Горький кофе

Она пила каждое утро только кофе, тот дурацкий кофе и больше ничего. Объясняя, что так может жить,  существовать и творить. Жизнь терзалаее на клочья,  а она пила кофе и говорила: все хорошо! Она впивалась в кружку губами, будто это было последнее ее спасение. Она пила быстро и рвано, чуть ли не взахлеб, никакой нежности в ее движениях. Однако отстраняясь от бортиков кружки, едва заметная улыбка оставалась ее на устах. Она утоляла жажду и нервозность, и только тогда могла продолжать свое бытие. Она хотела много и почти ничего. Ведь если он рядом – плевать на остальных, ее сердце всегда и на веки оставалось верно ему. И как бы невыносимо не было, каждому счастью приходит конец, разрывая душу в клочья и убирая самоё драгоценное. Она уже никогда не увидит его медовых глаз, дрожащих рук, не вдохнет запах его волос: едва терпкий, но такой сладкий и родной. Никогда не услышит его легкие шаги, не почувствует теплых объятий и ласковых поцелуев. Ничего. Она уже никогда его не увидит, не сможет прикоснуться и почувствовать теплоту его кожи, которая согревала ее мысли в то время. Она будет только иметь горстку воспоминаний, которые согревают душу во время хмурых вечеров. Но и они рано или поздно канут в небытие... И вот, она каждое утро пьет тот же кофе, вспоминая таинственного его. Он будто не желает покидать ее, возвращаясь время от времени. Слезы застилают глаза, однако горький напиток скрадывает боль. Она забывает на время – до вечера. Она существует, а когда приходят сумерки – срывается. Она рыдает, впадает в истерику, бьется агонии,  и единственное, что может сделать: укутаться в их общее одеяло, по самые уши, и вдыхать остатки его из папаха. Вдыхать его, отыскивать в душе те же воспоминания и засыпать. И снова все сначала, как тот чертил день сурка. Однако она знает, что для нее он вряд ли закончится,  этот круговорот однообразных событий преследует его уже несколько месяцев. Но спасение есть – его спасает кофе и горстка воспоминаний о нем. Хотя, возможно, именно они тянут ее ко дну...