Космодворянин

— Лично я не нахожу выхода из сложившийся ситуации, — произнёс Лжек, поглаживая языком зубы. — Я даже не знаю, сколько единиц груза мы потеряли. Сидящая перед ним рыжеволосая женщина некоторое время смотрела в окно. На возникшее перед кафе торнадо из жёлтых листьев. На отблески солнца на окнах гигамаркета напротив. На золотисто-рыжее небо. Затем она повернулась к Лжеку. — Сорок шесть детей, Лжек, — сказала она. — Сорок шесть детей, за похищение и доставку которых нам уже заплатили аванс. — Расслабься, — заявил Лжек. — Погибнуть в самой страшной авиакатастрофе всё равно лучше, чем умереть на операционном столе. — Знаешь что ещё лучше было бы? — спросила его Атлостарвинта. — Остаться в школе и жить дальше, вместо того чтобы выбирать из сортов ужасных смертей. — Все сорок шесть погибли, верно? — угочнил Лжек. — Да, — невозмутимо ответила Атлостарвинта, хотя она до сих пор ощущала крохотную ладонь в своей руке. — А что? Кто-то мог выжить? Транспортировка на КЛА была на тебе. — Нет, я просто их не считал, — сказал Лжек. — Вот я и подумал, что… — Все погибли, Лжек, — произнесла Атлостарвинта. — Все. И мы ничего не можем с этим поделать. Она умолкла, вновь смотря в окно. Над Шайперфимом висело безжизненное солнце. Кафе «Совет» пустовало в середине вторника. В новостях всё ещё висела история о массовой пропаже детей из пятьдесят шестого школьного центра. В Шайперфиме — волна массового психоза. Детей не выпускают из дома. По всему городу рыскают сотрудники службы планетарной безопасности. А тем временем под толщами океанских вод, в громадных остатках КЛА, разлагаются сорок пять юных тел. — Что мы будем делать дальше? — спрашивает Лжек, расфокусированно глядя на Атлостарвинту. — Какие-нибудь предложения? — Сматываться отсюда надо, — отвечает Атлостарвинта. — На несколько планет вперёд. Мы могли бы попробовать пойти ва-банк и совершить ещё одно похищение, но… Она вновь замолчала, с трудом представляя себе, как такое можно будет провернуть. Это было абсолютно, бесповоротно и безвариантно невозможно. Жёлтые листья бьют в окно, и, не найдя входа, улетают дальше. — Я могу связаться с Филлином, — говорит Лжек. — Объясним ему обстоятельства… — Долбоёб, блять, — ругается Атлостарвинта. — Какие обстоятельства ты ему объяснишь? Мы сами теперь для него неудачные обстоятельства. Мы следующие в списке, Лжек. — Не паникуй, — успокаивает её Лжек. — Я Филлина давно знаю. Если правильно изложить произошедший форс-мажор, то всё будет хорошо. — Не звони ему, — едва сдерживаясь, произносит Атлостарвинта. — Тебя он, может, и пощадит. Но не меня. — Я ему скажу, что… — Да послушай же ты меня! — горячо шепчет Атлостарвинта, оглядываясь. — Двое свидетелей хуже чем один. Один меньше сказать успеет в случае чего, и от него проще избавиться. Просто прими это как данность, Лжек. Мы в полной жопе, и нам пора бежать. Лжек смотрит на Атлостарвинту. В его глазах нерешительность. У него в уме — масса вариантов и возможностей. Морщины на лбу становятся сложнее. — Ну допустим, — неуверенным тоном говорит Лжек. — Куда ты предлагаешь нам залечь на дно? — Самые дальние отсюда планеты, — с готовностью сообщает Атлостарвинта. — Цугшелло, Шаффран, Тимбельфанс… Вариантов полно, но в первую очередь следует сматываться отсюда в те края. Цугшелло? Какое-то смутное, беспокойное предчувствие зашевелилось в Лжеке. Цугшелло отпадал без вариантов. Шаффран навевал лёгкие воспоминания о прошлом, но не более. Тимбельфанс… Что ещё за Тимбельфанс? В памяти Лжека отсутствовали какие-либо упоминания о Тимбельфансе. Это было благоприятным прогнозом. Всё известное не предвещало ему ничего хорошего, в отличии от неизвестности. Окей, Тимбельфанс вполне подходил. — Ты уже готова, я правильно понимаю? — спрашивает Лжек. — Составила план перелётов, собрала вещи, купила билеты. — Типа того, — отвечает Атлостарвинта. — Мы теряем время. Заскочим в гигамаркет за провизией и сразу же в космопорт. Лжек колеблется. «Вот твой шанс на новую ноотропную заморозку возраста, Лжек», произносит Филлин. Он смотрит на сидящего перед ним мужчину своими умными, всё понимающими синими глазами. «А если что-то пойдёт не так?», спрашивает Лжек. «Непредвиденные обстоятельства имеют место быть», отвечает Филлин. «Вы ведь первопроходец, мистер Кройц. Ледокол в заполярных краях. Форс-мажор — это неизбежность в таком роде дел. Считайте это высшей лигой. К тому же вы, судя по вашей биографии, отлично способны справляться с непредвиденными обстоятельствами». Он поправляет воротник. «По рукам», — говорит Лжек. В кафе входят двое новых посетителей. Молодая пара. Заказывают рай-ланч и два особо крепких кофе. Вслед за ними заходит ещё один, синеглазый юнец в синем жилете и чёрной рубашке. Лжек вспоминает Филлина, а затем мгновенно узнаёт посетителя. Спустя секунду он отмахивается, — есть дела поважнее. Атлостарвинта ничего не замечает. Синеглазый юнец заказывает порцию обычных блинов и воду, а затем усаживается за соседний столик. Аккурат за Атлостарвинтой. — Ну так что, Лжек? — спрашивает она, утомившись ждать ответа. — Погнали. — Мы не можем вместе вот так открыто разгуливать, — отвечает Лжек, протягивая ей ключ-карту от своей машины. — Давай ты в гигамаркет, а я тут подожду. — Ты уверен? — вопрошает Атлостарвинта, приподнимаясь из-за стола. — На все сто, — говорит Лжек. — Давай быстрее, я тебя жду. Не произнося больше ни слова, Атлостарвинта провожает Лжека полным сомнений взглядом и уходит из кафе. Подождав ещё пару десятков секунд, за время которых соседу по столику уже принесли тарелку, полную парных блинов, Лжек вышел из-за стола и подсел к синеглазому юнцу. Последний бросил короткий удивлённо-вопросительный взгляд на возникшего перед ним мужчину средних лет, с редкой сединой. И ничего не говорит. — Киндигглер Райстерршаффт, — вполголоса обращается к нему Лжек. — Не думал, что когда-нибудь вас увижу. Юнец быстро пережёвывает два блина, поглядывая на новоявленного фаната. — Лжек Кройц, я правильно понимаю? — спрашивает он. — О чём же вы хотите поговорить? — Редко встречаешь кого-то из ваших кругов, — отвечает Лжек. — Ранее я имел кое-какие дела с вашей сестрой, мисс Беллой. Лет тридцать… тридцать шесть, или пять тому назад. Она мне рассказывала много нелестного о вас. «Вечный дебила кусок, — признаётся юная девица. — Постоянно всё портит. Может только ломать построенное другими. Особенно мои достижения. Прямо-таки проклятие ходячие. Единственное его достоинство — смазливое личико. Приторно-виноватое, слащавое лицо с вечной улыбкой. Только из-за этой отличительной черты имбецильного вырожденца ещё терпят». Лжек стоит в стороне, прислушиваясь к нытью Белладольфии, разговаривающей с одним из своих родственников. — И это всё правда, — с улыбкой подтверждает Киндигглер, явно не желая разговаривать на эту тему. — Целиком и полностью. Лучше расскажите мне, что за времена были двести восемьдесят лет назад? Это было до моего рождения, но вам уже тогда возраст заморозили. — Эпоха взлёта исследований ноотропики, — вспоминает Лжек. — Ваш отец счёл это направление, так сказать, основополагающим. Новым горизонтом для оставшегося на краю Вселенной человечества. А спустя пару десятков лет произошла антропогенная катастрофа на Сватрофане. Все материалы исследований, кроме ноотропной заморозки, засекретили или уничтожили. — Вы там были? — спрашивает Киндигглер. — На Сватрофане, я имею ввиду. Сырость подземных тоннелей, дёргающий ухо голос координатора полевого штаба, идиотские позывные, бродящие по всему континенту девки. Прозрачные, непрозрачные, совершенно невидимые. Взрослые, молодые, юные. Десятки овощей с автоматами в качестве сопровождения. Морской бриз. Подозрительные звуки в траве. Расплывчатые силуэты на побережье. «Под трибунал пойдёшь, кретин!» Остров со спящим вулканом вдали. Зелёно-жёлтый батискаф. «Шутняра» на ремне, предохранитель снят. Только бы без сюрпризов, бормочет оперативник. Его лицо покрывает зелёный песок, ноги утопают в песке набережных дюн. Разрывной подствольный заряд пролетает в нескольких сантиметрах от плеча и взрывается за спиной. Чёрный дым пробудившегося от вечной спячки вулкана накрывает весь Сватрофан. Геотермальная электростанция под островом не выдерживает. — Обычным ликвидатором, — отвечает Лжек, не обращая внимания на возникшие воспоминания. — Избавлялся от обитательниц по всему Сватрофану. Пять лет гибели множества опытных оперативников, полевых агентов. Один раз обитательницы даже до штаба добрались, и весь командный состав подчистую снесли ударом орбитального лазера. Я, как сейчас помню, в это время дрых в одном из тоннелей. — Я читал, что после событий на Сватрофане выжило всего сорок девять оперативников, — задумчиво сообщает Киндигглер. — Вы один из них. Единственный выживший из единственных выживших. Остальные погибли от старости или более ранних факторов. Сатури смотрит удивлёнными глазами на стоящего перед ним Лжека. Держит его за руку своими слабеющими, сморщенными пальцами. Он не может говорить. Через восемь минут лёгкие откажут, и предпоследнего сватрофанского ликвидатора не станет. Всё дальнейшее ляжет на плечи Лжека. Он смотрит на умирающего Сатури, — великолепного снайпера, за все пять лет уничтожившего более восьми сотен обитательниц, — и ничего не чувствует. «Сохраняй дистанцию, Кройц, держись от всего подальше», говорит он, выпивая кружку чая быстрого приготовления. «Избегай любопытства. Только так можно остаться в живых. Пережить всех. А не эти твои… близкие контакты». Сидящий рядом мужчина смотрит в пол, погруженный в собственные мысли. «Конечно, Сатури. Здравая мысль.» — Я воспользовался оставшимся после катастрофы оборудованием для ноотропной заморозки, — спокойно признался Лжек. — Командование, как я понял, всё узнало, но не стало докапываться. Всё слили на особые условия Сватрофана, чудотворные, так сказать. Жаль, что заморозка была не того качества, что сейчас. Недолговременная. — Печально всё это, наверное, — предположил Киндигглер, вспоминая про блины. — Что печально? — встрепенулся Лжек. Он не ощущал печали. Лишь временный холодок ветра памяти. — Быть последним выжившим, -— говорит Киндигглер, разжёвывая блины. -— Единственным оставшимся свидетелем ужасов тех лет. Опыт подобного рода и формирует старческие ощущения. — У меня есть более приятные воспоминания, — отвечает Лжек. — Из более давнего прошлого. А Сватрофан это так, попутное. — Понятно, — кивает Киндигглер. — Но каково же ваше мнение обо всём случившемся? Кто, на ваш взгляд, виноват в катастрофе на Сватрофане? О, это легко. Мудак Дейктириан, выдумавший этих воздушных тёлочек? Кто-то из его детишек, подсунувший папаше прекрасную идею? Не предсказавшие наихудшие последствия эксперимента исследователи Райстерршаффт? Да кто угодно. Все виноваты. Однако в таких случаях обычно говорят, что… — Никто не виноват, — отвечает Лжек. — Это было неизбежностью на данном этапе. Своего рода жертвой, данью будущему. — Какому будущему? — спрашивает Киндигглер, уплетая новый блин. — Разработки ноотропики ведь закончились, вместе с гибелью ведущей исследовательницы. Вельфриветы Шаффран, если я правильно помню. Постоянно забываю. — Ходят слухи, что ты со своей ближайшей сестрой тоже… — Лжек для вежливости запинается, отводит взгляд на окно. — Обитатели. Белла похожа на обитательницу, а ты похож на свою сестру. За двести с лишним лет Райстерршаффт могли доработать ноотропику, отдав всё самое лучшее последним наследникам. Плюс, выжившие обитательницы то и дело встречаются на каждой планете. — Интересно, — произносит Киндигглер, смотря на опустевшую тарелку. — У меня тоже были догадки, но по большей части в отношении моей сестры. Он замолчал, о чём-то задумавшись. Лжек продолжал следить за розоватой фигурой Атлостарвинты в окне, выходящей из гигамаркета с тележкой продуктов. — Если позволите, — начал Киндигглер. — Что последний ликвидатор катастрофы на Сватрофане делает здесь, на Юмайкале? — Путешествую, — моментально признался Лжек. Это было чистейшей правдой. — Хм, — синеглазый юнец вновь задумался над чем-то. — Я всё хочу спросить о, хм… Правда ли, что у выживших на Сватрофане оперативников проявлялись некоторые ноотропные способности? Вся информация о ноотропике того времени сейчас в «Блэкбоксе», поэтому узнать практически не у кого. — Бывало, что проявлялись, — ответил Лжек, смотря на возвращающуюся Атлостарвинту. — Хотя, как правило, это было просто мелкое чутьё. Или короткие фрагменты предвидения, неконтролируемые. Мы называли такие приступы «Вспышками». Например, идёшь ты по берегу, и вдруг начинаешь смотреть глазами другого человека. Или даже не человека. Видишь самого себя прямо сейчас. Иногда это что-то из прошлого. Кто-то утверждал, что видел таким образом фрагменты будущего. Но я думаю, что это всё ложь. Бахвальства тогда хватало. На самом деле это было не бахвальство. Это были его личные выдумки. Уникальный сорт выдумок собственного изобретения, выращенный в серых недрах мозгов Лжека. Остальным полевым оперативникам, действующим в чёрной зоне, банально не хватало фантазии на подобную чушь. «Будущее, говоришь?» Кенцель ковыряется ножиком в зубах. Сатури восхищённо смотрит на него. «И что там, в будущем?» Лжек размешивает содержимое металлической кружки. «Мы все мертвы и забыты», - говорит он. «Да-да, экстрасенс хуев. Ещё больше фаталистической нигилистики набросай, чтоб вообще ни у кого сомнений не возникло.» Лжек улыбается. Сатури открывает рот. «Звучит реалистично», признаётся он. Кенцель усмехается, его смех звучит как хрюканье. Он что-то хочет сказать, но умолкает. Голова разрывается от алкоголя, корабль его сознания тонет в сонливых пучинах аки Титаник, столкнувшийся с айсбергом из чистейшего алкоголя. Он постепенно сползает со стула и засыпает на полу. Из радиостанции доносится шум помех. В ушах гудит. Снаружи бункера проводится очередная попытка вычистить всех обитательниц одним махом, накрыв весь Сватрофан волной запредельных ноотропных частот. Сатури хватается за голову, прижимая уши к черепу. Лжек отключает радиостанцию. Ультразвук стихает. Боль в голове нарастает. «Господи, какой пиздец!», бормочет Сатури. Он уже завидует Кенцелю, лежащему в отключке на полу. На лице Кенцеля чистое счастье забытия. Лжек ничего не ощущает, хотя должен был. Внутри нарастает страх. Признаться в отсутствии каких-либо ощущений при ноотропной обработке он не готов. Иначе его сразу пустят на опыты. Вынут мозг и начнут изучать повреждения в районе миндалевидного тела. Какие-то затвердевшие наросты. Как это обычно бывает с выжившими овощами, бывшими оперативниками, исследователями-любителями и прочими жертвами обитательниц, непрерывно воспроизводящих собственные копии. — А с вами подобное происходило? — спросил Киндигглер, с пристальным любопытством глядя на собеседника. — Какие-нибудь пост-сватрофанские симптомы, проявления длительного влияния ноотропного излучения? — Лжек, всё готово, — прервала диалог подошедшая Атлостарвинта. Она коротко глянула на незнакомого ей молодого человека, с которым беседовал Лжек. — Ты выходишь? — Да, да, — поспешил ответить Лжек, вставая из-за стола. Киндигглер молча посмотрел на удаляющуюся пару, а затем заказал новую порцию блинов. Линзы разрядились. За окном мужчина и женщина сели в автомобиль и умчались куда-то в сторону южного Шайперфима. Солнечные лучи коснулись руки Киндигглера. «О чём ты распизделся, Лжек?», спрашивает женщина за рулём. «Да так, о прошлом. Ничего важного», отвечает сидящий рядом мужчина. Женщина не успокаивается. «С твоим прошлым лучше вообще пасть не разевать.» На бортовой панели автомобиля виден пункт назначения — космопорт имени Парицейна Ливкового. Горит красный. Синеглазый юнец моргает. Перед ним уже лежит новая порция блинов. Сладостный горячий пар бьёт в ноздри. Он выбирает самый верхний и впивается зубами в жаркое, вкусное промасленное тесто.