Ветер, кровь и серебро

      В глубине тонущего в темноте просторного зала сидел Вожак. Он упирался локтями в щербатую поверхность стола и сверлил собеседника тяжёлым взглядом из-под густых нависших бровей. Их лица освещала одна единственная чадящая лампа с жиром, хотя оба неплохо видели и в темноте. Напротив него расположился старый Шаман. Совершенно седой, с вылинявшей шерстью. Не знал бы рун да не общался с духами, давно, наверное, ушёл бы в поля вечной охоты. Но жизнь как-то держалась в дряхлом теле, и старик подслеповато щурился в неверном свете, перебирая узловатыми пальцами длинные подвески из звериных зубов и перьев, которыми украсил свою одежду. Чтобы каждому было ясно — не просто падаль на последнем издыхании еле свои кости тащит — идёт Шаман племени… Как будто кто-то в относительно небольшом поселении оборотней мог его не знать, включая совсем ещё несмышлёных волчат.       Несмотря на скверный характер, Шаман был полезен. Он часто мог угадать, где именно в лесу устраивать охоту, приманить добычу. Предсказывал, хотя и с попеременным успехом, погоду, да и просто много знал, поменяв опыт на почти выпавшие некогда острые зубы. Он долго под разными предлогами отказывался брать ученика, справедливо опасаясь, что, научившись всему, молодой волчонок просто подвинет его с тёплого места рядом с Вожаком. И ему перестанут отдавать самую нежную печень и другую требуху из дичи, пойманную в реке рыбу и прочие дары, положенные Шаману.       Обычно осторожный и вкрадчивый, похожий чем-то на дикого кота, Шаман в этот раз вломился в дом Вожака довольно шумно, и сразу потребовал отправиться немедленно в Зал собраний, чтобы обсудить нечто важное. Зевая, Вожак поднялся с расстеленных шкур, махнув рукой встревоженным жёнам, про себя обещая всё-таки врезать, если старик просто пытается набить себе цену. Но в итоге сон сняло как рукой. Потому что Шаман утверждал, что со дня на день к ним пожалуют упыри, и их будет очень много. Тьма. До стольки считать не умели ни Шаман, ни Вожак. Лучше бы уж снова пришли какие-нибудь люди или какие другие твари, коих по земле шаталось великое множество. Пускай и не часто, но бывало, что тревожили покой затерянного в бескрайних лесах селения. Гости редко являлись с добрыми намерениями, но у племени всегда хватало сил, чтобы отстоять своё право жить здесь. Духи были к ним милостивы, и год за годом племя, хоть и медленно, но росло.       Кого Вожак не жаловал особенно, так это упырей. Справиться с ними было трудно, их толстая серая кожа плохо поддавалась зубам и когтям оборотней, а вот тонкие иглы клыков, торчащие из гнилых ртов этой нежити, с лёгкостью пронзали шкуру, в считанные мгновения вытягивая кровь, а вместе с ней и жизнь. И самым страшным было, как ни странно, выжить после укуса. Потому что если упырь не убивал, то мог заразить своей чёрной кровью, и тогда жертва корчилась в муках, становясь то зверем, то жуткой нежитью, кидалась на своих же в безумии. И приходилось обрывать эту бесконечную агонию, вонзая в сердце крепкий деревянный кол. Такой участи Вожак никому из своего племени не желал. В деревне было много детей и женщин, и быстро отправить их куда-то не представлялось возможным. Переговоры с соседями о том, чтобы их принять, явно займут больше времени, чем у них есть.       — А нет ли способа как-то отвести Тьму отсюда?       Но шаман только грустно покачал головой. Руны, выжженные на костях, ясно говорили: великое бедствие, кровь, тьма, смерть. Всё это указывало на кровососов, и какой-либо защиты руны не показывали, сколько он не бросал их возле огня, под плывущим едким дымом скармливаемых пламени снадобий. Да ещё, как на зло, приближалось новолуние, самая тёмная ночь, когда оборотни чувствовали слабость, а вот упыри, наоборот, набирали самую злую силу.       — Плохо, — Вожак задумался. — Эйн. Я знаю, ты здесь. Не думаешь же ты, что отец совсем потерял нюх. — Старший сын вождя неохотно выступил из тени и поклонился. Он был сильным, рослым парнем с буйной гривой тёмных волос и желтоватыми, как у многих оборотней, глазами. — Утром, с восходом солнца, собери воинов на поляне перед Залом. Будем думать. Сколько, говоришь, у нас есть времени?       — До новолуния два дня, — прошелестел Шаман. — Скорее всего, они явятся после заката.       Эйн снова поклонился и исчез так же бесшумно, как появился. Несмотря на ещё достаточно молодой возраст, оборотень уже успел побывать в нескольких стычках и считал себя полноправным воином Стаи, которая обосновалась в этом месте так давно, что этого не помнили и самые старые волки. Даже Шаман ничего не мог об этом сказать, хотя Эйн спрашивал. Он с детства был любопытен и совал свой нос много куда, за что бывал и бит, и покусан. То, что он был сыном Вожака, его ничуть не спасало. Молодому волку хотелось узнать обо всём, что было за пределами деревни, а вот прочие его сородичи до удивления мало интересовались хоть чем-то, кроме бытовых дел и примитивных удовольствий.       Всех развлечений и было, что ночные охоты Стаи, сборища, на которых взрослые пили кислую дурную брагу и пели старинные заунывные песни. И изредка — летние костры, которые затевала немногочисленная молодёжь, заигрывая и устраивая шутливые поединки ради восхищённого взгляда какой-нибудь из юниц. Которой потом можно будет поднести собственноручно сплетённый венок с одуряюще пахнущими ночными фиалками и получить в ответ или мелкое кислое яблоко, означающее отказ, или, что более приятно, горсть сладкой лесной земляники или другой ягоды, означавшую согласие провести короткую летнюю ночь подальше от шумных сверстников. Если после этого волчица понесла — её брали в жены. Если же нет — это было не обязательно, и каждый мог выбрать себе другую пару, уже надолго.       Новости взволновали Эйна не на шутку. Подумать только, упыри… И уже так скоро. Он верил в мудрость отца и силу воинов племени. И сам был готов встать плечом к плечу, рвать чужаков хоть руками, хоть клыками, пока они не уберутся восвояси или не падут до единого. Вот только никогда раньше он не видел Вожака настолько мрачным. И даже духи не сообщили Шаману путь к победе. О том, чтобы пойти домой и завалиться спать, не могло быть и речи. Он просто не уснёт. И Эйн отправился туда, где было его личное убежище, где он чувствовал себя лучше всего.       Место располагалось по соседству с селением, но о нём никто не знал. Несмотря на общительный характер, сын вожака всё же держался особняком. Всё-таки, положение обязывало, и он как-то не сближался с другими молодыми волками, больше общаясь со старшими. Единственный, кто был с ним хоть как-то дружен — ученик шамана, поджарый, буро-рыжий странноватый парень. Впрочем, Шаману и положено быть не от мира сего. Но вот сейчас Лис наверняка дрых в доме Шамана, где и жил, а точнее, в пристройке, потому что ворчливый Шаман не позволял ему спать в доме до самых лютых холодов. Но Лис не обижался. Он вообще не способен был обижаться, постоянно смотрел в небо, и одни духи знают, что там видел. Сколько Эйн не смотрел вместе с ним, не видел решительно ничего интересного, кроме синевы, туч, луны или солнца, а Лис не умел объяснить.       Рассвет только забрезжил, и по мокрой траве поползли длинные белые змеи тумана, когда Эйн встряхнулся, разбрызгивая капли росы со своей пушистой шкуры. В убежище под нависающими корнями у косогора ночевать было лучше волком. Одежда, прикрытая ветками и приваленная камнем, чтобы не промокла и не унесло озорным ветром, лежала неподалёку. Возвращаться в деревню голышом было бы неудобно. Неожиданно в привычном шуме леса вокруг чуткие уши различили какой-то чужой, необычный звук. Чьи-то шаги. Будь он в человеческом обличии, не учуял бы, но сейчас мир был гораздо более ярким, наполненным запахами и звуками, рассказывающими Эйну гораздо больше. Он втянул воздух чёрным носом — и уже вскоре уловил: совсем немного дыма костра, пропотевшей одежды, кожи и ещё что-то, совсем не раскладывающееся на составляющие. А ещё травы и мокрая шерсть, сплетавшиеся в довольно привлекательный аромат. Чужой. Один.       Он двигался по лесу правильно, не создавая лишнего шума, и всё же, походка не была уверенной настолько, как если бы он шёл знакомыми тропами. Неизвестный рыскал туда и сюда, иногда возвращался и вновь продвигался вперёд, сейчас приближаясь к убежищу Эйна по кривой. Ему не хотелось, чтобы его личное место обнаружили, и он решил встретить чужака на тропе. Тёмно-серый, почти чёрный крупный зверь поднялся и потрусил в сторону, откуда шёл звук и запах.       Они увидели друг друга одновременно. О! Первым чувством было удивление, и, видимо, оно было взаимным. Потому что из-под густого ельника вынырнул волк. Совершенно белый. Его шерсть казалась продолжением сгустившегося тумана, а с длинной тонкой морды смотрели чёрные, как самая тёмная ночь, глаза. И их взгляд был вполне осмысленным, да и нос подтверждал то же самое: оборотень. Эйн слышал, что далеко от них, едва ли не на другой границе Великого леса, встречаются волки необычного окраса. По поверьям встреча с ними не сулила ничего хорошего, но верить досужим россказням обычно не стоило. Перемывающие друг другу кости от скуки могли и выдумывать всякое. Но вот ему, похоже, выпал шанс узнать о снежных, или, как их ещё называли, звёздных, волках побольше. Вот только в таком виде это было сложно сделать.       Общаться, будучи волком, можно было больше образами. Членораздельные короткие приказы отдавать мог Вожак, да некоторые старые волки ухитрялись более-менее внятно доносить до остальных сложные мысли. Сам Эйн умел это делать едва-едва, но постарался, как мог, передать дружелюбие оборотню, замершему напротив. И даже, отбросив гордость, слегка махнул хвостом, что было, вообще говоря, не к лицу взрослому волку не по отношению к старшему или равному члену Стаи. Но сейчас было важнее показать, что он не опасен и хочет пообщаться.       Похоже, демонстрация убедила, и снежный даже удостоил его ответного взмаха пушистым хвостом. Значит, получится. Грудь и бока чужака перевивали широкие кожаные ремни, державшие довольно объемную сумку. Скорее всего, она была сделана так, чтобы в неё можно было влезть, обратившись, и носить с собой. «Умно!» — восхитился Эйн. В их племени никто до такого не додумался, и приходилось носить всё в пасти или тянуть за собой волокушу из веток, что было очень неудобно. Стоило попросить показать, как она сделана. У него было столько вопросов! Поэтому Эйн развернулся и поспешил туда, где оставил свою одежду. Не обращаться же прямо при чужаке. Процесс не доставлял уж сильно неприятных ощущений, но и красивым его было не назвать, поэтому оборотни старались без нужды не делать этого при сородичах, исключая близкую родню.       Поспешно одевшись и растирая тут же подмёрзшие от предутреннего холодка руки, Эйн вернулся на место встречи, чтобы увидеть молодого крепкого мужчину с очень светлыми, практически белыми волосами. Брови и ресницы у него тоже были белыми, как и щетина на лице, пока не превратившаяся в бородку. Это выглядело необычно, но, пожалуй, даже красиво. Сородичи Эйна в основном носили чёрную, тёмно-серую или рыжеватую, как Лис, шерсть. И правда, снежный…       — Благословение духов твоей дороге, путник! — поприветствовал его Эйн учтиво. Стоило показать, что они тут хоть и живут на отшибе, а не совсем дикие. — Кто ты, и куда держишь путь?       — Благодарю, пусть вашу землю вечно озаряет лунный свет, — отозвался пришелец, и его голос был мягким, как заячья шерсть, но не лишённым силы. — Меня зовут Олькс, как видишь, я, как и ты, сын Луны. А вот на последний вопрос мне сложно ответить. Возможно, я уже пришёл.       Олькс, значит. Но что означает — сложно ответить? Как можно не знать, куда идёшь? Видимо, недоумение отразилось на лице, потому что снежный продолжил:       — Видишь ли, в нашем племени каждый в определённый час приходит к ведунье, которая пророчит судьбу. И должен сделать, как она скажет. Когда пришло моё время, Весса поведала мне, что я должен идти на запад, пока не найду место, где буду нужен, и не получу там то, что нужно всем нам, — он на мгновение погрустнел, но затем тряхнул головой. — Было жаль оставлять своих надолго, но я рад, что пошёл. Уже столько новых земель увидел.       От его слов у Эйна перехватило дыхание. Выходит, этот парень давно в пути и видел так много! Как бы он хотел так же. Жаль, что их Шаман не даёт никому пророчеств. Вот если Лис станет новым Шаманом, можно будет и попросить его узнать, нет ли у духов и для него такого замечательного пророчества. Пророчество… Он, разумеется, не забыл, что нагадал им самим Шаман. Может статься, у него не будет вообще никакого будущего после завтрашней ночи. Да и путнику лучше бы здесь не задерживаться на самом деле. Уже светало, а это значит, что ему пора пойти и обойти все дома воинов, собирая их на общий совет. Он решил не утаивать правду. Может быть, снежный успеет уйти достаточно далеко и избежать опасности.       — В недоброе время ты явился, Олькс. И будет лучше тебе продолжить свой путь побыстрее. Уже завтра на закате сюда придёт неблагая Тьма, и весь наш род может погибнуть. Я бы хотел тебя расспросить про твои странствия, но, как видишь, в чём-то мы провинились пред Луной и духами.       Олькс задумался, и, вопреки ожиданиям, не спешил уходить.       — Я не уверен, но, может быть, я шёл именно сюда и сумею чем-то вам пригодиться. А может быть, найду то, что ищу.       Эйн не поверил в то, что слышал.       — Ты, скорее, погибнешь, если не уйдёшь. Ещё один воин против бесчисленного стада упырей мало чем поможет. Неужели тебе не дорога шкура? — от волнения он даже забыл про вежливость.       — Поглядим, — усмехнулся снежный. — А пока не проводишь меня в ваше поселение? Прости, но я не могу уйти, пока не пойму, не об этом ли месте говорила Весса.

***

      Поляна перед Залом гудела, но всё стихло, когда вышел Вожак. Он, не теряя времени, рассказал о страшной вести. Воины потрясённо молчали, пытаясь понять, что можно сделать, когда со стороны своего дома показался Шаман. И вид у него был ещё более растрёпанный, чем вчера. Меховая шапка съехала на бок, он тяжело, со свистом дышал, опираясь на посох.       — Новая весть! Духи мне рассказали. Мы ещё можем избегнуть Тьмы. Есть способ, — он остановился, переводя дух и победно потряс мешочком с костями, выкрикнул на всю поляну. — Нужно принести в жертву духам того, кто сегодня придёт из Великого Леса!       Глаза оборотней мгновенно обратились на сидящего с краю вместе с Эйном белого. Тот, кто пришёл сегодня утром… Эйн заслонил удивлённого Олькса и поднялся, собираясь возражать. Но следом за Шаманом к поляне уже бежал Лис. Он прихрамывал, прижимая к боку руку, словно баюкал её. Увидев его, Шаман помрачнел и скривился, когда ученик всё же подошёл.       — Вождь, я… я думаю, Шаман ошибается, — выдохнул он. — Я смотрел, как он раскинул руны. И одна… я видел, она сперва упала другой стороной. И это значит…       — Ах ты, негодный пёс! — Шаман повысил голос, брызгая слюной из беззубого рта. — Ещё молоко на губах не обсохло, а ты на меня напраслину возводишь перед Вожаком и воинами?!       Он размахнулся и огрел ученика по спине, вызывая болезненный вскрик.       — Молчи, коль не ведаешь, — зашипел он. — Прочь отсюда, пока я тебя не убил. Ещё слово, и можешь идти на все стороны. Всё равно тебе некуда вернуться, твоих родителей давно люди на шкуры пустили. А я тебя пригрел! И вот твоя благодарность!       Лис съежился под ударами, не пытаясь защищаться. Эйн хотел было вмешаться, но стоящий рядом воин остановил его, покачав головой. Ни к чему встревать. Между тем прочие уже плотно окружили пришлого, оттеснив Эйна, и ждали только кивка Вожака. И он последовал. Олькс попытался было вырываться, но ему заткнули рот, не давая слова.       — В яму его, — распорядился Вожак и обернулся к Шаману. — Значит, говоришь, если его принести в жертву духам, Тьма не явится? Каков должен быть ритуал?       Эйн метался по лесу, пытаясь движением как-то успокоить находящиеся в раздрае чувства. Он всем сердцем желал спокойной и счастливой жизни своей Стае. Но нельзя же так! Да ещё Лис… Что он хотел сказать? Мог ли молодой ученик увидеть больше, чем умудрённый жизнью Шаман? Кто из них ошибается? И что ему делать? Остановившись, свесив язык, волк пытался отдышаться. Рядом шумела река, и он спустился, чтобы напиться. Пока он шумно лакал воду, то услышал позади шорох, который раньше не заметил из-за собственного смятения и шума воды. Лис?! Это был он. Рыжеватая шкура местами окрасилась кровью, одна из передних лап явно была не в порядке.       Пришлось перекинуться человеком, не обращая внимания на неподходящее место. Он должен знать.       — Лис, что случилось? Ответь мне…       Рыжий отвернулся, пряча слезящиеся глаза и уткнув нос в палые листья. Ничего не оставалось, как сесть рядом, обняв колени, чтобы не было так холодно. Хорошо ещё, что выглянуло солнце, стало чуть теплее, и воздух уже не так щипал голые бока Эйна. Наконец Лис собрался с духом. Меховой комок пришёл в движение, послышался характерный влажный хруст, с которым смещались кости и расходилась шкура, выворачиваясь наизнанку и пряча внутрь шерсть под гладкой человеческой кожей. Пару минут спустя там, где лежал волк, остался сидеть парень. Можно было разглядеть, что его тело покрывают многочисленные синяки, кое-где переходящие в ссадины и кровоподтёки. Рука тоже отливала синевой, но уже, кажется, срослась.       — Да ничего нового, — пробормотал он негромко. — Дед совсем из ума выжил. Бьёт меня почём зря, как будто я ему деревянный. Лапу вот сломал. Хорошо, у нас всё быстро зарастает.       Синяки на глазах уменьшались, пока от них не остались желтоватые следы. Лис сжал и разжал кулак, пробуя его, и поморщился. Видимо, всё же, ещё было больно.       — Ты… правда думаешь, что он ошибся? И что там было?       — А, ты о рунах. Я уверен. Я всегда смотрю, как он гадает. И это не первая его ошибка. Просто обычно это не важно было, и я молчал — после того, как он меня первый раз избил и из дома выкинул на улицу. Я тогда чуть не околел к утру, зима была… — Он сморщил свой рябой нос в веснушках. — Но тут, понимаешь, не шутки. То есть, если даже этого белого в жертву принесут, ничего не изменится. Он просто помрёт. А потом упыри и нас сожрут всех. Хоть ты скажи им, Эйн! Может, Вожак тебя послушает?       Вот в этом Эйн очень сильно сомневался. Вожак потому и был Вожаком, что не давал никому сомневаться в своих решениях. Он не был самодовольным дураком, но и убедить его было непросто, даже собственному сыну. А что у него есть? Слова ученика против слов уважаемого всем племенем Шамана? Этого отчаянно мало. И время улетало стремительно. Но было и ещё что-то, что не давало ему покоя. Олькс сказал, что его сюда отправила ведунья. И он думал, что сумеет помочь.       — Погоди, Лис. Вряд ли отец послушает, если ничего не предложить взамен. Ты сумеешь сам погадать и спросить у духов поточнее, что там с этим снежным, и как нам избежать Тьмы?       В ответ ученик самодовольно хмыкнул, вскинув нос:       — Ещё бы! Я, по-твоему, этого старого хрыча просто так который год терплю? Может, он и слеп, как крот, и уже мухоморами пропах и мхом порос, но всё же учил меня. А не только посохом колошматил.       — Так чего сидим, сопли развели? Ждём, пока нас есть начнут? — сын вожака протянул руку, поднимаясь, и Лис, не раздумывая, сжал её. — Пошли, будущий Шаман, будет твоё первое пророчество.       Они прокрались к дому Шамана так тихо, как только могли. Последние сажени ползли на брюхе, скрываясь меж разросшихся по задам лопухов. К счастью, дверь была прикрыта и под деревянную ручку подсунута палка, показывая, что хозяина нет дома. Наверняка он чувствовал себя великим, руководя не чем-то, а подготовкой ритуала, призванного спасти всё племя, так что скоро можно было не ждать. Внутрь юркнули через пристройку, где жил Лис, и с облегчением перевели дух только тогда, когда за ними закрылась низкая дверца и можно было перекинуться.       Теперь уже Лис на правах хозяина великодушно выделил Эйну какие-то старые вещи со своего плеча, в которые тот с трудом втиснулся. Но время поджимало.       Что-то бормоча и мурлыкая себе под нос, ученик Шамана деловито, но словно неспешно лазил там и тут, разжигая в очаге посреди дома совсем небольшой костерок и чем-то шурша и гремя по деревянным ларям и на полках. Он расстелил перед очагом побитую молью шкуру, бережно положил рядом свёрток.       — Мои кости, — пояснил он. — Конечно, не такие красивые и старые, как у Шамана, но, как по мне, важно, кто и как обращается, а не что при этом у него в руках. Важно, что здесь…       Он указал сначала на грудь напротив сердца, а потом и на голову, подразумевая, верно, чувства и мысли. Эйн поразился, как переменился обычно рассеянный Лис, занимаясь своим делом. Словно другой совсем, на губах бродит улыбка. Наконец он сел на колени на край шкуры, указывая Эйну сесть сбоку. И прижал палец к губам, показывая, что гадание уже началось и следует молчать. Его глаза цвета осенних бурых листьев сияли, он двигался легко, словно танцуя. Бросил в костерок что-то — и почти сразу над ними поплыл терпкий дым, который свивался и закручивался спиралями, хотя никакого движения воздуха в доме не чувствовалось. Эйн ощутил волнение, как будто вокруг и впрямь происходило что-то волшебное. Лис подбросил трав из другого свёртка, и дым стал плотнее, в нём уже можно было угадать нечто, похожее на расплывающиеся, колеблющиеся, перетекающие одно в другое лица.       «Духи предков», — внутренне холодея, понял Эйн. Они пришли на зов шамана. Лиса. Который, не разделяя на слова, уже не просто бормотал что-то, а напевал странную, тягучую мелодию, сменяя звуки и погружаясь в транс, покачиваясь под собственную песню. Дым качался вместе с ним, и сын Вожака не заметил, что и сам покачивается в такт, присоединяя свой голос к уже общей песне, в которую вплетались бестелесные голоса духов. Такого он ни разу не слышал, хотя был несколько раз свидетелем гаданий Шамана. Выходит, Лис делал это по-своему? Мелодия нарастала, захватывая его сознание, и в тот момент, когда она стала вызывать распирающее голову, зудящее чувство, вдруг оборвалась. И в эту секунду Лис вскинул руки, веером кидая на шкуру кости, которые до этого держал в руках. Они разлетелись, облизываемые остатками дымных завитков, и упали, складываясь в узор.       А Лис вдруг распахнул закрытые до этого глаза и жадно всмотрелся. Его губы раздвинула широкая улыбка, обнажая клыки, он облизнулся, словно смотрел не на выбеленные кости с нанесёнными на них рунами, а на свежую зажаренную тушу жирной косули.       — Хм-хм… Знаешь, Эйн. А там всё-таки была жертва. Вот только это будет совсем не белый чужак. Совсем не он… — Лис продолжал ухмыляться, но его усмешка стала скорее гримасой. — Белый действительно может спасти нашу Стаю. Но для этого кому-то придётся отдать свою жизнь взамен. И этот кто-то — ты, дружище…       Сразу за этим глаза Лиса закатились, и он рухнул там же, где сидел. И без того сбитый с толку этим пророчеством, Эйн попытался тормошить его, даже похлопал по побледневшим щекам, но ничего не добился. Ученик, нет, теперь уже шаман, дышал ровно. Было понятно, что он просто уснул, видимо, гадание вытянуло из него все силы. Ждать, пока он проснётся, было бесполезно, поэтому Эйн встал, осторожно собрал руны в мешочек и погасил костёр, забросав его песком. Может быть, старому Шаману будет не до того, чтобы побить ученика в очередной раз за самоуправство. Зато теперь он знал, что должен сделать.

***

      Вечер подбирался незаметно, на мягких лапах. Он уже обежал по околице всю деревню, но на него мало кто обращал внимания — все собирались кучками и негромко переговаривались. Женщин в тягости и самых малых волчат было решено укрыть в подполе под Залом, всё одно далеко они убежать не смогут. Хоть и не самое надёжное место, а если придётся обороняться до последнего… Сейчас туда стаскивали кто что считал полезным. Оборотни частенько следовали древней пословице: на Духов надейся, а сам не плошай.       Вторая часть под надзором Шамана сооружала круг из вертикально стоящих брёвен. На свежей коре он собственноручно вырезал острым ножом знаки самых могущественных духов, которым предназначалась жертва. Именно с этой стороны должны были явиться упыри. Каким образом убийство чужака поможет, никто старался не гадать. Может, духи явятся лично и заставят тварей повернуть, может, ещё что сбудется. На то и Шаман с Вожаком, чтобы думать за всё племя.       Наиболее внимательно Эйн осмотрел издалека место, где располагалась яма. Туда иногда сажали лишнюю добычу, которую не убивали сразу. Яма была достаточно глубокой, чтобы из неё без помощи не мог выбраться ни человек, ни зверь. Хорошо ещё, что сильных дождей давно не было и на дне не стояла, как это иногда бывало, затхлая вода. Но и так пришедшему с открытым сердцем наверняка было несладко сидеть там и ждать казни. Рядом постоянно кто-то находился, видимо, Вожак приказал не спускать с пленника глаз. Стараясь не слишком уж явно показывать своё внимание, Эйн присел на торчащий пень и косил глазом в сторону Вельша, того самого воина, что не позволил ему вмешаться. Мимо такого не пройдёшь, оставалось надеяться, что рано или поздно он сдаст стражу другому, которого можно будет как-нибудь отвлечь.       Вот уже почти стемнело, когда на смену Вельшу пришёл живший по соседству Грий. В отличии от сурового и подозрительного воина, Грий был глуповат, но старателен. Эйн порадовался удаче. Теперь нужно было сделать всё как можно скорее… Он глубоко вдохнул, выдохнул, расправил плечи и направился по дороге так уверенно, словно внутри не дрожало натянутой нитью напряжение. Что, если он ошибся? Что, если Лис неверно прочёл руны? Но он был там, слышал песнь духов. И сам пел с ними. Помнил, как на него смотрели глаза Олькса. Нет, всё верно. Его голос и рука не дрогнут.       — Эй, Грий! — окликнул он сторожа, который больше считал ворон, чем наблюдал за ямой.       — Никак сам Эйн пожаловал! — обрадовался ему сосед. — Чо деется-то! Вот страх. Что б мы делали без такого умного Вожака и умелого Шамана…       Он зацокал, качая головой. Было видно, что только и ждал, с кем бы ещё обсудить новости.       — Некогда лясы точить, я по делу, — прервал его излияния Эйн, стараясь смотреть строже. — Тебе новое задание. Иди на вырубку да собери там побольше хвороста. Носи и складывай за Залом. Вечером нужно будет несколько больших костров, сам понимаешь, упыри огня не любят.       — Но я же… Вожак сказал здесь сидеть! — Грий с сомнением оглянулся на яму.       — Так я за этим и пришёл, теперь я сторожить буду. За пленником глаз да глаз нужен, кто лучше меня справится?       Тот закивал, бормоча, что, знамо дело, Эйн отлично справится. А уж он столько веток натаскает, что на всю ночь хватит. Глядя, как он удаляется в сторону леса, Эйн сам себе кивнул. Мысль была удачной — так Грий нескоро появится и не попадётся на глаза ни Вожаку, ни Шаману. К несчастью, вокруг ямы практически ничего не росло, и его можно было увидеть из деревни. Пришлось сесть спиной поближе к краю и надеяться, что никто не различит издалека, что назначенного стража сменил самозваный.       Прошло совсем немного времени, и он не утерпел. Позвал так тихо, как мог, надеясь, что Олькс там волком и услышит. Сердце тяжело колотилось в груди.       — Эй, ты там?       Вопрос был глупый. Ну а куда ему деться. Может, поэтому некоторое время было тихо.       — Эйн? — голос звучал спокойно, будто пленника не волновала уготованная ему лютая участь. — Зачем ты пришёл?       — Хочу тебя спасти, — зашептал он, склоняясь ещё ближе к чёрному провалу ямы. — Слушай. Я скину тебе жердь, выбирайся по ней, обернёшься, и как только я скажу — беги! Беги и не оглядывайся. Это не твоя вина и не твоя битва. Знаю, ты хотел помочь, а мы так с тобой… Как будто упырей хуже. Если можешь, прости моего отца. Для него Стая превыше всего.       — А для тебя…? — Вопрос ударил наотмашь.       А что важно для него? Чего он хочет? Сыну Вожака полагалось хотеть стать самым сильным, чтобы однажды бросить вызов отцу и занять его место. Но это полагалось. Хотел ли Эйн стать новым Вожаком? Он давно задумывался об этом. И дал себе ответ: нет. Он желал другого. Но его желания больше не имели значения. Лис сказал: он должен стать жертвой, а не Олькс.       — А за меня уже решили духи, — было горько, и хотелось хотя бы так поделиться с кем-то перед смертью. — Я… я хотел бы быть как ты. Увидеть разные земли. Свободно странствовать. Столько всего узнать. Но теперь готов стать жертвой и умереть ради спасения Стаи. И, думаю, это правильно.       На этот раз Олькс молчал дольше, о чём-то раздумывая. Так что, потеряв терпение, Эйн вновь окликнул его:       — Ну? Понял? Выбирайся и, когда я скажу…       — Я понял тебя, — прервал его ответный тихий голос. Почему-то он был радостным. — Но и я попрошу тебя кое о чём.       Не дослушав его, боясь, что промедление может остудить его решимость, или случится что-то, что может помешать, Эйн поднялся и толкнул лежащую рядом длинную жердь с набитыми поперечинами. В несколько мгновений Олькс оказался рядом и вдруг притянул к себе, схватив за шею и проговорил, глядя прямо в глаза. Он широко улыбался, скаля острые, почти волчьи клыки, его голос отдавался довольным рыком.       — Я прошу тебя о том же, Эйн. Когда я скажу — беги. Беги так, как никогда не бегал.       А в следующее мгновение всё пришло в движение. На краю леса раздался низкий нарастающий вой, стволы закачались, как будто между ними уже не хватало места. Упыри пришли ещё до того, как последние лучи солнца скрылись за горизонтом. И их действительно была Тьма.              Все, кто мог сражаться, собирались у крайних домов, там, где всё ещё торчали брёвна, вокруг которых взметнулось пламя костров, озарив жуткую картину, как под чёрной волной упыриного стада скрывалась луговая трава на холмах. Повинуясь крику Вожака, несколько воинов бросились было к яме, но они уже шли им навстречу сами. Словно отражение друг друга, Олькс и Эйн, и никто не посмел коснуться ни одного из них. Люди расступились, пропуская их вперёд.       — Почему вы медлите, тащите его на место, живо! Может быть, ещё не поздно… — Вожак нервничал, хоть и понимал, что на самом деле надежды нет и всё, что им остаётся — принять неравный бой и попытаться продать свои жизни подороже.       — Нет нужды, отец, — отозвался Эйн. — Духи явили свою волю мне и Лису. А Олькс согласился помочь. Только так можно спасти Стаю.       — Что вы слушаете, он задурил голову молодому щенку и пытается спасти свою шкуру, – начал было Шаман, но осёкся под взглядом Вожака. Было понятно, что, будь это так, белый давно сверкал бы пятками в другую сторону, а не двигался сейчас плечом к плечу с Эйном навстречу накатывающему чёрным воющим приливом стаду.       Поэтому Вожак только молча кивнул, позволяя им делать, что считают нужным, отдавая распоряжения воинам выстроиться позади.       Олькс одобряюще кивнул и обернулся к Эйну, указывая рукой прямо на Тьму впереди:       — Готов? А теперь… Беги!       И эти слова словно сорвали с места. Не обращая внимания на разрывающуюся на ходу одежду, оборотень перекинулся, чувствуя, как разрастается в теле неизвестно откуда взявшаяся сила и уверенность. Может быть, это было безумием, может быть, он сейчас будет растерзан в мгновение ока. С каждым длинным прыжком, пока он бежал вперёд, наваливалась тяжесть. Эйн напрягал мышцы, чувствуя, как они едва не лопаются от усилий. Каждый раз отталкиваться от ставшей вдруг зыбкой земли было всё сложнее. Но – упрямо вперёд, ещё рывок, ещё… Лапы вдруг потеряли опору, и он едва не остановился, как позади раздался отчаянный крик:       — Эйн, нет! Беги, слышишь, беги!!!       И разом стало легче. Он сможет. Всего-то и надо — бежать. Вдыхать ставший вдруг до рези холодным воздух, не оглядываясь, только вперёд… Он поднял морду к чёрному небу, усеянному ледяными иголками звёзд. Отчего-то они теперь казались ближе…

***

      Лис очнулся и помотал головой, поднимаясь. Не приснилось же ему? Точно нет. В доме было темно, а значит, прошло уже много времени… Эйн! Рыжий волк выскочил из дома, оглашая словно вымершую деревню тоскливым воем. Впереди поднималось зарево костров, а над ним с почерневшего небосвода падали серебряные звёзды.       К тому моменту, как Лис добрался до края деревни, что выходил к Великому Лесу, там уже кипел кровавый бой. Все воины племени ловили и убивали упырей, которым удавалось пройти через широкий луг, сейчас ставший их жуткой могилой. Выше крон он разглядел протянувшуюся прямо в небе дорогу, словно сотканную из мириады звёзд, по которой бежал чёрный волк, и из-под его лап составляющие путь звёзды сыпались вниз, и каждая находила упыря, обрывая его не-жизнь и превращая в тлеющие останки. Казалось, что фигура волка и двигается, и остаётся на месте. Сколько не рвалось вперёд сильное тело, но только всё больше звёзд сыпалось вниз, а волк оставался на месте, чернильно-серебристым абрисом, всё больше теряя цвет. А внизу стоял, раскинув руки, тот самый чужак. Он неотрывно смотрел вверх, и казалось, что звёздная дорога начинается прямо у его ног. Лис припомнил, что слышал о снежных волках, будто они и не оборотни вовсе. Не волки и не люди, и повстречать их не к добру потому, что они могут позвать с собой. И стоит согласиться — назад уже не вернёшься.       Близился рассвет, воины зализывали раны, кого-то уносили женщины, чтобы выхаживать уже дома. Тьма ушла, оставив после себя груды дымящихся и истаивающих в свете посыпающегося дня тел. Едва небо начало светлеть, Олькс обернулся, находя взглядом Лиса, который уже некоторое время сидел позади прямо на земле.       — Что с ним будет? — Лис нашёл взглядом уже практически не двигающуюся, едва переставляя дрожащие лапы фигуру в небе. Фигуру абсолютно белого, снежного волка.       — Беспокоишься? — Олькс слабо улыбнулся. Видимо, держать открытой звёздную дорогу столько времени было тоже не просто. — Зря. Он хотел странствий, у него будет такая возможность. Вся наша жизнь — одно большое странствие.       — Зачем он вам?       — Мы живём очень долго, и всё же не вечно. Нас недавно стало на одного меньше, я искал того, кто его заменит. Если хочешь, я дам знать, когда нам нужен будет ещё один…       — Ну уж нет, — усмехнулся Лис. — Мне и здесь хорошо. Я пока становиться неведомо кем не согласен. Это Эйн у нас — вольный ветер.       Стоило сорваться этим словам, как и впрямь поднялся ветер, заставляя разлететься пепел от остывающих костров, застилая глаза. А когда Лис проморгался, перед ним уже никого не было: ни белого, ни звездной дороги, ни Эйна.       — Благословения духов вашей дороге, путники, — улыбнулся Лис и поднялся. Ему предстояло немало работы.