Грэндс Пэсс, Орегон
encounter 1
В тот день с самого утра все пошло не по плану. И ей сразу же должно было быть понятно, что его появление в закусочной и было предзнаменованием. Неким посланием, которое можно было прочитать в том, как резко зазвонил колокольчик над дверью, в том, как он зашел в зал, в его чертовой походке, в каждом движении воздуха, и несколько завсегдатаев обратили на него внимание, оторвав взгляды от столов, от тарелок и друг от друга. Кристи и сама смотрела во все глаза, такие люди притягивают взгляд, честно, как долбанный магнит. В их закусочную редко когда заглядывал кто-то не местный, а он был неместным, чужим, всех местных Кристал в округе знала, это был маленький город в штате Орегон. Ей нужно было улыбнуться, взять в руки меню и подойти к столику, хотя бы проводить его до этого самого столика, поприветствовать, спросить дежурное что вы забыли в Грэндс Пэсс? Никто никогда ничего не забывает в Грэндс Пэсс, так почему ты здесь? Приехал на фестиваль пирогов? На конвенцию комиксов? Кто-то умер из дальних родственников? но она застыла на месте, приросла к полу, к черно-белой кафельной плитке. Он смотрел прямо на нее. Сквозь нее. Ощупывал ее взглядом и тем самым приветствовал. Но это длилось не дольше секунды. Короткая улыбка, кивок головы. Взгляд мы не знакомы, но мне все о тебе понятно, все известно об этом месте, об этих стульях и лампах, я все меню знаю наизусть, ничего нового мне там не увидеть. Все дайнеры одинаковые, все девушки вроде тебя одинаковые. Это было непозволительно больше, чем случайный постоялец обычно давал ей, простой официантке в одной из многих закусочных, которые можно встретить на дороге. А он был в дороге, это считывалось на раз-два. Ей все было понятно о нем. Было ли? Это маленький город. В нем живут маленькие люди. Что ты забыл здесь, большой человек? Он прошел в дальний конец зала, занял столик у окна, подальше от остальных посетителей, словно хотел находиться в отрыве от людей, словно привык. Основная часть завсегдатаев сидела ближе к выходу, либо у длинной стойки, за которой работала сама Кристи, на высоких стульях. А он словно прошел по краю. Словно его и не было в той закусочной. Словно лезвие ножа, обращенное вверх к потолку, а не черно-белая плитка. Словно приведение. В одну секунду я здесь, в другую меня уже нет. Не стоит обращать на меня внимание, не стоит запоминать. Почему ты смотришь? Это определенно не стоило ее внимания, а мыслей тем более. Она знала каждого человека в зале. Миссис Хемсворт, одинокая вдова, приходящая сюда каждый день и вспоминающая своего умершего несколько лет назад супруга, Томаса. Раньше они приходили вдвоем, когда Кристал еще была подростком, а потом Томаса не стало, но привычка у Лайлы осталась, словно муж все еще был с ней здесь, посмертно, сидел на соседнем стуле, и она смотрела на него (на деле — в пустоту). И это могло бы казаться жутким, если бы не было так грустно. Джереми Притчет, молодой офицер, завтракающий и заказывающий всегда одно и то же: черный кофе, классический утренний бургер с пети и яйцом (он всегда берет пончик с белой ванильной глазурью и кокосовой стружкой с собой, тепло улыбается Кристи, оставляет щедрые тридцать или сорок долларов на чай, чего НИКТО БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ДЕЛАЕТ, и уходит на свою смену патрульного на шоссе, проходящего прямо рядом с закусочной). Братья Кевин и Джек Бишопы, обоим по шестнадцать, они заходят сюда до уроков и иногда после футбольной практики, заказывают колу или молочный коктейль. Иногда кто-то из них приходит с новой девчонкой, иногда это не просто одно свидание, а несколько, иногда это парни (в случае Кевина). Иногда это банановый сплит, иногда мятные, клубничные и шоколадные шарики мороженого, иногда блинчики с кленовым сиропом. Зависит от настроения и от партнера. Семейство Силверов — отец врач, мать домохозяйка и двое сыновей, Джо и Райан. Она не знала его. Не могла прочитать. Почему-то ей хотелось принести ему бургер с беконом, свой номер телефона. Либо выйти на свежий влажный воздух, вдохнуть осеннюю сырость и посмотреть в небо, чтобы оно ей ответило. Ведь ты не станешь. Закурить одну или две сигареты, потому что день будет долгим. Утро и так не задалось, мама с утра была сама не своя, отец тоже. Они проводили ее странными отсутствующими взглядами, пока Кристал собиралась на работу и выходила из дома. Из дома, где поселилось что-то чужое. В этих их взглядах. А попытка заговорить свелась к нескольким кратким ответам. Да, будем дома. Нет, вечером никуда не пойдем. Да, возвращайся домой, как только освободишься с работы. Планы? Возможно, пока не знаем. Ее сестра, Мэг, не отвечала на сообщения, что было странно. Обычно она не игнорила Крис. А может быть, это Крис перестала быть своей. Давно переросла всех в округе, в особенности свою семью. Может быть, ей всего навсего хотелось сбежать. Хотелось дышать. Хотелось сесть на грейхаунд, купив последний билет, и ехать до Портленда (самого большого города в Орегоне), где можно затеряться, но при этом стать кем-то. Кем-то вроде тебя, наверное? Отправиться в путешествие, оставив все привычное позади. В этом месте, в месте, где она родилась, стать кем-то не выйдет, только пустить корни. Пустить корни, не повидав мир, казалось страшнее, чем сорваться с несколькими тысячами накопленных долларов наличными в пустоту, в неизвестность — навстречу судьбе. Долбанный подростковый максимализм так из нее и не выветрился. Пророс внутри из маленького семечка, вытянулся в стебли и листья, в долбанный сад. Ей хотелось ехать на машине по шоссе, сгибающемуся в петли, и это чувство было цветущим садом, орегонским лесом, стволами туй и елей, поющими птицами, ревом гризли, пустотой провисшего неба, зеленым блеском травы и слепящим солнцем. Ее родители считали, что она останется в Грэндс Пэсс, найдет себе мужа, обзаведется семьей, заведет детей, будет примерной домохозяйкой и однажды придет в это кафе как семейство Силверов, со своей семьей, а многим позже, возможно, и как Лайла. В этой правде не было середины, был выбор. И выбор этот рано или поздно придется сделать. Кристи это понимала. Родителям нравился Джереми, его благопристойные намерения в отношении их дочери считывались на раз-два. А Кристал нравился ветер в волосах, когда она ехала на велосипеде по горным тропам, нравился яблочный пирог и ноябрьский дождь. Выкуренная сигарета с музыкой в наушниках. Смены в кафе. Кристал было страшно и немного (самую капельку) интересно. А может, это было что-то другое. Подавив желание выйти на улицу и тут же сбежать, она взяла в руки меню, проверила волосы, собранные сзади в низкий пучок у шеи и аккуратно поправила завязки фартука. Ее форма выглядела отлично, она выглядела отлично. Не зря сегодня подвела стрелки и использовала помаду. С запахом бабл гам (как будто кто-то кроме нее мог почувствовать его или попробовать блеск на вкус, словно это вообще было важно). Взгляд Джереми (офицера), мазнувший по ней, после чего тот смущенно уставился на свой недоеденный бургер, и так подтверждал, что выглядела Кристал хорошо. Может быть, даже чуть лучше, чем просто хорошо. Кристи обошла стойку и отправилась к дальнему столику. Словно отрезая себя от основного потока, словно перешагнув край. Словно нож вдруг понесся вверх и отсек лишний кусок. Как будто она не сбежала, нет, но это жгучее желание вдруг проросло в ней с новой силой, словно в нее вдохнули воздух, как при реанимации, из чужих губ — прямиком в легкие. Как утопленнице. Он оторвал взгляд от телефона, куда еще секунду назад всматривался с усиленным беспокойством и посмотрел на нее. В глазах было что-то, что она не знала и никогда не узнает. В глазах были изгибы дорог, штаты, несущиеся в окнах машины (наверняка у него не обычная машина, что-то особенное, что-то, с чем может быть связь, просто обязана быть, просто ДОЛЖНА БЫТЬ, иначе ты бы остался на месте и никогда не сорвался с него), смазанные поцелуи с девушками вроде нее, с девушками вроде меня, с кем у тебя никогда не будет ни отношений, ни общего семейного портрета в долбанной рамке на долбанной каминной полке. Есть ли у тебя общие фотографии хоть с кем-то? Она остановилась и открыла рот, словно робот. — Добро пожаловать в Грэндс Пэсс. Меня зовут Кристал, закусочная «У Эрвина» рада приветствовать вас. Какими судьбами в нашем маленьком городе? — широкая улыбка, механическая, четко выверенная, как программа. Видишь ли, нам принято быть вежливыми и улыбающимися. Нам принято действовать и говорить по протоколу, по инструкции. Но ты ведь и так это знаешь? Скольких девушек вроде меня ты уже встречал? Еще ей хотелось обезопасить себя. Вот так просто. Кристал не чувствовала опасности от него, но она чувствовала опасность с ним рядом. Словно весь воздух вокруг искрил и покалывал. Словно ее скальп вот-вот должны были содрать. Словно за ремнем штанов он спрятал пистолет и на него не было официального разрешения, конечно же, нет. Словно тысячи игл вонзились под кожу. — Привет, Крис, я Дин. Имя резонирует с чем-то внутри нее. Ей хотелось бы знать больше, но контекст их знакомства больше не предполагает, и она кивает. Короткую версию своего имени Кристал намеренно пропускает мимо ушей (обычно ее так не зовет никто кроме семьи, не на работе точно, и слышать это… странно, по меньшей мере; по большей — он нарушает границы так легко, словно в его мире их вообще нет, либо они не имеют смысла). Он сам тянет руку в пространство, оставшееся между ними, и она понимает, что так и не дала меню. Ну, конечно. Протягивает меню и продолжает улыбаться. Их пальцы не встречаются, как в каком-то рождественском романтическом фильме. Не рождество ведь, только ноябрь, день благодарения на носу, да и не фильм это вовсе. Никто из них не продолжает диалог. Он наспех листает страницы и не гонит ее прочь, не говорит дай мне пару минут, я определюсь с заказом, Крис, спасибо и она не говорит дам вам тебе пару минут, чтобы вы ты определились определился с заказом, Дин мистер. Ни в одном из фильмов, которые она смотрела, нет тишины, пронизывающей, прокалывающей все тело — как бабочек пригвождают к картонке иглой и вешают на стену в музее естественной истории. Тишину Дина можно было пощупать и ощутить. Погладить против шерсти. Кристал смотрела в глаза его тишины, и эти глаза смотрели на нее в ответ, и на секунду (всего на одну) ей казалось, что в воздухе слышится шелест и хруст крыльев. Его взгляд… искрился. Дин раскаленным металлом вливался в легкие вместо воздуха, бежал дальше в потоках крови по организму, проникал сквозь тонкие стенки кишечника, заполнял пространство между органами, стирая все на пути, меняя в ней что-то. Но это не болезненное беспокойство, а скорее принятие и покорность. Смирение. Им обоим нормально. Как бабочки в животе. И как зелье, не яд. — Кофе? — она та, кто первая выбирает нарушить связь. Как будто какая-либо связь вообще возможна с кем-то вроде тебя, Дин. Это как ветер в поле. Ветер в поле не удержишь, ведь так? Но ты чувствуешь, как он проходит сквозь пальцы, ты чувствуешь. Ты позволяешь. Как давно ты в пути? Что успел повидать? Расскажи мне историю. Вся магия выветрится, когда ты уйдешь, ведь так? Как ощутить сквозняк и закрыть окно, чтобы не было движения воздуха. Он был тем, что в книгах осталось бы между строк. То, что в фильмах бы стало вырезанной сценой, и зрители никогда бы не увидели этого. То, что не сказать прямым текстом. То, что обычно всегда приходится додумать самой. Вот она и додумывала. И, возможно, Кристал просто слишком много думала, глупая, ТУПАЯ привычка, потому что губы двинулись вопреки инструкциям (кто тебя просил, блин?), вопреки программам. И его взгляд, сканирующий с новым усиленным вниманием, продолживший вгонять иглы, одну за другой — это отклонение от сценария, так изначально не должно было быть. Она не заметила, как думала слух, как сказала это все ему. — Как давно ты в пути? — Так заметно, что я живу в дороге? Смешок и кривая улыбка. Во взгляде нет никакой злобы, он не строит стены. С вероятностью пятьдесят процентов он тот, кто их разрушает, а не возводит. Либо стены рушатся вопреки всем твоим усилиям их сохранить, удержать, правда ведь, Дин? Все-таки другие пятьдесят, ха? Я ведь совсем тебя не знаю. Какая из этих половин правдива? Ты создаешь или созидаешь? Или стираешь? Иногда яд — это только яд. — Что успел повидать? — Повидал я многое, даже не знаю, откуда начать. Конечно, это читается во взгляде, в положении плеч, в его теле нет ни одного целого места (каждая его конечность, каждый предмет одежды, каждое слово и мысль — все невообразимый клубок разноцветных нитей, только выбери, за какую тянуть, будет больно, если развязать все узлы, но иначе ты не доберешься до сути, Кристи). — Расскажи мне историю. — И в любой другой день я бы рассказал тебе что-нибудь, может быть, мы бы сходили вместе в бар неподалеку, но не сегодня, Крис. Я бы взял у тебя номер телефона, мы бы отлично провели вечер, а на утро меня бы не стало. Может быть, даже БУКВАЛЬНО, не фигурально. Но не сегодня, Крис, не сегодня. Ауч. Это неприятно. Дело не в ней, конечно же. И, может быть, даже не в нем. Просто иногда случаются концы света. Иногда случается апокалипсис, но ты ведь не в курсе. Мало кто в курсе, на самом деле, Крис. Ты наверняка ходишь в церковь на воскресную службу с семьей, молишься тому, как мир был сотворен, а первые люди, взявшись за руки, заделали человечество. Но нет, Ева не дала тебе жизнь, она создала тьму и кровь. И ее дети теперь оставляют свое кровавое наследие по всей стране, в каждом штате. Ты знаешь об этом, Крис? Видела новости? Все эти странные смерти? Пропажа людей? Вирусы? Готов поспорить, что нет. Ты была бы в ужасе, узнав правду, поэтому я тебе ее не скажу. Эта история НЕ ТВОЯ — она НЕ ПРО ТЕБЯ и НЕ ДЛЯ ТЕБЯ, — что-то нечитаемое в его взгляде, о чем она никогда не узнает, не положено. Просто иногда бывают неудачные дни, как сегодня. Просто иногда она неинтересна красивым парням по имени Дин, которые живут в дороге, у которых есть свои тайны (но у кого их нет, верно? или с тобой все же что-то не то? ты не в порядке? ты ведь не скажешь). Как поведение мамы с утра, когда она не поздравила ее с днем рождения, а объятие казалось холодным и выстраданным, пальцы болезненно сжимали плечи. Возможно, они с папой просто готовят сюрприз, а отрешенные взгляды и отстраненность — такая игра. Как молчание Мэг в ответ на ее сообщение с поздравлением с днем рождения (они близняшки). Мэгги живет в другом городе, учится в колледже, и они редко общаются теперь, ведь у нее получилось вырваться, убежать, а у Крис — нет, но на день рождения, в их день, всегда созваниваются по несколько раз, списываются, и говорят часами. Но, видимо, не сегодня, Мэгс. Как долбанный ноябрь и надвигающиеся праздники. Просто иногда бывают дерьмовые дни рождения, Кристал. Забей. Она уходит и возвращается с кофейником и фирменной чашкой Грэндс Пэсс с рисунком гор и леса в руках, ставит ее прямо перед ним, перед раскрытым меню в руках (словно вызов, но кому? кому ты пытаешься что-то доказать, Кристи?), наливает черный кофе, улыбаетсяулыбаетсяулыбается. Теперь программы работают исправно, никаких ошибок. Ты сам их создал и устранил. Создание и разрушение, значит? Оба полюса? А что тогда остается посередине? Глаз шторма? Болезненное ожидание конца? А как же созидание? Или же только пустота? Только ровные стены (но дай им время, дай благодатную почву, которую так легко отравить — и они в миг станут руинами, под твоим началом). — Хей, Кристал, нальешь и мне еще кофе? Она почти забыла про Джереми. Но она благодарна ему сейчас за то, что он вытягивает ее из зыбучих песков. А этот столик, этот долбанный столик в самом углу зала, и долбанные мысли, сорвавшиеся с языка, и долбанный ахуенно красивый Дин с его долбанным не сегодня, и долбанная семья, забывшая про ее день рождения, молчание сестры и погода с сырым воздухом и запахом осени, и постояльцы, глазеющие на них, но почему? почему они глазеют на них? — именно что песок. Было бы проще, если бы его взгляд выражал что-то помимо заботы. Будь там усмешка, или злость, или холод, она б поняла. Но в его улыбке нет ничего острого. Ножи если и разложены, то лишь вокруг, лишь на подступах к крепости в рвах и окопах. А ты не такой, нет, о, ты не такой. Его отказ — это дар (бери, сжимай в ладонях, крепко и бережно, и уходи, Крис, живи свою жизнь, будь счастлива, благодарна). Что ж. — Мне бургер с двойным пети и беконом, большую колу и кусок яблочного пирога с ванильным мороженым, один скуп. Бургер с беконом, что ж. Она угадала. Один-один. Словно они играли. Словно Дину не все равно. Кристал кивает, запоминая заказ, разворачивается и делает десять шагов к Джереми. Наливает кофе и едва отвечает на его мечтательный взгляд улыбкой, отправляясь на кухню назвать позиции из меню и налить колу. Где-то посередине пути она понимает, что не дождалась согласия насчет кофе, по сути сделав выбор за него. Что ж. Будешь пить и кофе, и колу, Дин. Добро пожаловать в Грэндс Пэсс. Она приносит ему заказ через десять минут, через двадцать он уже уходит, оставляя десять долларов на чай. Он не переплюнул Джереми (Джереми, кажется, никто не переплюнет, сегодня он оставил пятьдесят), но из двух уходящих на парковку мужчин, она выбирает смотреть в его спину. Кристал видит, как он садится в черную Шевроле Импала и уезжает, возможно, навсегда. Такие Дины никогда нигде не задерживаются. Машина всего за пару минут своим видом, своим присутствием и движением, скрипом шин по асфальту, рассказывает историю лучше него. В тот день семья не готовит Кристал сюрприз. Она возвращается домой, но дома никого нет. Телефоны у родителей выключены и это странно, по меньшей мере. По большей мере — пугает. Мэгги даже не прочитала сообщения. На улице идет дождь, по телевизору передают новости о резне в местном баре. В том, куда она и Дин пошли бы после ее рабочей смены, если бы он сказал что-то кроме не сегодня, Крис, не сегодня. Если бы зелье подействовало. Если бы он сказал что-то вроде ты очень красивая, Крис, дай мне свой номер телефона. Но иногда яд — это просто яд. Иногда желание бежать помогает не сдохнуть на месте и дышать глубже, чем когда-либо. Кристал знает это лучше других. В баре на восьмой улице жестоко убито более тридцати человек.encounter 2
Taylor Swift — The Black Dog
Мама и папа возвращаются домой в два часа ночи. Это охренеть какое облегчение, потому что шесть часов до этого Кристал мчится сначала в больницу, чтобы проверить морг и не обнаружить фамилии своей семьи и двух знакомых имен среди двадцати уже доставленных туда трупов, а затем она едет в тот самый бар на восьмой улице, бар оцеплен людьми в форме и желтыми линиями МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ. Видимо, дела совсем плохи, потому что среди всех детективов и черных фигур агентов ФБР она замечает даже Джереми. Джереми, который всего лишь рядовой офицер, который должен патрулировать шоссе, должен есть свой пончик с кокосовой стружкой из коробки с подписью закусочная Грэндс Пэсс, бережно завернутый самой Кристи, должен останавливать водителей, превысивших скорость, и не должен видеть кровь и оторванные конечности, но его вызвали на место преступления, потому что, видимо, рук не хватает. Мимо как раз проносят одно из таких тел, с оторванными конечностями. Это просто торс с головой (с изуродованной головой, без лица, человека в этих останках уже не узнать). Рук не хватает, ха (каламбур). Нужно больше людей, потому что, очевидно, тел слишком много. Ног, правда, тут точно предостаточно, земля перед баром утоптана и утрамбована (кто-то прошел по ней сотни и сотни раз) и, слава богу, людей убили не тут, а внутри, иначе целостность места преступления была бы нарушена. В этом месте и правда случилось что-то ужасное, да, Джереми? Мама и папа никогда не узнают, что примерно за два часа до их возвращения Кристал бросает свой велосипед и пробегает мимо людей в форме, заходит за желтую линию НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ и уворачивается от рук офицеров, которые пытаются ее остановить. У них маленький город. Кристи боится узнать имена жертв. Нет, она уверена, что знает кого-то среди погибших. Ее окрикивают полицейские и чужие пальцы хватают за ворот футболки, но не удерживают на месте. Она вырывается и бежит так, словно прошла долбанную подготовку. Словно она агент под прикрытием, словно тренировалась годами, словно бежать — ее суть. Словно она на войне. Ее хотят выгнать, она ведь не имеет никакого права быть здесь, но ей нужно знать, что ее семьи здесь не было в тот вечер. Здравая мысль о том, что родители не пьют вовсе и не пришли бы в бар вечером, теряется где-то на границе сознания. Навязчивую идею о том, что другие семьи в их городе (даже с детьми) все равно иногда ходят в этот бар, потому что здесь вкусные крылышки, она прячет поглубже внутри себя. В самый дальний шкаф. Этот шкаф нужно сжечь, немедленно. Ей нужно знать точно. Наверняка. Она прорывается сквозь лес чужих рук и врезается в Джереми, как вода врезается в скалы, как океан разбивает свои волны о прибрежные камни. Она обнимает его… Нет! Она на нем виснет, пряча лицо в полицейский жилет. Если я закрою глаза и сосчитаю до трех, это все исчезнет. Спаси меня, скажи, что все не так, что я себе все придумала. Пламя внутри нее не разгорается постепенно, неа. Оно сразу охватывает каждую клетку, каждую ее часть, каждый отдел тела и каждое воспоминание, каждую здравую мысль и все навязчивые идеи, весь сад. На субатомном уровне Кристал стирает в пыль, в порошок. В серый пепел. Джереми застигнут врасплох, но определенно не против такого вторжения — он сдавленно выдыхает где-то сверху, прямо ей в волосы, обвивает руками в ответ. И они молчат. Они стоят, как долбанный островок спокойствия, и молчат, а вокруг них кипит работа, кипит жизнь. Или кипит смерть (ха-ха, каламбур 2). Кажется, он подает знак офицерам, что все в порядке, что эта девушка с ним, что ей можно быть здесь, нужно быть здесь, что это положено. Наверное, Джереми счастлив — да, так можно было бы сказать, если б не обстоятельства. Невозможно умыться в крови, таскать трупы, узреть кровавую баню, а затем быть счастливым. Так не бывает. Он пару лет уже ходит в закусочную «У Эрвина», смотрит на Крис и вздыхает. Хочет, жаждет (захлебываясь слюной) сказать Крис, но говорит только Кристал или максимум (один-единственный раз это было!) он говорит Кристи. Оставляет все больше и больше на чай каждый раз. Его руки ложатся на ее плечи, словно так и должно быть. Словно исполнилось долбанное пророчество. Словно выкуп сработал. Словно все безвозмездные пожертвования, съеденные пончики и потенциальная угроза заболеть диабетом в старости вдруг окупились. С днем рождения, Кристи. Счастливые двадцать один, так? Джереми не говорит теперь ты тоже можешь посещать бары, места вроде этого, но как же хорошо, просто СЛАВА МАТЬ ЕГО БОГУ, что только теперь, что твой день рождения именно сегодня, сейчас, не неделю назад, не вчера. Что не было предлога прийти сюда пару часов назад. Не было ведь, да, Кристал? И в правду счастливые двадцать один, Джереми. Но дело в том, что я могла оказаться в этом баре сегодня ночью, Джереми. Только вот судьба распорядилась иначе. И, если быть уж совсем честной, в другие ночи я тоже спокойно могла оказаться тут. Ведь у чертовски правильной Кристал из чертовски правильной семьи, с которой ты знаком, Джереми, есть фальшивый ай ди. Ты веришь в то, что Кристал, которая тебе так нравится, может иметь фальшивый ай ди, м? Может пойти против закона? Тебя? Верится с трудом, правда? У чертовски правильной Кристал его и нет, Джер, тут ты прав… Но он есть у Крис. Крис, которую ты так боишься. Черт, Джереми… Мама здесь? Скажи мне, что ее здесь нет. И папы нет. Я не выдержу, если ты промолчишь. Если отведешь взгляд, и я сразу пойму, что их тела тоже тут среди прочих жертв. — Папа, мама, Мэгги не отвечает… Я вернулась домой, а родителей нет… Они… Они? Они тут… Они не берут трубку, не дозвониться… они… Мэгс… не читает… они… я… — Кристи открывает рот и задыхается, потому что бежала. И словно до сих пор бежит. Она пытается говорить и едва может связать пару слов, ее речь — это волны бурлящей реки, вода, прорывающая дамбу. Этот поток сметет все на своем пути, и его не остановить. Ее не остановить. Видишь ли, Джереми, прежней Кристал больше нет. — Их здесь нет, Кристал. Все хорошо, успокойся. Родители через два часа никогда не узнают, что прежней Кристал больше нет. Она тридцать третья жертва (ведь всего жертв по итогу оказывается тридцать две) — потому что да, она умерла перед тем баром. Она сожгла себя заживо и похоронила свои кости в пепле, в той утрамбованной и утоптанной земле (мягкой и сырой после ноябрьского ливня, идеальной для того, чтобы стать могильной для всех несчастных, кому это нужно), потому что слова Джереми не сразу доходят до нее. Звук движется почти в миллион раз медленнее света. В воздухе он распространяется со скоростью триста тридцать метров в секунду, а в воде — тысяча четыреста пятьдесят метров в секунду. И она, блин, не слышит его слов. Хоть она и под водой, хоть она и — вода. Ноябрьский ливень. Сырая земля. Могильная. Прости, Джереми, но так устроен наш мир. Это всего лишь физика. Кристи видит черные силуэты агентов ФБР, тени которых движутся в их сторону. И вот темнота отступает. Свет обретает форму, и цвет, и фигуры, и имя, и это лицо. Это лицо она уже видела сегодня. Совсем недавно, в свою рабочую смену. Это лицо. Совсем недавно это лицо сказало ей, что ничего не получится. Что ничего не выйдет у них, не сегодня. Что историй не будет. Получается, ты солгал. Совсем недавно ты спас мне жизнь и уехал. Боже, спасибо за то, что ты так быстро уехал. Спасибо, что разрушил чары, что сказал нет, нет, Крис, нет, Крис, не сегодня. Что обошелся без комплиментов и глупых подкатов, на которые я бы легко повелась. Спасибо, Дин. Дин узнает ее. Это видно по глубине его взгляда, по двойному дну и по скрытым теням. Вода встречается с водой. Долбанная забота, желание спасти, оградить. Шторм захватывает океан, всю прибрежную часть. Теперь понятно, откуда в нем это. Он федерал. Он каждый день видит таких же, как Кристал. Жертв — не жертв. Так естественно стараться спасти всех вокруг и пытаться уберечь каждого невиновного, когда ты на короткой ноге со смертью. Когда смерть тебе друг и враг, член семьи. Ты спасаешь хороших ребят и караешь плохих парней, охотишься за монстрами. Что за монстры убили тридцать двух человек здесь, Дин? Какие люди на это способны? Ты найдешь их? Ты их накажешь? Кровавая баня для него игровая площадка. Он здесь, как в своей тарелке. Это его мир. Бургер с беконом. Люди с выпотрошенными кишками. Бесконечная петляющая дорога. Отсутствие фотографий. Отношений. Семьи. И друзей. Разрушенные-построенные стены. Яблочный пирог с ванильным мороженым. Шевроле Импала. Стоит тебе обрасти какими-то связями и контактами, а веревке превратиться в канат и завязаться в узел, пусть даже некрепкий — это будет тем самым красным флагом в твоей работе и яркой мишенью на лбу (лазерной точкой прицела). Если что-то пойдет не так, тебя больно ударит. Так ведь, Дин? Так ведь, да? Так, Дин? Да? Но что-то не сходится. Потому что Дин молчит, он смотрит, словно замечает состояние Крис и ее разобранные части, ее панихиду по погибшей (поправка: утерянной) семье, ее быстрый взгляд и как она опускает глаза, рассматривая землю, словно в ней есть ответы. Мужчина по правую сторону от него тем временем представляется за них обоих. Вторая черная фигура говорит: — Агент Броди Уилсон, это мой напарник агент Роберт Дэвис. Фигура говорит: — Мы расследуем то, что случилось в баре. Фигура добавляет: — Мистер Притчет? Ваш коллега, Остин, проинформировал нас, что вы часто бывали здесь. — Каждый из нас часто бывал здесь, вообще-то, — отвечает Джереми немного в растерянности, — каждый житель этого города вообще-то хоть раз бывал в этом баре и даже дети, — он явно не ожидал, что его, его, блин, патрульного с шоссе, будут допрашивать федеральные агенты (хоть это и не официальный допрос, только лишь беседа, всего пара вопросов, его не отводят в отдельную комнату, не садят за зеркало Гезелла, не включают прослушку, но ощущается все именно так, словно все по-настоящему, словно Джереми убил тех людей). Каждый житель этого города вообще-то хоть раз бывал в этом баре и даже дети. — Настолько хорошая выпивка? — что даже дети в баре бывали? шутка настолько точная и хорошая, но настолько не к месту и не ко времени, что эти три слова выдергивают Кристал из ее коматозного состояния. — Лучшие крылышки в городе, — рассеянно говорит Джереми. Дин понимающе кивает. Он смеется над собственной шуткой всего секунду, его губы дергаются и изгибаются в улыбку, всего на долбанное мгновение он — не он, он — кто-то другой, без маски, без выбора (в масштабах целого мира, не только личности), без фантомной тяжести на плечах, мгновение — и рот снова вытянут в линию. Он не дает Джереми времени прийти в себя и осмыслить происходящее. И снова спрашивает: — Вы не замечали чего-то странного в последние дни? Не обязательно в баре, вообще. — Странного типа? Ничего странного я не замечал, но если вы дадите пример странного, я, может, и вспомню. Джереми хмурится и пожимает плечами. Кристал автоматически следует за корпусом его тела, за всеми его движениями вообще-то, она к нему намертво приклеена. Агент ФБР, который представился Броди Уилсоном, кивает, смотрит на напарника, словно дает ему знак. Поощряет его на действия. Джереми, очевидно, не виновен, преступников нужно искать в другом месте, так что они делают, блин? Кристи не понимает. Но правда в том, что этим двоим нужно узнать от Джереми что-то, что-то странное, и они оба вдруг медлят. Почему они медлят? Молчат? Как будто эта вынужденная пауза необходима. Как будто они строят ментальную опору под следующие вопросы. Некую несущую конструкцию. Только когда Дин снова говорит, Кристал понимает, насколько эта опора необходима: — Никто из жителей города не вел себя странно? Нетипично? Замечали ли вы запах серы в парках, закусочных, у себя дома? Он напоминает запах тухлых яиц. Очень резкий, горький. Душащий. И когда вы были в баре в последний раз, выбивалось ли что-то из привычной картины? Возможно, кто-то из ваших знакомых перестал вести себя, как обычно. Возможно, кто-то вел себя нетипично и странно… Странно, странно, странно. Слово речитативом проносится в речи, они все произнесли его невообразимо большое количество раз за последние пару минут, и два слога теряются в ветках ближайших деревьев, рикошетят от орегонских гор, отскакивают от земли. — Когда вы были тут в последний раз, мистер Притчет, среди посетителей случайно не было… девушки в белом? Возможно, это лишь протокол. Такие же инструкции и программы, которые есть в самой Кристалл. Этот голос удивительно методично щипцами поднимает ее с глубины. Как выйти из шторма целым. Как вынырнуть на поверхность и глотнуть воздуха. Когда сердце стучит так сильно, что горло охватывает спазм, а легкие неистово давит — так, что вздохнуть невозможно, но ты силой заставляешь себя дышать. Чтобы жить дальше. И вот мир возвращает себе все черты. Предметы снова существуют в пространстве. Люди оживают. Сказанные слова обретают смысл. Она собирает его по крупицам и по деталям, и по цветам, как кубик Рубика. Звук догоняет свет. Свет догоняет звук. Мир скручивает в спираль, и замыкается. Их здесь нет, Кристал. Все хорошо, успокойся. Мама и папа живы. С ними все в порядке. Они скоро найдутся. Мэгги обязательно ответит и позвонит. Как обещание. Как смысл поднять куски себя с этой сырой земли и отправиться домой. Агент Броди Уилсон, это мой напарник агент Роберт Дэвис. Агент Роберт Дэвис, Роберт Дэвис, Роберт Дэвис, РобертРобертРобертРоберт… Не Дин?.. Как отсутствие смысла. Кристал поднимает взгляд от земли и смотрит в глаза Дину, который не Дин. Панихида закончена. Роберт, который не Роберт, отвечает ей тем же взглядом, ничего в нем не меняя. Словно скрывать ему нечего. Словно вот он я — бери и рассматривай, наблюдай, Крис. Они не говорят, но ведут диалог. Как немая дуэль. Как будто у них есть пистолеты. Черт, а у него он ведь и в правду есть, так? Он держит его за поясом? В кобуре? В бардачке машины? Черный Шевроле Импала… У себя в постели? На случай незванных гостей, даже ночью, особенно ночью. Если он все-таки федеральный агент… Почему ты так легко говоришь с нами? Почему допрашиваешь Джереми, потрошишь и вскрываешь его внутренности, Дин? Какое право ты имеешь говорить и шутить, когда вокруг нас гора трупов? Когда каждая твоя ложь (если и будет сказана) — обязательно всплывет наружу, словно дохлая рыба всплывает со дна аквариума к самой поверхности воды, вверх брюхом? Разве не ты здесь — рыба? При чем тут вообще сера? Что за девушка в белом? Что за бред? Ты солгал мне еще в закусочной и тебя зовут не Дин, Дин? Или ты вовсе не Роберт, Роберт? Кто ты, черт побери? Почему с твоим появлением в Грэндс Пэсс умерло столько людей? Ложь про ФБР кажется слишком невероятной, слишком смелой, масштабной, СЛИШКОМ ГРОМАДНОЙ, даже для такого большого человека, как ты, Дин. Кто бы в здравом уме решился на этот отчаянный шаг? Кто бы в своем уме решился на федеральное преступление? Кража личности, поддельные документы, доступ к закрытой информации, к полицейской волне, к сценам с трупами вроде этой, к свидетелям, к желтым линиям НЕ ПЕРЕСЕКАТЬ, к парням как Джимми и к девушкам вроде меня. Но почему-то присутствие Дина (не Дина) не кажется странным. Это слово рикошетит в кого угодно, но только не в него. Словно он должен быть здесь, как и Кристал. Словно у него есть на то причины и даже ПОБОЛЬШЕ, чем у нее. Его не трудно представить в этом аду, он идеально сюда вписался, в отличие от Крис. Возможно, Роберт просто солгал ей в закусочной? Возможно, Дин — это лишь прикрытие? Тогда почему это имя легло на тебя, как влитое? Почему Дин ощущается второй кожей? Твоей сутью? Почему не вызывает вопросов, как Роберт, Дин? Возможно, его зовут Роберт Дин Дэвис. Боже, да, так прекрасно звучит. Звучит так… легко. Да, так вполне себе логично и правильно. На работе он Роберт, а вне работы он — Дин. Роберт препарирует людей, ведет допросы, ловит ублюдков, убивающих по тридцать два (тридцать три точнее, включая меня) человека за раз. Дин ходит в закусочные, цепляет девушек, проводит с ними вечера в барах, потом вы спите вместе, да, у вас обязательно бывает дикий, крышесносный секс, на уровне животного, на уровне потребности в чужом тепле и в том, чтобы сокращались мышцы, после чего ты уезжаешь в этом долбанном черном Шевроле, ничего после себя не оставив. Как ветер в поле. Как прилив и отлив океана, как холод атлантических вод. Как марево, приворот. Кристал кивает несколько раз самой себе, словно нашла ответ, словно сама суть вещей ей так понятна и очевидна теперь. Поэтому вдруг легко. Потому что ее семья не здесь, потому что она снова дышит. Ее нос скользит вверх и вниз по полицейскому жилету Джереми. — А это… — напарник Роберта-Дина указывает на Кристи и незаданный вопрос повисает в воздухе. Кто это? Кто это здесь с тобой, Джереми? Кто она? Может, она чувствовала запах серы? Видела девушек в белом? Она часто бывала здесь до инцидента? Джереми почти, ПОЧТИ, говорит за Кристал, сильнее смыкая руки вокруг ее плеч, словно обруч, но она внезапно отстраняется. Выныривает из-под железной хватки. Напарник Дина смотрит на нее взглядом черт, а ты юркая, быстрая. Вот так легко, да, словно нет никакого пророчества, Джереми. Словно выкупу так и не суждено случиться. Плевать на все твои двадцать, тридцать, сорок и пятьдесят долларов. Спасибо, конечно. Но это не все, понимаешь? Это не все. Забери их обратно, если хочешь, а я сбегу в любом случае. Как отлив, вода вновь уходит в океан, реки после долгой череды дождей наконец снова не разливаются — они остаются в своих берегах, камни в прибрежной зоне непривычно сухие. — Крис… Кристал. Кристал Аддингтон. Как зыбучий песок. Как муха под стеклом микроскопа. Теперь Дин-Роберт препарирует и ее, ведь так?