Явление Ангела Музыки

      Тихо скрипнула рама витража, и в затхлое пространство театральной часовенки, тяжело дыша, ввалился высокий молодой человек. Он был перемазан в грязи, тёмно-русые волосы свалялись и висели сосульками, а рукой он осторожно прикрывал правую половину лица. Опустив ладонь, он обнажил изуродованную шрамами щёку, снова осторожно прикоснувшись к ней, но тут же резко отдёрнул пальцы, тихо выругавшись, — место касания неприятно саднило. Не повезло во время вылазки наткнуться на подвыпившую компанию, ведь стоило им только увидеть его лицо, как тут же вновь посыпались оскорбления, а затем они попытались ограбить его, хотя и брать у него было абсолютно нечего, ведь он выбрался просто подышать воздухом. Одного он вырубил метким ударом во голову, второму прилетело точно в глаз, а вот третий, подкравшись сзади его схватил, и вдвоём они как следует оторвались на нём. Руки, к счастью, не пострадали, а с лицом он разберётся как-нибудь потом.              Вдруг на винтовой лестнице, ведущей в часовню, раздались тихие, мелкие шажки, а в дверном проёме забрезжил свет свечи. Он тихо ругнулся и нырнул в проход за изображением ангела на стене, слегка надавив на один из кирпичей. Пора убираться отсюда. И как можно тише.              Однако, он не успел уйти.              В часовню, оглядываясь по сторонам, вошла маленькая девочка. Её большие карие глаза опухли от слёз, а волосы, в обычное время и так кудрявые, спутались ещё больше, она явно только встала с постели, поскольку из одежды на ней была только ночная рубашка. И она была босиком. Девочка преклонила колени перед алтарём, зажгла свечу, и принялась тихонько читать молитву. Кажется, она была дочерью того мужчины, с которым у Антуанетты был роман, и который не так давно скончался. Густав его звали, кажется. А дочь, вроде как, Кристина.              Он тяжело выдохнул, и тут же шепот из-за стены прекратился, а головка девочки испуганно поднялась. Она несколько секунд сверлила взглядом изображение ангела, за которым Эрик сидел, закрыв рот ладонью. Сейчас она точно закричит. Пускай не видит его, но кто не испугается, услышав голоса там, где их быть не должно. Она закричит, и сюда точно сбежится полтеатра.              Но то, что произошло дальше, удивило Эрика так же сильно, как и то, что Антуанетта привела его в этот театр десять лет назад. Почти повергло в шок.              — Ангел?              Голосок девочки был чуть хриплым, возможно из-за плача, а возможно она уже была простужена, но то, с каким благоговением это было произнесено, почти выбило землю у него из-под ног. Будто в тот момент он был для неё всем. Эрик тут же горько усмехнулся своим мыслям. Он! Тот, кого называли «Дитя Дьявола» и держали в клепке, словно зверя!              — Ангел, это ты?              Эрик замер. В нём сейчас шла нешуточная борьба. Подыграть, назвавшись Ангелом Музыки, которого отец перед смертью обещал послать ей, или же сбежать, лишив её всякой надежды, оставить в слезах и, возможно разрушив её веру в единственное, что ее держало в этом мире. И пускай он считал себя созданием тьмы, что никогда не сможет спокойно выйти к людям, быть ими принятым, сейчас он будто прирос ногами к земле. Почему-то он не мог, глядя на неё, пусть даже из-за стены, просто развернуться и уйти, оставив девочку здесь. Ведь Антуанетта тоже когда-то ему помогла. Пора бы вернуть долг.              — Да, Кристина, это я, — от того, как жалко это прозвучало, Эрик чуть не хлопнул себя по лбу, но отступать было поздно. Лишь от этих нескольких слов у Кристины глаза зажглись надеждой, словно маленькие угольки, на которых кто-то будто пламя раздул. В ту же секунду Эрик понял, что вряд ли сможет уйти. Не сможет просто бросить её.              Честно говоря, он наблюдал украдкой за её отцом и Антуанеттой. Видеть, как женщина буквально светилась от взгляда на мужчину, принявшего Мэг как родную, да и его дочь быстро подружилась с дочерью строгой балетмейстерши, вызывало у Эрика дикую зависть. Он тайком подглядывал за тем, как тот мужчина играет на скрипке, позже пытаясь повторить в подземелье. Он бы, без преувеличения, мог назвать этого человека своим учителем, если бы всё же решился выйти.              Вдруг из размышлений его вытянули всхлипы.              Кристина сидела на полу, громко рыдая, и размазывая слёзы по лицу. В её речи он едва мог разобрать слова на французском, которые явно перемежались шведским. Пусть они с отцом уже год жили в Париже, откуда мужчина иногда уезжал на выступления по стране, девочка всё ещё не могла говорить на французском чисто. С чувством, будто он совершает величайшую ошибку в жизни, Эрик придал своему голосу как можно больше уверенности, и вновь заговорил:              — Ну-ну, дитя, не нужно слёз. Ты ведь обещала отцу, что будешь умницей, и не будешь скучать, верно? — от этих слов Эрику почему-то хотелось зарыться под землю от стыда, но он решил продолжать. Нужно доиграть спектакль до конца, и, если повезёт, утром она ничего не вспомнит.              — Угу-у-у…              — Тогда, Кристина, будь хорошей девочкой, и иди-ка спать. Если ты просидишь на холодном полу ещё немного, то точно заболеешь. Если это случится, твой папа очень расстроится.              — Правда? Мой папа правда на небе?              — Да, милая, он правда там. Ему очень жаль, что пришлось тебя оставить, но он правда очень расстроится, если ты заболеешь и отправишься к нему так скоро, — Эрик был поражён собственному терпению, однако он так же заметил, что девочка начала вытирать слёзы полой сорочки, понемногу успокаиваясь. Она осторожно взяла с пола подсвечник с почти догоревшей свечой — тут Эрик сделал себе заметку, что лучше бы проводить девочку до комнат Антуанетты — и уже собиралась идти, как вдруг ноги у неё подкосились, и Кристина мешком рухнула на пол. Раздалось тяжелое дыхание, и Эрик вылетел из тайного хода, подбегая к девочке и запоздало понимая, что забыл прикрыть лицо. Впрочем, сейчас это было неважно.              Тело Кристины буквально горело.              Он затушил свечу и взял её на руки, позволяя глазам немного привыкнуть к темноте. Быстро, и почти бесшумно, тайными тропами пробрался к той части здания, где находились комнаты Антуанетты и так же жила Мэг. Несмотря на то, что они со старшей Жири часто пересекались, если Эрику нужно было что-то достать, дочь её совсем ни о чём не подозревала. Это немного осложняло дело, но лишь немного. Он мог быть достаточно быстрым, когда хотел.              Добравшись до нужной двери, он, бормоча Кристине какую-то успокаивающую чушь, одновременно постучал в дверь. Вскоре на пороге появилась заспанная женщина, очень удивлённая столь поздним визитом, но стоило ей лишь увидеть у него на руках Кристину, как она тут же, не задавая вопросов, потянула его за собой в собственную спальню, где Эрик тут же опустил девочку на кровать, отходя в сторону, чтобы дать Антуанетте как можно больше места.              — Скажи… она поправится? — он был поражен тому, насколько тих был его голос, однако женщина даже не повернула головы в его сторону, хоть и бросила искоса недовольный взгляд.              — Трудно сказать. Температура высокая, — женщина в этот миг будто резко постарела лет на десять. — У меня есть лишь один вопрос, Эрик. Что, чёрт побери, произошло? Полчаса назад она была в постели, я лично в комнату заглядывала!              — Она ходила в часовню. Едва меня там не застала, — под этим взглядом Эрик почему-то чувствовал себя неуютно, словно его мать отчитывала. Хотя по возрасту Антуанетта была ближе к старшей сестре, но возможно так на неё повлияло материнство. — А потом сознание потеряла, и мне пришлось нести её сюда.              — И почему ты в таком виде? — она дёрнула Эрика за край рубашки, и мужчина уже подумывал было ретироваться, как вдруг за руку его схватила маленькая горячая ладонь. Антуанетта тут же одними губами произнесла «Поговорим завтра», и принялась носиться вокруг больной. Эрик только принёс воды, да заглянул в комнату к Мэг, которая дрыхла без задних ног, разлёгшись на совей кровати в позе морской звезды. Их изображения он видел в книгах для цеха реквизита. Его всегда поражало, насколько крепко Мэг спала, ведь сам он спал очень чутко. Сказалось прошлое в клетке.              Весь остаток ночи Эрик просидел возле постели Кристины. Пришлось спрятаться при визите доктора, однако вскоре он снова занял свой пост, дав женщине немного поспать. Кристина так и не заснула, звала отца, что-то бормотала на шведском. Лишь под утро жар чуть спал и девочка, едва ворочая языком, вцепилась в рукав Эрика и что-то тихо прошептала, смотря глазами-щёлочками. Мужчина аккуратно поднёс к её губам кружку с водой, которую Кристина опустошила наполовину.              — Ангел, это ты?              — Да, Кристина.              — Ты заберёшь меня к папе?              — Нет, Кристина, ни за что. Я же говорил, что он очень расстроится. Ты будешь жить очень-очень долго.              — Эт хршо… Я не хчу ухо…              Похоже, усталость взяла своё. Хватка на руке расслабилась, и Эрик осторожно погладил её по голове, отмечая, насколько мягкие у неё волосы. Кажется, ему придётся попросить у Антуанетты одежду получше. Да и маска не помешает. И парик. И ещё множество других вещей, ведь теперь ему не придётся уходить из Оперы. Теперь ему есть ради чего жить.              Антуанетта, уже неизвестно сколько стоявшая в дверях, кашлянула, и молча указала в сторону кухни. Похоже пришло время разговора.              Выходя, Эрик в последний раз бросил взгляд на спящую Кристину, на губах которой теперь была тонкая улыбка. Эрик тоже едва заметно улыбнулся, направляясь следом за женщиной.              Отчего-то на душе стало легче, и в груди теплилось какое-то странное чувство, которому объяснения Эрик пока не смог дать.