Единственность, уникальность, присущие каждому человеку, определяют и смысл каждой отдельной жизни. Неповторим он сам, неповторимо то, что именно он может и должен сделать — в своем труде, в творчестве, в любви. Осознание такой незаменимости формирует чувство ответственности за собственную жизнь, за то, чтобы прожить ее всю, до конца, высветить во всей полноте. Человек, осознавший свою ответственность перед другим человеком или перед делом, именно на него возложенным, никогда не откажется от жизни. Он знает, зачем существует, и поэтому найдет в себе силы вытерпеть почти любое «как».
Виктор Франкл
Это неправда, что катастрофа обрушилась на Землю неожиданно. Конец назревал, витал в воздухе, события выходили из-под контроля, прогресс перестал поддаваться пониманию, мир во весь опор несся к чему-то неминуемому. Правда, вряд ли кто-то думал, что конец света будет таким… банальным. На землю спускались бессмертные небожители и всадники апокалипсиса, из разломов лезли мифические чудовища. В сознании людей ангелы, демоны, бог и сатана уже давно стали персонажами, а свет и тьма голыми метафорами – морализаторскими кубиками, на которых было просто доходчиво объяснять неразумным детям, что такое хорошо и что такое плохо. Ну что ж, метафоры обрели воплощение – и спутали все карты. Мир вокруг был похож на воспаленную галлюцинацию, и тем не менее был до тошноты реален. Воспаленной галлюцинацией скорее была жизнь «до». «До» голова была набита множеством «что, если». Теперь же горизонт планирования сузился до одного дня и приоритеты были предельно простые. Не допустить, чтобы пострадал кто-то из своих. Защитить тех, кого по силам защитить. Работать над оперативной задачей. Спасти человечество. Не погибнуть от рук монстров. Не стать монстром. Повторять каждый день. Сколько этих дней осталось-то? Реальность крошилась как мокрый мел, каждый день приносил потери. Некоторые больнее, чем остальные. Пройдя через все стадии принятия неизбежного, Дмитрий еще несколько лет назад твердо решил для себя, что будет бороться до конца: и с зараженными, и с отродьями, и с постоянно возникающими непредвиденными, но неизменно херовыми обстоятельствами. Но больше всего он будет бороться с соблазном сдаться, уйти на дно, признать власть подавляющей бессмысленности существования. Он мог быть полезен, и собирался быть полезным невзирая на то, что человеческая цивилизация, кажется, стремительно катилась к закату. И каждый день с тех пор мир проверял это его решение на прочность. С концом света бежать от этой бессмысленности стало некуда, привычный комфорт был разрушен, во всем были очевидны признаки упадка и деградации. Оставалось только смотреть бессмысленности в ее немигающие глаза. Время остановилось и повернулось вспять, прошлое и настоящее поменялись местами, а будущее умерло. Дмитрий знал много тех, кто умер со смертью общего будущего. Таких было много и в корпусе морпехов, и на «Адаме» и в «Сибири» наверняка тоже. Кто-то умер, продолжая функционировать, а кто-то убил себя буквально. Осуждать их не было ни сил, ни желания. Внутренней опоры хватало ровно на то, чтобы держаться самому и держать вверенный ему отряд. Людей в отряд он подбирал по этому главному признаку – готовность сопротивляться бессмысленности существования. У каждого из них было свое «зачем», а значит была надежда, что вместе они способны выдержать любое «как». Впрочем, подбирал людей в свой отряд он только до тех пор, пока они не начали сваливаться ему на голову. С Лэйн, появившейся из ниоткуда, опасной, осторожной, неживой, принцип дал сбой. С того момента, как она появилась там, у разлома, с тех пор, как отродье остановилось перед ней, фоновый мыслепоток в голове генерала не утихал ни на секунду. К ней приходилось присматриваться на предмет слишком многих «что, если». Что, если она знает больше, чем говорит? Что, если она имеет отношение к крушению «Сибири»? Что, если она не человек? Что, если ее появление их погубит? Сомнения и подозрения жалили воспаленный ум как рой ос, пока, стоически выдохнув, Дмитрий не принялся бритвой Оккама отсекать все лишнее. Пока не выкристаллизовалось понимание – Лэйн идет в комплекте с Книгой, она нужна им и она должна быть частью отряда. В конце концов было у нее и свое какое-никакое «зачем» – перевод Книги – значит, сможет справиться со всеми непредсказуемыми «как». *** В зале поместья стоял гвалт. Весь отряд собрался внизу, чтобы поужинать и провести время вместе. Смотря на их серые уставшие лица, Дмитрий, конечно, хотел бы дать приказ к отбою, но лишать их этих минут нормальности было бы жестоко. Они все изголодались по нормальности, по теплу и чувству локтя. Надо было дать время вспомнить, что они не одни. Лаборант тоже спустилась, бесшумно, как и всегда, бледная и отстраненная. Как и всегда. Темные, почти черные глаза выражали мало, но что-то в них смягчилось, когда она наконец присоединилась к ним. Как затравленная кошка, она осторожничала, но тянулась к теплу камина и людей. Дмитрий вздохнул. Это продолжалось уже какое-то время. Он ловил себя на том, что не может перестать анализировать и давать оценки ее поведению. Проводить сентиментальные аналогии. Сначала у него вошло в привычку наблюдать за каждым ее шагом, но жалостливые сравнения точно были лишними. Эта затравленная кошка могла его и застрелить, если бы тогда у нее хватило духу, а у него не хватило бы мозгов. Лэйн застыла на последней ступеньке лестницы, как будто не решаясь окончательно вступить в этот священный круг. Как будто чувствовала себя лишней. Или и не хотела в него вступать. – Лаборант, – Дмитрий тоже стоял чуть поодаль, наблюдая за отрядом. Лэйн сверкнула на него чернотой глаз, пожалуй даже слишком резко повернув голову. Как будто из своей наблюдательной позиции не заметила его присутствия. Притворщица. – Как успехи с расшифровкой? – Пока без значительных прорывов, – чуть нахмурила брови Лэйн. – Нескольких лет на расшифровку у нас может и не быть. С нетерпением жду хоть сколько-нибудь значительных прорывов. – Боже, он просто мудак. Он же даже не собирался язвить. Лэйн вскинулась, но промолчала. Можно было ожидать, что она смутится, покраснеет, закатит глаза, разозлится. Можно было ожидать, если бы он столько раз не прокручивал в голове каждый их разговор и не анализировал бы каждую ее реакцию. И теперь знал, что она только сильнее сдвинет брови, а потом отвернется и ее взгляд станет почти пустым, как будто расфокусированным, и она погрузится в свои мысли. Она вообще как будто проживала большую часть жизни внутри своей головы, эта Лэйн. Выныривала на поверхность, была внимательна и наблюдательна, но когда обстоятельства не требовали ее осознанного присутствия, когда не происходило нечто, заставляющее ее глаза загореться азартом, погружалась в обработку увиденного и услышанного. Дмитрий уже мог с уверенностью сказать, что знал, когда в голове криптографа крутятся шестеренки. – Я буду стараться, генерал, – бесцветно ответила на незаслуженный подкол. Дмитрий снова устыдился, и вспомнил, что кое-что принес ей с обхода рыночной площади Роткова. Потянулся в один из карманов брюк, достал пачку простых карандашей и пластиковую точилку с лезвием внутри. – Это тебе, лаборант. Шариковые ручки на морозе плохо пишут, подумал, карандаши пригодятся, – Дмитрий вручил ей нехитрый презент. Лэйн как будто машинально протянула руку, приняла подарок и опять слегка свела брови к переносице. – Я даже не подумала, – как-то очень просто ответила она, медленно прижала карандаши к себе. – Так и правда будет удобнее. Спасибо. – Все ради твоей эффективности, лаборант, – подмигнул Дмитрий. И мог только надеяться, что не выглядел в этот момент идиотом. – И съешь что-нибудь. Лэйн отстраненно кивнула, и двинулась в глубину зала, к отряду. Как будто послушалась приказа. Как будто она вообще слушалась его приказов. Заметив ее приближение, Грег подвинулся на кушетке, освобождая место, и дружелюбно улыбнулся. Грег вообще так и лучился дружелюбием. Лэйн безмолвно приняла приглашение, прошелестела к кушетке и втиснулась между Грегом и Кирой, прямая как струна и немного растерянная. Оглянулась на генерала. Дмитрий приподнял уголки губ. Хорошая девочка. По крайней мере, делает вид. Тонкими пальцами Лэйн подхватила объемную железную кружку с чаем, придержала второй рукой и медленно отпила, не отрывая ничего не выражающего взгляда от генерала. Этот немигающий взгляд из-за кружки напомнил ему какое-то животное из кошачьих - трогательное, но смертоносное в своих хищных инстинктах. Высокоэффективный хищник, вот ты кто, Лэйн. Маленький, умный и осторожный зверь. Выслеживаешь, чтобы в нужный момент бесшумно подкрасться на мягких лапах и впиться когтями в плоть. И никогда не откусишь кусок, который не в силах прожевать. Она не отвела взгляд, когда поняла, что он ее видит. Так же неспеша опустила кружку, облизала нижнюю губу. Движение было функциональным, не просчитанным и не сексуализированным. Однако, трудно было не заметить в этот момент, что она хороша. И наверняка это знала. В мире, где они все выросли, девочка довольно рано понимает свое положение в системе координат востребованности и красоты, и учится этим пользоваться - иначе поймут и воспользуются другие. Но в игры с ним она больше не играла. В конце концов, он ведь генерал, а не щенок. Дмитрий усмехнулся сам себе. Господи, было столько возможностей тогда выразить эту мысль изящнее! Где-то в глубине души генерала скреблось неприятное подозрение, что нет, Лэйн не прекращала игры. Только теперь играла так, что он и не замечал ее ходов. Очевидным ходом было бы пытаться очаровать его. Смущенно краснеть, закусывать губу, отводить глаза в пол, бросать взгляды и принимать позы. Раскрывать ему понемногу свои секреты – не обязательно настоящие – убедить его в своей беззащитности. Дать инстинкту защитника развернуться в полный рост, сыграть чувства и заманить в свои сети. Выгоды очевидны: расположение и защита генерала - расположение и безопасность в отряде. А пересуды об их отношениях она бы пережила. Вряд ли бы ее смутила даже Кира, полосующая ее взглядами как ножами. Нет, Лэйн не была бы настолько банальной. В ее характере было бы заставить его самого очароваться ею. Смотреть, не отводя взгляда, слушать серьезно и внимательно, быть умной, проницательной, больше наблюдать и анализировать, чем говорить. Действовать самостоятельно, оставлять недосказанность, не выдавать лишней информации. Не смущаться при случайных касаниях, а только сводить брови в задумчивости или едва заметно вздрагивать. Не притворяться, что-то и правда чувствовать, но оставаться словно чужой в своей собственной душе и теле. Что она, собственно, и делала. Заполняла собой все больше пространства в его голове, и только сейчас он начинал понимать, что несколько ходов назад перестал думать исключительно о вопросах, которые породило ее появления, и стал думать о ней самой. Инстинктивно чувствовать, где она находится, когда они в одном помещении. Замечать, кто с ней рядом. Принимать выгодную тактическую позицию относительно нее, чтобы в случае чего… броситься спасать? Покачав головой и усмехнувшись своим собственным мыслям, генерал развернулся и стал подниматься по лестнице. Нужно было переодеться. Нужно было побыть немного наедине с собой. Возможно, прокрутить в уме их нехитрый диалог с десяток раз. Добравшись до своей комнаты, Дмитрий, вместо того, чтобы стянуть мокрую футболку, рухнул на кровать с высоты своего роста, закинул одну руку за голову, а другую положил на грудь. Туда, где было тепло. Лежа на спине, он бродил взглядом по трещинам штукатурки на потолке и тонул в мыслях. Маленький умный зверь из семейства кошачьих знал, что делал. Генерал не был глуп и не страдал паранойей, но сейчас конечно было удобнее думать, что она ловко им манипулировала, чем признать, что… ну, она ему нравилась. Нравилась настолько, что хотелось не только привлекать ее внимание, говорить с ней и наблюдать ее, открывая для себя новые черты. Хотелось бы еще и быть уверенным, что она в безопасности. В мире, где в безопасности не был никто. Осознание не стало открытием, не перевернуло мир. Ничего такого. Новые обстоятельства, которые нужно будет иметь в виду. Если раньше осложнения вызывала только Анна, теперь таких уязвимостей больше. Впрочем, он и так ставил безопасность любого из членов отряда выше своей. Ему было важно выжить, но вверенные ему люди - приоритет. Иначе зачем? Этим мыслям нужно было дать место. Можно было бы пуститься в отрицание и самообман, но это сожрало бы кучу энергии и привело бы в полный расфокус. Генерал к самообману не был склонен. Нужно дать этим мыслям место, чтобы они не сорвали все дамбы и не затопили его разум ко всем чертям собачьим. В конце концов, в списке его планов на день и на жизнь значилось «Не стать монстром». Остаться человеком. Анестезировать душу, а не ампутировать ее. А значит, нет ничего ужасного, если он даст теплу, растекающемуся от груди до живота, согреть его в этом проклятом ледяном Роткове. *** Дело приняло скверный оборот. Подземелье кишело зараженными, вонь стояла просто невыносимая. Каин мог и убить их всех, но слава богу Пилеон и Анхея нашли способ его усмирить. Ходячих трупов оставалось уже гораздо меньше, но все равно гораздо больше того, с чем они могли справиться. Предплечье горело от укуса. Привычка оценивать позицию Лэйн пришлась очень кстати, сумел вовремя среагировать. Понемногу его охватывал жар; мышцы налились тяжестью, в глазах рябило. Анна, Лэйн и остальные уже выбрались наружу - он проследил. Устало оперевшись на крест, Дмитрий про себя механически сверился с планами на день и на жизнь. Не допустить, чтобы пострадал кто-то из своих. Защитить тех, кого по силам защитить. Работать над оперативной задачей. Спасти человечество. Не погибнуть от рук монстров. Не стать монстром. Там ничего не было про «не застрелиться на глазах у отряда и собственной сестры», а значит технически он делает все правильно. Одним выстрелом поставит сразу несколько галочек в плане на день и на жизнь. Сил в руках становилось все меньше, пришлось стиснуть зубы, чтобы держаться на ногах. Словно через толщу воды до него доносились голоса, и он скользнул уже почти невидящим взглядом наверх - к проему, через который уже не было нужды спасаться. Лиц не видел, только размытые пятна. Еще одно усилие, чтобы сфокусироваться. Аня. Такое дорогое лицо, такое родное. Плачет и кричит ему что-то. Прости. Нет, смотреть на нее нельзя, дрогнет. Мазнул взглядом в сторону от сестры, увидел Лэйн. Контровой свет высвечивал что-то похожее на нимб над ее головой. Что-то кольнуло в груди, и на секунду стало так жалко умирать. Она плачет? Зачем? Выдохнув, он поднес дуло к виску.