Штольман. Возвращение

      За следующую неделю еще пару раз вызывали на допросы. Беседовал с ним пожилой судебный следователь, при том крайне уважительно. Подробности все уже ясны были, для чего им Штольман – непонятно. Более всего выпытывал – отчего тот в вину Аркадия не поверил, что именно ему в деле подозрительным показалось. Штольман повторил все свои размышления четко и поэтапно. Судебный следователь выслушал, вздохнул. И вдруг стал ему о состоянии дела чуть ли не докладывать – что скоро в суд передают, строгий приговор не ожидают. Что Ветлицкий никуда не мешается, а поверенный, что был им прежде нанят, нынче делами вдовы Евгения Балашева занимается. Несколько раз заходил, отзывался с крайнем почтением к её уму, красоте и в делах разумению. Дальнева отпускать придется в Москву, показания взяты, задерживать далее невозможно. Напоследок супруге, уважаемой Анне Викторовне, которую, кстати, никто более не беспокоил, просил поклон передать.       Штольман встревожился окончательно. Встретившая его в гостинице не менее обеспокоенная Анна душевного спокойствия не добавила.       - Яшенька, ты так долго.       Он криво усмехнулся:       - Беседовали.       Вечер опускался над тихим городом. Тихим-тихим, где редкий прохожий покажется на пустынной улочке, и лишь перезвон колоколов плывет над потемневшей рекой. Даже в Затонске так спокойно не было. Или Анна, по молодости не замечала? Или не ценила? Села у окна, любуясь закатом, всё тот же халатик чуть сполз с плеча. Гардероб у них за прошедшее время никак не увеличился.       Яков смотрел куда-то мимо. Теперь уже и Анна встревожилась окончательно. Обернулась, сама пересела к Якову, провела пальчиками, обрисовывая брови, скулы, суровую складку у губ. Тот привычно перехватил пальцы, прижал к губам. Вздохнул.       - Яшенька…       Тот начал серьезно и чуть устало:       - Анечка, если меня задержат, связывайся с отцом. Жди его. И я очень прошу тебя, никуда не обращайся и ничего сама не предпринимай.       - Яша, но в чем тебя можно обвинить?       Тот покачал головой:       - Ни в чем. И я на данный момент не понимаю, чего от меня хотят. Судя по всему, ждут ответа из Петербурга.       - Яша, больше ты один никуда не пойдешь. Я буду всегда с тобой, буду тебя ожидать поблизости. Я не смогу находиться одна в неизвестности.       Он не спорил сейчас. Приобнял за плечи, мельком скользнул губами по волосам. Смотрел на далекий закат.       Прикусила губу. Чуть вывернувшись в его руках, потянулась к нему, скользнула ладонями под рубашку, чувствуя привычную силу мышц под гладкой кожей, провела, лаская, сверху вниз вдоль позвоночника, ощущая, как он выгибается и рвано выдыхает, и скользнула руками ниже.       Тот прошептал приглушенно куда-то в ухо:       - Аня, и долго ты собираешься меня мучить?       - Ш-ш-ш, - она отвела его руки.       Голос стал еще приглушеннее:       - Аня, ты траву здесь видишь? Камни свои видишь? Дерево своё приметное видишь?       - Что? – она с трудом перевела на него затуманенный взор.       Теперь уже Яков вывернулся, резко перехватывая руки и прижимая её к стене. И поймав изумленный взгляд, пояснил с крайне довольным видом:       - Правила те уже не считаются. Новые сейчас будут.              На следующий день в продовольственную лавку пошли вдвоём. Пока Анна выбирала, заказ делали, всё спокойно было. Вышли, через порог переступили – и Анна вдруг споткнулась. Хорошо, что быстро среагировал, успел подхватить – и ощутил ледяную волну по коже.       Анна смотрела уже позабытым взглядом. Не тем, спокойным, направленным внутрь, когда приходили видящие и говорили с нею на равных. Смотрела перед собой, в никуда и, глухо:       - Кто вас убил?       И вдруг пошатнувшись, опустилась на землю. Яков пытался удержать – но глаза были закрыты, осторожно подхватил, уложил на ближайшую лавку. Анна едва-едва приходила в себя, ледяные руки не желали отогреваться.       И к выскочившему из лавки приказчику:       - Извозчика сюда, срочно.       Занес на руках в коляску:       - К доктору!       Анна опять стала видеть духов.              К вечеру явился посыльный из канцелярии, принес официальное приглашение – всё как полагается. Завтра с утра явиться на прием к вице-губернатору. Не как в прошлый раз, когда чуть ли не со стражей направляли.       Яков смотрел сосредоточенно:       - Аня, всё нормально. Об аресте речь не идет. Оснований у них нет никаких и, судя по всему, из Петербурга подобных полномочий тоже не дали. Да их и быть на данный момент не может. Максимум, что они могут – дать мне предписание следовать в Петербург.       Наверное, это так.       - Аня, как ты себя чувствуешь?       - Всё хорошо. Дух больше не приходил.       Дух, судя по одежде – мастеровой, появившийся утром, и ударивший холодом неожиданно резко и сильно, исчез, отгороженный упрямыми объятиями Якова. Добиться от духа какого-либо ответа Анна не успела. Или – не сумела?       - Пожалуйста, будь поосторожнее. И без меня – никаких духов, пожалуйста.       Анна улыбнулась:       - Обещаю.       Утром вновь заявила твердо:       - Я иду с тобой.       Яков покачал головой:       - Анна, меня вызвали официально. Твое присутствие в приемной ни с какой стороны невозможно. Я не арестант. И я как минимум равен по положению. Я справлюсь сам.       Анна начинала понимать: пойти с ним в канцелярию, ожидать в коридоре – вызвать вопросы. Показать слабость. Его.       - Я буду гулять в парке, или посижу в кондитерской.       При всём высказанном вслух оптимизме предсказать дальнейшее развитие событий Яков не мог. Ясно было лишь то, что недавнее вмешательство в расследование вице-губернатор оставлять без последствий не намерен.       - Анна, я не знаю, сколько это займет времени. Здесь не Петербург, где никому нет ни до кого дела, и мы не в Затонске, где все знали тебя и твоего отца. Молодая женщина, долго гуляющая в одиночестве, вызовет вопросы у первого же городового, хотя бы с той точки зрения – не нужна ли ей помощь. Если они здесь, разумеется, чем полагается занимаются.       Анна молчала. Возражать сейчас, когда у обоих впереди неизвестность? Когда он и так держится лишь на железной воле, считая, что обязан отвечать за них двоих, и понимая, как мало у него реальных возможностей. Когда впереди еще и Петербург. Тот холодный, чужой, безжалостный Петербург, выморозивший ей когда-то всю душу, и откуда его уже однажды увозили по этапу.       - Не задерживайся, пожалуйста. Я буду очень ждать.       Кончились те времена, когда она в Сибири впереди него шла.       Когда равны были – шаманка и воин. Они вернулись. В прежнее общество, всё с теми же законами, которые она могла пытаться игнорировать, пока была молодой, безудержной и беззаботной. Которые проигнорировала намеренно, шагнув вслед за ним.       Теперь она его жена. За все её риски, ошибки и порывы отвечать ему. Репутацией, карьерой. Жизнью. Яков не задумается ни на мгновение, при первой угрозе кидаясь под очередную пулю очередной дуэли.       Она должна быть послушной и тихой? Как мама? Мама, которая так боялась вызвать любые пересуды, показаться странными, «не такими». Ведь она жена адвоката. Его репутация – основа его дела. Гарантия их благосостояния, их жизни. А она, Анна, оказалась не поддержкой – угрозой. Может быть, им сейчас лучше – без неё?       Чтобы не метаться всё это время по комнате без дела, она сядет и напишет им вновь: что у неё всё хорошо, всё правильно и благополучно.       Яков вдруг глянул и вернулся от дверей. Притянул к себе, резко и сильно, прижимая к груди, зарываясь лицом в только что уложенные волосы:       - Анечка…       Шепот скользит хрипло и теряется где-то в волосах:       - Всё что хочешь, Анечка, только будь со мной. Ты же моя жизнь, Анечка.       Он всё же ушел. Он всегда говорил гораздо меньше, чем делал. Господи, только бы он не прощался.