Буду помнить

      Лэйн и сама не понимала, зачем шагает в сторону поместья Романова; почему теперь снег так насмешливо хрустит под её ногами; от чего ветер воет так, будто умоляет следовать за собой, внимать его крику. Ей нечего было искать там для дела – Борис отдал ей все, что мог, и рассказал обо всём, что знал. Ему хотелось верить. Странному незнакомцу, который по неясным причинам относился к ней так тепло, хотелось верить. А ведь она не могла доверять даже себе. Как, если «Сибирь» рухнула три года назад, но она не помнит этот долгий промежуток? Как, если на холодном камне высечено её имя, но при этом она здесь, живая и почти невредимая?       С отрядом ей было некомфортно. Она чувствовала себя обузой, лишним бременем, которое взвалили на себя и солдаты, и сам генерал. Разумеется, у них никаких терзаний не было – держать Лэйн рядом выгодно. Кроме того, это было в разы безопаснее – её можно контролировать, допрашивать, а не искать по всему Роткову при каждом несчастном случае, к которому она могла иметь отношение. Вызывая и без того немало подозрений, Лэйн старалась реже попадаться на глаза и честно выполнять порученную работу, но происходящие события отбирали силы, а главное – драгоценное время. Дмитрий не был доволен таким раскладом, и Лэйн часто выслушивала очередную порцию претензий по этому поводу.       После пробуждения у разлома, внутри – совершенная пустота. Страх, гнев, грусть – всё осталось где-то позади, сидело в ней лишь далёкими воспоминаниями, будто они случались и не с ней. Лэйн уже и забыла это всепоглощающее ощущение дикой ненависти, сдавливающую горло тоску или переполняющую сердце радость. Всё, на что она сейчас была способна – примитивные рефлексы. Иногда она чувствовала текущие по щекам слёзы, как отголосок печали. Реже – ощущала дрожь в коленях, которая обычно сопровождает страх. Но на деле ни печали, ни страха Лэйн не испытывала.       Если сравнивать с помещением, то Лэйн – стерильная белая коробка без мебели. Холодная, отчуждённая, пустая.       Теперь она готова ответить, для чего идёт к Романову. Наполниться. Он единственный ворошил в ней давно забытое – это отталкивало и притягивало одновременно. Хотелось лететь на его эфемерный свет, пусть и было ощущение, что огонь опаляет кожу, рыжими всполохами оставляя ожоги. Не на теле – душе.       Лэйн вложила остатки сил и попыталась ускорить шаг, приминая рыхлый снег. Мышцы ныли, но выбора не оставалось, возвращаться было поздно. Погода явно запротестовала после внезапного порыва гостьи: идти было трудно и в этот раз как-то особенно невыносимо холодно. Тепло в Роткове не было, но прошлые морозные дни ещё можно было терпеть. В конце концов, работая на удалённой базе, она привыкла к перебоям электричества, проблемам с водой и отоплением. Иногда сидеть над книгами приходилось обмотавшись пледом, и греть руки о быстро остывающую кружку чая. Но в этом городке, пусть он и находился совсем рядом, даже воздух казался другим.       Обхватив собственные плечи, Лэйн подумала, что в следующий раз нужно надеть на слой одежды больше.       Сквозь непроглядную метель она наконец смогла уловить несколько приглушённых огней. Практически во всех комнатах поместья горел свет, несмотря на столь поздний час. Лэйн на секунду задумалась, чем может заниматься хозяин, и перед глазами промелькнула непрошенная картинка: мужчина сидит на старом кресле с книгой в руках и медленно перелистывает пожелтевшие от времени страницы. Лицо выглядит спокойно и сосредоточено, и в свете камина черты его кажутся совсем мягкими, почти детскими...       Выдают наполнение книги только глаза – лихорадочно бегают, словно стараются захватить больше, отпечатать на веках буквы, чтобы видеть этот текст даже с закрытыми глазами. Он откидывается на спинку и чуть улыбается, скользя почти безумным взглядом по строчкам. Через миг эмоция меняется – он недовольно хмурится, почувствовав давление на горле, и одной рукой расстёгивает пару пуговиц на своей рубашке.       Бред.       Вихрь подхватил столп снежных хлопьев, и они, ведомые, сменили курс: если до этого летели в спину, словно подгоняя, то сейчас стали приземляться прямо на лицо. Обжигающий холод сковал щёки Лэйн, и теперь она настойчиво стучала в широкую дверь с чёткой целью остаться до утра или хотя бы обогреться, а не забежать на один короткий разговор.       Три стука. Тишина. Ещё три – услышала шаги. Перемнулась с ноги на ногу. Подняла руку, чтобы повторить, но дверь уже отворилась. Ожидая увидеть Любу, Лэйн приготовилась выдать оправдательную тираду про забытую вещь в одной из комнат, но, к её удивлению, за дверью стояла вовсе не суетная тучная женщина, а он. Борис Романов.       – Лэйн? – он взглянул на неё сверху вниз невраждебно, но удивлённо. Ожидающе. Его губы тронула улыбка. – Проходи.       – Не спросишь, зачем я тут?       Он в замешательстве поднял брови и вдруг низко засмеялся – приятно, так, что вибрирующий смех проникал прямо под кожу. Если бы Лэйн была полноценной, той Лэйн, которой она себя помнила по туманным образам, то обязательно бы улыбнулась. Но лицо её осталось прежним.       Борис смотрел прямо в глаза, внимательно и испытывающе, будто считывал ответ с одного взмаха ресниц или тяжёлого выдоха. Лэйн казалось, с самой первой встречи в лесу он её чувствовал. Она и сама не понимала, как возможно подобное, ведь не может абсолютно незнакомый человек залезть в голову и перебирать чужие мысли так, словно они – не единожды прочитанные им книги.       Напряжение нарастало, и Лэйн хотела было отвести взгляд, но вместо этого тихо спросила:       – Что-то не так?       – Снежинки на ресницах. Красиво.       Лэйн быстро заморгала, и витиеватые кристаллы упали на алые щёки, превратившись в простые капли, которые тут же были растёрты пальцами.       – На улице дальше своего носа ничего не разглядеть. Не думала же ты, что я отправлю девушку обратно совершенно одну? Это сродни убийству.       Лэйн похолодела от сравнения, но постаралась ответить непринуждённо:       – Справедливо.       Девушка стянула шапку с влажных от оттаявшего снега волос и начала расстёгивать пуговицы на тёплом пальто. После короткого диалога она не поднимала глаз на Бориса, но была уверена в том, что он буквально прожигает взглядом её затылок. Это почти что ощущалось. Но нельзя сказать, что от такого пристального внимания ей было неприятно. Скорее странно.       В охотничьей усадьбе было почти жарко, но продрогшую кожу всё ещё слегка покалывало, будто под ней находилась куча мелких иголок. Лэйн принялась растирать отдельные участки тела, чтобы избавиться от неприятного ощущения. Ещё не снятое пальто поползло по плечам, грозясь распластаться по деревянному полу, но Борис подошёл сзади, и предусмотрительно успел подхватить его до того как оно упадёт.       – Можешь пройти в гостевую. Заварить чай?       Взгляд Лэйн скользнул на его обмотанный торс, и Лэйн решила лишний раз не беспокоить Романова.       – Не нужно.       Мужчина коротко кивнул, будто заранее знал об отказе.       – Тогда поднимемся в мой кабинет.

***

      Они провели какое-то время на мягком диване, расслабленно перебрасываясь короткими фразами. Лэйн завороженно смотрела на горящий в камине огонь – он успокаивал. Давал умиротворение. Пока она смотрела на него, всё вокруг теряло важность. Было бессмысленным, лишним. В этот момент не было ни трескающейся по швам Земли, ни заражённых, ни зверски убитых людей. Только яростный, поглощающий все тревоги огонь.       Борис тоже смотрел завороженно, но вовсе не на пляшущие языки пламени. Стараясь разрядить гнетущую тишину, он тихо заметил:       – Мне показалось, что ты боишься Дмитрия.       – Не боюсь.       – Я подобрал неверное слово? По крайней мере, вполне ясно – тебе неприятна его компания.       – В отряд я попала не по своей воле, – Лэйн запрокинула голову, всматриваясь в высокий потолок. – Так что мне неприятна компания каждого.       – Должно быть, это тяжело?       – Что?       – Чувствовать себя чужой.       Лэйн приняла первоначальное положение и внимательно всмотрелась в Бориса. Ещё было непонятно – раздражает ли проницательность собеседника, или всё-таки осознание, что её кто-то может понять, греет заледенелую душу. И об одном, и о другом думать хотелось меньше всего. Количество мыслей о человеке прямо пропорционально силе привязанности к нему. Это было не только лишним в нынешних обстоятельствах, а даже опасным... С другой стороны, Лэйн не знала, может ли теперь вообще ощущать эти невидимые оковы привязанности по отношению к кому-нибудь, поэтому волноваться было не о чем.       – А тебе знакомо это чувство? – в её голосе мелькнула почти правдоподобная заинтересованность.       – Да.       – У тебя есть всё, – абсолютно прозрачно намекнула Лэйн, намеренно обводя взглядом богато обставленный кабинет. – Неужели тебя волнует принятие жителей?       – Заневоль задумываюсь.       Лэйн моргнула, пытаясь предположить, что означает незнакомое слово. Русский она понимала довольно хорошо – этого требовала её работа. Но словарный запас ограничивался скорее профессионализмами и разговорными словами, архаизмы она слышала редко.       – Волнует, – заметив замешательство девушки, уточнил Борис. – Тоскливо. Пусть я и привык к одиночеству.       Лэйн непонимающе покосилась на него, но окончания фразы не требовала. Кажется, сам Борис тоже ощущал витающее между ними безусловное понимание. Принятие. Не нужно было слов, жестов или взглядов – между их разумами будто проложен мост, по которому мысли перебираются из одной головы в другую.       – Борис, поди сюда! – тишину разрезал крик Любы. – Засов совсем плох стал. Глядишь, и в дом кто проберётся.       Расплывшись в неловкой улыбке, Борис кротко извинился, пообещал вскоре вернуться, и выскользнул за дверь кабинета. Лэйн поддалась нездоровому любопытству и сразу же вскочила на ноги, осматриваясь. Проводя рукой по книжным полкам, она рассматривала цветные корешки книг. Какие-то писатели были ей знакомы, фамилии каких-то она видела впервые. Небольшая библиотека Романова имела свой порядок, что не странно – имена и псевдонимы следовали друг за другом в алфавитном порядке.       «Наверное, было бы неплохо попросить почитать что-нибудь отвлечённое... Уже забываю обычные человеческие буквы.»       Пробегаясь глазами по шкафу, она чуть было не пропустила неприметный грязно-бордовый корешок. На нём не было видно ни автора, ни названия, что только подстегнуло интерес. Мук совести Лэйн не испытывала, – сама ещё не знала, достоинство это или недостаток – поэтому сразу же выхватила книгу. На обложке контрастирующим золотым было выведено лишь три слова: «Omne Mendacium Est». С необъяснимым благоговением она провела пальцем по потрескавшейся надписи, запечатлевая в памяти каждый миллиметр. Ничего подобного она не видела ни в монастырском архиве, ни в тайном кабинете основателя Роткова, а значит, здесь может содержаться ценная информация.       Времени оставалось катастрофически мало, поэтому разобраться с наполнением девушка решила позже. Воровато припрятав находку под свитер, она победно улыбнулась. Благо, размер книги, больше проходившей на толстый блокнот, позволял сделать её незаметной под плотной тканью. Между плотно стоящих книг образовался заметный зазор, так что пришлось немного подвигать тома, чтобы его прикрыть.       Лэйн сделала пару шагов назад, чтобы оценить работу, но спина вдруг уткнулась во что-то твёрдое.       – Лэйн?       Она даже не встрепенулась, услышав голос над ухом, но живот неприятно потянуло. Лэйн обернулась с совершенным безразличием на лице и тут же попыталась отвести подозрения:       – К книгам тянет, ничего не могу с собой поделать, – она растянула потрескавшиеся губы в наигранной полуулыбке.       Борис поддержал её и тоже улыбнулся, но в отличие от холодной Лэйн – тепло. Согревающе. Так, что завывающий сквозь неприкрытые створки ветер теперь будто не добирался до тела. В зрачках мужчины мелькнули искорки, а на щеках образовались небольшие ямочки. Смотреть на Бориса было действительно приятно. Но настолько часто он улыбался, что это выражение казалось не более, чем восковой маской на его лице, и с каждым разом всё больше хотелось её сорвать, узнать, какой он внутри, без притворства и фальши. Романов был либо в самом деле очень светлым человеком, либо искусным актёром, вжившимся в собственную роль; ставшим одним целым с этим обликом положительного героя.       – Если хочешь что-то одолжить – попроси. Не стесняйся.       – А что с засовом?       Мужчина покачал головой, посмеиваясь от резкой смены темы разговора.       – Всё в порядке. Просто был немного расшатан.       Взгляд Бориса скользнул за спину Лэйн, именно туда, где до этого стоял странный фолиант, и ей показалось, что улыбка его стала ещё шире. Он сделал шаг вперёд. Дышать стало труднее, будто лёгкие сдавило проволокой. Его тело оказалось близко, непозволительно близко для двух случайных незнакомцев. Девушке пришлось опасливо отступить, прижимаясь спиной к полкам. Сердце, гонимое адреналином, предательски застучало, глухим ритмом отбивая где-то в висках. Борис медленно поднял руку и застыл в нерешительности на уровне ключиц. Лэйн восприняла жест по-своему и уже была готова заломить его запястье, но мужчина лишь с предельной осторожностью провёл пальцами по берилловому ожерелью на её шее.       – Хотел поправить. Перекрутилось.       Лэйн заметно расслабила плечи, что не ускользнуло от насмешливых голубых глаз. Борис всё же поправил украшение, и оно обдало приятным холодом зону декольте. Он отошёл, дав ей свободу выбора, хотя, на самом деле, Лэйн казалось, что она ведёт себя по придуманному мужчиной сценарию. Словно всё, что происходит здесь, каждый шаг и взгляд – является последствием его выборов и действий. Потакает его желаниям и планам.       Лэйн, не оглядываясь, прошла вперёд и снова опустилась на диванчик. Говорить, казалось, было не о чем, но это волновало не сильно. В этот раз молчание было умиротворяющим. Она в голове считала до десяти, и на «восемь» в кармане джинсов неприятно зашуршало. Девушка сразу вытянула из него рацию. До этого её не удостаивали владением средства связи, но теперь генерал посчитал нужным вручить его. Скорее всего, не для её же безопасности, а ради собственных целей, но с рацией Лэйн всё равно была увереннее.       – Лэйн, меня слыш-но? – из динамиков раздался вовсе не голос Дмитрия, как она предполагала.       – Да, Каин.       – Где ты?       – В охотничьей усадьбе Бориса.       – Помехи. Повтори.       – Я в усадьбе Романова.       – Гене... сил... вести теб... пом... тье... – рация сбоила, нещадно проглатывая фразы, но Лэйн удалось понять, что генерал требует привести её в поместье.       – Хорошо.       Рация заглохла, и всё вокруг снова погрузилось в тишину. Лэйн взглянула на притихшего Бориса: его лицо было спокойно и расслабленно, но в голубых озёрах глаз плескалось сожаление, отпечатываясь тёмными пятнами на радужке. Лэйн решительно встала, боясь ему поддаться.       – Уже уходишь?       – Да. Меня проведут.       Борис понимающе кивнул и тут же поник.       – Помочь тебе надеть пальто?       Лэйн неуверенно качнула головой – не соглашаясь, но и не отказываясь. В прихожей теперь было темно. Борис погасил свет, чтобы не мешать отдыхавшей Любе, поэтому пришлось взять с собой свечу. Она не слишком помогала, но позволяла отличить стены от двери, и этого было достаточно.       Мужчина поставил подсвечник на вычурный комод и прислонился к стене, скрестив руки на груди и задумчиво наблюдая за девушкой. Лэйн натянула на голову шапку и вдруг почувствовала, что книга под свитером сдвинулась, грозясь выдать воровку с потрохами.       «Совсем не вовремя.»       Лэйн, не меняя лица, чтобы не вызвать подозрений, медленно опустила руку и прижала книгу к телу, давя ладонью на живот. Несмотря на плавность движений, жест не ускользнул от внимательных глаз, но Борис не отреагировал – лишь молча прошёл в соседнюю комнатушку.       Лэйн облизала губы и протяжно выдохнула.       «Главное – не делать резких движений.»       Борис вынес из гардероба пальто. Девушке пришлось медленно, с прямой как шест спиной, отвернуться. Со стороны выглядело наверняка комично, но не комичнее, чем если бы книга упала к ногам её владельца. Придерживая левой рукой книгу, правую она просунула в рукав. Поменяв руки, то же самое проделала и со второй рукой. Лэйн повернулась обратно, силясь уловить выражение лица мужчины, но не удалось – его заботливо укрыл мрак, будто не хотел раскрывать союзника.       Застёгивать пуговицы было неудобно, но выскакивать на жуткий холод нараспах тоже не хотелось.       – Доброй ночи.       Лэйн спешно развернулась к двери, и в ту же секунду её руку, лежащую на животе, с мягкой уверенностью перехватил Борис. Книга, на несколько коротких мгновений задержавшись между тканей, рухнула на пол. Незамеченным это остаться не могло, но мужчина даже не опустил головы. С той же ласковой улыбкой он обхватил её пальцы и слегка сжал, будто ничего и не случилось. Перенапряжённый мозг отказался придумывать хоть сколько-нибудь внятное оправдание. Оно не понадобилось – Борис лишь приподнял её руку и мазнул губами по выпирающим костяшкам.       – До встречи, Лэйн. Надеюсь, ты с теплотой будешь вспоминать проведённое здесь время.       Уточнять, что подразумевается под «здесь» – сам Ротков, или всё же поместье, не было ни малейшего желания, но девушка сухо ответила:       – Буду помнить.       Не переставая смотреть на него, ногой она осторожно задвинула за себя книгу. После опустилась, делая вид, что проверяет шнуровку у дутых сапог, а сама подобрала находку и предусмотрительно спрятала её в карман пальто.       Снаружи уже ждал Каин, недовольно стряхивая снег, который налип на перья. Девушка тут же выскочила за дверь, разделяясь с хозяином поместья. Руки подрагивали. Переварить случившееся было трудно, но Лэйн честно пыталась найти произошедшему здравое объяснение. Уходя, она обернулась – Борис стоял у окна и смотрел вслед двум удаляющимся фигурам. Перехватив её взгляд, он доброжелательно помахал ей рукой.       «Что это было?»       Лэйн отвернулась и ускорила шаг.

***

      Лэйн повела озябшими плечами, прислонившись к стене заброшенной станции. Плед грел плохо. Стоило лечь спать, чтобы не клевать носом в дороге, но мысли, противно роившиеся в голове подобно червям, не позволяли и сомкнуть глаз. Предсмертный образ, то и дело представивший миражом перед ней, не пугал. Скорее навевал тоску. Чужое, несвойственное новой Лэйн чувство. Неприятное. Но делающее её по-настоящему живой.       Девушка решительно встала. Раз уж погрузиться в мирный сон не получится – нужно скоротать время с пользой. Разложив по карманам ХИС и Книгу Апокалипсиса, Лэйн забралась на крышу станции. Морозный ветер скользнул по её щекам, но это было даже приятно. Холод отрезвлял.       Она села почти у края и раскрыла книгу. Время неумолимо бежало. Секунда за секундой, минута за минутой, час за часом. Лэйн сидела долго. Вглядывалась в строчки пустым взглядом, водила пальцами по буквам, даже пыталась складывать их в слова. Бесполезно. Физически она была здесь, на полпути к новой базе. Мыслями – в Роткове. Девушка закрыла книгу и уставилась вверх. Тянулась к россыпи ярких звёзд, тьме ночного неба, треснувшей покинутой луне. Могла бы провести параллель между собой и одиноким светилом, да не стала. Это было бы слишком по-человечески, а к ней этот термин пока не подходил. И уже не знала, подойдёт ли вообще когда-нибудь – она своими руками убила человека. Не самого хорошего и полезного, если судить в рамках сохранения целого мира, но почему-то ставшего близким.       Она вдруг вспомнила об украденной книге и потянулась ко внутреннему левому карману, в котором её надёжно и припрятала. Всё та же грязно-бордовая обложка, всё то же название: «Omne Mendacium Est». Лэйн одним резким движением, чтобы не передумать, открыла первую страницу. Книга оказалась вовсе не книгой, а записной книжкой наподобие той, что была найдена в тайной комнате.       «И в этом пошёл по стопам деда?»       Если в дневнике купца было подробное описание устройства Небес, демонических титулов и ритуалов, то записи Бориса оказались более приземлёнными. Он писал о своих чувствах и мыслях. Излагал на бумаге опасения, вкладывал всю душу в аккуратно выведенные буквы. Про демонов тоже было написано, но значительно меньше и всегда нервным, размашистым почерком, так сильно выделяющимся на фоне остального текста.       Лэйн листала долго, проживая каждый описанный на бумаге день, смотря на всё глазами писателя. Было тяжело. Казалось, что каждое прочитанное признание проворачивало нож в сердце, который она воткнула себе ещё там, в зале под монастырём. Наконец дойдя до последней страницы, на обычно безэмоциональном лице Лэйн мелькнуло настоящее удивление.       Записи обрывались лишь на одном слове, написанным на листе вертикально: «Лэйн». По спине пробежали мурашки, поднимая дыбом волосы на затылке. Вид и стиль написания показался совершенно другим. Неровные края букв расплывались, будто были написаны акварелью, а не привычной пастой. Поднеся ХИС ближе, девушка всмотрелась в засохшие красно-коричневые буквы и подковырнула одну ногтем. От пришедшего вдруг осознания глубоко внутри что-то болезненно оборвалось. Стараясь усмирить колотящееся сердце, Лэйн захлопнула записную книгу и зашагала обратно к отверстию в крыше, всей спиной почему-то ощущая привычный взгляд внимательных глаз.       Как оказалось, надпись была сделана вовсе не растёкшейся от излишка воды краской, а...       Кровью.