О запертых дверях и неоконченных книгах

Во дворе замка звонко залаяли собаки. Следом послышались голоса и стук копыт, и Штепан поднял голову, поморщившись на слишком яркие солнечные лучи, светящие прямо в лицо. Значит, собирается охота? Кто выезжает? Едва ли Серебряная, ей такое не по душе. Книгу пришлось чуть подвинуть, чтобы страницы попали в пятно солнечного света. Конечно, можно придвинуть свечи, или самому придвинуться к факелу… но солнце нарушало его уединение так редко. Разве можно было не обратить внимания на такого гостя? С губ сорвался тихий смешок. И, будто в тон ему, скрипнуло рассохшееся и отсыревшее дерево кровати. Штепан усмехнулся снова и устроился удобнее, упираясь босыми стопами в тонкий стёганый матрас. Жаль, учителя не видят, как он читает теперь! Хорошо, что не видит отец! Лёжа, в неподобающем молодому наследнику виде… И это когда полагается держать спину ровно, не касаясь спинки стула, и немного, под изящным углом наклонять голову, чтобы рассмотреть страницы книги на столе! Что же. Ни учителей, ни отца не было в дворцовой темнице. В ней и солнца быть не должно – Белый замок переставал быть чистым и полным света, стоило только спуститься на нижние этажи здесь, в самом дальнем от тронного зала и королевских покоев крыле. Тут правили темнота, сырость или холод – и одиночество. Ему тоже полагалось всё это, но ему улыбнулась удача. И похоже, что у его удачи было вполне определённое имя. Полководец Агеррон не должен был приходить сюда сам, не должен был пачкать белоснежный плащ о грязь на давно не мытом каменном полу. Не должен был взмахом руки отпускать на четверть часа стражу и заходить в камеру к пленнику. А если и приходил, так должен был задавать совсем другие вопросы… разве не так? Но льдисто-голубые глаза смотрели всегда одинаково: с сочувствием и безнадёжным ожиданием. Я знаю правду, говорили эти глаза. Я знаю, так неужели тебе не надоело её скрывать? Но Штепан всякий раз отвечал одинаково – мягкой, спокойной улыбкой. Как оказалось, в упрямстве он мог бы сравниться с братом… и ничего не собирался говорить. К чему это было теперь? Он думал тогда, что тайна умрёт вместе с ним, через неделю-другую, под мечом старого Полководца, того, что был до Агеррона, того, чьё место должен был занять Леос... Но вместо сырой клетки с цепями на стенах его привели сюда, в почти приличную комнату с небольшими окошками под самым потолком, с кроватью, столом и стулом. И с тяжёлой дверью, обитой железом, как большой сундук для платья. И с решётками, конечно, на окнах и на оконце в двери, за которым так много раз в день проходили стражи… но ему ли было досадовать на решётки? Он ждал, день и ночь вздрагивая от каждого звука за дверью, когда же за ним придут. Когда объявят, что Бьянка Серебряная вынесла приговор, и меч готов отсечь предателю голову. Но за ним не пришли. Только день за днём приносили еду да поглядывали косо, кто с жалостью, а кто с презрением… А в один из дней дверь открылась, и на пороге возник Полководец. Но не седой мастер Войнич, а златовласый молодой человек в белом, золотом шитом плаще. Сперва показалось: сошёл с ума. Потом пришла радость: всё сложилось так, как должно было, и Леос надел плащ, который ему одному и был впору. И только когда мужчина заговорил, стало ясно: просто похож. Он обознался, принял за правду счастливый сон… Полководец Агеррон и тогда не задал тех вопросов, которые должен был задать. Не спросил ничего такого, чего не мог бы спросить у захворавшего друга. Удобно ли вам, мастер Штепан? Не нуждаетесь ли вы в чём-то? Штепан нуждался в свободе, как всякий пленник, или в казни – не для себя он хотел тогда смерти, но для тайны, жегшей ему грудь и язык… Но он попросил только одеяло теплее. И, если позволите, книгу. Агеррон посмотрел на него долгим внимательным взглядом, а потом кивнул. Он не казался больше юношей, не казался младше – плащ, шитый золотом, будто прибавил ему несколько лет за несколько дней. Позже стражники рассказали: так же прибавило лет Бьянке Серебряной в одну ночь появившееся серебро волос. За это тогда стало стыдно: она, молодая нелюбимая жена, не заслужила… но, должно быть, несла и корону, и своё серебро с достоинством истинной вдовы короля. Так же, как нёс молодой стражник тяжёлое звание Полководца. С тех пор так и повелось, так и повторялось раз за разом. Разговоры со стражниками через решётку в крошечном окошке – им позволяли ему отвечать, и потому они отвечали, уж это Штепан всегда понимал ясно, – короткие встречи с Полководцем, всё увереннее и твёрже ступавшим под весом вышитого плаща… и книги. Золотистая в солнечном свете страница была потёртой у края широких полей. Сколько рук касалось её прежде? И знал ли кто-нибудь, где, у кого эта книга теперь? Она ведь не из королевской библиотеки – такую печать на первом листе ставили при храме Мудреца. Прежде такие книги таскал домой Леос. Для Милоша, который был ещё слишком мал, чтобы его пустили не в университет даже, просто в библиотеку… Но для Леоса Алмос Печальный подмахнул разрешение, не глядя, и его королевская подпись и печать открыли младшему из братьев двери к знаниям, доступным лишь избранным… Чья подпись открыла двери ему, запертому за обитой железом дверью темницы? Не Бьянки ведь? Как бы то ни было, это его не касалось. Ему остались только книги и редкие визиты Агеррона, размеренные, как восход солнца. Всегда на двадцатый день после прежней встречи… этот порядок ломался лишь дважды. Впервые – год назад, когда на севере было неспокойно, и Полководец уехал лично проверить границу. Второй же раз был теперь: книгу Штепан мучил четвёртый десяток дней, а Полководец всё не появлялся. И стража молчала. Болен, быть может? Он опустил взгляд, будто книга могла дать ответы, но со страницы на него смотрели только имена. Мудрец, Защитник, Путник. Ткачиха, Любовь и Жизнь, Отшельница. Старшие, Мать и Первый – все они были здесь, точно он птицей поднялся над городом и с неба смотрел на два кольца храмов. Не их ли волей он до сих пор был жив? Громкое бряцанье связки ключей отвлекло от размышлений. Штепан выпрямился, садясь на кровати, и уставился на дверь, за решётчатым окошком которой маячила голова стражника. Что случилось? Агеррон всегда отпирал двери сам, и ключ приносил с собой – или умел беззвучно перебирать целую связку… так что же теперь? Внутри свернулось холодной змеёй дурное предчувствие – давно забытое в темнице, где каждый день похож на предыдущий. Но привычка, давно забытая тоже, не подвела. Вошедшего стражника Штепан встретил вежливой, почти равнодушной улыбкой. – Что-то случилось? – Вставай, мастер, – страж был ему знаком. Переведённый с городской стены, Камран стоял на этом посту уже год. Потому и обратился так, как обращались все стражники, простоту смешивая с уважением. – Королева хочет тебя видеть. – Королева? – лицо удержать удалось и теперь. Только голос дрогнул немного, выдавая растерянность. Неужели… всё-таки надумала казнить? Но для такого зачем вызывать к себе? Неужели думала, что, вынося приговор, должна смотреть ему в глаза? Бедная девочка… – Она, она. Так что вставай поживей: тебе бы ещё отмыться и приодеться поприличнее, – стражник окинул его взглядом и поморщился так, что Штепан невольно потянулся поправить отросшие, неровные, давно не знавшие масел и лент волосы. Да и рубашка на нём была простая, старая и пропахшая этими подземельями… Камран хмыкнул, видя, что его понимают верно. Махнул рукой, мол, идём, и первым вышел в коридор. Повернулся спиной так легко… Штепан качнул неодобрительно головой и, натянув сапоги, вышел следом. – Надолго меня к ней? – прозвучало почти беспечно, будто Бьянка Серебряная ради блажи отвлекла его от важного дела. Стражник шутку оценил, глянул через плечо мельком. – Я не дочитал книгу. Всё боялся, что придёт Полководец и принесёт новую, а эту придётся так и отдать… да только он что-то не торопится. Я наконец надоел, или он уехал? Его провожатый остановился так резко, что Штепан влетел в него плечом и зашипел сквозь зубы, когда кожу сквозь рубашку царапнули звенья кольчуги. Он растирал раненое место, представляя, какой уродливый синяк растечется там вскоре, когда Камран повернулся и взглянул на него с непониманием и упрёком. – Ты что же, не знаешь? – Штепан поднял брови, мол, откуда мне знать? Не всюду во дворце легко проникают сплетни, если вы не приносите их в темницы сами! Стражник опомнился, вздохнул резко и тяжело, и так же резко сказал: – Узнаешь. Серебряная тебе расскажет... Иди за мной. И он пошёл. Отчего-то казалось: рассказ Бьянки не обрадует. Как и то, почему королева вообще захотела его видеть. Она, не Агеррон, так неожиданно пропавший… Тоска по уютной, в общем-то, камере разлилась внутри, а холодная змея-предчувствие свивала и развивала свои кольца. Снова, как три года назад, Штепан шёл по этому коридору за стражником, влекомый приказом королевы. Тогда его вели ужас и отчаяние, теперь – любопытство и беспокойство… И надежда. На нераскрытую тайну – тогда. А теперь – лишь на то, что его не оставила удача, и неоконченную книгу, брошенную на скрипучей кровати, ещё получится дочитать.