Среди подлости и предательства И суда, на расправу скорого, Есть приятное обстоятельство: Я люблю тебя — это здорово.
(с) Николай Носков - "Это здорово"
Всепоглощающий ужас – первое, что испытала Пэнси Паркинсон, когда очнулась. Внутри неё разрасталась паническая атака. Она не узнавала стены, что её окружали. Они давили на неё: на голову, плечи, грудную клетку. Сердце колотилось так громко, что на его стук мог прийти кто угодно. Пелена затуманивала глаза, мешая сфокусировать взгляд. Но из-за стены кошмара к ней протянулась тёплая и слегка мозолистая ладонь, становясь для неё якорем. Ладонь заземлила Пэнси, позволяя вернуться в реальность. Затем послышался нежный шёпот, но слова тонули в гуле, шедшем откуда-то изнутри. Но чем больше тепла отдавала ей ладонь, тем незначительнее становился гул. Наконец, она расслышала уверенный голос. – Пэнси. Пелена на глазах таяла, и вот перед ней оказалась растрёпанная чёрная макушка и яркие изумрудные глаза, блестевшие за стёклами круглых очков. – Пэнси, – повторил Гарри Поттер. В его устах её имя прозвучало как победный клич. Гарри искрился восторгом и любовью, чувствуя, как его покидает напряжение. – Поттер, – прохрипела Пэнси Паркинсон. Неповоротливый язык отказывался слушаться, но Гарри уже протягивал ей стакан с водой. Прохладная влага скользнула в горло, заставив закашляться, но вода помогла обрести дар речи. – Выглядишь неважно, словно восстал из мёртвых, – хмыкнула Пэнси. Она всегда старалась уколоть другого человека, когда чувствовала уязвимость. Гарри к этому давно привык. Может быть для кого-то Пэнси Паркинсон – Снежная Королева, но не для него. Она – маяк для блуждающей души. Огонёк, на который он шёл, чтобы вернуться из небытия. – Ты чертовски права, cara mia, – усмехнулся Поттер. Уголок губ Пэнси дёрнулся. С тех пор, как Гарри Поттер приоткрыл для неё маггловский мир, и они сходили в кино, фильм про необычную и не совсем маггловскую семейку стал их любимым. Сравнивая киноискусство и колдографии, даже упрямая Пэнси признавала прогресс параллельного волшебникам мира. Мисс Паркинсон будоражило прикосновение к запретному. Гарри поднёс к губам её бледную кисть и поцеловал, вызывая невидимые мурашки. Все органы чувств активизировались, а паническая атака отступила в тёмные глубины, подмигнув на прощание. Мол, помни обо мне, дорогой Цветочек. Я всегда возвращаюсь, когда ты перестаёшь меня ждать. Солнечные лучи ласкали оконную раму, стесняясь заглянуть внутрь. Снаружи всё цвело и дышало летом. Что бы ни придумывали волшебники или магглы, природа шла на шаг впереди, обладая собственной магией. Она завораживала сменой времён и погоды, словно скидывала надоевшее пальто и надевала шубу или платье, в зависимости от настроения. – Я боялась, что ты умер, – прошептала Пэнси. Она пыталась вспомнить последнюю битву, но картинка искажалась. Голова болела, и словно какой-то барьер мешал ей увидеть всё. Сейчас самое главное – то, что они с Гарри живы, и он рядом с ней. С остальным Пэнси разберётся позже. В течение дня мисс Паркинсон навестили немногочисленные друзья и целительница, но Гарри ни на шаг не отходил от Пэнси. Чтобы не смущать любимую, Поттер накинул мантию-невидимку. Слизеринцы не знали об отношениях Пэнси с Мальчиком-который-выжил, и последнее, чего бы хотел Гарри, – заставлять любимую девушку нервничать. Ей кое-как удалось вытолкать Поттера из палаты ближе к вечеру, чтобы упрямый Избранный поел и отдохнул. Но Пэнси пришлось поклясться, что она любым удобным для неё способом позовёт его, если что-то случится, и её состояние ухудшится. Мадам Помфри отвечала односложно на вопросы о битве и настаивала на главном – Волдеморт мёртв, а Гарри – жив. Пэнси и миру, что их окружал, предстояло выздоравливать и восстанавливаться. – Мисс Паркинсон, я гораздо быстрее смогу вас выписать, если вы перестанете закидывать меня вопросами. Характер школьной медсестры не изменила даже война. Поппи Помфри не меняла своих решений, и любым её пациентам и их близким приходилось мириться с каждым из них. Когда миссис Паркинсон навестила дочь, то ни словом не обмолвилась об отце Пэнси. Робкую попытку сказать больше, чем следует, грозная мадам Помфри прервала одним пронзительным взглядом на мать девушки. Медсестра решила оставить Пэнси в больничном крыле ещё на две недели и прописала жёсткий постельный режим. Неизвестно, чем мадам Помфри запугала бесстрашного Гарри Поттера, но тот выполнял все предписания, как шёлковый, несмотря на все капризы мисс Паркинсон. Ещё никогда на её памяти время не тянулось так долго. На исходе второй недели мадам Помфри констатировала: Пэнси Паркинсон здорова и может освободить больничную койку. Чистокровная волшебница из древнего рода на радостях собирала немногочисленные пожитки как самая настоящая маггла. Её беспокоило молчание Гарри, пока она переодевалась из больничной пижамы в платье. – Что меня ждёт за стенами больничного крыла? – без обиняков спросила Пэнси. Поттер помрачнел ещё сильнее. Ему плохо удавалось скрывать своё настроение, а ведь когда-то Паркинсон пыталась научить его искусству держать лицо в сложных ситуациях. Он сжал её руку и сказал: – Что бы ты ни увидела, я рядом. Первое, что бросилось в глаза Пэнси, ослеплённой солнечным светом, – рыжие деревья Запретного леса. Их цвет казался нездорово-ядовитым и почти кричал об опасности. Лес казался вымершим: Пэнси не слышала ни птиц, ни зверей. Заброшенный, покинутый, покалеченный – метаморфоза и апофеоз всего того, что случилось из-за войны с Тёмным Лордом. Сердце сжималось и при виде развалин некогда величественного и древнего замка. Стены, что возвели Основатели, зияли провалами, а на камнях запеклась кровь. Погибших и раненых давно унесли с поля боя, но не все следы битвы успел смыть дождь. – Больничное крыло уцелело, потому что Макгонагалл постоянно обновляла щит, – прокомментировал Гарри. Как в самые радостные, так и в самые тяжёлые моменты Поттер понимал её без слов. – Кто… – Пэнси закашлялась, резко вдохнув каменную пыль. – Кто отнёс меня в больничное крыло? – Малфой. – Оу, – Паркинсон удивилась. С Драко они не общались с шестого курса. Именно тогда их дорожки окончательно разбежались. – Люциус Малфой, – уточнил Гарри. – Волдеморт велел ему «Спасти решительную мисс Паркинсон, которая почти сумела отдать мальчишку Поттера». Пэнси застыла на месте, как восковое изваяние. Как? Она не могла отдать любимого на растерзание кровавому тирану! По своей воле так точно. Паркинсон придумала бы что-нибудь. Извернулась, как уж, но не предала бы Гарри. Он вошёл в узкий круг дорогих ей людей, и Пэнси встала бы на его защиту и под страхом смерти. – Я не хотел, чтобы ты пострадала. Мне пришлось наложить на тебя Империо, чтобы Лорд увидел твою лояльность. Что тебе ничего не стоит предать того, кто, по слухам, очень тебе дорог. Кулачки Пэнси взметнулись вверх и ударили Гарри в солнечное сплетение. – Зачем, Поттер? Ты поклялся, что мы никогда не применим друг против друга ни одно Непростительное! К тому же, слухи – всего лишь слухи. Мы встречались тайно, и нас ни разу никто не застукал. Гарри схватил её запястья, останавливая град ударов. Выпустив гнев, Паркинсон сдулась как воздушный шарик. – Он находился в моей голове, потому что я – его последний крестраж. Правда, прозвучавшая в тишине разрушенного двора, разнеслась эхом, оттолкнувшись от остатков замковых стен. Горошины слёз брызнули из глаз Пэнси. Тысячи планов, которые они строили, оказались такими же ненадёжными, как песочная крепость, смытая морским приливом. Поттер знал, что он умрёт, и сознательно пошёл на смерть, не сказав ей об этом ни полсловечка. Паркинсон хотелось кричать от бессилия. Ругать его за гриффиндорство головного мозга. Но тёплые губы Гарри уже мягко сцеловывали солёные слёзы с бледных заострившихся скул, пока, наконец, не накрыли губы Пэнси. Стоя посреди безмолвия и разрухи, они, избежавшие смерти, с жадностью отдавали себя на поруки жизни. – Я люблю тебя, Пэнси, – сказал Поттер, на секунду оторвавшись от губ девушки. И он не сомневался: Паркинсон полностью разделяла его чувства. Дамблдор прав – любовь оставляет свой след. И именно он привёл Гарри обратно к Пэнси, даже после его смерти…