Шрамы

Лэйн стоит перед большим старинным зеркалом в полный рост. Упирается руками в резную раму, склоняясь к поверхности почти вплотную, и пристально щуриться. Вглядывается в глаза собственному отражению и никак не может отделаться от чувства, что только сейчас видит себя по-настоящему. Сзади слышаться шаги. Девушка не оборачивается, узнает гостя ещё по звуку, а затем видит его краем глаза в отражении. Дмитрий замирает в проходе, облокотившись о косяк, и привычно скрещивает руки на груди. Какое-то время он молчит, просто наблюдая за ней, и в его взгляде ей чудится какая-то странная тоска. Или разочарование, она не уверена. В любом случае, ей не нравится ни то, ни другое. – Если ты пришёл за новыми подробностями, – бросает она раздражённо, по-прежнему не оборачиваясь, – то порадовать нечем. И ведь даже не врёт. Радости в её внезапно накативших воспоминаниях нет совершенно. Ни в подробностях её смерти, ни в вознесении на кровавые небеса, ни в падении обратно на землю. Генерал вздыхает как-то слишком устало и опускает вниз руки. – Нет, Лэйн, – отвечает спокойно, без упрёков, не смотря на все её недомолвки, – я здесь не за этим. Девушка недоверчиво хмурится, но ничего не говорит. Ждёт, когда он выложит всё сам. Дмитрий это понимает, поэтому вздыхает снова, как будто ещё глубже и тяжелее, и, наконец, произносит то, что собирался: – Я могу что-то для тебя сделать? Ах, вот что это был за взгляд. Сочувствие. Жалость. Снисхождение к бедной измученной девчушке, которая внезапно перестала быть подозреваемой и превратилась в очередную жертву. Лэйн вдруг криво усмехается своему отражению, не отводя взгляда от собственных глаз. Улыбка выходит жуткой, даже пугающей, совершенно чуждой этому лицу, но очень подходящей тому огню, что горит внутри. Она делает шаг назад, выпрямляясь, и встаёт перед зеркалом почти по стойке «смирно», решает не спеша оглядеть себя с головы до ног, но задерживается на запястье. Обхватывает его второй рукой и надавливает на шрам. – Его я получила, пока ещё была человеком, – неожиданно холодно произносит она, старательно удерживая клокочущую бурю внутри, – как раз перед смертью. Наверное, поэтому он остался. Дмитрий напряжённо молчит, предчувствуя, что ничем хорошим это не закончится, а Лэйн определённо не собирается его щадить. – Их должно быть куда больше. Не церемонясь, она подхватывает край свитера и тянет его наверх, снимая с себя. Отбрасывает в сторону, прямо на пол, и начинает вспоминать все до последнего. Она старательно проводит по плечам, ключицам, груди и животу, давит сильнее на кожу, оставляя белые следы от ногтей. Ждёт, когда те пропадут, и проводит снова. Она замечает в отражении, как Дмитрий недовольно поджимает губы, но не останавливает её. Вместо этого он в итоге отворачивается сам. Решил, что увидел достаточно? Как бы ни так! Девушка усмехается сама себе и чувствует прямо таки садистки больное удовлетворение, зная, что ждёт его «на десерт». – Ты в курсе, что бессмертные могут отращивать новые крылья, сильнее и выносливее предыдущих? – с преувеличенным любопытством интересуется Лэйн, ненавязчиво наблюдая за генералом в отражении. – Надо только решиться избавиться от старых. Она не уверена, но, кажется, от последней фразы Дмитрий по-настоящему вздрагивает. Зато точно вновь поворачивает голову в её сторону и мрачно наблюдает исподлобья. Она же встаёт чуть боком, чтобы видеть в отражении свою спину, и пытается дотянуться до лопаток. – Мои были серые, невзрачные и совершенно слабые. Прямо как я, – не смотря на попытки сохранять непринуждённый тон, слова Лэйн уже почти выплёвывает. – У меня не получилось их как следует вырвать, представляешь? Они так и болтались вдоль спины, бесполезные окровавленные отростки… Она издаёт короткий, но очень злой смешок, стараясь спрятать за ним затаённую злость и обиду, что прорываются в ней вместе с отвращением к самой себе, к своей собственной никчёмности. – Лэйн… Генерал не выдерживает и делает попытку прервать её, успокоить, но та резко ударяет рукой по деревянной раме, заставляя его замереть. – В итоге мне помогли доделать то, что я не смогла, – она уже не просто улыбается, откровенно скалится. – Избавили от крыльев неторопливо, частями. Перо за пером. Замолкает специально, даёт представить и прочувствовать все ощущения, а потом продолжает добивать: – После они влили что-то прямо в открытые раны. Не знаю, что это было, какое-то зелье или яд, но ощущалось как расплавленный металл, который медленно выжигает тебя изнутри. Небрежно подёрнув плечом, она вновь упирается в зеркало и опускает взгляд вниз. Попытка сдержать пылающее внутри пламя проваливается окончательно. Остаётся только не останавливаться. – Неделя агонии, две – беспамятства. Когда я, наконец, очнулась, на спине остались лишь два ярко-розовых рубца. Даже когда я достаточно окрепла, отрастить крылья заново не вышло. Так что теперь я останусь такой навсегда. Она закрывает глаза и дышит глубоко, рвано. Кровь яростно стучит в висках, заглушая всё остальное. Она не видит и не слышит, как Дмитрий подходит ближе, но чётко ощущает его тепло у себя за спиной. Внезапно даже для самой себя Лэйн испытывает желание окутаться этим теплом целиком – откинуться назад, упереться в широкую грудь мужчины, утонуть в кольце его рук, растаять жаром у него на губах… Вместо этого она только лишь поднимает голову и открывает веки, находит в отражении позади себя холодные голубые глаза, и выжимает из себя еле заметную, почти нормальную улыбку. – Возвращаясь к твоему вопросу, генерал… Как думаешь, ты можешь сделать что-то со всем этим? Она ждёт, что он отведёт взгляд и молча уйдёт, так ничего и ни предприняв, но тот продолжает смотреть, стойко выдерживая её вызов. А потом и вовсе умудряется удивить. – Могу заставить их пожалеть. В его голосе столько леденящей стали и уверенности, что Лэйн невольно замирает. По идее, ей бы усмехнуться и сказать, что он рехнулся, а это обещание заведомо невыполнимо и однозначно смертельно. Но она почему-то верит. Всего на мгновение, но даже его достаточно, чтобы успеть представить, как генерал бросает ей под ноги головы её мучителей. И ей это однозначно нравится. – Сгодиться, – соглашается она и чувствует, как бушующий внутри пожар понемногу начинает утихать, – а пока я бы не отказалась чего-нибудь выпить.