Санктум

Он верил исключительно в науку, она единственная вела его по жизни. Открывая новые горизонты, изучая непознанное, добиваясь всего исключительно сам, Виктор шёл к цели. Его вера не касалась других, они могли поклоняться чему угодно, кому угодно. Доктор не собирался разделять их точку зрения. Они боялись всего нового, он наоборот: неустанно искал новые способы, изобретал, манипулировал, соединял. Он не горел желанием прославиться. Изредка вспыхнувшая искра отчаяния заставляла его сжимать кулаки, желать, чтобы им гордились, почитали. Особенно отец. Родителю не было дела до душевных метаний сына. Он считал, Виктор обязан подчиняться, следовать установленным правилам. Вейл защищал свои мечты, отказываясь идти на поводу у чьей-то воли, пусть даже собственного отца. Альфонсу казалось кощунством, неуважение проявленное Виктором. Старший Франкенштейн сражённый таким поступком, в гневе проклинал своё чадо: несговорчивое, неблагодарное, безрассудное. После таких грандиозных скандалов, Виктор клятвенно обещал: ноги его больше не будет в отчем доме. Доктора там ничего не держало, разве что встречи с братом. Единственный человек, кто не притворялся, не лез с нравоучениями, не плевал в душу учёному. Герхард был солидарен с Виктором, увещевая отца: брату нужна свобода творить, иначе, Виктор перестанет быть собой. Родитель сменял гнев на милость, он любил Герхарда, даже больше чем старшего сына. Виктор не ревновал, наоборот, радовался — у него есть надёжный друг, который никогда не предаст. * * * В его жизни нет смысла. Как не существовало и не существует лекарства от смерти и старости, или других чудодейственных препаратов. Никому не под силу повернуть время вспять, создать машину времени, исправить ошибки прошлого. Он думал стать Творцом, вместо этого — стал убийцей. Что он здесь делает? Обитель, церковь — дом того, чьё существование под большим вопросом. Люди хотят быть обманутыми, найти смысл хоть в чём-то, избавиться от проблем. Вейл не хочет рассуждать о вере, ему не интересны такие глупости. Он учёный, практик, ему нужны факты и доказательства. Вейл смотрит на ряд пустых скамеек. Огромное пространство давит как пресс. Он здесь чужой. Он из другого мира: пришелец — поправший законы. Виктора удручают воспоминания. Герхард умер из-за него. Перед глазами непохожий на прежнего человека, почти кукла — брат. Виктора пробирает озноб. Существо на миг поднимает голову, тихо, почти по слогам произносит: — Убей ме-ня... Про-шу... Нельзя. Он живой. Один из постулатов гласит: ты в ответе за свои деяния. Виктор не хочет слышать мольбы существа, закрывает лицо ладонями. Восковая бледность, пустой взгляд. Мёртвое тело распростёртое на полу — его рук дело. Он наблюдал, позволил своему творению линчевать, без суда и следствия. Отец мёртв. — Па-па... — звуки исторгаемые воскрешённым, полны нечеловеческой боли. — Он получил по заслугам, — Виктор холоден, он не будет скорбеть об этой потере. Воспоминания постепенно меркнут. — Хватит! — его позора не увидят, кричи сколько угодно. — Нельзя... Доктор ударяет кулаком в ближайшую колонну. Конечность отзывается острой болью. Ничего не сломано, пострадала только гордость. Об изувеченной душе лучше не вспоминать. — Доктор Вейл? Она не думала, что в такое время в церкви кто-то есть. Прихожане соберутся только утром, у неё есть время подготовиться. — Простите, не хотел вас напугать, — он прячется в тени, надеясь, мать-настоятельница не заметит его состояния. — Никогда раньше не видела вас здесь, — Рул-Горм не подходит близко, будто стыдясь его присутствия. — Вот решил полюбопытствовать, — он пришёл в себя, теперь можно уходить. — Вы придёте утром? — зачем-то спрашивает она. — Не думаю. Она полагает, он будет исповедоваться, замаливать грехи? Глупая фея. А ведь когда-то, им удалось... Виктор упускает прекрасный шанс излить душу. Шанс. Он не нужен ему и даром! Вейл уходит, оставляя фею одну. — Я могу вам помочь... — слетает с её губ. Мужчина не услышит и не вернётся. * * * Память. Зачем ведьма вернула её? Он был среди тех, кто отчаянно желал мести. Чёрт побери, испытывал какое-то благоговение, перед магией. В обоих мирах, ему захотелось обладать хоть каплей власти. Его профессия — спасать жизни. Доктор усмехается: недопустимо, чтобы мясник врачевал. Он курит неспеша, делая одну затяжку за другой. Спаситель. Вейл смотрит на свою руку. Истина, в которую его заставили поверить. Голд вернул руку, сдержал слово. Сделка. Что с того? Виктор некстати находит в кармане халата коробок спичек. На нём красивым почерком выведен номер телефона. Её телефона. Мэри-Маргарет. Их связь ошибка, как неправильный код доступа: врач и учительница, кровавый доктор и принцесса. Плевать. Одна ночь. Больше ничего не было и не будет. Ложь. Потом будут перекрёстные взгляды, дежурства возле дома, пропущенные звонки, букеты цветов, голод — что не утолить. У него нет сердца, он как Грэм, вроде чувствует, не понимая, почему внутри пусто? Везунчик. Шерифу перепало быть не истуканом, он просто марионетка. У многих дела куда лучше, чем у него. Когда Виктор оживляет Дэниэла, он хочет услужить Миллс. Она вернёт его обратно. Куда? Домой? Самое сильное сердце не поможет Герхарду. Его предупреждали. Виктор в который раз убедится: тьма окутала его душу. Будучи запертым в четырёх стенах с монстром, Вейл примет всё как данность. Он буквально любимец Костлявой. Его не ждёт ничего хорошего. Годовщина смерти Герхарда: он будет пить в одиночестве, не отвечая на сообщения на пейджере, не реагируя на звонки, вызовы по громкой связи. Его нет, он пропал. * * * Человек умирает. Ему-то что? Он сам почти мертвец. Вечерний город поглотит его, воздух опьянит, ветер убаюкает заверениями: это не страшно, не бойся. Река под мостом блестит в лунном свете. Там на дне, нет тревог и забот, нет желаний, нет боли. Франкенштейн в последний раз смотрит на часы. Они остановились давным-давно. Потрескавшееся стекло, сквозь которое едва видно циферблат. Совсем скоро, замрёт и его душа, окунувшись в прозрачные воды. — Прощай, Герхард... — часы падают из рук. Он готов слиться с вечностью. Виктор совсем близко, у самой кромки моста, камень скользит под ногами. Его опять лишают права. Он висит над водой, чьи-то крепкие руки тянут его обратно, наверх. Почему его не оставят в покое? У них нет других дел?! — Я поймала тебя, — одним мощным рывком, Руби тянет Вейла к себе. — Тебя все ищут. Они лежат на брусчатке, смотрят на ночное небо. Виктору не хочется говорить, Лукас не настаивает. Франкенштейн поворачивает голову, пытаясь получше рассмотреть свою спасительницу. Внучка вдовы Лукас. Как он мог забыть. Он каждое утро пьёт кофе в их дрянной забегаловке, не замечая взглядов младшей Лукас. Он что, кинозвезда? — Это кажется твоё? — Вейл не успевает поблагодарить её. — Зря ты всё это затеял, Виктор. — Нравятся монстры? — он не в курсе, зачем она здесь. — Я убил своего отца и брата... — Смотря какие, — растрёпанная, запыхавшаяся, она сейчас красивее чем та же Бланшар. Вейл не отводит глаз, даже когда Руби делает шокирующее признание: — В порыве ярости, я растерзала своего парня... Оборотни, слышал о таких? — Слышал, встречать не приходилось... — Как это случилось? — Несчастный случай... И... моя гордость... Волчица зачем-то сжимает его ладонь. Руби уверена, Франкенштейн больше не станет делать глупостей. — Память чертовски жестокая штука, правда? — Реджине не следовало возвращать её нам. — Легче, когда не помнишь... — Иногда, — он бросает часы в воду. — Монстры не умеют чувствовать, — Руби наблюдает за кругами на воде. — А мы способны... Они надеются на тебя, Виктор. — Эти руки не могут подарить жизнь... — Могут. Стоит только поверить... Он сам не помнит, как они оказываются в больнице. Голд не последняя инстанция. Он не станет унижаться. После нескольких часов проведённых в операционной, Виктор постепенно начинает верить. Не в науку или магию, в себя. * * * Он сумасшедший, если следует той же тропой ошибок. После смены, Виктору не до шуток, однако он соглашается подвести Руби до дома. Вместо отеля, они едут к нему домой. Он не стесняется беспорядка, прикрывая за собой дверь в квартиру. Они не включают свет, предпочитая темноту. Обоюдное согласие. Виктор ещё помнит ночь с Мэри: её робость, своё нетерпение. Тогда он был альфой, сейчас всё иначе. Руби ведущая, совсем как в стае. Его Волчица. Когда он стал считать девушку своей? — Говорят, волки однолюбы? — Хочешь проверить? — она улыбается, расстёгивая пуговицы на его рубашке. — Если только опытным путём, мисс Лукас... Её губы мягкие и податливые. Виктор просто идёт на поводу у своих ощущений. Рубашка доктора оказывается на полу, он позволит ей такую маленькую шалость. Ладони Руби скользят по его груди, животу, опускаясь всё ниже и ниже. Она касается пальцами ремня его джинсов, замирая на пряжке. Вейл отводит ладони девушки в сторону. Теперь его очередь. Виктор медленно целует шею Руби, чувствуя в себе первобытный инстинкт. Они одинаковые, им проще ужиться вместе, чем остальным. Вейл помогает девушке снять майку. Похоже Волчица словно предвидела эту ночь. Под майкой нет нижнего белья. Мужчина прижимает девушку к себе, удовлетворённо отмечая её нетерпение. Он хочет её, даже больше, чем хотел Мэри. Эту ночь они проведут вместе, не думая о последствиях, слухах. Их страсть не станет помутнением рассудка или сексом на одну ночь. Вейл наконец-то отпустит на волю свои страхи, Руби: поймёт, что значит быть нужной кому-то, любить.