Танец под луной

Когда Маэдрос пришёл к Эльвинг за Сильмариллом, он ожидал битвы, споров и угроз. Но предложение, которое он получил, застало его врасплох. С хитрой улыбкой Эльвинг сказала: — Я отдам тебе Сильмарил, если ты добудешь его в стиле Лютиэнь — через танец и песню.   Маэдрос остолбенел. — Ты хочешь, чтобы я… танцевал? — его голос дрожал от смеси недоумения и лёгкой паники.   Эльвинг кивнула, её глаза блеснули. — Именно так. Если сможешь заворожить меня, как Лютиэнь заворожила Моргота, камень твой.   Маэдрос собирался отказать, но Маглор, видя в этом шанс избежать кровопролития, немедленно согласился. Близнецы, всегда готовые поддержать весёлую авантюру, тоже выразили своё согласие.   — Ну что ж, брат, тебе предложили сделку века! Если Лютиэнь удалось победить Моргота танцем, то и ты сможешь.   Маэдрос тяжело вздохнул. — Лютиэнь была великой танцовщицей. А я? Последний раз танцевал на свадьбе Турукано, — расстроено пробормотал он.   Но Маглор был полон решимости. — Не волнуйся, я помогу тебе вспомнить уроки нашего детства. Мы тренировались днями и ночами, и ты точно ещё помнишь, как двигаться.   Следующие дни прошли в тренировках, которые порой напоминали больше спектакль, чем серьёзное занятие. Маглор с энтузиазмом подбирал самые сложные мелодии и, перебирая струны, не упускал случая подразнить брата: — Больше грации, брат, ты же не на турнире с орками в Ангбанде!   Маэдрос, задетый, но стараясь не показывать этого, резко оборачивался, напоминая: —Я пытаюсь танцевать, а не изображать павлина. — Однако, как только он снова начинал движение, Маглор не сдавался, — И не забудь улыбнуться! Никакая магия не работает без обаяния! — он произносил это с такой серьезностью, что Маэдрос едва сдерживал смех.   Когда попытки улыбаться и не запутаться в сложных шагах проваливались, Маэдрос с досадой фыркал: — Это танец, а не ярмарочное представление! — Но даже он не мог устоять перед заразительным смехом брата, когда тот, утрированно изображая "грацию", крутился как вихрь, с широко распахнутыми глазами и фальшивой улыбкой. — Вот так, Маэдрос! Вся Средиземье будет аплодировать стоя!   Настал вечер испытания. Луна поднялась высоко в небе, её свет заливал серебром берег и спокойные воды. Эльвинг стояла на высокой скале, держа в руках Сильмарил, который сиял, как звезда. Маэдрос глубоко вздохнул и сделал первый шаг, надеясь не наступить себе на плащ.   Эльвинг наблюдала с интересом, едва сдерживая смех, когда Маэдрос, выполняя очередное сложное па, едва не споткнулся о невидимый камень. Его попытка вернуть баланс выглядела скорее как старание перепрыгнуть целую пропасть. — Впечатляет, — с лукавой улыбкой заметила Эльвинг, слегка наклонив голову, — почти как Лютиэнь,… если бы она была очень усталым и раздражённым эльфом.   Маэдрос прищурился, услышав сравнение, и прошептал, прикрыв рот рукой: — Ты попробуй повторить! — Попытка сохранить серьёзность провалилась, и он едва не расхохотался, ощущая, как напряжение танца превращается в нелепую забаву.   Под конец танца, стараясь сохранить остатки элегантности, Маэдрос двигался осторожнее, будто опасался ещё раз споткнуться и потерять последние остатки достоинства. Наконец, музыка стихла, и он, выпрямившись, сделал глубокий поклон, в котором угадывались усталость и облегчение.   Эльвинг, слегка качая головой от его упрямства и настойчивости, неспешно спустилась с возвышения. В её глазах светилось уважение, несмотря на скрытую иронию. Протягивая ему Сильмарил с лёгкой улыбкой, она признала: — Ты заслужил его, хоть и не так грациозно, как Лютиэнь, но с не меньшим упорством.   Маэдрос принял драгоценный камень и коротко кивнул, но, не удержавшись, добавил: — Если бы мои танцы были такими же хорошими, как мои битвы, Сильмарил был бы моим давным-давно.   Когда Маэдрос вернулся к брату, он наклонился ближе и понизил голос до угрожающего шёпота: — Если кто-то из наших узнает, что я добыл Сильмарил через танец, я стану твоим самым большим кошмаром. — Его взгляд был серьёзен, но в уголках губ пряталась тень улыбки.   Маглор, весело блеснув глазами, едва сдерживал смех, видя, как брат пытается сохранить гордость. Он наклонился ближе, словно собираясь поделиться заговором: — О, не переживай, — с улыбкой ответил он, подчеркивая лёгкий и добродушный тон, — Я обещаю, что расскажу эту историю всем, кто готов слушать, особенно тем, кто обожает легенды о героических подвигах и доблести. — Маглор театрально взмахнул рукой, как будто уже представлял себе рассказы у костра, где танец Маэдроса станет новым эпосом.   Маэдрос нахмурился, но в его глазах блеснуло веселье. — Только не вздумай превратить это в балладу, — мрачно добавил он, но в голосе не было настоящей угрозы.   Маглор с невинным видом склонил голову, будто обдумывая его слова. — Баллада? Нет, конечно. Может быть, эпическая сага в пяти частях… Или, как минимум, музыкальная пьеса. Думаю, что припев про 'героя, который шагнул в битву через танец' будет настоящим хитом.   Маэдрос только покачал головой, поражённый тем, как быстро брат превратил его угрозу в шутку.   С тех пор эта история передавалась среди эльфов, и с каждым пересказом в неё добавлялось всё больше шуток и преувеличений. Говорили, что звёзды в ту ночь светили ярче, и даже само небо улыбалось, глядя на сурового Маэдроса, который, ради своей цели, отбросил гордость и пустился в танец перед Эльвинг.   С каждым пересказом детали становились всё более невероятными: кто-то утверждал, что его шаги походили на пляску на костре, кто-то уверял, что Эльвинг специально предложила самые сложные движения, чтобы посмотреть, надеясь, что Маэдрос отступит, и оставит ее в покое. Но особенно любили добавлять, что в этот момент звёзды подмигивали друг другу, удивляясь, что грозный сын Феанора, устрашающий армии своими стратегиями, теперь боролся не с врагами, а со сложными па.   Со временем появились шутливые стихотворения, где Маэдрос танцевал "как дикий кабан, забывший путь в лес", но с уважением к его готовности пойти на этот нелепый подвиг ради мира. В эльфийских залах даже шутили, что если бы ему предложили станцевать ещё раз в обмен на все Сильмарилли, Маэдрос бы потребовал, чтобы историю не распространяли.   Но за всеми усмешками звучала нотка восхищения: ведь даже самый упрямый и гордый из сыновей Феанора проявил гибкость — не только в движениях, но и в духе — ради достижения своей цели.