тебя, твой поцелуй, и может что-нибудь еще

сегодня в Сумеру чересчур дождливо и холодно, а густой туман окутал весь город. Нилу была из тех, кто совершенно не выходит из дома и не следит за погодой, если совсем скоро состоится важное выступление, от которого напрямую зависит её карьера. чувствовала она себя, как обычно, неважно — ее мысли, словно куски пластилина, шарик из которого скатали из разных цветов, превратились в кашу. ее тело тяжелело каждый раз, когда она думала о предстоящем выступлении, о влиятельных людях, которые приходят поглазеть на утонченную фигуру Нилу, что столь элегантно передвигается в темноте. единственное, чего они никогда не замечают — так это того, как эта фигура сотрясается от бесконечного страха; как тонкие ноги, когда она делает несколько шагов в танце ближе к заветным кулисам, будто так и тянут свою обладательницу развернуться и убежать как можно дальше от глаз, следящих за ней со зрительских мест. их взгляд — жаждущий, жадный и видит она в нём только зверей, способных разорвать её прямо на этой огромной сцене. и не дай бог она приблизиться к краю и босые ноги окажутся в их мощных лапах. единственное, что хоть немного может скрасить ожидание танцовщицы в такие моменты — звонок организатору мероприятия. он знает как контролировать ее сумасшедшие приступы паники. он — тот, кто вытирал слезы радости и грусти, уверенно смотрел в ее полные горьких слез глаза, опухшее лицо и каждый раз смахивал блестящие капли с носа и щек; утром, вечером, вчера, сегодня и завтра. — Сайно, я боюсь, — прошептала девушка в трубку, когда долгие гудки прервались и она услышала знакомое дыхание человека, способного подарить ей покой этой бессонной ночью. — секретарь Аль-Хайтам, ты хотела сказать, — раздался уставший и хриплый мужской голос, заставивший тонкую кожу танцовщицы покрыться мурашками и холодным потом, будто специально играя на контрасте с разгоревшимся от томительного ожидания телом. щеки ее сразу приобрели красноватый оттенок, из-за чего Нилу слегка коснулась их ледяными руками, проверяя неожиданную реакцию своего тела на голос секретаря. — боже, простите-извините, я видимо ошиблась номером, извините, — молниеносно пробормотала она, проглатывая половину слов, чтобы лишний раз не беспокоить Аль-Хайтама. хотя Нилу уже прекрасно понимала, что и так разбудила человека, непричастного к её личным делам, отчего нервно наматывала кругами густые волосы рыже-красного цвета на палец. — не стоит. это телефон Сайно, ты не ошиблась, — выждав некую паузу, секретарь на выдохе продолжил: — его вызвали по вопросу решения проблем с аппаратурой, что приехала около часа назад, так что если ты срочно нуждаешься в помощи, я у себя в кабинете. Нилу всегда видела в Аль-хайтаме лишь таинственного человека, не способного на сочувствие, поэтому последние слова заставили сердце забиться так бешено, как никогда не билось при исполнении самых трудных движений в театре Зубаира. словно на смену густому туману, окутавшему ее дом со всех сторон своей непроглядной пеленой, из-за горизонта показались те самые лучи солнца, способные обогреть каждый уголок. по крайней мере, она хотела видеть именно такую картину. — я действительно могу прийти? — усомнившись в недавних словах секретаря, танцовщица решила прогнать его же фразу из своих уст, боясь услышать грубое и рваное «нет». — да. и, наверное, как и многие девушки Сумеру, она бы хотела оказаться в его сильных руках, вновь услышать аромат дорогого парфюма, но уже не на расстоянии, а исключительно уткнувшись носом в мужскую шею. но он был неприступной крепостью, а она, в свою очередь, не собиралась брать его ни стремительным штурмом, ни затяжной осадой.  и в тот тяжелый день она не пришла. осталась лежать в мягкой кровати, параллельно очерчивая непонятные силуэты руками в воздухе. она не танцевала, не звонила Сайно и не плакала, но чувство тревоги нарастало каждый раз, когда новые капли дождя бились об приоткрытое окно; когда дымил камин; когда волна ветра пробиралась в комнату Нилу, вызывая табун мурашек, с которыми не справлялись даже плясавшие языки пламени.

      ******

— чудесно выглядишь, — тихо войдя в гримерку, произнес блондин, усмехнувшись краем губ и пробежавшись взглядом снизу вверх, остановившись на тонкой талии, которую подчеркивал пояс пышной юбки. Кавех держал в руках увесистую кипу бумаг, о предназначении которой Нилу совершенно не догадывалась и к которой блондин снова вернул взгляд, попутно держа ручку во рту. — где носит этого седого придурка? открытие мероприятия через несколько часов, а он даже не удосужился подписаться, — тыкнул архитектор куда-то в конец листа так, будто танцовщица могла что-то сделать в этой ситуации. она и так чувствовала себя абсолютно беспомощной, перед глазами образовалась пелена, которую хотелось тут же сорвать, поэтому ей пришлось поморгать пару раз перед тем как разобрать слова, написанные на листке. — я передам секретарю, если увижу его, — смущенно потупила взгляд танцовщица, чувствуя нависшую неловкость. — не нужно ничего никому передавать, я здесь, — держа в одной руке какую-то маленькую книгу, Аль-хайтам появился словно из ниоткуда, заставив Нилу тут же вынырнуть из своих размышлений. несколько быстрых и уверенных шагов и он уже стоит напротив Кавеха, сжимает ручку длинными тонкими пальцами, которые Нилу хочется сплести со своими изящными и маленькими, и аккуратно вырисовывает подпись там, куда указывает сосед. она слышит знакомый парфюм и глаза окутывает новая волна тумана, девушка будто растворяется в этом запахе, потихоньку сводящим с ума, и все ее тело вот-вот расплывется, превратиться в лужицу и подплывёт течением вод поближе, чтобы еще больше вдохнуть терпкий аромат. — «такой тёплый и нежный». Нилу и сама не заметила, как слегка прикрыла дрожащие веки. это ей так жарко, закрыто окно или кто-то стоит слишком близко? танцовщица слишком боялась открыть глаза именно сейчас, так как подозрения могли оказаться правдой — и они оказались. когда их стало лишь двое в этой тесной комнате? Аль-хайтам склонился прямо над ней, прожигая взглядом из слегка приоткрывших век и она могла поклясться, что каждый его тяжелый выдох обжигал кусочек открытого плеча. — может я и плох в танцах, но зато хорош в поцелуях, — не отрывая взгляд от танцовщицы, секретарь заправил вылетевшую прядь волос за ее ухо, случайно касаясь шеи. она вся покрылась потом, и, если бы не его рука на талии, то сама она здесь бы и упала. Аль-хайтам говорил не в порыве страсти, он не был пьян или рассержен, а голос совершенно не дрожал. и она доверилась ему, и верила, когда вторая рука нежно обвила талию девушки, приподнимая над землей. Нилу чувствовала себя настоящей принцессой, и пусть порой девушке казалось, что для нее не предназначена столь сказочная жизнь, мама всегда говорила, что и к ее неприступной крепости когда-нибудь прискачет принц на белом коне. — я украду? — прозвучало куда-то в пустоту, когда сердце Нилу отбивало уже пятый раз за несколько секунд, из-за чего девушка оглядела его отрешённым от реальности взглядом, приподнимая брови домиком. — тебя, твой поцелуй, и может что-нибудь еще.