Об именах и семейных узах

Лишь когда Хиёри оказалась в больнице под надёжным присмотром врачей, а он сам прекратил растворяться в воздухе, Ято наконец-то смог вздохнуть спокойно. Мир перестал вертеться вокруг лишь одной цели, будь то выживание Хиёри или его собственное. И, когда он от усталости свалился на безлюдной улочке, снег стал валиться не только на голову, но и на ноги, осознание происходящего постепенно стало приходить, а паника — отступать. Он был жив. Всё ещё жив, каким-то чудом. То ли люди действительно смогли запомнить и даже запечатлеть его умирающую тушу, то ли Хиёри всё же проснулась и вспомнила его (в том, что его отец мёртв, Ято даже не сомневался). Последнее было предпочтительнее, но далеко не вероятнее, а потому он боялся об этом даже думать. Главное, чтобы она была жива, а убедиться в этом можно было позже, чтоб наверняка. Своя же смерть большую часть битвы казалась неизбежной, однако не пугающей. Он пошёл на это, чтобы уберечь близких, но как же быстро всё полетело в Ёми. Ято только начинал понимать, что спасти близких, он может, лишь будучи самим собой и находясь рядом с ними. И в первую очередь ему нужно было позаботиться об одном из них — самом важном человеке в его жизни, что был сейчас рядом — и, что удивительно, бывшем враге. Даже если он понятия не имел как. Они оба сидели на асфальте, переводя дыхание, и оба были живы, не подавая признаков исчезновения, как в мире Отца. Однако выглядели, как аякаши, тоже оба: Нора, как змееподобное чудовище, и Юкине, как волкообразный зверь, — и о их здоровье мало, что можно было сказать. Несмотря на всё произошедшее за последние несколько часов, эта форма всё ещё внушала болезненный ужас. — Эй… — сглотнув, позвал их Ято, боясь нарушить эту маленькое хрупкое спокойствие, — вы в порядке? Можете вернуть свой облик? Нора быстро вернулась в прежнюю форму, но выглядеть менее странно от этого не перестала. Ещё с давних времен она всегда носила кимоно, а последние десятки лет — исключительно белое похоронное. Школьная форма, на которую она его сменила, смотрелась на ней неестественно по-детски. Впрочем, это имело мало значения по сравнению с зияющей пустотой на её коже, где раньше красовались многочисленные имена. Без них, она — его старшая сестра — казалась лишь ребёнком, маленьким напуганным ребёнком. Была ли она всё ещё норой? Ято помотал головой: это не то, на чём стоило зацикливаться, — и перевёл взгляд на свой священный сосуд. — Я… — Юкине сделал паузу, зажмурив глаза, но его облик не изменился, — не могу. Не помню, как это сделать… И не понимаю. Ято не смог почувствовать ни единой его эмоции, ни одного отголоска боли, даже когда в глазах его шинки скопились слёзы, а на морде было написано отвращение к саму себе. Собственное сердце бога сжалось, и он, не раздумывая, потянулся к своему сыну с утешительным объятием. — Ну-ну, что ты, это не страшно, ты очень крут даже в этой форме. Не стоит плакать, я люблю тебя, — спешно шептал он, зарываясь в мягкую и тёплую волчью шёрстку, и чувствуя, как Юкине также прижимался к нему. — Попробуй снова. Просто представь, как хочешь выглядишь. Это сработает, когда ты спокоен и твои эмоции под контролем. Ято в порядке, и Хиëри тоже будет. Больше нет причин волноваться, — внезапно раздался звонкий голос Норы. Ни её слова, ни интонация не выдавали злого умысла, но Ято всё равно вздрогнул от неожиданности. Он почти забыл о её присутствии. Юкине, видимо, принял этот совет к сведению, потому что в следующее мгновение, в его объятиях находился обыкновенный четырнадцатилетний подросток со светлыми волосами. — Спасибо, Мизучи, — отстранившись от него, Юкине кивнул Норе, а затем и ему, — тебе тоже, спасибо. — Да не парься, — отмахнулся Ято и, удостоверившись, что с его ребёнком всё в порядке, уселся на тротуар, прислонившись к стене. Безграничная усталость и неиссякший адреналин брали своё, и бог продолжал не обращать внимание на холод, в то время как, падающий с неба снег по-своему успокаивал. А затем до него дошло. — Мизучи? Даже он никогда не использовал его первое имя — никто кроме Отца на самом деле. Раньше он всегда называл еë «Хииро», и как бы она не хмурилась в начале их знакомства, оно ей нравилось даже больше первого, — Ято не мог это отрицать. Именно поэтому и перестал так её звать, когда со временем обида на Отца и разочарование в сестре превратились в ненависть к обоим. И для него, и для всех остальных она стала просто «Норой», несмотря на обилие имён на коже. Даже, когда она стала называть его Ято вместо Ябоку, он не мог позволить себе, ответить ей тем же. Так почему Юкине использует именно «Мизучи»? И почему она выглядит такой же удивлённой, как и он сам. — Аматерасу забрала все остальные её имена, его тоже хотела, но не получилось, — нахмурившись, ответил ему Юкине, а затем пожал плечами, — просто подумал, что некрасиво использовать прозвище, которое даже не соответствует действительности. Нора… Нет, Мизучи — решил он, даже если имя казалось чужим на языке — резко упала на корточки, приняв позу эмбриона. Спрятав лицо в коленях, обхватив себя и крепко сжимая ткань своей рубашки, она всхлипнула. А за тем ещё раз и ещё. Сквозь эти всхлипы и хныки, прорвалось почти неразборчивое «лучше бы забрала». Юкине, явно не ожидая подобной реакции, растерялся и взглянул на него, ещё не отошедшего от шока, надеясь хоть на какие-то действия, а когда не получил их, обратно подошёл к Норе — Мизучи? Казалось, сейчас это обращение ей совсем не нравилось, — и попробовал её утешить. Реакция Юкине казалась настолько же естественной, сколь сюрреалистичной была сама ситуация. Сам Ято уже и забыл, как когда-то настоятельно рекомендовал своему шинки избегать общества Норы. Она ведь, как и Отец, обладала редкостным даром внушения, была способна на любую подлость и, что самое главное, могла раскрыть секрет бога — обречь на ужасную неминуемую смерть. Но Юкине, уже вспомнивший своё прошлое и узнавший настоящее имя, — всё ещё был здесь. И он выглядел и вëл себя нормально, даже если эти ужасающие воспоминания будут преследовать его всю оставшуюся жизнь. Он больше не злился на него или бывшую семью, и даже на единственную шинки, которая могла поспособствовать открытию этих самых воспоминаний. Но почему он заботился о ней, пожалуй, действительно было выше понимания Ято. — Эй, ты в порядке? Я тебя обидел? Если тебе не нравится «Мизучи», могу называть тебя как-нибудь по-другому. Или по-старому… Может быть, Хииро? — Мне всё равно, не стоит так переживать за меня. Я ведь столько раз использовала тебя. Разве ты не ненавидишь меня, за то, что привела к Отцу? — тихо сказала Нора… Или всë же Хииро? Слишком уж легко ложилось это имя на язык, да и других вариантов у него пока не было. — Но я же сам шëл к нему, и даже не один раз. А ты как раз пыталась остановить меня от изучения прошлого, если бы я только послушал, — грустно усмехнулся Юкине, прежде чем Ято успел разозлиться на еë слова, — неважно. Ещё я хотел извиниться за то, что бросил тебя тогда. — Не понимаю, почему ты продолжаешь быть добр ко мне, — медленно уняв дрожь и плач, Хииро вскинула голову и, с мокрыми глазами и поджатыми губами, взглянула на Юкине. Ято аж рот разинул от удивления, когда уставился на это зрелище. Сколько он себя помнил, ей всегда были чужды человеческие чувства. Что нормально для шинки, никогда не имевшей опыта человеческой жизни. Странно, что он раньше не понимал, что все привычки, ценности и желания Мизучи были полностью сформированы их отцом, как настоящим родителем. А губительные последствия такого воспитания бог хорошо знал на собственном опыте. Ято тоже потребовались сотни лет, чтобы выйти из-под влияния Отца, и без Сакуры он даже не получил бы стимула. У Хииро никого и ничего не было. Как бог, рожденный исполнять желания людей и которого могут направлять другие орудия, и шинки из нерождённого ребенка, который априори не понимал, что правильно, а что нет, они по умолчанию были разными, и никогда друг друга по-настоящему не понимали. Даже искреннюю злость или радость было трудно увидеть на её лице, её плач и вовсе он увидел впервые лишь в мире Отца. Но вина? Перед Юкине? Это было чем-то кардинально новым и странным. И вместе с тем слишком человеческим, слишком знакомым и понятным. Если подумать, то Хииро и Хиëри помогала спасать так, словно лично желала еë выживания. Именно тогда и сейчас — больше, чем когда-либо прежде — его сестра выглядела похоже на свой реальный возраст. Ведь насколько старше него она бы не была, Хииро выглядела, как ребёнок, отчаянно нуждающийся в любви. В голове мелькнула мысль обнять её. Почему-то казалось, что они ей необходимы, а Ято привык решать проблемы физическим контактом, а не словами. От этой идеи заболела грудь: когда он вообще делал это в последний раз именно с ней? Все последние несколько сотен лет объятия инициировала Хииро, и в них не было ничего от искренности. А их совместные счастливые воспоминания и вовсе были слишком далёкими, извращёнными и относились ко временам, которые он всеми силами старался забыть. В любом случае он так и не сдвинулся с места. Даже при угасшей неприязни к сестре и всём своём необъяснимом дружелюбии к бывшим врагам, Ято не смог заставить себя это сделать. Он лично и по собственной воле отобрал у Хииро имя. Едва ли она будет рада его внезапно вспыхнувшим чувствам. — Я знаю, нас обоих использовали. Он — хороший манипулятор, ничего не скажешь. Но все решения всё равно принимал я сам, пусть даже и на эмоциях. Да и это, — когда бог наконец-то вновь услышал голос своего ведущего, тот прикасался к своему плечу, где находилось его новое чужое, но такое же треснутое имя, — не конец света. Так что на тебя я точно не злюсь. Когда Ято окончательно пришёл в себя, даже снегопад уже закончила, а Юкине во всю стряхивал с одежды Хииро накопившийся снег, и даже поделился с ней своей курткой. Она, видимо, решила не отставать и тоже начала отряхивать его волосы. Да так неудачно, что снег, попав на голую шею, мигом растаял, превратившись в ледяную воду, ем самым вызвав возмущенные громкие, но такие привычные крики раздраженного Юкине. Хииро, глядя на это зрелище, сначала неловко извинилась, а затем, когда еë совсем не услышали, так и продолжила смотреть с едва заметным волнением. Что до Ято, то ему эта картина в общем показалась уж слишком забавной, чтобы он смог удержаться от смешка, чем вызвал немедленную реакцию своего ребëнка. — Эй! Ты чего там смеëшься?! — гневно воскликнул подросток, — помог бы лучше! Здраво решив, что от его мокрой спортивной кофты толку не будет, Ято сделал то, что любил делать всегда — накинулся на сына с очередным удушающе тëплым объятием, вызвав ещё больше криков. Даже его сестра к этому моменту поняла, что ругается Юкине не всерьёз, и на её лице заиграла простая умиротворëнная, но немного грустная улыбка. Его ребëнок, заметив еë, быстро вырвался из его хватки и немедленно повторил всё тоже самое с его сестрой. — Я не злюсь на тебя, правда, не злюсь. Только рад, что ты в порядке, Хииро. — Я тоже рада за тебя, Юкине, — непривычно мягко сказала она, прикрывая глаза. Улыбка на еë губах стала более радостной, а на щеках выступил лëгкий румянец. Всё, что Ято чувствовал было необъятной родительской гордостью за свой любимый священный сосуд. За то, насколько он вырос, каким добрым и сильным человеком стал. И вместе с тем болела грудь, сердце ныло от того, что прежним невинным ребёнком он никогда больше не будет, от того, что он — его бог и отец — не сделал достаточно, чтобы спасти его раньше. О чём говорили они ранее и к чему пришли, так и осталась для Ято загадкой, но главное, что сейчас он точно был не против общения Хииро и Юкине. Правда, один вопрос, на который узнать ответ хотелось прямо сейчас, у него всё же был. — Эй, что между вами произошло, пока меня не было? — немного встревоженно спросил он. Чего Ято точно не ожидал, так это яростного смущения на лицах обоих резко оторвавшихся друг от друга шинки. У бога помутнело в глазах. Он то наделся, что тот поцелуй был единоразовым оружием и ошибкой соответственно. Но если подумать: симптомы, которые он испытал после наречения Казумы были больше похожи на те, что были после дня рождения Юкине, чем на обиду от предательства и попытки узнать своё прошлое, случившиеся позднее. Реакция была мгновенной. — Нет, не отвечайте! Я не хочу знать, — театрально воскликнул бог, размахивая руками и мотая головой, чтобы изгнать возникшие там образы. — Ты чего там себе надумал?! — воскликнул Юкине, — не было ничего, извращенец! Я просто присматривал за ней, когда её бросили. Ты бы знал, если бы сам не ушёл! — Больше не уйду, — твёрдо решил Ято, прервав чреду возмущений, — обещаю. — И секретов тоже больше не будет? — серьёзно спросил его ребёнок после продолжительного молчания. — Не будет, — какие уж тут ещё могут быть секреты, когда все самые страшные уже всплыли наружу, чтобы разрушить им жизнь. Ято не представлял, что может быть хуже, но, если они когда-нибудь до этого дойдут, его ведущий будет первым, кому он расскажет всю правду. Снова потерять его доверие он себе позволить не мог. Юкине вытер выступившие слёзы, и бросился к нему на шею, сжав спину и радостно уткнувшись плечо. — Надеюсь, — сказал шинки, и это самое близкое к «верю», что Ято мог бы сейчас получить. Бог ответил на объятие своего ребёнка, взъерошил его волосы и наконец заметил, как сильно тот замëрз и покрылся мурашками, несмотря на его постоянные движения и громко бьющееся сердце. Хииро пусть и стояла в куртке, ее голые ноги насквозь выдавали ее окоченение. — Здесь жутко холодно, — сказал он, так и не почувствовав холода, но обращаясь к обоим членам семьи, — давайте вернёмся домой. Может быть, его связь с Юкине была куда крепче мимолётных воспоминаний о старшей сестре, но это не повод оставлять её одну на произвол судьбы. Только не сейчас, когда он наконец понял, что Хииро такая же жертва Отца, как и он сам. Не сейчас, когда она сама в полной мере осознала, что что даже их отец, которого она так преданно любила, лишь использовал её, а затем и выбросил на его глазах. Не сейчас, когда ей больше некуда идти. Хииро может относиться к нему, как угодно, пусть с ненавистью или презрением, но здесь и сейчас заберёт её домой. Интересно, будут ли Кофуку и Дайкоку против ещё одного жильца в их доме? Только Ято хотел протянуть ей руку, как в небе раздался оглушительный вой. — Мы нашли их! Стоило только моргнуть, как их троих уже окружило небесное войско, во главе которого сияла владычица Такамагары. Ято невольно вскочил, сжав кулаки и стиснув зубы: два предыдущих призыва этой армии не кончились для него ничем кроме личной трагедии, и он не позволит этому случиться снова. Но вспышку гнева пришлось подавлять: присутствие Аматерасу немного успокаивало — в конце концов, у него с ней договор. Может быть, она просто хотела убедиться в его соблюдении, едва ли события в этой абсурдной Стране были видны её глазу. — Маг мёртв. Он больше не воскреснет, — громко и сухо заявил Ято, обратив все взоры на себя. Хотя он и не успел до начала Оохараи, как обещал, всё равно сделал больше, чем Небеса за последнее тысячелетие. Его часть сделки выполнена, и этого должно быть достаточно, чтобы войско ушло с миром. Но Аматерасу молчала. Все остальные слепые и мерзкие боги — нет. — Нам это известно, идиот. Мы пришли за шинки! — Они опасны! От них нужно поскорее избавиться! — Или заключить в коробку! Ввиду последних событий, истощивших тело и разум, до Ято не сразу дошло, что они имели ввиду — в конце концов, кроме него и его семьи здесь никого не было. Но Юкине вздрогнул, и даже Хииро отшатнулась в его сторону, и Ято немедленно дал себе внутренний подзатыльник, приводящий в чувство. «Хагуса» — всё ещё выжжено на плече его ребёнка, «Мизучи» — единственное оставшееся имя его сестры. Отец не просто запятнал их своими именами, он использовал их обоих, чтобы восстать против Небес. И даже перед смертью не был способен хотя бы на один хороший поступок — имена, что он дал останутся навсегда. А нора и бывшая нора, принадлежащие магу, в глазах Небес одинаково не заслуживали прощения. — Нет! — оглушительно закричал Ято и вышел вперёд, заграждая шинки. — Я не позволю вам! На этот раз здесь нет никого, кто мог бы ему помочь, никого, кто мог бы предложить обряд поручительства. Он больше не мог надеяться на помощь друзей и должен был быть сам в состоянии защитить Юкине и Хииро. Но даже если он призовёт Секки, они проиграют. Богов вокруг с оружием в руках слишком много, все они настроены агрессивно, воинственно, и не выглядят потрёпанными. Они с Юкине здесь одни и уже порядком измотаны, не говоря уже о том, что Аматерасу могла бы лишить его имени в мгновение ока, как и сделала это с большинством имëн его сестры. Это не тот риск, на который он мог бы пойти. Хииро тоже могла бы себя защитить, но её способности, как и любое сопротивление будет расценено за оправдание их глупого приговора. Если он войдёт в состояние арамитамы, результат будет тем же. Побег внезапно показался лучшим вариантом, но куда можно сбежать от всевидящего олицетворения Солнца? Ему нужно было потянуть время. — Орудия мага такие же испорченные, как и он сам! Если ты защищаешь их, то ты такой же предатель, как они! — Верно, он же тот самый бог, разрубил Небеса. Всё-таки он предатель, его не следовало прощать. — Разве рядом не его священный сосуд? — Значит, нора, да ещё и мага. Какая мерзость. — Может, он и вовсе заодно с магом? На суде он просто пытался нас запутать. Ято услышал яростное рычание Юкине, когда оскорблять начинали него самого. Краем глаза проверяя его, он отчасти ожидал увидеть форму волка, но заметил потемневшие волосы, кошачьи уши и когти, а ещё эти странные чёрные нити. И Хииро, которая немедленно бросилась к нем, осознав все риски, но и ней самой проступили змеиные черты. Его сын вновь прислушался к просьбе его сестры, и они оба быстро обратились обратно, но ущерб уже был нанесён. — Ваше величество, вы видели: чёрная сеть дело рук мальчишки, а девчонка — та самая нора! Заберите их имена и повесьте на них колокольчик! Его прошиб холодный пот, когда он вспомнил, что означает выражение «повесить колокольчик на шинки». Единственный вид наказания, который уготован орудиям тех, кто восстал против Небес. Он помнил боль своего тела, взрывающий шквал скрипов окровавленных пальцев и неистовых криков. Он содрогался от мысли, что Юкине вообще там был, пусть даже и недолго. Он не хотел себе представлять как, кто-либо вообще мог оказаться там снова. Но жуткие образы сами всплывают в голове — маленькая тёмная коробка, полная отчаяния: Юкине, уже побывавший там, один на один с худшими кошмарами прошлого и настоящего, и Хииро, обречённая на вечное одиночество с единственным именем, которое возненавидела. И он — с пустотой в душе и на коже, не способный почувствовать их. Живой снаружи и мëртвый внутри. Ято был в ужасе. Он не пожелал бы этой участи даже врагу — о его семье не могло идти и речи. — Почему ты молчишь? — прошипел Ято, обратившись напрямую к правительнице Такамагахары, — я выполнил уговор. Ты не имеешь права причинять вред моей семье. В глубине души он отругал себя за выбор слов: только не за обращение на ты или дерзость приказывать ей, а за упоминание семьи. Понимает ли такая возвышенная, оторванная от мира богиня, как она, вообще значение этого слова? Вероятно, нет: у неё были отец и мать, много братьев и сестёр, главных из которых давно изгнали с Небес или убили. Чего только стоит случай с Эбису. Но внешне он остался уверен в себе и устрашающе зол — с потемневшими глазами и чёрной аурой вокруг себя, он едва сдерживался, чтобы первым не начать атаку. Ято ненавидел это сборище, едва ли меньше, чем Отца. Или они уйдут с миром, или, если хоть пальцем тронут Юкине или Хииро, потеряют большую часть своего отряда. Ято пришëл в себя, только когда с обеих сторон почувствовал крепкую хватку сына и сестры. Он не совсем понимал, хотели ли они его остановить или искали защиты. Но Хииро держила его также крепко, как и Юкине, и он приобнял их в ответ, переводя дыхание и усмиряя ауру. Пока они рядом, пока Ято чувствовал их тёплое дыхание и звонкое сердцебиение, он всё ещё мог контролировать себя. Аматерасу подняла руку, и наконец шквал отвратительных голосов прекратился. А затем раздался её собственный властный и монотонный голос: — Бог Ято убил Небесное Бедствие, как мы и договаривались. Он и все его шинки совершили великий подвиг, заслужив полное прощение. Широ, что нанесла последний удар, была искажением непризнанного мира, и в награду за её смелость ей будет позволено продолжить жить, как человек. Значит, Хиëри выжила и будет жить дальше, — понял Ято и вместе с Юкине и Хииро одновременно с облегчением выдохнул. Но если бы пару часов назад это решение успокоило Ято, сейчас этого недостаточно. — Что насчёт Хии… Мизучи? — с опаской, но всё такой же требованием, спросил Ято. Она посмотрела на неё с безразличием, но даже оно словно прожигало шинки изнутри. Он чувствует, как Хииро задрожала от её внимания, и прижал её к себе сильнее. — Если такого твоё желание, бог Ято, то Хииро может снова остаться с тобой. Предложение звучит несвязно, но бог подсознательно понимает его суть. — Правда? — в один голос звучит не верящее восклицание брата и сестры. Дать имя второй раз одному и тому же шинки один и тот же бог не может, — это общеизвестное правило, закон, который казался более нерушимым, чем запрет на возвращение из Ёми. Но Небесная владычица предлагает это так естественно, и в ответ на его вопрос в воздухе сияет знакомый ииероглиф. И после всего театра абсурда, что устроил в мире их отец, Ято наконец-то чувствует себя немного счастливым. Он смотрит сначала на сестру, и когда она кивает с улыбкой на лице, а затем переводит взгляд на сына, и он отвечает им тем же. — Это здорово! Ято кивнул Аматерасу, и имя тут же оказалось на шинки. Божественным чутьём он ощутил появление связи, такой же пустой, как с Юкине сейчас, как и самой Хииро ранее. Но здесь и сейчас это не имело никакого значения. Они были обе, целые и невредимые, а это главное. Пустой трёп остальных богов, он уже спокойно пропускал мимо ушей. — Но Ваше Величество! Они же убили столько наших богов и шинки. Это непростительно! — Это всё, что я хотела сказать богу Ято. Мы уходим. И они действительно ушли, также внезапно, как и появились, не оставив после себя ничего кроме успокоения, имени и оглушительной радости. По улице прокатился общий раскатистый смех, и Ято с новой силой и уверенностью принялся обнимать своих шинки. — Эй, Ято, задушишь же, прекрати! — снова раздалось недовольное ворчание его ребёнка. Только это не остановило его от желания больше показать свою привязанность, так что он быстро приключился на их волосы. Да так энергично, что даже Хииро не выдержала и оттолкнула его землю, под ещё более звонкий смех Юкине. Ято упал в накопившийся снег, и забыв обо всех своих бывших волнениях, полностью отдался моменту, создавая снежного ангела с яркой улыбкой. Ято понятия не имел, в каком на самом деле состоянии была Хиëри, помнила ли она его, что они будут дальше или как будет объяснять всё случившееся друзьям, но в какой-то степени его это не волновало. Прямо сейчас он и его оба его шинки были абсолютно счастливы, и этого хватало, чтобы продолжать жить и наслаждаться ею.