Пешка и ферзь

Ночь, тихая ночь. Лишь шорох листьев и цветов от ветра нарушает её тишину, и на улице никого нет. Нет служанок, вечно куда-то спешащих, нет евнухов, мирно сидящих на деревянных скамьях. Не видно даже птиц, случайно залетевших во двор. Все цветы давно закрыли свои прекрасные бутоны до рассвета, и даже уличные псы не скулят и не лают. Все они спят, лениво прикрыв веки, видя чудесные сны, кошмары или же просто тьму, надеясь, что день придёт чуть позже, давая им побольше времени отдохнуть перед тяжёлой работой. И вот в одном кабинете, освещаемом одной лишь едва горящей теплым огнем свечкой, сидел мужчина, прекрасный, словно роза. Волосы у него были длинные, красивого цвета, то и дело переливающиеся на свету, словно водопад. Черты лица у него были приятные, местами даже женственные, от него всегда приятно пахло какими-то дорогими благовониями и одет он был соответствующе. Но сейчас он выглядел уставшим и грустным, аккуратные руки были запачканы чернилами, а рядом валялись смятые листки, на которых мужчина пытался уже битый час изобразить одну единственную девушку. «Маомао», — снова промелькнуло в голове мужчины имя, от чего тот устало ударил себя по лицу и томно вздохнул. Ну чем же его так привлекла эта дурнушка? Ведь во дворце столько прекрасных дам! Почти каждая из них столь же прекрасна и нежна, словно цветок, всегда мила и обходительна и словно снег тает от одного лишь взгляда мужчины! Но нет же, его угораздило влюбиться именно в эту страшилу! Худую и низенького роста, без пышных форм или ещё чего-то, с поддельными веснушками, к тому же она вечно на него смотрит словно на уродливую гусеницу, на которую хоть и мерзко смотреть, но убивать почему-то нельзя. А может быть в этом и секрет? Может быть мужчина настолько устал от вечно достающейся ему легко любви, что отвращение для него стало слаще самого любимого фрукта на свете? Почему каждый раз, вспоминая её то недовольный то холодный взгляд, он не мог сдержать дрожащую улыбку и слабый румянец на бледных щеках? — Дурак, — только и прошепал мужчина себе под нос, вновь несчастно сжимая непонравившиеся ему каракули, кидая их на пол, и более не смотря в их сторону. Джинши вздохнул, откидываясь назад, на спинку стула. Голова его была будто из чугуна, такая неприятная и тяжелая. Он вновь лениво перевел взгляд на чернилицу и гусиное перо в ней, а потом на свои бедные испачканые руки. — Ну почему же у меня ничего не выходит? — тихо хныкал евнух. Он острожно взял несколько листков с пола и развернул их, будто бы надеясь, что рисунок изменился, но нет. На листках все те же образы прекрасных женщин, таких красивых, что очевидно — их никогда бы не могло существовать, но все эти девушки не были Маомао, даже немного на ту не походили. Мужчина вновь нахмурил свои темные брови и, беспощадно сжав листки, вновь выкинул их куда-то в сторону, дабы больше их не видеть. Мужчина, вздыхая, вновь перевел взгляд на желтоватые пустые листки. Он, слегка закусив нижнюю губу, вновь взял в руку гусиное перо и, макнув его в чернила, вновь провёл по бумаге. Веки Джинши становясь всё тяжелее и тяжелее, от чего время от времени он ненадолго засыпал, но после, вновь вздрагивая, продолжал рисовать, несмотря на то, что взгляд его стал размытым и нечетким. Но вскоре от тяжести век мужчина всё-таки заснул, ложась прямо на несчастную бамагу, закрывая глаза и наконец оказываясь в мире снов.

***

Новый день сменяет холод ночи на тепло, вновь шумно во дворе, вновь служанки крутятся вокруг Джинши, тихо перешептываясь о том, что же за девушку он рисовал всю ночь? «Неужели уже узнали?» — проносится в голове мужчины, от чего тот тихо хихикает, скрывая руки, на которых все ещё видны пятна от чернил. «Любопытно, кто же украл тот рисунок?» — думает он. Ведь, проснувшись, он не нашел рисунка под собой. Он настолько погрузился в эту мысль, что и не заметил, как случайно в кого-то врезался. — Прошу прощения, — как всегда сладким голосом шепчет мужчина, но, услышав на это чьё-то недовольное фырканье, он опускает взгляд и вновь видит Маомао. — Ах, это ты, травница, это ты, — произносит мужчина, довольно улыбаясь, на что девушка, лишь как всегда гордо задрав нос, говорит: — И вам доброе, господин Джинши, — девушка идет медленным шагом. Джинши бы подумал, что это их обыкновенный разговор, если бы не заметил, что руки девушки перепачканы чернилами, от чего он вздрогнул, но затем, улыбнувшись, продолжил свой путь, размышляя: «Кто же из них пешка, а кто ферзь?»