albtraum

      Небо горит огнём. Горит, как бумага, чернеет, краснеет, заливается кровью, пахнет порохом и железом.       Кровь льётся с небес, кровь льётся из-под земли, кровь льётся с её рук. Кровь льётся и тошно воняет, горячая, холодная, чёрная и ярко-красная, отдаёт синевой, поглощает свет, царапает и сеет панику в усиленно бьющем по ушам сердце. Глаза разъедают слёзы. Повсюду слышен лязг зубов и холодящий кости ужас.       Перед ней стоит смазанная фигура Нормана в белом плаще, как маленький ангел без крыльев. Но Эмма застыла в пространстве и не может ринуться ни к нему, ни от него, только поневоле подносить липкие руки к лицу. Он заносит катану над безобразным серым телом. После удара оно хрустит и лопается, окрашивая его руки алым ужасом. Медленно и размашисто, как верховный судья, он бьёт тело, и бьёт тело, и бьёт тело, и бьёт тело, и бьёт тело, и бьёт-       Красно-белый плащ рябит в глазах, красный выедает зрение, оставляя чёрную глубину пасти, полную мёртвых зубов.

красный, красный, везде красный.

Она задыхается. Руки холодные, наполненные бордовым месивом, судорожно бьются, инстинктивно пытаются ухватиться... за подушку. Она до судорога нервов хватается за подушку. И ощущает чей-то выдох.       Тепло сухих, человеческих, не красных рук греет плечи. Она отпускает подушку только для того, чтобы схватиться за Нормана. За сонного, волнующегося, родного Нормана. Высохшие слëзы неприятно холодят кожу.

***

      Засыпать вместе с Норманом — естественнее, чем дышать. Она не думает, по какой причине, — видимо, смирившись с тем, что воспоминания до тринадцати ей не вернуть, — ей просто нравится чувствовать лёгкую ностальгию и тепло, идущее от сердца, запах чего-то прохладного и мятного, как лес в ноябрьскую ночь, чем всегда пахнет Норман, расплывающуюся, как жидкое масло, нежность по чертогам разума, после чего усталость мягко сковывает сном... Сном, чистым от кошмаров.       Они обнимаются, идеально скомпоновавшись.