Водоканал

      Сначала в лицо ударили брызги, а потом — море. Огромное, сильное. Обрушилась волна и потащила его вниз, в темноту и холод...       А потом Элронд почувствовал, как держит его огромная рука, — и умирать уже не надо.       — Что же ты делаешь, глупый, — а у Ульмо и впрямь была борода. Она спускалась ему на грудь, блестящими струйками оплетала одежду, спадала до самых ног и терялась, исчезала в толще сине-зеленой воды, прорезанной нитями уходивших на поверхность пузырьков... Или она и была водой? Всей водой мира? — Глупый, глупый птенец. Разве не знаешь ты? История повторяется дважды: первый раз как трагедия, а второй — как фарс...       — Второй раз? — собственный голос показался Элронду чаячим писком. Так пищат птенцы в своих теплых гнездах на отвесных скалах. — Почему второй раз?       — А твоя мать? — Ульмо поднял кустистые брови и сквозь левую прорвалась юркая жёлтая рыбка. Махнула хвостом и исчезла. — Разве не знаешь ты, что случилось с Эльвинг, дочерью Диора и Нимлот?       — Эльвинг? — удивился Элронд. — Какая Эльвинг? У меня нет... Я не знаю ни матери, ни отца. Я... Я — лишь скромный секретарь Его Величества Верховного короля нолдор. Мое перо кладет на бумагу его речи, но мой голос не должен звучать на высоких Советах. Я лишь...       Вода ударила Элронда в лицо — то Ульмо приблизил ладонь.       — Что? Что ты говоришь? — синие глаза смотрели прямо в душу, проникая в самые отдаленные уголки памяти, омывая прошлое, как ручей омывает камни на дне, делая их яснее и ярче. Наконец Ульмо вздохнул: — Что же с тобой сделалось, бедный полуэльф... Я не знаю, как этому помочь, а пока я буду думать... Спи. Спи, Элронд-полуэльф и пусть тебе приснятся сны. Те сны, что снятся, когда покров земного чувства снят...       

***

      — Да просыпайся же ты! Давай вставай.       Получив чувствительный толчок в плечо, он проснулся. Дернулся, роняя телефон с колен. Уставился на Витьку Савичева, что нависал над ним. Витька был уже в рабочем комбезе.       Для грязных работ.       — Ты чего так смотришь? — удивился тот. — Совсем задрых, что ли? Давай, натягивай комбез. Говно уже откачали, наша очередь.       И впрямь, орущий на всю улицу «дыр-дыр-дыр!» и трясущийся, как вибратор — не то, чтобы Федька интересовался, но Настя, к сожалению, любила разнообразие, а Федя любил Настю, — насос уже замолчал. Спущенные в люк толстые трубы убрали.       И впрямь — их очередь.       — Да просыпайся, Федька, сектант ты чертов, работать пора! Семёныч придет — оторвёт нам яйца, если до вечера не закончим. Его там мэр во все дыры без вазелина, а он — нас...       — А сектант почему? — только и спросил Федька, пряча телефон в рюкзак.       Витька хмыкнул:       — А потому что ролевик. Я твои фотки ВКонтакте видел. Ты там в лесу в дурацком с луком стоял. Леголас, блядь, нашелся... Вставай, говорю! А то я тебя девкам из бухгалтерии сдам, на все праздники станешь прекрасным принцем. И конем одновременно!       Федька вскочил и торопливо принялся натягивать комбез. И вовсе не потому, что Семеныч и яйца жалко!       Отвернувшись, чтоб не засмеяли, Федька размашисто перекрестился:       — Слава тебе, Эру... Тьфу ты! Слава тебе, Господи!       Никогда в жизни Федор Бурундуков, 23 лет от роду, ремонтный рабочий сантехнического профиля в «Горводоканале» маленького провинциального городка и по совместительству ролевик — и вовсе не Леголас он! — не был так рад, что все это оказалось сном.       Уж лучше он дерьмо пойдет вычерпывать. Все пользы больше.       Да и как-то приятней.       «Скромный секретарь...»       Ха!