***
Пустые глаза будто удивлённо смотрели туда, где всего секунду назад было два живых тела. Прошла пара мгновений, прежде чем иссохший рот искривился в полуулыбке. Тени скользнули в опустевший проход, сливаясь с загустевшим туманом развеянной пыли — праха. Они идут играть.***
Бакуго охренело смотрит на живых, по-настоящему живых ребят, в которых они с Дерьмоволосым влетели, пока очертя голову неслись по коридорам академии — когда здесь стало так мрачно? Какая-то девчонка, судорожно прижимающая свою же оторванную руку к предплечью, и парень-Тупое лицо, вмиг заблестевший стальной кожей, испуганно таращились на снёсших их с ног однокурсников — Кацуки где-то на периферии сознания понял, что это статисты В класса. Он выругался, бешено сверкнув глазами, и выглянул за угол, откуда они свернули: пыльное облако уже догоняло их с другой стороны коридора. Времени мешкать не было, и он прорычал что-то смутно похожее на «пошевеливайтесь, придурки», прежде чем снова сорваться с места, яростно озираясь по сторонам в поисках выхода — чёрт побери, как же им подгадило проведение занятия посредине корпуса: до обоих выходов было долго, а пробивать дыру в стене - слишком шумно. Бакуго силился вспомнить хоть какой-нибудь более быстрый путь, который позволил бы сбросить хвост, но ничего не могло сработать в таких условиях. Пыльное марево надвигалось с большей скоростью, чем они могли бежать, и он не мог использовать взрывы, поскольку тогда навредил бы всем другим выжившим, поэтому всё, что ему оставалось — чертовски много материться, пеняя на весь дряной мир за подобную подставу, и тем самым подгонять своих товарищей. Выход нашёлся через три поворота, и был настигнут им так быстро, как только он мог, когда позади Кацуки раздался ужасающий звук хруста, кажется, костей и душераздирающий вопль. Он обернулся быстрее, чем мог успеть сообразить, чтобы увидеть позади блеклых ног мертвеца Деку только полсекунды назад радостно кричащую рядом с ним ученицу В класса. Мёртвую, раздавленную и изломанную. Дичайший ужас охватил всё его естество: он отшатнулся, норовясь упасть, и только оказавшийся здесь же невредимый Эйджиро помешал ему это сделать. С другой стороны послышались кряхтящие звуки: Тецутецу, в отличие от него, быстро вывернул содержимое своего желудка на землю. Их всех тошнило, а тягучая вонь заполонила собой всё пространство внутреннего двора: пахло гниющим трупом. Впереди стоящий мальчик с уже тёмными провалами вместо глаз криво ухмылялся. Рваный ворот бывшей рубашки уже-не-Деку покачивался сам собой, без ветра, и серые тяжёлые частицы оседали на всей ее площади. Это была действительно страшная картина. Бывший мальчик-солнце оставался стоять там, на пороге погрузившейся в хищный сумрак академии, до последнего скрывшегося в темноте ее коридоров туманного силуэта. Вскоре расплылся и он сам. Абсолютно сломленные, подростки рванули с территории UA. Они бежали куда угодно, не разбирая дороги, — лишь бы скрыться подальше от этого чёртового места, и остановились только тогда, когда солнце начало прятать свои лучи за ближайшим домом: из тёмных углов поползли кривые тени. Дальше мальчики продвигались почти ползком.***
Весь город оказывается охвачен этими тенями апокалипсиса. Тут и там снуют гниющие туши, покачиваются безвольные тела и валяются оторванные конечности. Белёсые мёртвые глаза смотрят на обнаруженных выживших в упор, и как только находят малейшую живую деталь в их поведении, движении или даже дыхании — молниеносно сжирают свою жертву. После одной подобной сцены парни всё-таки выблевали в ближайшем переулке всё, что оставалось у них в кишечнике после обеда: смрад трупных улиц лишь добавил впечатлений ко всему тому, что они успели лицезреть. Им посчастливилось пробраться через самые оживлённые районы малой кровью: Эйджиро едва не был схвачен одним из полуживых паникующих придурков, но Бакуго одним взрывом отшвырнул отчаянного подыхающего прочь — явно не время для милосердной помощи полутрупу в ущерб собственной безопасности. Они даже нашли себе некую «базу»: обнаружили, что на крышах дряных существ меньше, чем на земле, полной теней, из-за чего один частично разваленный чердак — по сути, технический этаж дома — был более-менее безопасным. Тецутецу натаскал каких-то матрасов, Киришима смог сбить какую-то незаражённую птицу, а Кацуки — ощипать и превратить ее во что-то сносно-съедобного вида, учитывая, что в их руках был только тухленький костёр на крыше многоэтажки и взятые из оставленных нижних квартир специи. Когда выяснилось, что взрывы Бакуго могли в какой-то мере «распылить» тварей — на их глазах они не могли восстановиться — стало казаться, что всё не так уж плохо и протянуть можно... А потом они потеряли Тецутецу. Чертовски знакомый гортанный крик пронзил натянутую тишину ночи. Не чувствуя под собой ног, Кацуки рванул за угол, чтобы почувствовать, как кровь в его жилах превращается в лёд, а наивные дневные планы обращаются в прах — ровно также, как друг на его глазах. Пока они готовились ко сну, а Бакуго — к ночному дежурству, дёрганная потерявшаяся тварь нашла их дом. Она зашла со стороны, казалось, глухой стены, — в том месте была дыра в крыше, о которой они не знали — как раз там, где находился уязвимый, вымотанный вечерним походом за водой Тецутецу. Стоит ли говорить, насколько велико сейчас было их отчаяние? В тот момент они рванули подальше от этих крыш, наспех сгрузив в подобие рюкзака всё, что попадалось на глаза: Кацуки готов был поклясться, что дрянь позвала своих дружков, среди которых он видел знакомую, теперь бледно-зелёную макушку, пока они удирали из района, в котором успели провести почти день. Два дня они скитались, не останавливаясь надолго нигде, — поскольку было просто негде — задерживаясь на месте не более получаса на перекус или трёх часов попеременного дежурства — на отдых. Под конец второго дня они отошли настолько далеко в пустынную часть на окраине префектуры, что впервые ощутили хоть сколько-нибудь более чистый воздух. Они оставались там всю ночь и не обнаружили никаких следов трупных мразей, за исключением навеянного из города лёгкого мертвецкого шлейфа, поэтому, когда внезапно слышится отчётливый запах гнили, Кацуки спешно подрывается из полусна. Он зло шипит себе под нос и ещё более напряжённо матерится, когда не находит никаких нарушителей за пределами широченной колонны и горы разного храма, за которыми они скрывались, но чувствует мразотный смрад будто совсем рядом. Бакуго молниеносно оборачивается, когда слышит сдавленное "Ойк" позади себя, и недоумевает. Он смотрит на побледневшего Киришиму и не понимает.. А затем осознаёт. Эйджиро поднимает на него свои наполовину побелевшие глаза и обречённо смотрит на собственные беспомощно растопыренные руки, когда до них обоих доходит, откуда доносится гнилостный запах. Пальцы и локти ужасающе быстро покрываются мертвецкой кожной коркой, а его самого начинает мутить не столько от обращения, сколько от понимания. Животный ужас стоит в красных глазах и Кацуки не догоняет, чей раздаётся крик и что за чёрт с драматичным дождём, пока до него не доходит, что этот голос — его. Он ревёт, бессвязно выплёскивая всю свою горечь в одном душераздирающем вопле, и бесится, беспомощно сотрясая мокрыми проклятиями воздух. Киришима отрешённо прижимает к себе горячее всхлипывающее тело, позволяя заглушать его собственное отчаяние болью друга, пока у того ещё хватает сил громко угрожать всему миру и ему самому за то, что они оставляют его. Где-то неподалёку на звонкий рёв стали собираться шатающиеся тени. С побега из UA занимался их четвёртый рассвет. _