно что? — предельно вежливо уточнил Халбранд. Сирхи с плеском поставила четыре кружки в центр стола, словно приглашала поскорее перейти к мордобою. — Спать с эльфкой, — в путаной бороде мужчины появилась сальная ухмылка. — Поперёк у них там или нет? — С зубами, — съязвил Халбранд. — Не успеешь — будешь как девка на корточки в траву садиться. Плотник нахмурился и отхлебнул эля. Кажется, он понял, что его как-то оскорбили, но как именно — не понял. — Э-э-э-э, — наконец протянул он. — Ты это, чего, за дурака меня держишь? — Нет, конечно. Ты и есть дурак. Все трое мгновенно вскочили с мест, побросав кружки. Халбранд лениво оглядел противников, думая, получится ли аккуратно их уложить. Если кто-то из них неудачно упадёт — сделке конец. А Халбранд терпеть не мог проигрывать. Рядом со столиком вновь возникло движение. Халбранд счёл, что к плотникам собирались присоединиться дружки, но это была всё та же Сирхи… … которую за локоток притащила Галадриэль. — Милое дитя, — она хлопнула по столу с силой могучего мужчины, так, что стол покачнулся. Плотники вздрогнули. Сирхи — подпрыгнула. Под изящной эльфийской ладонью заблестела россыпь монет. — Принеси добрым господам лучшего пива. Такой эль кому угодно испортит настроение, верно? Халбранда должен быть смутить не в меру возвышенный слог для захудалой таверны, но тогда он не придал этому значения. Воспользовавшись всеобщим замешательством, он схватил Галадриэль за руку и спешно покинул заведение. Ещё не хватало, чтобы своей дерзостью или привлекательностью эльфийка спровоцировала поножовщину. Ему-то всё равно придётся участвовать. Чем дальше они уходили в сторону квартала торговцев, тем больше подозрения обретали вес. Горькому хмельному душку следовало давно рассеяться, но он продолжал оставаться почти таким же насыщенным, несмотря на расстояние. Халбранд повернулся так резко, что шедшая за ним Галадриэль неуклюже впечаталась ему в грудь и хихикнула, будто случайно уткнулась в пуховую подушку. — Ты что, пила в таверне? — Ты же ходишь туда, — она оскорблённо опустила ресницы. — Такое общество тебе не подходит. Была же приличная таверна в их квартале, куда заходили жёны ремесленников и торговцев, но Галадриэль выбрала кабак у пристани. — Здесь никто не подходит под моё общество, — она проплыла мимо, в сторону дома. — Кроме тебя. Как и всегда, Галадриэль двигалась с неповторимой грацией, которая подвела лишь на лестнице. Эльфийка покачнулась на узких перекладинах, и Халбранду, поднимавшемуся следом, пришлось придержать её. За самые мягкие части. И он бы солгал, сказав, что это ему не понравилось. А она бы солгала, что пыталась возражать. Галадриэль стянула плащ. Неловко вынутая фибула зазвенела по полу. Халбранд остановил её носком ботинка. На эльфийке было изумрудно-зелёное платье, и он обречённо констатировал, что раньше его не видел. Утром следовало поговорить о расточительстве. Похоже, Галадриэль не понимала, что если будет тратить заработанное на одежды и украшения, то с этого чердака они выберутся лет эдак через двести. Столько ждать Халбранд позволить себе не мог. Она заметила его мрачность и, прежде чем улечься спать, пригласительно похлопала по кровати рядом с собой. Халбранд удивился. Даже для её состояния это было слишком странное поведение. Он осторожно присел на самый край, зажимая в руке фибулу. Острый конец вполне подходил как оружие на случай нападения. Галадриэль опустила ладонь на его плечо. Халбранд невольно поёжился от непривычного, по-видимому, доверительного жеста. — Ты не будешь сердиться? Кажется, вот сейчас начинал. И то больше от неизвестно как возникшего разочарования. — Что ты опять натворила? Галадриэль развязала поясной мешочек и грустным сопением вытряхнула между ними две монетки. — Видимо, это весь твой вклад в нормальное жилище? — Халбранд спросил с чистой иронией, потому что у него уже не осталось сил сердиться. — Прости. Этот край вгоняет меня в печаль. — И ты?.. —…купила самое дорогое вино, какое смогла найти. И оно всё равно не дотягивало до наиужаснейшей браги! — Хочешь, чтобы я тебя пожалел? Или что? — Просто не бранись. Хотя бы не сейчас. — Не знаю, что после сегодняшних злоключений вернёт мне расположение духа, — Халбранд хмурился, но морщинки на его лбу быстро разгладились, когда в голову пришла забавная идея. — Может, поцелуй эльфийской госпожи? Мысленно Халбранд потирал руки, представляя, как она с видом оскорблённой добродетели мазнёт губами по отросшей щетине и немедленно отвернётся, чтобы спрятать румянец. — Раз это всё, что может придумать мудрый майа, — не стушевалась Галадриэль, хотя выглядела рассерженной. Впрочем, недостаточно. Он с усмешкой подставил щёку. Она поцеловала его в губы.***
От возбуждения он то и дело срывался на бег. Путь к охотничьему шатру Галадриэль был неблизок, но, окрылённый событием, Халбранд не заметил, как преодолел его. Утро разделяло настрой безоблачным небом. Эльфийка издалека узнала гостя, но своего занятия не прекратила. Галадриэль вынудила залюбоваться ею. В кожаном фартуке, с острым, сияющим на солнце валинорским кинжалом в руке — прекрасная и дикая, как стихия. Перед ней лежала туша дикого кабана, и разделку эльфийка превращала в завораживающее зрелище. Стань она королевой, то внушала бы трепет одним взглядом, обещающим гнев. Станет. Ничего ещё не было потеряно. Просто подготовка затянулась. — Ты радостный, Халбранд. Что, опять кто-то умер? — Так и есть! Последний раз он выглядел настолько счастливым, когда у Ральда от жара остановилось сердце, и он оставил в наследство подмастерью кузницу. Халбранд к его смерти руку не приложил, в чём еле удалось убедить Галадриэль, но при выборе нанимателя он рассчитывал на этот вариант. Как и с торговцем тканями, у которого Халбранд снял второй этаж. Старик еле дышал, и нижние комнаты освободились за считаные недели. Наследница жила далеко, поэтому дом пустовал, а ренту никто более не требовал. — Семья землевладельцев недавно утонула в шторме, — Галадриэль поморщилась от его неуместной улыбки, но Халбранд не сумел её подавить. — Их дом выставлен на продажу. Он почти достроен. — Разве мы можем себе позволить дом? — Мы можем позволить себе Средиземье, если прекратишь упрямиться. — Халбранд… Он поднял ладонь, требуя не продолжать. — Решение принято. Тем более, тебе… — Я извинилась, — резко оборвала Галадриэль. — Недостаточно. Её руки всё ещё были красные, хотя она обтёрла их тряпицей. В шатре копошились ученики, двое юношей и девушка, пожелавшие учиться у Галадриэль. — Могу поклясться, вчера их было двое, — не мог не сказать Халбранд. — Некоторым приходится отказывать. Я стараюсь уделять время самым способным, чтобы… Их жизнь так коротка, Халбранд. Мне не хочется, чтобы они тратили её на занятие, которое им никогда не дастся. — Тебе, видно, далось легко, — в его голосе появились желчные нотки, — если все боятся, что ты откажешь им в уроках. — Не очень легко. — Неужели? — Тогда я была юна и только начинала охотиться, — Галадриэль с покровительственной ласковостью оглядела учеников, занятых кто чем. — Ушла вслед за юркой ланью глубоко в леса, но она призраком ускользала от меня, сколько бы я ни бежала за ней. Я запомнила её: на морде было тёмное пятнышко между рогов, напоминающее полуденный цветок. В конце концов, она скрылась, не оставив ни единого следа. В гневе я сообщила отцу, что бросаю это занятие. Оно не даётся мне. «Всяким знанием и ремеслом можно овладеть, Артанис, — сказал тогда он, — кроме одного случая. Когда ты сокрушаешься о неудачах, а не действуешь». — Похоже, ты пронесла этот принцип через года, — с иронией отметил Халбранд. Галадриэль пропахала бы руками земную твердь, если б её цель находилась далеко внизу. — И настойчивостью ты обучилась охоте? — Не сразу. Я многократно пыталась отыскать ту лань. Была упряма и не глядела на другие трофеи. После десятков попыток мне повстречался в лесу незнакомец. Он был темноволос и прекрасен лицом, но я так и не смогла вызнать его имени или дома, к которому он принадлежит. Этот эльф наставлял меня искусству следопыта, открыл многое о поведении зверей и птиц. Надо сказать, как учитель он был куда терпеливее моих братьев. Семь раз мы встречались, и семь раз я спрашивала его имя. Шесть он молчал, а на седьмой расхохотался звонко, шелестом травы и свистом ветра, и потом, не прекращая смеяться, исчез в тени деревьев. Больше я его не видела. У неё была мечтательная, красивая улыбка, как будто Галадриэль на мгновения погрузилась в ту безмятежность, которую оставила с Исходом. — Я догадываюсь, о ком ты. — После я долго сокрушалась, что не выказала Оромэ должного почтения, дерзила и так и не обрела смелости посетить его лесные чертоги, чтобы поблагодарить. Но спустя время я выследила ту лань. И когда натянула тетиву, ощутила, что единственная нужная ему благодарность — чтобы я приняла предложенный дар. Я сразила лань, и мои стрелы больше никогда не знали промаха. Халбранд молчал, потому что ему на самом деле было интересно её слушать, пусть и пустяковую историю о молодой эльда, впечатлённой могущественными силами. Сладка была откровенность, которой Галадриэль одарила, и она заставляла забывать об истинных планах, обо всём, кроме звука её голоса. Разве не стоило стараться, чтобы вечно слышать его? — Я хочу сказать, что понимаю, почему ты следовал за ним, — поспешно добавила эльфийка. — Когда сталкиваешься с чем-то, столь превосходящим тебя, оно… —… чарует. Галадриэль кивнула. — И заставляет задуматься, что бы ты сделал с такой силой. Но, пусть Валар не всегда правы, мы не зря ограничены Единым. И тебе следует помнить об этом. — Не поучай меня, юная Галадриэль, — с нажимом произнёс Халбранд. — Твои тысячелетия — ничто по сравнению с вечностью. — Я лишь хочу сказать, что амбиции обходились нам дорогой ценой, Халбранд, — она ощутимо припечатала его обратно к земле этим именем. — Быть может, здесь мы обретём смирение? — О, дорогая. До него тебе пока что… — Я извинилась! — И я всё ещё считаю, что недостаточно!***
—…не костью, — втолковывала Галадриэль зодчему. — Я подготовлю чертежи, пусть сделают по ним из бронзы. Она взялась за обустройство дома со рвением, какого не демонстрировала к другим занятиям. Созидание было в основе её природы. Пусть под рукой не было мрамора, красок и лучшего дерева, скудные ресурсы севера она обращала в произведение искусства. Последние недели они проводили как Солнце и Луна. Халбранда завалили заказами посланники гномов, едва скрывающие презрение и зависть к варвару, которому металлы подчинялись охотнее, чем их мастерам, и когда он возвращался, Галадриэль уже спала. Она уходила ещё до рассвета, оставляя после себя шлейф тепла и лесных трав, а на следующий день всё повторялось. Иногда Халбранд бросал дела и шёл к ней по надуманному предлогу: сердце по-человечески ныло от тоски, мешая сосредоточиться на работе. Иногда Галадриэль заглядывала в кузницу, с интересом рассматривала новые инструменты и полуготовые заказы. Её не слишком привлекала ковка, и Халбранд хотел надеяться, что является она с тем же мотивом, но ни слова по этому поводу из неё вытащить не удавалось. Рабочие, как всегда, не обратили на его появление никакого внимания. Возникало впечатление, что хозяйка здесь одна — Галадриэль. У неё они спрашивали совета и беспрекословно исполняли все поручения, а на Халбранда смотрели как на чужака, иногда заглядывающего, чтобы выспаться где-то в углу. Самое страшное — его это никак не задевало. — Похоже, зиму мы застанем в тёплой постели, а не на холодных лавках, — он жестом велел зодчему уйти, и тот нехотя послушался. — Отличная работа, Галадриэль. — Мне нравится, что вокруг меня наконец-то кипит жизнь, — призналась она. — Столько всего нужно успеть, что я не замечаю, как день сменяется ночью. И здесь я ко всему могу приложить руку. — То есть, тебе нравится. — Да. И я… Её белоснежные щёки тронула краска вновь нахлынувшего стыда. Халбранд улыбнулся, уже зная, что услышит. Ему нравилось это слышать, сколько бы она ни повторяла. — Я не хотела тебя оскорбить, сказав, что… — она подняла глаза к потолку, избегая его взгляда. — Сказав, что Келеборн не позволил бы мне жить на чердаке с мышами. — Уже лучше. — Ну что тебе нужно? — вспылила Галадриэль, устав от затянувшейся игры. — Ещё поцелуй эльфийской госпожи? Она порозовела сильнее, словно сама не ожидала, что упомянет это. Тем утром она сделала вид, что её память помутилась, а Халбранд не стал припоминать, чтобы не отвратить от себя в первые же дни. — Если только госпожа сама решит его подарить.***
Халбранд и не подозревал, сколько на самом деле почитателей обрела Галадриэль, пока он был занят в кузнице. Первый пир в новой обители собрал весь Арнкел. Вино текло рекой, примитивная, но весёлая и мелодичная музыка не умолкала, а буйство радости и отдохновения висело в воздухе плотной пеленой. И его неохоту быстро сломило предложение Галадриэль попробовать новый танец, который она разучила здесь. Пока они кружились в толпе таких же безумцев, она держала его за руки, и это затяжное прикосновение было приятнее всех остальных когда-либо испытанных ощущений. Никто даже не заметил, как с приходом ночи хозяйка исчезла. Крохотный задний дворик, в котором только намечались очертания сада, был её любимым местом. Халбранд угадал с первого раза, что, устав от шума, она отправится сюда. — Не боишься, что буйные дикари разнесут твой «дворец»? Среди молодых, едва вырвавшихся из-под земли побегов они были как великаны, которым тысячелетние дубы достают до голени. Занятно, что так выходило и на самом деле. Майа и эльда, дух и эльф, окружённые мушками-однодневками. Но почему последним были ведомы радость и покой, а им — нет? — Разве что разломают подсвечники, чтобы использовать рога как кубки, — улыбнулась она. — Я отвыкла от оживлённых празднеств. За годы, что я потратила на ненависть и поиски тебя, легко было забыть, что жизнь бывает исполнена счастьем. — И вот, нашла. — Нашла. Галадриэль привлекла Халбранда за руки и порывисто прижалась к груди. Всего на мгновение опешив, он обнял её, чувствуя, как гибкое тело поддаётся ему, словно талая свеча. И все человеческие преимущества вспыхнули так ярко, что скрывать их не выходило ни духовно, ни физически. Она лишь подлила огня, бесстрашно дотянувшись до его губ.***
Спустя пять лет уже никто бы и не сказал, что Арнкел был одним из многих мрачных человеческих селений. Галадриэль пришла сюда, как долгожданная весна, и помогала городу расцветать подобно цветку. Люди, поначалу с недоверием относившиеся к эльфийке, всё больше тянулись к ней и уважительно называли леди и повелительницей. Она завладевала их сердцами не силой и не обманом; искусство, которое никогда не давалось Саурону. Галадриэль помогала совершенствовать законы, руководила строительством укреплений и домов. Собрала городской совет из влиятельных семей и давала рекомендации по созданию общей казны и стражи. Обучала письменности, музыке и ремёслам тех, кто проявлял желание, а они, в свою очередь, передавали это знание остальным. Арнкел увеличился вдвое, когда другие человеческие племена стали искать защиты от набегов враждебных родов и орков за стенами растущего города, и Галадриэль всегда печалили возы с очередными несчастными. Ей казалось, что в войне она полезнее, и утешали её только слова Халбранда, что так она защищает больше жизней, чем с мечом в руках. Иногда они проводили вместе дни, иногда — ночи, и последние были совсем не похожи на притворство, чтобы избегать осуждения жителей. Привязанность превращала попытки Галадриэль сохранять бдительность в тяжкий труд. Как Халбранд ни старался вовлечь себя в сотворённую смертную жизнь, внутри него всегда дремало нечто тёмное и гневное. Галадриэль не раз спрашивала, что тревожит его, но он всегда уходил от ответа, отвлекая лаской и искренней нежностью. Он сделал свой последний ход зимней ночью, когда стылые ветра терзали землю и завывали под окнами. Галадриэль ночевала одна — Халбранд сказал, что будет занят до рассвета. Острый слух уловил шорох внизу. Галадриэль спустилась, пряча в рукаве кинжал. Слуги давно спали. В темноте четверо незнакомцев выворачивали шкафчики и витрины, распихивали по сумкам столовые приборы и дорогие украшения. От этого зрелища Галадриэль охватило отвращение. Они выглядели, как сорные птицы, копошащиеся в объедках. Ей не понадобилось много времени, чтобы обезвредить их. Трое от крепких ударов больше не пытались подняться на ноги, а четвёртый, вооружённый грубой работы ножом, через мгновение лежал под нею, с ужасом глядя на приставленный к шее кинжал. Одно знакомое движение, чтобы унять боль. Которое она не сделала. Пятый стоял в тени. Она не увидела его, но ощутила волну досады. — Если хотел… — Галадриэль сглотнула тяжёлый ком разочарования. — Если хотел вынудить меня нарушить договор, то следовало нанять дюжину. — Ты даже не представляешь, чего я хочу, Галадриэль. Она отняла кинжал от горла вора. Лезвие оставило на его коже безвредную полоску толщиной с волос. — Так скажи! — она бросила оружие, вихрем подлетела к Халбранду и отчаянно толкнула в грудь. — Не терпится поскорее вернуться в своё царство? Скажи это, и я тотчас освобожу тебя от уговора! Обратно ей, он был спокоен, как море в штиль, но безбрежно переполнен печалью, словно удерживающая её годами плотина рухнула. Глупость и порывистость поступка, кажется, настигла Халбранда только сейчас. — Какой толк от царства, — он поднял ладонями лицо Галадриэль, словно объяснял очевидное малому дитя, — если в нём не будет тебя? Что прикажешь делать, если пятьдесят лет пролетают как миг, а мне потребна вечность? Ответь, Галадриэль, что не желаешь быть со мной по истечении срока, и я отступлю. Не буду угрозой ни тебе, ни твоему королю. Я удалюсь в восточные земли, и ты никогда больше обо мне не услышишь. Хочешь сделать Средиземье свободным от всех угроз? Вот твой шанс. Наверное, они простояли так три четверти отведённых им договором дней, прежде чем Галадриэль убрала его руки и поднялась на цыпочки, чтобы шепнуть у самого уха: — Другая сделка.***
— Ты не можешь вечно держать её при себе. — Могу, пока не буду убеждён, что её поступками движет не детский пыл. Прекрасное лицо юной Нодиэн вновь омрачилось страданием. Припухшие красные глаза говорили, что она плакала всю ночь и до сих пор не могла успокоиться. — По-моему, она вполне взрослая, — спокойно ответила Галадриэль. — И своей строгостью ты лишь подстёгиваешь её к непокорности. — Если в таком раздоре оставила одна встреча, то как мне отпускать её за порог? Если этот болотник так же легко увлечётся другой и бросит её, ещё не принеся никаких клятв, она что, сожжёт их леса? — Не называй его болотником, отец! Он прекрасен, как ночное летнее небо, и очень умел на охоте! Халбранд многозначительно указал ладонью на дочь, словно та демонстрировала глубокую душевную болезнь. — И это, по-твоему, любовь, Галадриэль? Юношеский вздор! — Майрон! Он невольно притих, потому что Галадриэль повышала голос раз в столетие и только когда грань действительно была пресечена. — Она взрослая девушка и сама вольна выбирать жениха, — мудро продолжила Галадриэль. — Взрослая? Да она едва выбралась из колыбели! — Мне сто семьдесят девять! — И она до сих пор мыслит как дитя, — продолжил он, не заметив возмущённого возгласа. — Не следовало отпускать её в Лориэн. — Тогда тебе следовало отправиться с ней и убедиться, что народ Амдира живёт в цивилизованности и достатке, а не «спит на деревьях, как дикие кошки». Он устало склонил голову, словно мучимый тяжестью золотого венца. — И сколько мне осталось это терпеть? — Три тысячи семьсот пятнадцать лет, — легко подсчитала Галадриэль. — А потом можем заключить новую сделку. Нодиэн отвернулась, пряча раздражённый вздох. Разлад между ними возникал редко, но, когда речь заходила о таинственной «сделке», оба могли спорить днями, позабыв обо всём остальном, включая дочь. — И заключим, будь уверена, — с тенью недовольства закрыл тему Халбранд. — И это твоё желание, юная Нодиэн? Поселиться в Лотлориэне? — Вообще-то, я хотела попросить тебя ещё кое о чём, отец. — Он выслушает, — мягко вставила Галадриэль, не дав ему даже открыть рот. — Говорят, — она с эльфийской грацией опустилась на край его кресла. Сколько бы Нодиэн ни прибавляла в годах, на Халбранда продолжала действовать её приправленная любовью лесть, — что искуснее тебя кузнеца нет не то что в нашем королевстве — во всём Средиземье. — Это так, — без ложной скромности признал Халбранд, хоть в последние годы редко сам брал в руки молот. Правление отнимало много времени, ибо страхом и тёмными чарами пользоваться запрещали условия новой сделки. Да он и не стремился: всё желаемое и так было при нём. Преимущества смертной жизни с лихвой перевешивали недостатки. — Принцессе положено хорошее приданое, — продолжала заходить издалека Нодиэн. — Возможно, если бы ты изготовил пару колец, равных которым не было бы во всём… Оба выкрикнули это одновременно. Халбранд — с энтузиазмом, не давшим закончить предложение. Галадриэль — с протестом, прозвеневшим по всей зале. — Да! — Нет!